Episodes

Намджун просыпается от того, что на него поверх одеяла кто-то ложится, но эти внезапная тяжесть и дополнительное тепло такие приятные, что открывать глаза совершенно не хочется. Он поздно лёг, и сегодня ему никуда не нужно спешить, поэтому почему бы просто не полежать так ещё немного, а Чимин (потому что кто это ещё может быть?) пусть устраивается поудобнее, если ему так угодно. Но, конечно, его мечтам не суждено сбыться. — Джуни-хён, — зовёт Чимин. Намджун изо всех сил делает вид, что не слышит. — Хён, я знаю, что ты не спишь! — хихикает Чимин, не впечатлённый его актёрской игрой. Конечно, думает Намджун, ведь это ты же меня и разбудил. Он тянет край одеяла, намереваясь укрыться им с головой, — возможно, так его ответ будет более наглядным, — но из-за лежащего на нём Чимина одеяла хватает только на то, чтобы накрыть нос. Побеждённо вздохнув, он открывает глаза, хмуро глядя на улыбающегося Чимина, устроившего подбородок у него на груди, который, конечно же, не верит, что Намджун раздражён его присутствием. — Там идёт снег, хён! — восторженно произносит Чимин, бросая взгляд в сторону окна, которое оказывается зашторенным, поэтому он снова смотрит на Намджуна. — Пойдём погуляем? Пожалуйста, погуляй со мной, хён. Там так красиво. Пожалуйста. Намджун знает, что не в силах противостоять ему, и уже в этот момент понимает, что согласится, но всё равно, из чувства какого-то внутреннего противоречия — или, может, чтобы нельзя было считать, что он сдался совсем без боя, — спрашивает: — А что, ты не можешь попросить кого-нибудь другого? Чимин надувает и губы, и щёки, изображая из себя насупленный пирожок. — Но я не хочу идти гулять с кем-то другим. Я хочу с тобой, хён. Намджун не может отрицать, что ему безумно приятно, что Чимин выбирает его компанию из всех остальных. Он может сколько угодно страдать ерундой с Чонгуком, ходить на шопинг с Тэхёном, устраивать дополнительные тренировки с Хосоком — но свой восторг по поводу первого снега он хочет разделить именно с Намджуном, и это кажется ему очень важным. — Я не уверен, что смогу, — отвечает Намджун, наблюдая, как Чимин хмурится, по-видимому, начиная терять надежду, — на мне тут живое одеяло, которое не очень-то даёт пошевелиться. Чимин тут же начинает сиять, как рождественская гирлянда. — Так ты пойдёшь со мной? — Пойду. Он тут же подскакивает с места, торопясь освободить Намджуна, и мимоходом больно придавливает коленом его ногу, но Намджун молчит. Одним синяком больше, одним меньше — он уже давно перестал обращать на такое внимание, потому что с ним почти каждый день что-нибудь случается. Чимин не выходит из комнаты, даже чтобы дать ему переодеться, только как бы невзначай отворачивается, давая ему немного уединения, но хотя бы позволяет ему на несколько минут скрыться в ванной, оставаясь нетерпеливо ждать снаружи. После Намджун тщательно заматывает Чимина в тёплый снуд и надевает на него шапку — тот только стоит, закусив губу, видимо, чтобы не слишком улыбаться, но это не особо помогает. Когда они выходят на улицу, Намджуну ужасно хочется взять Чимина за руку, но они слишком узнаваемы, чтобы позволить себе это. Сейчас их не снимает камера и от них не ждут фансервиса, поэтому такой жест выглядел бы слишком однозначно. Так что они оба почти синхронно, наверное, подумав об одном и том же, засовывают руки в карманы, шагая вперёд и соприкасаясь плечами, — это лучше, чем совсем ничего. Снег падает крупными пушистыми хлопьями, укрывая белым одеялом стоящие вдоль дороги машины, и хотя под ногами уже чавкает мокрая снежная каша, подняв голову, очень легко не обращать на неё