Анорексичка

      Омерзительная трель будильника оглушила тишину утра, Юнги накрылся с головой одеялом, пытаясь отгородиться от раздражителя. Но звук только нарастал, стимулируя его нервы, и он в слепую начал ощупывать руками кровать. Тело, всё ещё не проснувшееся, было крайне неуклюже и заторможено, что найденный под подушкой телефон скатился на пол, залетая под кровать.       — Блять… — Юнги сонно разлепил глаза, выражавшие собой гибель всего народа, тут даже ковчег Ноя не спасёт. — Просыпайся, твою мать! — Юнги повалился лицом вниз в подушку, одаривая сильным пинком виновника раннего пробуждения.       Намджун будто и не слышал никакой сирены вокруг, видя самые сладкие сны, находясь сейчас очень далеко, не здесь. Даже пинок в бок не сработал, он лишь издал что-то нечленораздельное, но так и продолжил спать. Юнги внутренне уже орал во всю глотку, он ненавидел утро, а тем более будить кого-то, и проклинал того, с кем делил кровать, точней его первую пару.       — Джун-и… — недовольное бормотание и следующий пинок в бок. Намджун спал богатырским сном, промычав, и повернулся в другую сторону, к стене; разрывавшийся будильник его никак не смущал. — Намджун! — третьим пинком он скинул его с кровати.       От громкого и болезненного столкновения с полом Намджун резко вскочил, но, всё ещё не до конца просыпаясь, не понимающе озирался по сторонам. Тут его накрыло, и он поморщился от противного, оглушающего звука, заползая под кровать и выключая будильник. Время показывало семь утра. Скрипя сердцем, чуть ли не хныча, он поднялся с пола. Голова болела адски, во рту была Сахара, да и чувствовал себя, как после перекрутки в блендере.       Юнги уже успел провалится в сон, и Намджун подумал, что не будет страдать один. Он осматривал соблазнительную белоснежную спину, скользя взглядом вниз, к границе одеяла, прикрывавшей низ. Солнце, прорывавшееся сквозь тонкие занавески, красиво играло на коже, освежая её, создавая ощущения свечения.       — Доброе утро, малыш, — Джун касался горячей кожи спины короткими поцелуями, от прикосновений закопошились и недовольно пробурчали, пытаясь увильнуть от них. Намджун был упрям и принялся за шею.       — Иди на хуй, Джун, — Юнги пытался вяло его оттолкнуть, но было слишком лень. Спать хотелось неимоверно. Вчера они отрубилась только к трём утра, пока не выпили все запасы пива в доме. — От тебя воняет, уйди на хрен.       — От тебя тоже не розами пахнет, солнце. Как насчёт завтрака?       — На нижней полке есть рамён, — Мин чувствовал скользящие длинные пальцы по своим позвонкам и рёбрам, отчего покрылся мурашками и волосы на затылке встали торчком.       — М-м, я хочу десерт, — хриплый и божественно-низкий голос Намджуна с утра всегда сводил Юнги с ума, что он невольно выдохнул, вмиг пробуждаясь от горячего шёпота, обжигавшего шею.       Он резко вобрал воздух, когда почувствовал ворвавшиеся пальцы. Джун оглаживал мягкие ягодицы одной рукой и второй просовывал глубже пальцы и ухмылялся тому, как парень сжимал их внутри себя. Он скинул осточертевшее одеяло на пол для лучшего обзора, с удовольствием наблюдая, как два пальца поглощает влажная дырочка.       — Тут ещё осталось со вчера, будешь? — хрипло произнёс Намджун, чувствуя возбуждение и участившиеся дыхание. Он раскрыл большими пальцами дырочку, давая вытечь белёсой жидкости, размазывая её сильней.       — Отвратительно, — отозвался Юнги, краснея до ушей и утыкаясь в подушку, чувствуя, как стекает жидкость, щекоча кожу, спускаясь мокрой дорожкой по мошонке на простыни.       — Ты ведь сам просил меня кончить в тебя.       