God Is An Astronaut — Snowfal
— Чёрт!
Забыв, что ему, вообще-то, по закону жанра полагается плакать скупыми мужскими слезами, но продолжать направлять пистолет на жертву, переговорщик бросился к упавшему другу и обеими руками начал шарить по его запястью.
— Ну же, дружище, ты не можешь сейчас умереть!
Китнисс осталась стоять на своём месте, заставляя шестерёнки в голове кое-как проворачиваться. Рука со стрелой бессильно опустилась, глаза по очереди метались между людьми и собакой. Тёплая капля, проскользнув под расстёгнутый воротник, щекотала ключицу, и Китнисс раздражённо прижала кофту к телу, чтобы ткань впитала выступившую жидкость.
Лежащий на земле мужчина был весь перемазан кровью и грязью, из-под разводов которой проступала неестественно бледная кожа. Под плотно закрытыми веками примостились насыщенные тени, ярко контрастирующие со светлыми ресницами и такого же цвета щетиной. Апокалипсис посмеялся над женщинами всего мира, введя неоспоримую моду на густую бороду у мужчин, но этой щетине было не больше недели. Отросшие чуть длиннее, чем полагалось военным, волосы свалялись в какой-то ершистый ком, местами залепленный такой же грязью, как и всё тело. Пара когда-то пшеничных прядей окрасилась в насыщенный бордовый. Кровь, покрывавшая мужчину, похоже, по большей части принадлежала именно ему.
Разорванная штанина открывала взору кусок заветренного мяса, в который кто-то превратил левое бедро солдата. На колене свободно болтался некогда белый бинт, сложенный в несколько насквозь пропитавшихся кровью, как и плотная штанина, слоёв.
— Пульс лучше прощупывается здесь, — не глядя на того, кто чуть не совершил непоправимое и ощутимо вздрогнул, не услышав её шагов, Китнисс опустилась на колени и приложила руку к мертвенно-бледной шее. Задержав её на несколько секунд и упрямо игнорируя полный надежды взгляд серых глаз, Кит устало прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Холодная белая кожа была покрыта липкими каплями влаги, неровный пульс еле дёргался под пальцами. Не питая ложных надежд, Китнисс оттянула расслабленную нижнюю губу раненого: дёсны были слишком бледными. Всё так, как она и подумала.
Генерал Мелларк умирал на дороге прямо перед её домом.
Китнисс сидела на полу, не отрывая взгляда от тусклой лампочки под потолком. Глаза уже слезились от напряжения, но она не могла позволить себе отвлечься хоть на секунду, боялась моргнуть и пропустить тот самый момент. Уже скоро. Вот-вот.
В обеих руках был сжат кухонный нож. Последние блики закатившегося солнца отражались в неровно сточенной, потемневшей от времени и частого использования металлической поверхности мутными разводами, каждую секунду меняя направление. Китнисс уже отчаялась остановить дрожащие руки, хотя выходить из дома в таком состоянии было бы огромной глупостью. Стоит как-то успокоиться.
Но сегодня ей нужно будет кого-то убить.
Возможно. Ещё совсем не факт. Китнисс очень хотелось бы этого избежать, просто никого не встретить на своём пути, хотелось бы верить в людей настолько, чтобы даже не брать с собой этот нож. Но если бы Китнисс жила мечтами, она была бы уже мертва, так что…
Сегодня ей придётся кого-то убить. Это её долг Чтобы выжить.
Все последние дни были проведены с пользой. Она усовершенствовала защиту дома, перерыла весь сарай в поисках вещей, способных стать оружием в её слабых руках. Там же, в сарае, в коробке с давно не используемым хламом нашлась старая отцовская охотничья куртка и альбом с лекарственными растениями. Накинув на плечи кожанку, пахнувшую лесом, дымом костра, интересными историями и заботливыми мужскими руками, Китнисс разложила альбом на коленях, усевшись прямо на грязный пол сарая и перебирая потрёпанные страницы с местами выцветшими чернилами, утонула в воспоминаниях. Чёткие линии рисунков, подробные описания, выведенные грубой отцовской рукой, не раз спасали жизнь ей и всей их семье. Встречались и записанные корявым почерком описания с множеством перечёркиваний и исправлений. Китнисс очень любила отца. Готова была помогать ему в любом деле, следовать за ним по любой дороге. Он был её главным ориентиром в жизни, примером и кумиром, путеводной звездой и героем. Тогда почему она всё ещё жива?
