Ночь в тоскливом ноябре

Гавриил Васильев уже час сидел на зелёной лавочке возле дома, в котором жил Шереметьев. Ожидание становилось всё тягостнее. В какой-то момент ему даже стало немного страшно, что Игорь никогда не появится здесь, но это был самый настоящий абсурд. Он уже докуривал пятую сигарету, как из-за угла выскользнул Шереметьев. У Гавриила ёкнуло сердце. Он отбросил сигарету в сторону, не меняя позы: так и сидел, закинув ногу на ногу. Каким же красавчиком был Шереметьев: мужественное лицо, породистые черты, ровная линия рта, прямой нос, удлинённые русые волосы, искрящиеся серые глаза… И сейчас в них что-то застыло. Но что? Васильев забеспокоился. — Где ты был? — спросил он, уже после произнесённых слов понимая, насколько нервно, дрожаще они прозвучали. — У бабки. А ты что здесь делаешь? — переложив шкатулку из одной руки в другую, негромко спросил Игорь, как обычно, слегка «в нос». — У какой ещё бабки? — тряхнув головой, Гаврила встал, блестя ярко-голубыми глазами, — что делаю? Тебя жду! — Ладно, идём, — думая только лишь о случившемся в доме Зои, монотонно ответил мужчина, после чего вошёл в подъезд. Спустя несколько минут они сидели в гостиной. На столике стояли две кружки с кофе. Васильев выглядел хорошо: новые джинсы и джинсовая рубашка, механические часы на запястье, светлые волосы слегка взлохмачены, а в ярких голубых глазах плещется буря эмоций. Шереметьев положил ладонь на колено парня. Взгляд метнулся к шкатулке, что вручила ему бабка. Ему было немного неловко, что они встретились сегодня с Васильевым. Игорь не собирался строить серьёзных отношений с этим юнцом, потому не считал нужным отчитываться о перемещениях по городу, но светловолосый явно нервничал. — Вижу, ты не в себе. Что случилось у этой бабки? — нарушил молчание Гаврила, сверля лицо Игоря пытливым взглядом. «Уж не молодой ли шлюхой была эта «бабка»?» — колко мелькнуло в мозгу. — Я… Я видел труп в окне дома своей бабки… — тихо ответил Шереметьев. — Труп? Чей? — ухмыльнулся парень. — Я не рассмотрел. Но это точно был покойник. Или покойница. Пока я стучал в дверь, труп исчез. И нет, я не пил, — Шереметьев резко поднялся, взял со стола чашку с кофе, сделал глоток. — Хм. Чудеса… — Ты мне не веришь? — изогнув бровь, Игорь взглянул на парня. — Да нет, верю… Просто это очень странно. Ты дом-то осмотрел? — Да. Ничего и никого. — А там чего? — поднявшись, Гаврила подошёл к коробке и снял с неё крышку. Внутри оказались кассеты, пластинки, плёнки в «цилиндрах». Присвистнув, Васильев провёл пальцами по этому раритету. Шереметьев встал рядом, нервными глотками допивая кофе. — И зачем она мне это отдала? — пробормотал он, беря в руки одну из кассет, — что там? Впрочем, гадать было незачем. У Игоря в доме имелся видеомагнитофон. Потому, вставив в него кассету, мужчина опустился на пол перед телевизором. Почёсывая нос, Гавриил стоял неподалёку, молча ожидая. Сперва на экране не было ничего, кроме белой ряби на чёрном фоне, но потом вдруг заиграла грозная, явно старинная музыка, с первых же мгновений навевая тревогу. На экране появилась женщина с длинными волнистыми волосами и белоснежной кожей. Глаза её были обильно накрашены чёрным, тело скрывало балахонистое белое платье. Это был немой фильм, атмосфера которого была слишком мрачной и гнетущей. Пленка сильно рябила. Женщина возвела руки к небесам и что-то выкрикнула. За её спиной виднелся грозный лес. В следующую же секунду рядом с актрисой возникло чудовище с перекошенным лицом и ямами вместо глаз. Смеясь, оно распахнуло огромный рот, тут же заглатывая голову женщины. «Кровь» брызнула в камеру. Фильм закончился.