Мы не будем друзьями

      Последние кадры мы снимаем в гробовом молчании, работы осталось на чуть-чуть, так что это занимает совсем немного времени — пара кадров с крупным планом лиц: растерянное Илая, ошеломлённое моё, изумлённое Вики. Затем Генка, сворачивая аппаратуру, говорит, не глядя нам в глаза:       — Ну, остальное мы уже обработаем сами: порежем как надо, — тут он на мгновение бросает на меня быстрый взгляд, — уберём ненужное, Сафар над звуком поработает, но, в принципе, дело сделано, так что можно от души нажраться. Не знаю как вы, а я планирую.       С этими словами Миронов отчаливает и скрывается за горизонтом. Следом за ним с нами прощается и Сафар.       Фролов, уже нацепивший на себя свою привычную маску невозмутимости, кивает нам с высокомерным видом:       — Мне тоже уже пора, столько времени я с вами потерял. Адьёс, девочки, — машет он нам с Викой, достаёт телефон, набирает номер и говорит кому-то раздражённым голосом:       — Ну и где ты? Ты же обещал за мной заехать. Какое, нахрен, совещание? Ты там начальник или кто? Ладно, сам доберусь, — отключает телефон и, уже не глядя на нас, направляется в сторону автобусной остановки.       Следом за ним со своим велосипедом тащится его оруженосец с женскими босоножками наперевес.       Вика молчит, кусает губы, потом, решившись, спрашивает:       — Что у тебя с ним?       — Что у меня с кем? — включаю программу «интеллекта нет» я.       — Егор, что у тебя с Фроловым?       — Вика, что у меня может быть с Фроловым? — мне совсем не нравится этот разговор, но просто взять и уйти в данном случае я тоже не могу.       — Я не знаю, — она задумчиво вертит прядь русых волос между пальцами. — Но то, что я сейчас видела, наводит на мысль, что не всё спокойно в Датском королевстве.       — Мы просто заигрались. Состояние аффекта, нервы ни к чёрту, да и вообще… — я неопределённо кручу руками в воздухе.       — Да, я поняла насчёт вообще, — Вика морщится. — Ты только, если что, предупреди меня, пожалуйста, если твоё вообще перейдёт в какую-нибудь другую категорию. А то не хочется выглядеть полной дурой в глазах всего института.       Мне становится и стыдно, и неловко перед ней, но объяснить своего состояния я не могу, потому что сам не могу дать ему никакого определения.       — Вика, — как мне кажется, очень убедительно говорю я, — что бы тебе там ни показалось — ничего нет такого, о чём тебе стоило бы волноваться. Просто сработали инстинкты — ну ты же сама видишь, что он делает всё, чтобы спровоцировать эмоции, ему без разницы — положительные или отрицательные, главное, чтобы было. Да, соглашусь, что меня понесло, но это ничего не значит.       — Точно? — с недоверием смотрит на меня Вика.       — Точно, — уверенно отвечаю я. — У меня всё нормально в голове, и мне нравишься ты. Не стоило так быстро соглашаться нам всем на эту безумную идею Фролова, надо было ещё подумать — что-нибудь обязательно бы пришло в голову. А он именно этого и добивался — гений эпатажа.       — Я верю тебе, — неожиданно соглашается Вика и тянется ко мне с поцелуем.       А я, прижимаясь к её губам, представляю совсем другие губы, совсем другой запах и ощущения тоже совсем другие. От поцелуя с Андреевой меня не уносит бурным потоком горной реки прямиком к обрыву без дна и надежды на спасение.       Поцелуй Андреевой — это спокойное непроточное озеро с застоявшейся водой и тонкой ряской на поверхности.       От этого поцелуя внутренности не закручиваются в болезненный жгут, дыхание остаётся спокойным, а ноги прочно стоят на земле, да и сама земля не вертится, как сумасшедшая, грозя уронить меня со своей плоской поверхности.       Фролов снова не появляется на занятиях, я успокаиваюсь, мне уже кажется такой дурью то, что я себе напридумывал, потому что это такой абсурд, что будто бы я хочу с ним, с этой ходячей провокацией, чего-то большего, чем просто поцелуй. У меня в голове даже картинка эта не складывается, как это вообще в реале быть может. Это ведь совсем не так, как с девчонками, потому что это нифига не девчонка, как бы это ни выглядело на первый взгляд.       И думать об этом не хочется, и представлять, а уж тем более рефлексировать на воспоминания об этой ситуации.       Пашка пристаёт ко мне, пытаясь выведать — а что мы там наснимали, но я молчу, как верный своему долгу партизан перед дулом немецкого парабеллума, и Мальцев, надувшись, отстаёт на какое-то время. Потом ещё пара попыток, и он со словами: «Да подумаешь, тоже мне номинанты на «Оскар», отваливает к своей группе.       В день сдачи проектов группы находятся в состоянии нервного напряжения, потому что всё-таки показ на такую аудиторию, и хоть всё это и не в первый раз, а всё равно нервяк, как перед первым сексом в тринадцать лет, а ты даже ещё с теорией не ознакомился как следует.       