У неё был самый лучший в мире отец. Он не скупился не только на ласку, папа никогда не жалел собственного времени и опыта. Именно он научил Кит выживать, стрелять из лука, добывая пропитание не только себе, но и всем женщинам семейства Эвердин. Нести ответственность. Любить. Уважать чужую жизнь, добывая ровно столько еды, сколько необходимо, без излишков. Китнисс очень была благодарна отцу за всё это. За себя — такую, какой она стала сейчас. А ещё за то, что он умер раньше, чем началось всё это дерьмо, и ей не пришлось копать могилу ещё и ему.
Так и просидев почти до утра, кутаясь в огромную куртку, Китнисс не заметила, как задремала. Проснувшись от холода и с трудом разогнув затёкшие конечности, она поднялась и пошатываясь направилась к дому, к родному одиночеству, стараясь не попасться в собственные ловушки. Романтика ночи испарилась вместе с потёками слёз на щеках.
На самом деле её отцу нечем было бы гордиться — его дочь просто слабая истеричка.
А старая куртка пахнет плесенью и пылью.
Ей хотелось думать, что все те отжимания и приседания, которыми она начала мучить тело каждый день, делают её сильнее и выносливее, но правда была такова, что она всё равно оставалась беспомощной. Даже для неё это было неожиданным. Она так долго работала над образом суровой, стойкой девушки, которой всё ни по чём: и голод, и низменные желания, и чувства, что и сама повелась. Ну кто из нас, думая чисто теоретически о конце света, пришествии зомби или войне с инопланетянами, сомневался в том, что именно он выживет? Кто из нас не был уверен в собственной исключительности? Вперёд, господа, сегодня в мире камней гораздо больше, чем людей!
Каким же тяжёлым было осознание собственной глупости. И слабости. Всё это полная чушь. Благодаря эпидемии Китнисс поняла, что она ничем — абсолютно ничем! — не отличается от других. Точно такая же, как и все остальные: как и те, кто кричат о своей уникальности, как и те, кто молча тянет лямку, как и те, кто смотрит исподлобья, как и те, кто… Как и все. Ей бы сейчас тренинг по эмпатии, она бы даже мастера порвала своим пониманием других, умением поставить себя на место любого человека в этом мире. Кажется, даже почувствовать ничто, доступное лишь трупам, сейчас не было бы проблемой. Потому что абсолютно все в этом мире одинаковые. Все боятся смерти и до последнего верят, пускай и подсознательно, что их, таких нужных и важных, это не коснётся. Все в этом мире думают, что они не такие, как все. Просто класс.
Уже в первый день она задумалась о том, что хочет себе уютную ямку и серую простынь в качестве савана, а не вот это вот всё. Она не могла заниматься долго, руки дрожали под весом собственного тела, ноги подкашивались уже на середине лестницы на второй этаж. Одних консервированных овощей и фруктов становилось мало, катастрофически мало. А что делать, когда закончатся даже они? Идти со своей глухой окраины через весь город к лесу, уйти так далеко от дома? Нет-нет, она ещё не готова.
Как выяснилось, справляться с накатывающей волнами паникой помогает чтение. Раньше Китнисс не очень любила читать не по делу — ей казалось это пустой тратой времени. Но сейчас в её распоряжении было всё время мира и вся скука человечества. И целая куча маминых книг.
В детстве Китнисс часто задавалась вопросом, откуда у них, презираемых нищебродов, живущих мечтами отца семейства о справедливости и светлом будущем, столько хороших, добротных, в толстой обложке и из плотной бумаги книг?
Мама сказала, что они — одно из немногого, что она захотела взять из старой жизни.
Папа сказал, что это памятник на могиле маминой мечты, которую она похоронила сама.
В них даже попадались иногда рисунки. Странные, схематические, с кучей сносок и разрезанных органов, но всё же рисунки. Китнисс и сама хотела бы уметь красиво рисовать, хотела бы улучшить этот мир, сделать его по-настоящему ярким и приветливым, тем, в котором у всех будет исполняться мечта. И она очень постаралась, делясь этим миром с грустной мамой.
Папа, посмеиваясь в кулак, сказал, что жёлтая печень — это диагноз.
Мама молча убрала книгу на верхнюю полку.