Юнги покраснел гуще, чувствуя тепло и на своей шее. Он приподнял задницу, поддаваясь на встречу пальцам, глубоко движущихся в нём, чувствуя дрожь по телу от задетых чувствительных точек. Член уже стоял, тело само на волне каких-то инстинктов двигалось назад и вперёд, трясь о простыни. Мин выгнулся сильнее, выпячивая зад, пытаясь насадиться глубже, прося большего.       — Прости, малыш, но давай совместим полезное с приятным и продолжим в душе? — Намджун легко его приподнял, тот сразу обвил его ногами, прижимаясь как можно тесней, от трения обнажённых тел он громко выдохнул. — Чёрт, ты сводишь меня с ума, малыш… — чуть не сталкиваясь со стенкой, пробормотал Намджун в изгиб его шеи, еле себя сдерживая.       Юнги про себя думал, что никакой он ему не малыш и, вообще, он старше его на два года. Но сейчас его мозги, кажется, вытекли из одного места, которое сейчас очень хотело внимания к себе.       Они стоят вдвоём у зеркала с мокрыми после душа волосами. Намджун наспех чистит зубы, второй рукой сушит волосы.       — Я опаздываю! — протараторил Намджун, сплюнув мятную пену в раковину. Рядом стоял Юнги, медленно и неспешно брил лицо, зажав между губ косяк и окунаясь в блаженную негу после утреннего секса и хорошей травы. И эта безмятежность бесила Кима, он тут мечется и спешит, а парень даже не думает ему помочь высушить волосы.       Утром он всегда бреется, покуривая косяк и пользуясь пеной для бритья Намджуна, потому что своя скатилась за стиральную машинку — доставать лень, пусть она там и месяц валяется. А Намджун всегда опаздывает в свой выпендрежный университет по своей же вине, но он упорно стоит на том, что нефиг спать голышом.       В их отношениях всё идеально, как считают оба. Не смотря на постоянные скандалы. Юнги — он не девочка, вот совсем, он брутально пьёт айс-американо и смотрит футбол с пивом вместе с Намджуном. Готовить не умеет, как и держать дом в порядке. Ему не нужны ни цветы, ни походы по кино и ресторанам, они даже из дома толком не выбираются, иногда получается в клуб, но это всегда заканчивается плохо. Намджун из тех людей, что после приличного количества выпитого становятся буйными, это выражается в сексе, либо в неконтролируемой ревности и агрессии. Кто-то не так посмотрел на него или Юнги, а «вот этот мне вообще не нравится». Иначе говоря, он становился полной скотиной. И они решили, что лучше пить дома, во избежании публичных скандалов.       Юнги нравится мужикам. И Намджун ему об этом часто напоминает, точнее орёт в очередном приступе собственничества. Они западают на женские ноги, тонкие запястья и лодыжки, изящные красивые руки, бледную кожу и миловидную мордашку. Но. Всё это до того, как он открывает рот и не кроет их матом. Юнги строптивый, и характер сложный, и если бы он был немым, то у него был бы целый вагон дрочеров и маленькая тележка.       Намджун бесит неимоверно своей философской мозгоеблей, хипстерскими замашками и своим блогом про эстетику. Юнги глубоко пофиг на модные выморочки. Закатанные над носками или вкатанные в носки джинсы — клал он большой и толстый, но глаза закатывает с завидной регулярностью от всего этого. Намджун орёт направо и налево про равенство, морально-этические принципы, но сам мудло редкостное. И это его лицемерие тоже бесит, но Намджун клёвый, классный, умный, красивый и вообще самый лучший мудлище на свете.       У них просто молодость из жопы прёт, и они не в состоянии контролировать свои эмоции, банковский счёт и жизнь в целом. Они не взрослые совсем, вот нихуя, проблемы предпочитают решать не мирно и дипломатично на кухне за столом, с остывающим чаем, а по-своему. Кулаками. После они яростно целуются, с расквашенными в кровь лицами и трахаются, как животные. Но они молоды и им всё можно.       