Карательная психиатрия.

Чешуйчатого зверя выловить для беседы оказывается подозрительно несложно. Наверное, на языке Фейлона это описывалось как «скучал». Потому что при всех иных равных изначально заданных параметрах Дракон Байше не имел привычки ждать, пока Арбатов откуда-то вернется и свое внимание на него обратит. А тут – поди ж ты. Даже не отвесил ни одного замечания о длительности общения одного конкретного сострадательного русского с юродивыми мира сего. Видимо, все то время, пока Арбатов был наверху, Фейлон ухаживал за своей шикарной гривой, за ночь спутавшейся до безобразия. - Фейлон. - Хм. - Фейлон, надо поговорить. Серьёзно. - Всегда в твоем распоряжении, если ты научился таким сложным трюкам. Сниженная концентрация иронии на фразу Михаила обнадежила настолько, что он сел рядом, руки никуда тянуть не стал и за пятнадцать минут изложил главе гонконгского криминального синдиката сложившуюся ситуацию. С упоминанием постепенного снижения дозировки и замены препаратов. Но при удачном умолчании о причинах такого «бунта на корабле» - не стоит знать Фейлону, что изначальным поводом такого внимания к его братцу было желание Михаила досадить так, чтобы пламя в карих глазах и прочие красоты. Дракон, надо отдать ему должное, слушал внимательно, не перебивал и тихо накручивал локон на когтистую лапку. Арбатов аж засмотрелся. - Значит, ты утверждаешь, что неверный диагноз был поставлен Янцзу намеренно? – негромко и задумчиво уточнил Фейлон. - Не то, чтобы именно я. Но как специалисту своему человеку доверяю, - уверенно покивал Михаил. – Яна убрали с твоего пути четко, аккуратно и профессионально. - И кто бы мог такое сделать? – столь же задумчиво продолжил Дракон. Интуиция Михаила подозрительно встрепенулась. Арбатов поразмышлял обо всем услышанном, особенно о том, как на известие о болезни сына отреагировал прежний глава Байше… и оставил свои домыслы при себе. - Понятия не имею, Фейлон, - почти честно хлопнул ресницами «несносный русский». Мифический зверь в человеческом облике требовательно и дотошно изучил честные иноземные очи, но к чему придраться, не нашел. - Можете вечером подождать моего возвращения внизу, в гостиной, - снизошел Дракон. С неприкрытым удовольствием оглядел возмущенного любовника, готового поинтересоваться, отчего это с ним теперь так паскудно-вежливо, да еще и разрешения отвешивают, как пощечины. – Оба, я имел в виду. Сказать, что в течение дня Фейлон не задумывался о разговоре, который он же сам на вечер и назначил, означало бы солгать. Задумывался. Размышлял. Вспоминал сладкое и острое ощущение, которое накрывало от осознания власти над тем, кого пять лет назад опасался прогневать неуместным замечанием. И о ком почти забыл, сжигая нераспечатанные конверты с печатью клиники. Совесть при этом молчала и даже голову понимать не собиралась. «Дождутся, или у Арбатова терпение кончится раньше?» - сам у себя поинтересовался Фейлон, позволяя закрыть за собой дверь автомобиля. Стрелки медленно приближались к началу десятого вечера. До дома – не Башни, нет – около получаса пути. Вполне достаточно, чтобы погрузиться в тщательно отодвигаемые воспоминания, которые раньше могли причинить много боли. А теперь – были лишь прелюдией и подогревали предвкушение. - Надо же, - оценивает Фейлон открывшуюся его взору картину. Несомненно, инициатором безобразия был Арбатов. Впрочем, это не раздражает. - Долго ты, - отзывается инициатор, увлеченно вытаскивая деревянный брусок почти с самого низа пошатывающейся башенки. - Дела, - равнодушно бросает Фейлон, с толикой любопытства покосившись на действия любовника. И с куда большим интересом – на неподвижно сидевшего напротив Арбатова брата. Как же непривычно его видеть таким… тихим. Неподвижным. Дракон облизывается, наслаждаясь горячей волной предвкушения, поднимающейся откуда-то из солнечного сплетения. – Итак. Янцзу. - Да, Фей? – мгновенно отзывается тот, словно только и ждал, пока внимние обратят и по имени позовут. Арбатов довольно хмыкает и вытаскивает брусок. Прицеливается, как бы поудачнее пристроить его на верхушку башенки. Дракон оскаливает клыки, отбирает деталь и, не глядя, одним плавным движением увенчивает строение шпилем. - Фейлон, так же нельзя! Не по правилам… - пытается возмутиться Арбатов. - Правила здесь устанавливаю я. - Пришел великолепный Дракон, отобрал башню, больше никому играть не даст, - шутливо жалуется блондин. - Полагаю, вы уже наигрались, - роняет Фейлон и наклоняется над диваном, опираясь на спинку. Темная прядь змеей скользит по плечу Янцзу, даже не пошевелившегося от резкого сокращения дистанции. – Михаил рассказал мне, что тебе неверно подобрали лекарства. Что, якобы, тебе сейчас намного лучше… - урчит царственный зверь. Опасность плывет по комнате волной. Арбатова передергивает. - Да, Фей. - Не могу сказать, что рад этому обстоятельству. Но пребывание в клинике определенно пошло тебе на пользу. Видимо, на лице у брата что-то отражается, потому что Арбатов начинает