По тому, как мама относилась к книгам, Китнисс решила, что она очень жалеет о своей мёртвой мечте. Наверное, эта реальная жизнь была далека от той желаемой сказки, в которой женщине могли бы понадобиться знания из толстых фолиантов и те шикарные платья, что пылились в шкафу. Наверное, Китнисс была далека от той воображаемой дочери, маленькой нежной принцессы, которой была достойна её мать. Хорошо, что потом у миссис Эвердин появилась Прим.
Мама сказала, что если бы все мечты сбывались, в мире было бы гораздо больше несчастных людей.
Папа поцеловал маму в макушку.
Китнисс решила, что не хочет мечтать, и спрятала карандаши в коробку.
Она ещё не знала, что поторопилась с выводами.
Сейчас же эти книги казались Китнисс кладом. Она, конечно, понимала, что вряд ли сможет вырезать себе воспалившийся аппендицит или удалить язву желудка. Но зашить рану от когтей хищника, достать пулю, не допустить заражения крови или даже полоснуть себе по горлу для трахеостомии, если ей покажется, что больше нечем в этом мире дышать — с этим она как-нибудь справится. А ещё она сможет перерезать сухожилия на ногах человека, с первого раза попасть в сонную артерию и выдавить чужой глаз так, чтобы его невозможно было вставить обратно.
Жаль, что в книгах не было написано, как сделать себе лоботомию. Очень пригодилось бы.
— Слабый, но есть.
Так и не посмотрев на сидящего в ступоре парня, Китнисс поднялась с колен и, не зная, куда деть руки (потому что сжать мужское плечо в сочувственном жесте однозначно было плохой идеей), нервно отряхнула штаны. Не то чтобы они после этого стали чище, но жест вроде как поставил точку в беглом осмотре пациента. Теперь нужно было посмотреть, что с Фазой, и сделать для неё всё возможное, даже если возможным окажется только прекратить её страдания и упокоить собачью душу.
Двое солдат сидели на дороге и курили как раз между почти телом их генерала и собакой. Катон и… Марв, кажется? Кит сжала кулаки в бессильной ярости. Чёртовы солдафоны.
Не успела она сделать и шага в сторону страдающего не по своей вине существа, как её напряжённую руку словил всё ещё сидящий пока безымянный парень.
— Куда ты?
Китнисс даже растерялась сначала. В смысле? Куда угодно, только бы подальше от них с их несдержанностью, кулаками, пистолетами и желанием покалечить всех, от кого они хотят «получить помощь». Но парень, видимо, не смог прочесть ответ по её взлетевшим бровям и удивлённому взгляду, потому что, не отпуская до сих пор сжатую в кулак руку, тоже поднялся и навис над девушкой.
— Ты должна его спасти, — его тон был предельно серьёзен, так что Кит не рискнула рассмеяться, хотя очень хотелось. — Китнисс… — он поднял её руку на уровень груди и сжал двумя своими, с каждой секундой усиливая давление, заставляя отгибать пальцы по очереди, пока весь кулак не распался, — …ты же знаешь, кто это? Понимаешь, что с тобой будет, если он умрёт? — последние слова были произнесен почти неслышно, и по спине девушке прокатилась волна мурашек.
Вырвав руку из грубых пальцев, Кит спокойно — насколько вообще человек может быть спокойным, когда ему так неприкрыто угрожает кто-то, наделённый властью прервать твою никчемную жизнь в любой момент, — направилась в сторону Фазы. Собака уже сидела, завалившись на сторону, и аккуратно вылизывала пострадавший бок, и Кит позволила себе шумно избавиться от воздуха, переполнявшего лёгкие, хоть выдох и проскрёб когтями по пострадавшему горлу, не желая покидать насиженное место. Китнисс показалось, что до сих пор она вообще не дышала, или это был шок, потому что дискомфорт она почувствовала только сейчас.
— Стоять! — девушка закатила глаза на оклик излишне говорливого солдата, чьи грузные шаги стремительно приближались к ней. — Разговор ещё не окончен! — парень грубо схватил Кит и развернул её к себе лицом, продолжая крепкой хваткой удерживать острые плечи. — Сейчас ты идёшь и делаешь всё, чтобы генерал Мелларк выжил, это приказ! Ты, как и любой гражданин, обязана подчиняться распоряжениям миротворцев, ты должна сделать всё возможное, чтоб спасти генералу жизнь, — он уже не мог себя контролировать, и каждое слово будто вбивал в не сопротивляющееся тело, сотрясая плечи напряжёнными руками. — Ты вообще слышишь меня? Какого чёрта ты постоянно молчишь?!