Намджун наспех одевается и по пути к выходу бросает Юнги:       — Я буду к девяти, там в клубе опять херня какая-то, вроде собрание насчёт выборов, — он уже стоит у порога, зашнуровывает кроссовки. Волосы в небрежном порядке, кое-где ещё мокрые, кофта помята, а джинсы вчерашние, под руку попались. — Будь дома, пожалуйста.       — Мне ждать тебя как примерная жена с горячим ужином? — он подходит к Джуну кошачьей походкой, обвивая вокруг него руки, и тычется носом в грудь.       — Было бы неплохо.       — Не-а, я иду к Чонгуку, у них там…       — Вот не надо вот этого, — Ким его резко прерывает и меняется в голосе. — Никаких Чонгуков и Тэхёнов, они опять тебя затащат по своим гей-тусовкам.       — Значит, тебе можно таскаться по студенческим тусовкам, а мне по своим — нет? Ты хочешь запретить мне общаться с моими друзьями? А вот иди ты на хуй, Ким Намджун! Ненавижу твои долбанные сцены ревности! — Юнги смотрит злостно, глазами режет, пытается убрать руки и убраться отсюда обратно в тёплую кровать, но Намджун не даёт этого сделать, перехватив руки.       — А ты бы мне поводов не давал! — в таком же тоне говорит Намджун. От такой предъявы Мин давится воздухом.       — То есть, по-твоему, я иду, на всех вешаюсь и задницей о хуи трусь?! Ты это хочешь сказать? — Юнги злостно вырывает руки и возвращается в спальню, не дождавшись ответа. Намджун идёт за ним, не сняв уличную обувь.       — Вчера я у тебя нашёл салфетку с номером телефона официанта из бара Чонгука!       — Ой, да лежала бы она там хоть год! Я не собирался звонить ему! — Юнги отрыл свою пачку сигарет и нервно закурил, стараясь не смотреть на него, потому что он ему врежет. Как профилактика от его тупости, и плевать, что у него айкью сто сорок восемь.       — Ты ведь сегодня опять собрался к чертовому Чонгуку, небось, с официантом встретиться? — говорит Намджун, подходя ближе и всматриваясь в лицо. И получает в лицо сигаретный дым.       — Ты себя слышишь вообще? У тебя паранойя, твою мать! Я даже его имени не знаю.       — Югём.       — Что?       — На салфетке прочитал.       — Да похую, Югём не Югём. Ты псих.       Намджун подходит на шаг, оказываясь слишком близко, касаясь губами его лба, Юнги напрягается и улавливает запах ментолового геля для душа. Ким зарывается пальцами в его мокрые волосы и целует в висок слишком бережно.       — Не я виноват, что так одержим тобой.       Юнги обнимает и утыкается ему в шею, выдыхая. Он не хочет с ним опять ссорится. Но это не всегда удаётся. Как ему вдолбать в голову, что он до безумия его любит? Они и никогда не говорили друг другу слова любви, и Юнги, если честно, не совсем уверен в его чувствах, а одному лохануться не хочется. У Мина на лбу всё написано, но это видят все, кроме Намджуна.       — Я не заставлял тебя, если хочешь — катись, — говорит он это совсем не злобно, а просто устало. Намджун ничего не говорит и прижимает ближе к себе.       Когда знакомился с Юнги, Намджун чувствовал, что с ним будет сложно. Он слишком сильный и независимый, а Намджун хотел бы, чтобы он нуждался в нём и был зависим от него, чувствовать, что важен ему. Ему хотелось быть таким же, как он, уметь быть самим по себе, иметь свои стойкие убеждения, идти против течения. Намджун лишь выгораживался своими громкими высказывания, наградами за олимпиады, престижным вузом, заумными цитатами о смысле жизни. Но он был слаб, слаб внутри, что грешил такой низостью, как зависть. Намджун тихо завидовал силе Юнги, но всеми фибрами отрицал это. Ведь парень в его руках такой хрупкий, но обладает такой силой — он и сам об этом не подозревает. Намджун не может, как он. Он зависим от денег родителей, от статуса в обществе, даже от Юнги.       Первую пару он прогулял.

