Мы не будем друзьями

      — Где эта скотина шарахается? — я нервно смотрю на часы.        Илай опаздывает уже на час. А я в глубине души мечтаю сейчас, чтобы он по дороге в парк провалился в какой-нибудь канализационный люк, и чтобы его смыло ко всем чертям в Атлантический океан. Вряд ли, конечно, такая схема хоть немного приближена к реальности, но в моей личной вселенной всё именно так и происходит.       «Пусть он не придёт, пусть он не придёт», — шепчу я про себя, молясь неизвестно каким богам, потому что я вообще не могу представить эту ситуацию, как я буду это делать, как, блядь, я буду это делать.       Но вместе с тем я понимаю, что делать это мне придётся — другой идеи у нас нет, а если не будет видео — не будет и зачёта по проекту. Тогда проблемы будут не только у меня, а у всех ребят нашей группы.       Так что жертва готова, господа инквизиторы — ведите палача.       Но палач запаздывает, а в моём сердце теплится надежда, что Илай всё же слился горным ручьём по скалистому берегу моих слабых упований на высшие силы.       — Бля-я-ядь! — восхищённо свистит за моей спиной Миронов. — Охуеть не встать. Вот скажите мне, а кто бы не вдул?       Я поворачиваюсь и замираю в таком ахуе, в каком не был, наверное, никогда в жизни.       По аллее, по направлению к нам, идёт такая шикарная девчонка, что вслед ей не оглядывается разве что памятник Александру Третьему. Стройные ноги в светлых джинсах в босоножках на высокой платформе, что делают её ноги еще длиннее, розовая рубашка оттеняет не менее розовые губы. Да и вообще весь макияж на её лице сделан, по меньшей мере, в модном салоне, потому что ей сигналят проезжающие машины, а птицы падают замертво.       Она же, вообще не обращая ни на кого внимания, целенаправленно идёт в нашу сторону, и тут в моей душе начинают прорастать первые нехорошие подозрения.       — Заждались меня, о, гетеросексуальные мои друзья? — произносит девица с лёгкой хрипотцой в голосе, а мы все дружно, по-прежнему пребывая в состоянии полнейшей прострации, только и можем, что пялиться, да и, возможно, нечленораздельно мычать.       — Понятно, — снисходительно бросает Илай и спрашивает: — Сниматься сегодня будем или как?       Я беру себя в руки:       — Да тебя, по ходу, уже снимали недавно.       Фролов кривит презрительно рот и с издёвкой отвечает:       — А как же, и в хвост, и в гриву. Интересуют подробности?       — Меня интересует, когда мы уже начнём, чтобы быстрее закончить, — резко обрубаю я и поворачиваюсь к Миронову:       — Ты уже всё настроил?       — М-м-м, хочешь быстро закончить? — задумчиво повторяет за мной Илай и смотрит на Вику. — А как ты относишься к тому, что он любит по-быстрому?       Вика краснеет, а Фролов удовлетворённо усмехается.       Я смотрю на него, и во мне поднимается глухое раздражение:       — Ты в таком виде собираешься сниматься? Вот в этом шлюшьем образе?       Илья улыбается:       — Ты, родной, на этот шлюший образ чуть не кончил прямо тут, посреди парка. Так что сними с себя этот гомофобный вид, пока я не подумал, что ты хочешь меня задеть своими нападками.       — Илья, — примиряюще говорит Сафар. — В самом деле не совсем тот образ, что нам нужен.       — Да я знаю, — фыркает Фролов. — Просто я к вам с других съёмок, некогда было привести себя в другой вид. Да и не мог отказать себе в бесценном удовольствии, посмотреть на ваши лица. Сейчас мне подвезут кроссовки. Пара секунд, и я готов.       Он достаёт из небольшой сумочки влажные салфетки, зеркало и начинает аккуратно убирать краску со своего лица. Постепенно гламурная дива исчезает со сцены, Илья теперь вполне похож на парня, если бы не был так похож на девушку.       Тут к нам подъезжает какое-то существо с розовыми волосами на велосипеде, с рюкзаком через плечо.       — Витенька, детка, — капризным голосом обращается к нему Илай. — Ты слишком медленно ездишь на своём драндулете.       — Да я гнал изо всех сил, — оправдывается Витенька, заискивающе заглядывая Фролову в глаза. — Вот твои кроссовки.       Илья переобувается, отдаёт босоножки своему розоватому другу и смотрит на нас:       — Я готов. Хайпанём немножко?       