На самом деле Китнисс было плевать — со стороны могло показаться, что она не понимает и половины из того, что пытается донести до неё солдат, но после того, как стало ясно, что с Фазой всё в порядке — может, таком себе, но порядке, — её начало отпускать, и она прочувствовала каждый синяк, каждую царапину на начавшем сотрясаться мелкой дрожью теле. Так хотелось сейчас просто сесть на пыльную дорогу и расплакаться, — кто ещё по ней поплачет? — но откуда-то снизу, может, из солнечного сплетения, а может, из самих глубин ада, начала подниматься злость, даже ярость, стремительно заполняющая всё тело, желающая вырваться и нанести максимальный урон окружающим. Да, она слаба и не в её силах хорошенько избить этих уродов, но она может сделать больно иначе.
— Забыла, как разговаривать с мерзавцами, — она хмуро уставилась прямо в серые глаза, продолжая начатое ранее противостояние. — Всё возможное ему не поможет, впрочем, невозможное — тоже. Умирает ваш «генерал», — не в силах сдержать рвущийся наружу яд, она весь его вложила в последнее слово. — А теперь отпусти меня и дай заняться покалеченной вами собакой.
— Ты хочешь сказать, что не можешь ему помочь? Какого чёрта? — он ревел так, что оба его товарища подхватились на ноги и зависли, кажется, не зная, достать ли оружие или стать по стойке смирно. — Нам сказали, что только ты в этой глуши можешь справиться с такой раной!
— Значит, неправильно сказали! — Китнисс тоже не сдерживалась, выдавая максимум, доступный её израненному горлу. — Нашли кого слушать! Неужели ты, такой весь из себя серьёзный вояка, ещё не понял, что нельзя верить бреду, что несут гнилые шестёрки? И вообще, откуда мне знать, что вы солдаты? Формы на вас нет, а на лбу, знаешь, не написано, что у вас безлимит на убийства!
Китнисс хотела уколоть — и как можно сильнее — но шпилька не достигла адресата, который теперь смотрел сквозь неё и даже ослабил хватку.
— Но… ты ведь… врач… — теперь бы Китнисс могла праздновать небольшую победу, да ещё и ответить что-то вроде: «А ты — миротворец, однако на мне синяки», — только вот чувство удовлетворения не приходило, а вместо него явилось неуместное понимание. В его глазах она видела отражение прошлого — старой жизни и, неожиданно, старой себя. В мутных водах радужки плескались ощущение собственной бесполезности и отчаяние.
Грудь неприятно сдавило, — отголоски собственного страха за Прим были слишком живучи, — но это не значит, что она должна сейчас делать что-то для спасения этого парня. Маленькую невинную девочку, несущую свет в этот мир, нельзя поставить на один уровень с тираном и убийцей.
— Я не врач, — помимо воли её глаза скользнули к ране. — Всё, что я могу сказать — он не переживёт даже эту ночь. Рана грязная, наверняка пошло заражение, вон, кожа вздулась, да и крови он потерял много. Его не спасти.
Китнисс не видела, как напряжённо за ней следили серые глаза, пока она сканировала раненого. Её собственный взгляд остановился на полоске грязи, пересекающей впалую щёку наискосок. Лицо было таким расслабленным и умиротворённым, будто парень просто прилёг отдохнуть ненадолго и неожиданно уснул. Как несправедливо, что жизнь, наполненная жестокостью, развратом и излишествами не оставила ни следа на мягких чертах.
— Пожалуйста, Китнисс, хотя бы попробуй, — концентрированное отчаяние резало уши, — здесь нам больше не к кому обратиться, а добраться до Капитолия мы… точно не успеем.