***

      Юнги лежит у себя дома на потрёпанном диване и выпускает в потолок клубы дыма. Он чувствует холодные капли на своём обнажённом животе.       — Упс, — как-то заторможенно реагирует Тэхён и слизывает капли пива с живота друга, глупо улыбаясь.       Мин вообще ни черта не знает, почему он лежит голый на диване с полуодетым Тэхёном, а по телику идёт Бриджит Джонс. Да и вообще, сейчас думать — это последняя его функция. Шмаль Тэхёна классная, его драгдилер никогда не подводил. Он застыл взглядом на радужном флаге на стене напротив, освещённой гирляндой, висящей на той же стене. А вообще, у них уютная квартирка. Правда, диван тесноват для большой компании, тут и для двоих-то тесно, а для длинноногого Джуна тем более.       — Увидел бы нас сейчас Намджун, он бы вскипел и, как ракета, запустился в космос! — говорит Тэ с тупой дикцией, смешно удлиняя гласные на концах слов. От этого предположения они оба давятся диким ржачем, больше смеясь не от сравнения с ракетой, а от собственных голосов, кажущихся сейчас мультяжными.       — Я сейчас рожу, прекрати ржать! — пытается отдышаться Юнги, но смеётся с новой силой от смеха Тэхёна.       Они курят гашиш, обкурив, наверно, всю квартиру.       — Блин, мне на работу через час, а я под кайфом, — лениво бормочет Юнги куда-то в шею Тэхёна. И он сам не знает, как он оказался сидящим у него на коленях.       — У тебя глаза краснющие! — говорит Тэхён, оттягивая веко Мина, смотря на красные белки и расширенные зрачки.       Всё пространство плывёт каруселью, а цвета кажутся какими-то нереально яркими, всплывают оттенки, которые он никогда ранее не различал. Он опять не знает, как уже оказался сидящим на диване, а гашиш уже скурен. «Надо меньше курить», — думает он, когда видит Тэхёна, сидящего между своих широко раздвинутых ног. Он тупо хихикает с того, что друг делает ему минет. И от мысли того, что сейчас может вернуться Намджун в любую секунду, чувствует возбуждение. Юнги сейчас слишком обкурен, что мозги плавятся и вытекают из ушей, а Тэ сосёт слишком профессионально-проститутски. Юнги думает о Намджуне и лениво трогает своё тело, как бы это делал он. Поглаживает свою грудь и стонет, когда зажимает соски, спускается вниз и сжимает с силой свою задницу. Его член глубоко в глотке друга и от этого ему сносит крышу, он выгибается дугой, вводя пальцы и трахая себя ими, толкаясь в мокрый рот. Тэхен гортанно стонет с членом во рту и быстро себе дрочит, чувствуя приближающуюся разрядку.       — Я хочу взять в рот, Намджун… — сладко тянет Юнги, выглядя сейчас с широко расставленными ногами и влажной задницей, как последняя шлюха. И он ни черта не разбирает, кто перед ним, ему хорошо, и в глазах плывёт.       Они лежат на ковре в гостиной, в позе шестьдесят девять, и сосут друг другу, как голодные сучки, у которых не было секса месяца два. Юнги зажимает чужой член в руке, жадно скользя влажным языком по набухшим венкам, и задней мыслью думает, что он как-то по другому лежит в руке. Но все мысли вытесняет Тэхён, глубоко его заглатывая. Юнги кончает ему в глотку с его членом в руке. Тэ дальше сам себе додрачивает, кончая на ковёр.       Тэхён позже идёт домой, небрежно одевшись и оставив свой носок. После его ухода сразу возвращается Намджун с универа. Он видел, в каком состоянии вышел отсюда Тэхён, и врезал ему на всякий случай. Зайдя в дом, Джун видит Юнги, стоявшего на коленях и упиравшегося на диван, в попытках встать с пола. Намджун вмиг сокращает расстояние и резко дёргает на себя, вынуждая встать.       — Ты, блять, укурен до ужаса! — кричит Намджун, всматриваясь в его лицо, а тот лишь улыбается по-дебильному и тянется за поцелуем. Ким трогает его чувствительный после недавней эякуляции и невысохшей спермой член, отчего Мин громко стонет.       — Вы что, трахались с ним?! — Намджун зло смотрит на него, сжимая его плечи до синяков, стараясь вытрясти ответ.       — С кем? — глупо хлопает глазами и всё тянется целоваться. Намджун бьёт кулаком по лицу, отчего он валится на пол.       — Больно… За что, блять? — мямлит Юнги и пытается встать, но ему не дают, пригвоздив к полу.       — Ты с ним спал? — Ким громко дышит через нос и пытается сдерживать себя, чтобы не размазать по полу.       — С кем?       — С сучим Тэхёном, блять! — орёт ему прямо в лицо, сжимая руки.       — Так это не ты отсосал мне? — и за секунды по глазам Джуна пробегается тысяча эмоций, и он даёт им волю, выплёскивая на него.       Юнги стонет от боли в лице и сплёвывает на пол кровь от разбитой губы. Намджун переворачивает его на живот, вжимая лицом в жёсткий ковёр, и врывается в сухую, сразу во всю длину, вызывая вскрик боли. Он сейчас на эмоциях и пытается выплеснуть всю злость на Юнги, двигаясь грубо, как можно резче, стараясь не касаться чувствительных мест, чтобы причинить как можно больше боли. Парень под ним скулит, скребёт по ковру и весь сжимается, будто становясь меньше. Намджун грубо и сильно втрахивает в пол, хватая за волосы и оттягивая назад, заставляя выгнуться и кричать от боли. С Юнги брызжут слёзы, в глазах видны искры звёзд, задница адски жжёт, кажется, его порвали. Он беспомощно хрипит, плачет навзрыд и пытается стерпеть боль по всей нижней части. Намджун вгрызается ему в плечо до крови, оставляя кровавые следы зубов, будто крича — моё.       Джун обессиленно валится ему на спину, с выступившим потом, и гладит бёдра. Юнги продолжает плакать и дрожать всем телом, как запертый в морозильной камере. По ногам неприятно стекает кровь, смешанная с спермой. Ему отвратительно-паршиво и больно.       — Прости… Прости меня, — тихо говорит Намджун, тычась лбом ему в позвонки, зацеловывая свежий укус на плече, слизывая кровь.       — Да пошёл ты! — кричит охрипшим голосом Мин, тыча его локтем и попадая в голову. От резких движений всё тело ноет нестерпимой болью, и он опадает обратно лицом вниз.       Намджун виновато смотрит и медленно встаёт на ноги. Юнги слышит скрежет молнии брюк и бренчание ремня, позже и тихие шаги. От хлопка двери он содрогается в громкий рыданиях, сворачиваясь на полу в клубок, искусывая губы до крови. Если ему было больно, когда он его изнасиловал, то сейчас, когда он ушёл, ему больней в десять раз сильней, что хочется пилить вены или глотку. Он даже не знает, что ему делать. Побежать за ним и упасть в ноги, как собака, или найти пушку и завалить его. Но он скорей пристрелит себя, потому что чувствует себя брошенной и использованной паскудой, он даже на ноги сейчас не встанет.       — Сука… — Юнги касается себя между бёдер и смотрит на кровь на пальцах.       Когда Намджун возвращается домой, то находит его в том же положении, что и оставил. Юнги так и заснул на полу, весь прозябнув и свернувшись в комок. От этой картины сердце Намджуна сжимается и колет частотой в миллисекунду, если честно, он хочет его вырвать руками. Он поступил как мудак. Ким садится на колени перед ним, поднимая его на руки и прижимая к себе.       — Прямо сцена Девы Марии и умирающего Христа на её коленях, — спокойно говорит Юнги, разлепляя опухшие веки. — Ну и рожа у тебя. Выглядишь, как обиженная сучка.       — Прости меня… Я не хотел…       — Вытрахать из меня душу? — перебивает его парень и смотрит с укором.       — Я серьёзно, Юнги, прости меня. Я не хотел причинять тебе боль.       — Ты, блять, изнасиловал меня и бросил тут валятся, как половую тряпку! Хоть бы одеялом накрыл, мудак!       — Я ходил в аптеку… Прости, надо было теб…       — В аптеку? — Юнги изумлённо на него смотрит и замечает, что тот, и вправду, ходил в аптеку, видя рядом пакет с медикаментами.       — Я порвал тебя и хотел как-то сгладить вину.       Юнги разразился громким хохотом, но вскрикнул от приступа боли, хватаясь за Намуджуна. Тот обеспокоенно его перенёс в ванну.       — Не хочу в воду, задницу будет печь адски, — капризничал Юнги на его руках.       — Но её нужно промыть и намазать мазью.       — Что ты сказал в аптеке? — ухмыляясь, спросил парень, заглядывая в виноватое лицо и противясь желанию поцеловать его. Для приличия нужно хотя бы побыть в обиде, чтобы неделю точно носили на руках.       — Даже не спрашивай, — Намджун всё же набирает ванну и бережно его туда отпускает.       — Вот почему ты был так долго.       — Ты подумал, я ушёл? — осторожно спросил Джун, заглядывая в глаза и неосознанно оглаживая его спину ладонью.       Юнги не ответил, демонстративно отвернувшись, но в скоре зашипел от боли. От воды жжение усилилось, он вцепился в бортик ванны. Пытался думать о щенятах, сахарной вате, о чём угодно, лишь бы не о боли в своём анусе.       — Встань на четвереньки, пожалуйста, я промою рану, — попросил Намджун, помогая ему встать в коленно-локтевую. Юнги ухмылялся, видя блеск желания в глазах и подрагивающие руки. Намджун ничего не мог поделать с собой и своей физиологией, ненавидя себя за этой. Но мокрый от воды Юнги на четвереньках заставлял его реагировать. Потом он вспоминает, что только что изнасиловал этого человека, и волна вины затмевает возбуждение.       — Ты редкостное мудлище.       — Я знаю. Прости.       Намджун промывает ему между ягодиц слабой струйкой душа, после чего берёт его снова на руки и относит в спальню. Юнги бы даже радовался этому, как тупая тринадцатилетка, но слишком жжётся в низу. Его аккуратно укладывают животом вниз, как самый дорогой антиквариат, и бережно вытирают полотенцем. Он слышит шуршание пакета, затем вздрагивает от холодных пальцев, коснувшихся его.       — Это мазь, всё в порядке, — успокаивает Намджун, аккуратно, стараясь причинить как можно меньше боли, размазывает белёсую густую мазь по колечку мышц. Юнги шипит в подушку, сжимая в кулак одеяло.       После он даёт ему обезболивающие таблетки и, накрыв одеялом, ложится рядом.       — Ты злишься на меня? — тихо спрашивает он, смотря на закрытые глаза напротив в полумраке.       — А ты как думаешь, мудак? Ты, блять, порвал меня. И не думай просить прощения опять, лучше иди сделай мне косяк, будет меньше болеть.       Он послушно приносит ему, поджигает и прикладывает к его губам. Мин блаженно затягивается, тело расслабляется, и ему уже не так больно или это таблетки начали действовать.       — Так ты переспал с ним? — не унимался Намджун, желая ответ на главный вопрос. Юнги ответил незамедлительно:       — Мы просто отсосали друг другу. Я был под кайфом и нихрена не разбирал, — спокойно ответил он, наблюдая за его реакцией. Ким шумно выдохнул через нос, явно сжимая кулаки под одеялом. — Если тебя это успокоит, то я представлял тебя.       — Только посмей поступить так ещё раз, чтоб у тебя член в его сторону не дёргался, — прошипел сквозь зубы, неожиданно оказываясь на расстоянии в сантиметр и не сильно сжимая его горло.       — А что, изнасилуешь опять? Ты в любой ситуации начинаешь махать членом, м?       — Боже, Юнги, ты невозможный! — кричит Намджун и вскакивает с постели, идёт курить.