По строкам складывая жизнь

      Ночью в поезде Ленка не спала, боялась за драгоценные банки. Да и заснешь тут. Соседи сверху, мужик неопределенного возраста с примятым словно вареная картофелина, лицом, и могучая бабка, которая залезая на свою полку оступилась и чуть не рухнула Ленке на голову — храпели в одинаковом диапазоне так слаженно, в унисон — можно было подумать, что они близкие родственники. Бабка еще и присвистывала. Ленка даже в туалет ходить боялась, а вдруг кто за это время украдет деньги и документы. А дерматиновую сумочку, подарок мамы к отъезду — в грязный туалет брать брезговала. Вскоре после полуночи, когда поезд остановился едва ли на минуту на небольшом полустанке, появился последний пассажир с небольшим рюкзаком за плечом. Он буркнул что-то себе под нос, видимо это означало приветствие, небрежно кинул под откидной столик потрепанную поклажу, раскатал матрас и улегся на него прямо в одежде, повернувшись к Ленке спиной. Ленка так и просидела всю ночь в углу своей полки, подтянув ноги к подбородку и укрывшись колючим одеялом.       Равномерно перекликались колеса на стыках шпал, за окном властвовала темнота, лишь изредка разливаясь далекими огоньками городов ли, а может крупных деревень. "Что я вообще делаю? Куда прусь?" — вдруг тоскливо подумала Ленка, приподняв оконную занавеску и таращась на свое смутное отражение в грязном стекле, и сразу ответила сама себе: — "Ничего, прорвусь, кривая выведет".       На следующее утро, раскаленный июньским солнцем поезд, устало привалился к перрону и выплюнул из своего нутра надоевших пассажиров. Ленка стояла около жаркого металла вагона, из которого вышла, обвешанная как елка авоськами с осточертевшими банками, придерживала ногой свой чемодан и растерянно озиралась. Разве это Москва? Какой-то зачуханный, маленький вокзал — вон, в Киеве и то больше и помпезнее.       — Извините, а это — точно Москва? — она попыталась схватить за локоть спешащего мимо мужчину. Банки жалобно звякнули.       — А что это по вашему должно быть? — недоуменно взглянул на нее мужчина и даже притормозил.       — Ну, я думала, вокзал в Москве должен быть огромным, а этот — такой маленький, затрапезный, — ляпнула Ленка и покраснела.       — А-а-а, так ты первый раз в столице, — хохотнул мужчина и смерил Ленку взглядом, в котором резко появилось какое-то унижающее снисхождение. — В Москве, девочка, чтоб ты знала, девять вокзалов.       Ленка аж чуть не присвистнула, ничего себе — девять вокзалов. Пока она пыталась уложить у себя в голове это страшное количество, мужчина аккуратно высвободил свой рукав из Ленкиных рук и быстренько растворился в толпе.       Ленка тяжело вздохнула, взглянула на опустевший перрон, кое-как подхватила свой чемодан и авоськи с банками и, забрав влево и минуя здание вокзала, выпала на привокзальную площадь. И задохнулась. Такого человеческого муравейника она не видела никогда в своей жизни. В детстве, когда отец брал дочь с собой по грибы, они часто находили горбики муравейников. Было удивительно наблюдать за упорядоченной жизнью маленьких тружеников. Поражало, с какой настойчивостью миллионы этих созданий строили свои дома, слаженно трудились, несли в дом стройматериал и еду. Этот же, московский муравейник — был другим. Толкучий, крикливый, разноголосый. В нем не было гармонии. Каждый тащил соломинку в свою сторону и никому не было дела до других. Прогоркло воняли проезжающие автобусы, полные отчужденных людей. Странные женщины с маленькими детьми, одетые в пестрые одежды шныряли в серой толпе. Слева доносились зычные выкрики, расхваливающие продукты на разные лады, видимо там был рынок. Она стояла в завихрениях людского потока и пыталась сообразить, что же ей делать. Ее толкали и злобно ругали в спешке, все больше и больше выталкивая с тротуара к обочине проезжей части. Она почти этого не замечала, погруженная в свои думы, рассеянная и впервые в жизни ощущала себя потерянной среди людей. В принципе, сначала надо было ехать и подавать документы в выбранный институт и тут же интересоваться местами в общежитии, может дадут комнату хоть на время сдачи экзаменов. С другой стороны, хотелось как можно быстрее отделаться от банок.       