— Я… — она уже приготовила слова для очередного отказа, хотела сказать твёрдое «нет», глядя прямо в глаза солдату, но в его взгляде было столько надежды, что у Кит не оставалось ни шанса. Не выдержав и доли секунды, она отвела взгляд и случайно (случайно ли?) остановила его на Мелларке. Он лежал всё на том же месте, всё так же пребывая в обмороке и истекая кровью, его кожа была всё такой же бледной, а вид — всё таким же жалким. Да, Китнисс ненавидела генерала — он был настоящим деспотом и не гнушался никаких способов для удержания власти и запугивания подчинённых — но не могла заставить увидеть его в этом умирающем парне. — Я…
— Да что ты с ней церемонишься? — Катон подошёл со спины, Китнисс физически ощутила, как он вторгся в её личное пространство и непроизвольно оглянулась. — Птичка, если ты сейчас не начнёшь шевелить своим хвостиком, я лично пересчитаю тебе пёрышки. Или, раз ты никакой не доктор, то нет смысла требовать от тебя невозможного, делай то, что умеешь, — в голубых глазах появился сальный блеск. — Хотя обычно в подобных ситуациях мы убираем свидетелей, но в этот раз что-нибудь придумаем, да? — его рука потянулась к её лицу. Горло, помнившее неласковое прикосновение, сжалось, и Китнисс, не думая ни секунды, отшатнулась и, схватившись за средний палец качка, вывернула его в другую сторону, заставляя парня согнуться пополам.
— Я умею калечить людей, — она чуть сильнее надавила на подушечку, — хочешь, покажу как?
— Сержант!.. — темноволосый был явно недоволен поведением солдата.
— С-сука, — Катон попытался дотянуться до неё второй рукой, но сделал себе только больнее.
Китнисс на всякий случай чуть отодвинулась от траектории загребающих вслепую пальцев. Как же они ей надоели! Эти капитолийские военные, приезжающие пару раз в год и творящие чёрт знает что, всегда вели себя как хозяева — не только города, но и каждого его жителя, каждой безделушки и тарелки супа, на которую падал их алчущий взгляд. Сейчас они вбили себе в голову, что им нужна она, и вряд ли с ними можно будет разойтись мирно. Сам генерал и этот тёмненький показались ей более-менее адекватными, но кто знает, не обманчиво ли первое (а в случае с Мелларком — и очень короткое) впечатление? Пока генерал жив, эти двое, глядящие на неё волком, ещё будут придерживаться какого-то подобия правил, но
если когда он умрёт… Она должна быть готова.
— Ладно.
— Ладно? — глупее выражения, чем было у обоих солдат, Китнисс ещё не видела.
— Ладно, — на продумывание толкового плана не было времени — Китнисс чувствовала, что сустав пальца скоро выскочит. — Я могу попробовать, — нужно было видеть, как загорелись надеждой серые глаза, — но что мне за это будет?
Наглость второе счастье, да?
— А… что бы ты хотела за это получить? — мужчина был очень озадачен и не скрывал этого. Наверное, впервые с конца света он слышал такой вопрос от какой-то шавки.
— Вертолёт и миллион долларов, — сложно было сохранить серьёзную мину, но Китнисс справилась.
— У нас нет времени на дурацкие шутки.
— И чувства юмора видимо, тоже, — ну, она хотя бы попыталась. — Ладно, ладно, у меня есть парочка условий.
Согнутый раком блондин завозился, видимо, желая высказать мнение о ней и её положении, не предполагающем постановку условий, только его собственное положение не позволило, дав возможность только что-то глухо промычать. Китнисс же не отводила взгляда от глаз, идентичных её собственным. Парень явно старший по званию, и он, похоже, единственный, которого действительно волнует жизнь генерала.
— Я слушаю, — ответив, он подтвердил предположение Кит об иерархии в этой группе и сложил руки на груди.
— На моей территории вы слушаетесь меня, — тот, который Марв, недовольно хмыкнул, чуть не заставив Китнисс разорвать зрительный контакт. Пришлось снизойти до объяснений. — Во-первых, мне понадобится помощь во время операции, всё нужно будет делать быстро, на споры и пререкания не будет времени. Во-вторых, это — мой дом, и если я скажу куда-то не заходить или что-то не трогать — вы не будете этого делать. Иначе никто не войдёт.
— Ну, допустим, — парень прищурился, выискивая в её словах скрытый подтекст, но Кит не отвела и не опустила глаз. — На «твоей» территории твои приказы не обсуждаются — в пределах разумного, конечно.
Китнисс согласно кивнула, но не позволила себе расслабиться. Это было ещё не всё.
— Вы не маячите ни на улице, ни во дворе, — брови старшего поползли вверх в почти издевательском удивлении, но голос Китнисс не дрогнул. — Я не хочу, чтоб вас кто-то видел рядом со мной или моим домом. Если кто-то придёт — вы будете сидеть за дверью, как мыши. Если вам приспичит выйти — только ночью и сперва убедившись, что вокруг пусто. Вы потом свалите, а мне здесь ещё жить.