Нашу с Викой сцену, где мы отчаянно ссоримся, мы снимаем достаточно быстро — всё продумано, роли расписаны, затруднений не возникает. Моё гневное решение найти кого-то тут же, в парке, потом быстрый шаг в сторону девушки, идущей перед нами и резкий рывок её за плечо к себе — тоже проходит без осложнений.       Глючить меня начинает после слов: «Выходи за меня», после которых тут же должен последовать поцелуй. Произойти это должно так быстро, чтобы ни я, ни зритель не успели рассмотреть лицо девушки.       Первый дубль.       «Выходи за меня»… Синие глаза Илая распахиваются мне навстречу, губы приоткрываются, а я стою напротив него с бьющимся в горле сердцем и не могу сделать ни одного движения… «Камера, стоп!»       Второй дубль.       «Выходи за меня»… Всего-то пара сантиметров, что мне надо преодолеть, чтобы просто прижаться к его губам, но эта пара сантиметров превращается в Гранд-Каньон, который не перемахнуть на одном дыхании… «Камера, стоп!»       Пятый дубль.       «Выходи за меня»… сразу «Камера, стоп!»       Десятый дубль.       «Выходи за меня»… Илай уже смотрит на меня с сочувствием:       — Слушай, я не могу сам это сделать. Это будет вне логики фильма. Он её повернул к себе, а она сразу впилась ему в губы. Это тебе не «Сумерки», детка. Тут придётся тебе самому напрячься. Что ты делаешь из этого проблему?       Хорошо ему говорить, для него-то вообще, как я понимаю, проблем в этом мире не существует. В каких он там у нас фильмах снимается? С каких он, интересно было бы знать, съёмок приехал. Чёрт!       — Ну слушай, — успокаивающе продолжает Илай. — Я же тебе предлагал порепетировать — ты отказался. Может, всё же отойдём за кустики?       Тут Фролов не выдерживает и фыркает.       — За кустики ты вон, с Витенькой своим иди, — вяло огрызаюсь я.       — Ревнуешь, сладкий? — ухмыляется Илья. — Не ревнуй, Витенька — это так, подай-принеси. Любит меня, что поделать.       — Слушайте, времени уже дохрена. Давайте уже снимем, что ли, эту порнуху, и по домам? — Генка раздражённо смотрит на часы.       Всё, надо взять себя в руки. Как меня учил отец? Если чего-то боишься, то делать надо сразу, пока страх не одолел тебя. Это как с обрыва в море. Главное — не думать. Ты бежишь и не даёшь себе возможности остановиться. Только не думать. Ни секунды на размышление — только тогда всё получится.       Это как прыжок с парашютом. Задумаешься и не сможешь сделать этот шаг в бездну. Ну же, соберись, соберись, мать твою.       «Выходи за меня»… и тут же, ни секунды, ни вздоха между словами и действием       «Выходи за меня»… и сразу же прижимаюсь к сухим губам, тут же раскрывающимся в ответном поцелуе. Сразу бросает в такой жар, что не выдержал бы никакой термометр, а губы мои сейчас — единственная эрогенная зона на всём моём теле. Мои пальцы уже путаются в длинных волосах, закручивают их в кулак — такое звериное удовлетворение накрывает меня от этого жеста, я слишком часто представлял себе это действие.       Нет, это не имитация поцелуя, подлец Илай и тут обманул меня. Это начало самого разнузданного порнофильма, потому что он всасывается в мои губы так, будто кайфует от этого не меньше моего. Его язык уже в моём рту, а мне даже мысль на ум не приходит, что надо оттолкнуть его, прекратить это безумие, остановить этот летящий на всех парах бронепоезд прямо в жерло вулкана.       Остановись, остановись… нет! Никогда не останавливайся!       Этому поцелую нет предела, он бесконечен во времени и пространстве, Илья прижимается ко мне всем телом, сжимает моё лицо в ладонях, а в моих лёгких уже заканчивается воздух, но мне плевать, потому что мне не хочется, чтобы он останавливался, чтобы мы вернулись сейчас из этого сюрреалистического полёта на постылую землю.       Но тут сам Фролов отстраняется от меня и смотрит мне в глаза каким-то до ужаса потерянным взглядом, каким взглядом смотрю я на него сейчас — этого я не знаю, но вид у меня, скорее всего, охуевший до неприличия.       Вокруг замерла в каменном невмешательстве наша команда… а мы по-прежнему одни в этой Вселенной, потому что я всё ещё обнимаю его, а он прижимается ко мне.       Первым в себя приходит Сафар, который шипит:       — Да отлепись ты, блядь, от него.       Я отодвигаю Илью от себя и отворачиваюсь от него. Позади нас стоит Вика с расширенными глазами от одной ей понятной эмоции и прижатой ко рту рукой.