Ночь в тоскливом ноябре

Шереметьев настойчиво постучал в дверь, зная, что ничто не сломит его решительность: если понадобится, он ворвётся в жилище бабки незаконным путём. Но на этот раз Зоя Леонардовна оказалась дома. Приоткрыв дверь, она встревоженно уставилась на внука. После чего отошла в сторону, позволяя мужчине пройти внутрь. В квартире царил полумрак. И без того старинный и мрачный дом казался и вовсе инфернальным, таящим в себе ужасные тайны прошлого. С фотографий, висящих на стенах, сурово взирали дальние родственники и просто знакомые Зои, которые, должно быть, уже давно умерли. Зоя Леонардовна казалась напуганной и расстроенной одновременно. Седые волосы разметались по плечам, скрытым чёрным атласным платком. На ней было простое голубое платье из ситца. — Баба Зоя, что происходит? Можешь мне объяснить? — спросил Шереметьев, когда они прошли в гостиную. Старушка опустилась в кресло, в котором сидела во время его предыдущего прихода. Взглянув на Игоря с какой-то отстранённой печалью, негромко отозвалась: — О чём это ты? — Мне всё время снятся странные сны. Об Агриппине и какой-то Авдотье, которая родила странного мальчишку Олега, он потом умер. — А я здесь при чём? — чуть ли не прорычала Зоя Леонардовна. — Это началось после того, как я посмотрел кассету, которую ты мне дала. Я не понимаю, что всё это значит. И кто эта женщина на плёнке? — Игорь опустился на диван и сурово посмотрел на бабу Зою. — Я ничего не знаю насчёт снов, — помолчав, сухо ответила она, — Авдотья жила неподалёку от дома моей матери Агриппины. Это была странная женщина, местный изгой. У неё родился мальчишка, которого убили, когда ему было лет семь. Истерзанное тело нашли в канаве, рядом с местным кладбищем. Убийцу так и не нашли. — А Елизавета, твоя сестра? Что с ней стало? — Ничего. Я с ней не общаюсь, — поджимая губы, недовольно ответила старушка. — Почему? — Да что ты ко мне пристал? Всю жизнь не интересовался своими родственниками и на, пожалуйста! — в голосе Зои звучала опасность. — Ладно, не говори — твоё право. Где она живёт-то? — громко и настойчиво отозвался мужчина. — Она в Казани. Уехала туда сразу после смерти матери. Шереметьев встал и подошёл к стене. На одной из пожелтевших фотографий была запечатлена вся семья: крупный, широкоплечий Леонард Быстров с тонкими усиками, закрученными кверху; его ещё молодая супруга Агриппина с узким добродушным лицом, большими выразительными глазами и двумя толстыми косами до пояса; две девочки примерно трёх и шести лет, стоящие по обе стороны от родителей, сидящих на стульях. Младшая, Елизавета, на момент фотографирования ещё не родилась. Игорю вдруг подумалось, что это так странно — прожить почти половину жизни и ничего толком не знать о своей родне. Его бабушка Антонина почти ничего не рассказывала о сёстрах. Несколько раз между делом бросала, что получает письма от Елизаветы, но в её квартире Игорь их не нашёл, когда подготавливал жилище к продаже. Мать с отцом не поздравляли Зою Леонардовну с праздниками, не приглашали в гости и сами к ней не ходили. И Игоря никогда ранее не волновало, почему всё происходило именно так. — У нас была хорошая, очень счастливая семья, — жуткий голос заставил Шереметьева слегка вздрогнуть и повернуться к Зое. Та расхаживала вдоль стены и рассеянным взглядом скользила по многочисленным фотографиям в деревянных рамках. Шереметьев тоже взглянул на фотокарточки. Незнакомые лица и лица молодых сестёр Быстровых… и неожиданно взгляд мужчины задержался на строгой, очень бледной женщине. Она смотрела на фотографа исподлобья. Её большие глаза, напоминающие селёдницы, были густо подведены чёрным карандашом. — Эту женщину я видел на кассете, которую ты мне отдала. Кто это? — недобро прищурившись, с нажимом спросил Игорь. — А? Что? Какая кассета? Шереметьев обернулся и увидел Зою, находящуюся в каком-то совершенно новом состоянии. Теперь она не излучала само зло и недовольство, а мягко улыбалась, с непониманием глядя на мужчину. — Кто эта женщина? — Это моя давняя подруга Люсенька. Она уже давно умерла. А почему ты спрашиваешь, Игорёчек? Шереметьев вспыхнул. Издевается она, что ли? Сделав два шага вперёд, он крепко сжал плечи старушки. — Говори, зачем ты подсунула мне это видео! — Боже, я ничего тебе не подсовывала! — побледнев, Зоя беспомощно смотрела в глаза внука, явно не понимая, что происходит. «Ладно, спокойно, спокойно, Игорь…». — Ты позвала меня сюда и отдала коробку, якобы некое наследие. В ней были кассеты и плёнки. Я взял одну из них и просмотрел. Там была эта женщина, твоя подруга. Её сжирал монстр, — Игорь отпустил Зою и сделал шаг назад, начиная уставать от непонимания. — А… Видишь ли, она была актрисой. Немое кино. У меня действительно есть её плёнки, я хранила их. Но не понимаю, зачем я тебе их отдала. Это всё от старости… — вздохнув, Зоя покачала головой, — извини, Игорёчек, старую дуру. Только время у тебя отняла. Какое у меня может быть семейное наследие? Блажила я и сама забыла об этом. Злость Игоря утонула в океане сомнений. Он не мог определить, какая чертовщина с ним творится и в чём её причина. Если не в кассете, то в чём? — Ладно. Я пойду, — бросил он и быстро покинул дом Быстровой.