«Если я
буду жить».
Кажется, смысл её слов извратился раз десять, пока дошёл до ушей солдата, но какая разница? Не было времени разъяснять это желание, да и не хотелось сдавать никого из «соседей». И самой выжить было бы неплохо. Кстати, об этом.
— И самое главное: скорее всего, генерал Мелларк умрёт, — она выдержала небольшую паузу, позволяя этой мысли укорениться в одном мозгу на троих. — Я обещаю, что сделаю всё, что смогу, но хочу напомнить, что я — не врач и не всесильна, — в горле запершило, девушке пришлось кашлянуть, чтобы продолжить. — Со своей стороны вы должны поклясться, что если мне не удастся его спасти… вы меня не тронете. Если это условие вам не подходит, — она разжала затёкшие пальцы, позволяя Катону мешком упасть на колени, — то можете пристрелить меня прямо сейчас, я даже пальцем не шевельну ради вашего генерала.
Наступившая тишина нарушалась только постаныванием Катона, аккуратно разминавшего пострадавшую руку. Марв стоял с почти скучающим видом, иногда поглядывая на дёргающую ухом собаку, а главный задумчиво смотрел на Мелларка, и только барабанящие по предплечью пальцы выдавали его нетерпение.
— Клясться на крови будем?
— Что? — теперь у Китнисс вытянулось лицо.
— И это ты мне что-то говорила о чувстве юмора? — солдат скупо ухмыльнулся, правда, через секунду на его лицо вернулась серьёзность. — Хорошо, нам подходит. Мы тебя слушаемся, не портим твою репутацию собственным присутствием и при любом раскладе тебя не убиваем. Я ничего не забыл?
Кажется, девушка совсем не ожидала, что он так легко согласится. Судя по ошарашенному виду, она готовилась, как минимум, к долгому и аргументированному отстаиванию своих прав, а вероятнее всего, к скорой смерти, потому просто кивнула, продолжая стоять на месте.
— Но хочу тебя предупредить: если мне хотя бы покажется, что ты делаешь меньше, чем в твоих силах, или пытаешься его убить — наш договор автоматически аннулируется, — Кит нечего было этому противопоставить, и она опять молча кивнула. — Тогда, может, уже начнёшь его спасать?
— А, да, конечно, — Китнисс заставила себя собраться. — Берите его на руки, — она указала на генерала, — и несите за мной.
Открыв калитку, свистнула Фазе — та подходила медленно и прихрамывая, но сама — и приказала собаке сидеть и ждать. Солдаты — главный, державший на руках генерала, злобный блондин, баюкающий руку и замыкающий парень ни о чём, осматривающий напоследок дорогу — с любопытством наблюдали, как Кит превратила вроде просто валяющуюся под забором доску в импровизированный мост между калиткой и дверью, уложив её на брёвна, вкопанные с обеих сторон.
— Идти только по доске, — взяла за ошейник собаку и первой пошла вперёд, не оборачиваясь, чтобы проверить, все ли её послушались. В конце концов, она их предупредила, и если кто-то окажется без ноги — это не её проблемы.
Дойдя до двери, она подняла руку, призывая всех остановиться, убрала доску к стене и скользнула с собакой за второй заборчик, разделяющий двор на две части, бросив на ходу, что им не стоит двигаться, если они хотят остаться при всех своих конечностях.
Через минуту в доме послышался шум и дверь изнутри открылась, впуская в тёмное помещение всю процессию. Гуськом зайдя за девушкой на кухню, они столпились на входе, наблюдая за хозяйкой дома, быстро сгребающей всё со стола.
— Времени у нас нет, так что слушаем внимательно и выполняем быстро, — Китнисс суетилась, освобождая место. — Генерала пока положи на диван, только осторожно, отодвиньте от окна шкаф — нужен свет. Тот, который Марв, — не глядя, кивнула в сторону недовольно скривившегося парня, — растопишь печь, после чего будешь крутить педали, я покажу где. Тёмненький, как самый адекватный, будешь моей медсестрой.
Катон прыснул — не каждый день есть повод представить строгого начальника в коротеньком халатике и шапочке с красным крестом — за что тут же получил убийственный взгляд от полковника.