Ленку опять толкнули и она чуть не налетела на старушку, сидящую на складном стульчике. Перед пожилой женщиной на боку стоял деревянный ящик, накрытый полиэтиленом, на нем в одном открытом пакете зеленели бочками соленые огурцы с налипшими веточками петрушки, в другом горкой лежала, казавшаяся даже на вид хрусткой, квашеная капуста.       — Простите пожалуйста, — извинилась Ленка.       — Да ничего, деточка, немудрено, в такой толчее, — дружелюбно отозвалась старушка и, заметив ленкины сумки с крутобокими банками, чуть сдвинула брови и поджала губы. — А ты что ж, новенькая будешь, тоже торговать тут хочешь? За место-то заплатила, кому надо?       — Ой, нет, что вы! — Ленку вдруг прорвало. — Вы понимаете, — затараторила она, — я поступать приехала, а это все мне с собой надавали, знакомым и родне раздать. А я растерялась, я тут первый раз и вообще не знаю, куда бежать. А вы не знаете, где тут телефонные будки, мне б хоть позвонить, чтобы люди подъехали и свое забрали, мне в институт надо… — словесный поток иссяк и Ленка, совершенно по-детски шмыгнув носом, искренне посмотрела в старческие выцветшие глаза.       Через полчаса, благодаря наставлениям приветливой и оказавшейся информативно крайне полезной Нины Андреевны, Ленка старательно и аккуратно засовывала авоськи с банками в узкое нутро камеры хранения. В другую ячейку отправился чемодан и Ленка тут же почувствовала себя намного лучше. Как мало, собственно человеку надо для счастья — руки больше ничего не оттягивало и уже, кажется, что солнце светит ярче и люди выглядят добрее. Подергав немного за ручки и убедившись, что дверцы надежно закрыты, Ленка отправилась искать вход в метро.       По карте путь от Киевской до Шаболовской, где находился текстильный институт казался легче легкого. На деле же, без приключений Ленке удалось лишь спуститься вниз по эскалатору сначала на филевскую линию, а потом найти и кольцевую, а там ее подхватил плотный людской поток и закинул в вагон метро. Стиснутая со всех сторон ошарашенная Ленка покорилась этому потоку и пришла в себя лишь когда механический голос в четвертый раз объявил не ее остановку. Но ведь по схеме ей нужно было выходить уже через одну, на Октябрьской. Еле протиснувшись к дверям, она, через головы людей судорожно пыталась найти остановку. Оказалось, что она села просто не в ту сторону. С горем пополам она добралась до Шаболовской и выскочила из метро, как встрепанный воробей из лужи.       Центральный вход в текстильный университет имени Косыгина радовал запертой дверью и оповещением, что будущий альма матер закрыт на два дня по техническим причинам и прием поступающих продолжится в четверг. Ленка постояла перед дверью, поковыряла немного островок облупившейся серой краски около дуги дверной ручки, вздохнула и поплелась к метро. Обратный путь до Киевской дался ей не в пример легче, благо со зрительной памятью и топографическим чутьем проблем не было. Уже через полчаса она стояла под козырьком телефонной будки и тыкала в кнопки, набирая один за другим номера людей, которым надо было передать соленья. К счастью, почти все, кого она застала дома согласились подъехать и забрать передачи. Почти весь день она провела, встречаясь, бегая к камерам хранения и раздавая банки. Один раз ее чуть не арестовали. Когда Ленка в очередной раз подошла к своей ячейке, перед ней внезапно вырос страж правопорядка.       — Старший прапорщик Илья Синицын, дежурный по вокзалу. Гражданочка, предъявите ваши документы, — к ней обращался мальчишка в форме, ненамного старше Ленки. Он пытался звучать сурово и солидно, но все еще ломающийся голос, сдерживаемая на макушке лопоухими ушами фуражка и цыплячья шея в тугом форменном воротнике, не испугали даже ее. Куда лучше он смотрелся бы с хворостиной и стадом коров где-нибудь на зеленых лугах в вологодской области. Ленка спокойно достала красную корочку и протянула парнишке.       — Я что-то нарушила?       — Нет, но вы подозрительно часто крутитесь возле камер хранения, а у нас тут ячейки часто вскрывают. — Буркнул Синицын внимательно изучая ленкин паспорт. — С какой целью вы приехали в столицу?       — Хочу поступить учиться в Москве, — пожала Ленка плечами.       — Пожалуйста, откройте вашу ячейку и покажите содержимое, — приказал юный милиционер. Ленка снова пожала плечами и не споря открыла сначала ячейку с банками, а потом вторую, с чемоданом. Тот с голодным выражением лица внимательно изучил авоськи с банками, более безразлично осмотрел чемодан и, наконец, удовлетворенно кивнул.       — Гражданка Яковленко, можете быть свободны, — подытожил Синицын, возвращая Ленке паспорт, козырнул и ушел. Ленка посмотрела ему в узкую спину, пожала плечами, достала очередную авоську и поспешила к месту, где ее уже ждали с передачей.       Около шести вечера Ленка чувствовала лишь, что у нее жутко гудят ноги в узких лодочках, стонет пустой желудок и совершенно пересохло во рту, но зато осталась лишь еще одна сумка для тетки, у которой Ленка собиралась остановиться, пока не получит место в общежитии. Она достала четвертушку листка в клеточку, на котором куриным почерком папы был накарябан телефон и имя: Зинаида Евгеньевна. В скобках папа уточнил: "Твоя тетя. Траюродная. Обращаться в случае необхадимости". Ленка немножечко подумала, решила, что у нее необходимость и решительно зашагала в сторону уже почти родной телефонной будки. Тетя словно ждала ленкиного звонка и тут же ответила. Голос был толстым, уставшим и каким-то лоснящимся. Она долго не понимала, что хочет от нее Лена, кто она вообще такая и зачем звонит. При словах "банки с помидорами" оживилась и велела ехать на станцию Щелковская. "Метром пользоваться умеешь?" — строго спросила тетка. "Уже научилась," — коротко ответила Ленка. "Сядешь в последний вагон из центра. Я тебя там встречу." На Щелковской Ленка вышла из последнего вагона очень уставшая. Ей хотелось обнять тетю, сразу признать близким себе человеком, сдать ей банки с помидорами и себя, доехать до ее дома и лечь спать.       Подсознательно она правильно оценила голос. На станции ее ожидала недовольная тонна жира с перманентом и маленькими, неприветливыми глазками. Зинаида Евгеньевна забрала причитающиеся ей банки с помидорами, посетовала на сложности жизни, фыркнула на робкую просьбу Ленки хотя бы переночевать и грузно испарилась. Пришлось возвращаться обратно на точку отправления. Она вышла на Киевской и опять остановилась в нерешительности. Нужно было искать ночлег. Нина Андреевна все еще сидела на своем месте, но уже потихоньку собиралась. Ленка тихо подошла и остановилась рядом. Пожилая женщина обернулась.       — Ну что, горемычная, неужели родная тетка пнула коленом под зад?       От этих слов Ленка вздрогнула и понурила голову.       Иногда, когда не знаешь, как решить проблему — надо просто подождать, даже если ждать придется лишь две минуты, сто двадцать щелчков секундной стрелки на дешевых часиках на запястье. За это время, возможно, проблему за тебя решит мироздание и без твоего желания или участия, но в твою пользу.       — Тебе спать негде?       Ленка смущенно скосила глаза на старушку и кивнула.       — Деньги-то есть?       — Ну, есть немного, папа с мамой дали, мы думали я сразу место в общежитии получу.       — Ох, вот ведь горе, наивность какая, — вздохнула Нина Андреевна. — Откуда же вас, таких наивных к берегам этого молоха-то прибивает… — она пожевала сморщенными губами, словно принимая решение. — Господь его знает, чего ты мне так в душу запала — таких как ты вагон и маленькая тележка каждый день, но помогу я тебе. Дам тебе койку. У меня тут недалеко квартира. Я живу в одной комнате, в другой землячка твоя. У нас уговор был, что я могу кого-нибудь к ней подселить, ежели нужда будет. У тебя пока заработка нет, так что будешь убираться в квартире, покупать продукты и готовить. Подойдет?       Ленка к этому моменту настолько устала, что ей было все равно. Она просто благодарно кивнула, сбегала к камерам хранения и забрала свой чемодан. Потом помогла пожилой женщине собрать пожитки и побрела за ней. Она даже не успела разглядеть, на каком автобусе и куда они ехали, помнила только, что недолго, буквально две остановки. Лишь войдя в квартиру, отстраненно почувствовала тяжелый запах старости и кошек. Нина Андреевна открыла перед ней дверь и показала на узкий диван. Ленка, как зомби сунула в свободный угол чемодан, дошла до дивана и, не раздеваясь рухнула на него всем телом. Протестующе взвизгнули пружины. Она повозилась, устраиваясь поудобней, что-то проворчала себе под нос, пытаясь устроить голову на подлокотнике дивана, и закрыла глаза.       Принесшая постельное белье Нина Андреевна не стала будить Ленку. Немного постояла над ней, задумавшись, а потом осторожно подложила подушку под голову спящей и накрыла ее лежащим в ногах пледом. А потом тихо вышла, плотно прикрыв за собой дверь.