***

Приехав домой, он сразу же увидел женщину, сидящую в кресле. Она подорвалась и, прижимая к груди кожаную сумочку, в волнении заговорила: — Игорь Шереметьев? А я вас ждала. Юноша сказал, что я могу подождать здесь… Извините, что без приглашения… — Любовь Ильинична, верно? — бросив связку ключей на комод, Шереметьев жестом пригласил даму пройти в гостиную. — Да, мы виделись несколько раз, — Оленева прошла в комнату и опустилась на диван. Щёлкнула застёжкой сумки, доставая конверт. — Что-то случилось? — Игорь сел рядом. — Сегодня утром я узнала, что в Казани умерла ваша бабушка, Елизавета Леонардовна. Мне пришло письмо от сестры Юли, она жила по соседству с ней. Юлия сообщила, что в квартире было найдено письмо от Елизаветы, она написала его вам, но не успела отправить, — замолчав, она протянула Шереметьеву белый запечатанный конверт. На нём были написаны его адрес и имя. Двоюродная бабка действительно написала ему письмо. Чудеса. — Спасибо. Вы знали Елизавету Леонардовну? — Она иногда писала вашей маме. Двадцать лет назад моя сестра переехала в тот же дом, где проживала Елизавета Леонардовна. — Моя мать рассказывала что-нибудь о ней? Какой это был человек? — Почти ничего не рассказывала. Обычная старушка со своими проблемами. У неё было двое сыновей, оба умерли. Одного убили в тюрьме, другой попал в автомобильную аварию. Трагедия. — Да уж… Что ж, спасибо, что передали письмо! — Всегда рада помочь. Я пойду. — Может, чаю? — Нет, спасибо, — улыбнувшись, Оленева встала и направилась в коридор. — До свидания. Оставшись в одиночестве, Игорь вскрыл конверт. Он думал, что старушка написала ему, потому что расчувствовалась на старости лет, но всё оказалось куда более нетривиально. В конверте находился небольшой листок бумаги, на котором было написано всего два предложения: «Игорь, мне жаль, что ты оказался втянут во всё это. Берегись, ничему не верь и всё проверяй… чёртова родовая тайна, которую все должны забрать в могилу!». И если ещё пять минут назад Шереметьев был готов признать, что принял череду совпадений за мистику и накрутил себя, то теперь сомнений не оставалось: он действительно вляпался в какое-то дерьмо. Съев пару бутербродов и выпив кофе, Игорь достал из коробки вторую кассету и вставил в видеомагнитофон. На экране появился чёрный фон, который сразу же заполнила рябь. Через несколько секунд он сменился старинным домом. На крыльцо выбежала всё та же женщина. Протянув руки к небу, она что-то прокричала, после чего схватила себя за волосы и в ужасе убежала обратно в дом. На экране появилась вполне современная комната. Женщина в синем платочке на голове сидела на стуле спиной к камере. Покачиваясь туда-сюда, она читала молитву, но слов было не разобрать. Оператор повернулся, снимая другую часть комнаты. Там находился гроб, освещаемый блеклым светом свечей. Снимающий подошёл к нему и остановился. Шереметьев в ужасе смотрел в экран, забыв обо всём. В гробу лежал… он сам! Оператор снял лицо покойника и медленно повернулся к женщине. Та уже стояла у стены, закрывая лицо руками и смеясь. Воспроизведение остановилось. Игорь сглотнул и перемотал плёнку, чтобы снова просмотреть жуткое видео. И снова он увидел себя мёртвым, лежащим в гробу в какой-то жуткой пустой комнате. — Что за нахуй? — прошептал он. Когда первое оцепенение прошло, мужчина вытащил кассету из магнитофона и бросил его обратно в коробку. Вытащив дорожную сумку, он сбросал туда самое необходимое для путешествия и вылетел из квартиры вместе с вещами и коробкой. Зайдя за ближайший гараж, он бросил «наследие» на землю и поджёг его. Какое-то время он наблюдал за тем, как огонь пожирает кассеты и плёнки, после чего поспешил на автобусную остановку. Он ждал автобус и курил, когда рядом притормозил чёрный «Москвич». За рулём сидел Хельсер. — Куда это ты? Мы же собирались в кино, — ухмыльнулся Максим, когда Игорь заметил его и отбросил сигарету в сторону. — Чёрт! Я совсем забыл! — Шереметьев нервно рассмеялся. — У меня тут такое… Пришлось сорваться и поехать в Солнечную, это деревня. Со мной творится настоящая чертовщина. — Садись, я поеду с тобой, — мужчина сделался совершенно серьёзным. — Ты уверен? Это далеко… — Уверен. Шереметьев кивнул, бросил сумку на заднее сидение и сел рядом с водителем. Тревога слегка ослабла.