внимания. Намджун молча идёт за Чимином, зная, что тот направляется в парк, — конечно, гулять под снегопадом среди деревьев куда приятнее. И романтичнее, невольно думает Намджун. Заснеженный парк действительно выглядит волшебно. Когда-то бывшие зелёными газоны теперь представляют собой ровные белые поля, а снежные шапки на ветках деревьев создают чудесные узоры. Чимин радостно оглядывается по сторонам, улыбаясь так, что от его глаз остаются только счастливые полумесяцы, и смотрит вверх, подставляя лицо всё продолжающим сыпаться сверху снежинкам, которые сразу облепляют его брови и ресницы, падают на щёки и нос, тая и оставляя после себя трогательные капельки. Намджун даже немного завидует им: каким-то снежинкам и капелькам позволено так просто касаться лица Чимина, в то время как сам он вынужден только наблюдать со стороны. Хотя, признаться, даже от созерцания такого счастливого Чимина на душе сразу становится хорошо: спокойно и радостно, Намджун чувствует, что он именно там, где нужно и где ему хочется быть в этот момент. Изнутри его наполняет теплом и нежностью, несмотря на нулевую температуру и мокрые снежинки, одна за одной каким-то непонятным образом пробирающиеся прямо внутрь его шарфа. Чимин такой невероятно красивый, что подобные мелочи не имеют значения. Намджун просто любуется, радуясь, что тот сейчас такой радостный и беззаботный, забывший обо всех своих переживаниях и их общем стрессе, связанном с подготовкой декабрьских концертов и мероприятий. Вскоре Чимин достаёт телефон, начиная фотографировать всё вокруг, и Намджун запоздало замечает, что перед выходом не проверил наличие у него перчаток. Суёт руку ему в карман, но ничего, конечно же, там не обнаруживает, поэтому достаёт из карманов собственные перчатки без пальцев и надевает их на Чимина, который только смеётся, но не возражает, принимая его заботу. Конечно, намного теплее от них не станет, но учитывая, что у Чимина уже включился фотографировательный режим, перчатки с пальцами всё равно были бы не вариантом. Чимин делает, наверное, сотню фотографий, не обращая внимания на то, что его телефон уже весь мокрый, потом просит Намджуна пофотографировать его, и весь его сегодняшний образ так и демонстрирует человека на самой вершине счастья. От этого детского восторга Намджун тоже чувствует себя счастливым, в очередной раз осознавая: самому ему для счастья только и нужно, чтобы Чимину было хорошо. Напоследок они делают несколько сэлфи — оба укутанные в десять слоёв одежды и занесенные снегом, больше похожие на снеговиков, чем на всемирно известных айдолов. Снегопад начинает потихоньку сходить на нет, и Чимин, наконец, даёт добро на то, чтобы вернуться домой. По дороге они покупают кофе, чтобы совсем не замёрзнуть, поэтому, когда, только войдя в квартиру, Чимин прикасается к его губам своими в кратком поцелуе, от него пахнет корицей, и этим тёплым праздничным запахом Намджуна накрывает с головой. — Спасибо, Мони-хён, — говорит Чимин, — ты лучший. Намджун так и стоит на месте, даже не поправляя его. Если уж Чимину можно разбудить его с утра, улёгшись сверху, а потом, даже без завтрака, вытащить гулять под снегопадом, то ему, конечно, можно и называть его Мони-хёном хоть до скончания веков, пусть Намджун после этого хоть сто раз сменит свой сценический псевдоним. Чимин же даже не замечает своей ошибки, стягивает с себя шарф с шапкой, затем перчатки, машинально запихивая их в свой карман, и, повесив куртку на вешалку, поворачивается к нему: — Приходи на кухню, я приготовлю тебе завтрак. Намджун только улыбается в ответ. Разве можно представить себе лучшее утро?