Готовый материал я просматривал всего один раз, на большее меня не хватило, потому что на кульминационном моменте ладони предательски вспотели, а я под внимательным взглядом Вики не знал, куда себя деть от неловкости происходящего.       И как просто кино это совсем не воспринималось, не мог я абстрагироваться и смотреть на себя и Илая со стороны, как просто на героев дешёвой мелодрамы.       Со стороны вполне могло так и показаться, что целуются парень и девушка: она, высокая, стройная, хрупкая и воздушная, и он, темноволосый, коротко стриженный парень, лишь чуть-чуть выше неё — настолько незаметна эта разница в росте, что совсем ничему не мешает, крупнее, спортивнее, обнимает её за плечи сильными руками, а она в ответ прижимается к нему всем своим гибким телом.       Смотреть на это реально невозможно, поэтому я говорю ребятам, что меня всё устраивает, а они молодцы, и покидаю поле монтажной студии. Отдельное спасибо им за то, что насколько это было возможным, они урезали эту зашкаливающую горячую страсть, сократив поцелуй до пары секунд, так что в моей душе теплилась надежда, что слишком бурная реакция зрителей, возможно, и не последует.       Итак, вот он — день премьеры и моего позора. Все уже стекаются в зал для просмотра, мы тоже отправляемся туда, занять места, чтобы не пришлось потом стоять в проходе или, чего хуже, толпиться в дверях. А что зал будет битком, в этом сомневаться не приходится. На показы обычно стекается чуть ли не весь институт — хорошая возможность и на других посмотреть, и заметки для себя на будущее сделать, что проходит на «ура», а что отправляется в «шлак».       Мы с ребятами сидим на втором ряду, я в самом начале ряда, рядом на ступеньках уже устраиваются опоздавшие, и тут на подлокотник моего кресла усаживается кто-то, обдавая меня лимонно-тёрпким ароматом, а мне даже голову поднимать не надо, чтобы определить — кто это:       — Скучал, малыш? — насмешливый голос Илая звучит над самым ухом, а от макушки вниз по всему телу тут же разбегается звенящая в своём напряжении дрожь.       — Другое место найди себе, — пытаюсь спихнуть его с подлокотника, но Фролов вместо того, чтобы сбрызнуть в туман, обнимает меня за шею и прижимается щекой к короткому ёжику волос на моей голове:       — Тихо, не шуми, что ты сокращаешься, будто я тебя прямо тут трахать собрался.       Я давлюсь воздухом от такого заявления, а он уже занимает более приличное положение рядом со мной и внимательно оглядывает зал в поисках знакомых. Время от времени машет кому-то рукой, держа вторую по-прежнему на моей шее. Вика рядом со мной недовольно косится на эту картину, кривит рот, но молчит, подозрительно сосредоточённо глядя прямо перед собой.       Я ёрзаю на своём месте, присутствие Фролова обдаёт меня жаром с ног до головы, в мыслях полный сумбур, потому что вот нихрена ничего не прошло, кого я вообще обманываю. Так хочется дёрнуть его к себе за его волосы, снова наматывая их на кулак, и засосать его прямо тут на глазах у изумлённой публики.       Но я лишь облизываю губы, пытаюсь выровнять дыхание и совсем не смотрю на окаменевшую рядом Вику.       Просмотр уже в процессе. Ролик сменяется роликом — многие постарались на славу, хотя не обошлось без плагиата, но, тем не менее, даже плагиатные работы тоже были неплохи.       Особенно запомнилась одна: романтическое путешествие на пароходе, знакомство, любовь с первого взгляда, небо, море, взгляды, полные нежности. На последних кадрах очень проникновенный поцелуй крупным планом, обещающий счастливую и долгую жизнь вместе. А потом камера резко сдаёт назад, и зритель видит часть спасательного круга, на котором чётко выведено название корабля «Титаник». Шикарная зарисовка, что уж сказать, хоть и спизженная.       И тут объявляют наш «шедевр». Я напрягаюсь, рука Илая тоже замирает на моей шее. В зале между тем нарастает оживление, так как озвучили авторов ролика, а фамилия Ильи не может не вызвать бурный ажиотаж.       На первых кадрах я слышу за спиной лёгкий гул разочарования, потом наша с Викой ссора, мой гневный выпад насчёт быстрой замены, и вот я уже бегу по направлению к идущей впереди нас девушке. В зале нарастает шум, слышны чьи-то тихие восклицания:       — Да не может быть…       — Да не-е-е…       — Блядь, это же он…       — Они что?...       А на экране уже мгновенный в своей внезапности поцелуй и вздох изумления по залу:       — Охуеть!!!       — Да нихрена себе!!!       — А что вы хотели? Это же Илай!       — Да я знал, что так будет!       — Но Ветров, ну пиздец…       — Прощай, Егорка…       И тишина на последних кадрах, и охуевшие глаза Мальцева с первого ряда, и остекленевшая рука Фролова на моей шее, и нервно кусающая губы Вика на соседнем кресле — всё смешалось в доме Облонских.