хмуриться. - Фейлон… - Не вмешивайся, - взмахом руки останавливает его Дракон. Наклоняется ниже. Острые коготки едва заметно поглаживают обивку дивана подле плеча Янцзу. – Настолько на пользу, что я стал раздумывать, не вернуться ли мне к нашим искренним братским чувствам? Как считаешь?... Ян едва заметно поворачивает голову – чтобы хоть краем глаза видеть профиль торжествующего хищника над собой. - О, ты вряд ли против, - за него отвечает Фейлон. Проводит коготками уже по рубашке на плече брата. – Ведь мне так просто выбрать для тебя лучшую клинику… То, как Янцзу вздрагивает, обдает сердце Фейлона восторгом. Обещанием можно ранить сильнее, чем ударом. - Фейлон, совести у тебя нет. Ничего хорошего Яну сказать не можешь, что ли? Хищник недовольно переводит взгляд на осмелившегося вмешаться в его торжество. - О, хорошего. Конечно же. Я так виноват, - вежливо тянет Фейлон. – Но вот в чем проблема. Единственное, что наполняет мое сердце радостью при виде моего брата – это возможность его наказать. А тебе, Михаил, это так не нравится. Не правда ли, досадно? - С ума сойти, - качает головой Арбатов. Фейлон жесток и агрессивен, и кто бы пытался утверждать обратно, был бы весьма... опрометчив в своих умозаключениях. Но такое отношение к родственнику – за гранью понимания. По крайней мере, для Михаила. – Фейлон, ничего, что ты сейчас говоришь о человеке со сломанной личностью, который пять лет провел под постоянным надзором? - Ничего, - решает Дракон сложный вопрос одним коротким наклоном головы. – Он же готов меня слушать. Верно, Янцзу? Кивок служит ответом. Но коготки впиваются в плечо так недвусмысленно, что Ян поправляется. - Да, Фей. - Это замечательно, - жмурит карие глаза предвкушение в облике Фейлона. – В таком случае, Янзцу, не скажешь ли своему расстроенному покровителю, кого ты будешь в дальнейшем беспрекословно слушаться? - Тебя, - отзывается тот через короткую паузу. – И его. - Неверно, - шипит хищник, намертво фиксируя подбородок старшего брата небрежным жестом. – Только моё слово – закон здесь. «Его» - только если я дозволю тебе слушаться Михаила. Он уже достаточно… наимпровизировал. - Так дозволь, и прекрати его мучить. Между прочим, мы ждали тебя и не ужинали, - пытается разрядить обстановку Арбатов. Но не преуспевает. - Продолжим, - словно и не слышит любовника Фейлон. – Или, дай угадаю, слишком много информации? Ты устал, Янцзу? - Нет, Фей. Арбатов кривится уже с неприкрытым отвращением, но не вмешивается. Происходящее к «способу управления организацией», куда вмешиваться строжайше запрещено, относится почти прямо. - Не «Фей», - почти мурлычет Дракон. Удовольствие течет по телу, успокаивая. – Давай вспомним, как же положено называть старшего в семье?... Нет?... Я напомню. «Досточтимый брат». Даже в косвенной речи. Даже если говоришь с Михаилом… а ведь ты с ним и разговариваешь в основном. Фейлон на минуту умолкает, прикрывая глаза и чуть покачиваясь. Змей под теплым солнцем. Наслаждающийся своей опасностью и превосходством. - Конечно же, я понимаю, сложно сразу запомнить и не совершать ошибок, - сочувствующе продолжает Фейлон, отпуская голову брата и укладывая ладони ему на плечо – скрестил и чуть постукивает по ткани коготками. – Но я готов помочь тебе. Если ты ошибешься – я накажу тебя. Если ты оговоришься даже в косвенной речи – ты сам скажешь мне об этом, и я накажу тебя. Не думаю, что это придется делать часто. Ты ведь очень постараешься, Янцзу? Ян замедленно кивает, сглатывая. Еще немного повернуть голову – почти коснуться рук Фейлона на своем плече. Но тот не отдергивает, упиваясь властью. - И только на «вы», верно? – тихо дополняет Янцзу. Перед глазами мерцают всполохи, которые с трудом получается унять, чтобы слушать - нет, именно слышать - Фейлона. - Конечно, - с неприкрытым удовольствием соглашается Дракон Байше. – Вот видишь, у тебя уже начинает получаться… - Фейлон выпрямляется, встряхивается, как отлично выкупавшийся в водоеме зверь, да только вместо воды – неприкрытое наслаждение и жестокость. – Я голоден и желаю поужинать. Составите мне компанию – оба? – интересуется он, и, не дожидаясь ответа, разворачивается отдать распоряжения о позднем ужине. - Фейлон, ну ты и скотина, - на ухо тихо рычит ему Михаил, указывает взглядом на закаменевшую фигуру, так и не сменившую своего положения, даже не пошевелившую рукой. – Не видишь, что он тебя боится?! - Пусть боится, - беспечно соглашается Фейлон, потягиваясь и вполне мирно оглаживая светлые вихры взбешенного собеседника. – Ему на пользу пойдет, не сомневайся. Дикие звери нуждаются в жесткой дрессуре более всего остального… Арбатов мысленно обещает одному чешуйчатому деспоту попомнить это невероятное изречение в самое ближайшее время. Драконы, при очень большом допущении, тоже звери дикие и в дрессуре нуждающиеся… даже столь великолепные драконы. - Ладно, - уступает Михаил. – Но ужинаем мирно и без демонстрации власти, Фейлон. Дракон, похоже, слишком голоден или слишком доволен, чтобы возражать.