Ворох условностей

Терис прижимается к Дровасу тесно-тесно, обнимает, касается носом уха... Дровас обычно спит чутко, даже во сне не расслабляясь ни на мгновение, но в моменты, редкие и ленивые, в такие как сейчас — расслабляется. И маска — десятки масок, на самом деле — растворяются, и Терис видит неизмеримо уставшего и в общем-то молодого мера. Только он это и видит, больше никто не знает как и куда смотреть. Никто не видит разлитую в чужой душе тьму — и никто не хочет искать ее за ворохом улыбок и шуток. Терис, наверное, и сам бы не заметил, прошел бы мимо не задержавшись ни взглядом, ни мыслями на очередном подчиненном брата… только его что-то царапнуло и зацепило, подтолкнуло нырнуть в этот омут. Своему чутью Терис привык доверять. Пока еще он об этом не пожалел: хотя чужие секреты, чужая тьма все дальше тянут его от того, что принято считать правильным. Дровасу редко дают меньше четырех-пяти нирн-десятков — и пусть для мера этот срок не особо большой, слишком много у Дроваса усталых морщин, слишком многое прячется в его взгляде и за извечной ухмылкой, да и проседь в волосах вот-вот станет заметной... Дровасу редко дают меньше четырех-пяти нирн-десятилетий. Дровасу тридцать два. Терис не знает наверняка, но чувствует — ни дня в этой скампами траханной жизни не было, когда Дровас мог не выживать, а жить. Его настоящее — пиздец, наматывающий на раскаленную плазму жилы, танец между не двух — сто двух — огней. Его прошлое — тьма, ледяная бездна, погребенная под парсеками лжи и страха. Его будущее... Не существует. Терис гонит эти мысли — и тени этих мыслей — прочь. Он не маг и тем более не что-то большее, он просто пилот-ординатор из Редоран, но за свое счастье и свое будущее будет сражаться до последнего. И если однажды Дровасу спешно придется срываться с места и жечь за спиной мосты… у Териса в тайнике давно заготовлены вещи, деньги и подложные документы. Дровас вдруг вздрагивает, шепчет во сне что-то на айлейдуне, сам жмется, втирается ближе... Терис не может разобрать ни слова. Да и не хочет на самом деле.