— Ах да, Катон. Тебе особое задание: во дворе дождёшься, пока Фаза не пописает, и скажешь, какого цвета у неё моча.
— Что? — забыв о боли в руке, он тут же начал возмущённо жестикулировать. — А ты не охренела часом?
Китнисс прекратила протирать стол и сложила руки на груди, в упор глядя на качка.
— Благодаря вам у неё может быть внутреннее кровотечение, и если вовремя об этом не узнать, помочь нельзя будет, — девушка начинала закипать, — но если тебе так не нравится это поручение, можешь заняться генералом, а я пойду наблюдать за собакой, — она демонстративно бросила тряпку на стол и повернулась в сторону выхода.
— Сержант Уильямс! — зычный голос заполнил весь дом, заставив присутствующих вздрогнуть. — Выполнять поставленную задачу! — блеснув обидой в сторону полковника, блондин выпрямил грузное тело. — Докладывать каждые полчаса!
— И не выходи за огороженную часть, не хочется латать потом и тебя, — Китнисс даже не старалась скрыть торжествующую улыбку.
— Есть, сэр! — не удостоив Китнисс даже взглядом, он вышел в указанную дверь и от души ею хлопнул.
Напряжение, сковывавшее Китнисс в присутствии качка, ушло вместе с его источником, и она осмотрела «операционную». Шкаф уже был отодвинут, но равнодушное солнце давно разминулось с окнами, выходящими на восток, и спокойно продолжило свой неизменный путь. Для того, на что решилась Кит, было слишком темно.
— Марв…
— Для тебя Марвел.
«Наверное, они с качком — друзья», — внезапно подумалось Китнисс.
— Хорошо, Марвел, пойдём, покажу тебе, что делать дальше, — уже подойдя к лестнице на мансарду, которая считалась в этом доме вторым этажом, Кит обернулась на старшего. — А ты пока собери по дому все настольные лампы и принеси на кухню.
— Хорошо.
Парень машинально бросился выполнять указание, но через полминуты с абсолютным недоумением на лице вернулся к пустой лестнице.
«С катушек она, что ли, съехала? На кой-чёрт ей лампы???»
Тусклая лампочка под потолком, последние два дня заходящаяся в тахикардическом крике сигналами SOS, мигнула в последний раз и наконец замолчала.
Пора.
Китнисс прекрасно понимала, что скоро это должно было произойти. Телевизор зашёлся в приступе кашля под монотонный шёпот белого шума уже неделю назад, показав перед этим больше половины фильма «Философы: Урок выживания». Китнисс ухмыльнулась этой символичности и выдернула вилку из розетки. Последний человек в телецентре знал толк в кинематографе и ушёл красиво. Как герой.
Электростанция, освещающая весь первый, тоже не могла долго протянуть. Вряд ли обычные рабочие, ежедневно проверяющие и ремонтирующие системы подачи энергии, мнили себя Прометеями. Либо они ушли, либо умерли — третьего не дано. Как быстро без участия человека навернётся система охлаждения? Хотя гораздо раньше закончится топливо. Даже при шнековой подаче резервуары должен кто-то заполнять. Счёт шёл на часы.
Главное было — словить этот момент. Как только свет погаснет, первобытный страх ненадолго парализует даже самых смелых и настанет время трусливых крыс. Всё что нужно будет — метнуться из своей норки в ближайший большой магазин и набрать необходимого по составленному заранее, тщательно продуманному списку. И еда в нём стояла далеко не на первом месте.
Китнисс выбрала торговый центр на окраине. Он был не самым крупным, но находился относительно недалеко от её крепости. Да, вполне возможно, что там она найдёт только пустые полки и разгромленные стеллажи. Но определённо встретит меньше нелюдей по дороге.
Схватив лук и вместительную охотничью сумку, Кит со всех ног припустилась к магазину. К чёрту покрытую асфальтом дорогу, у грызунов свои тропы: через никем не посаженный небольшой огород, обещавший в скором времени полностью покрыться паутиной сорняков, перепрыгнуть забор, по еле заметной тропке между соседскими участками, взять ещё два забора — и она на стоянке. Остановившись рядом с брошенным автомобилем, Китнисс опёрлась о капот и прислушалась, стараясь дышать не так громко. Вроде тихо. В тёмном провале стеклянной двери не было заметно движения, и Китнисс мелкими шажками начала продвигаться ближе. Дойдя до двери, она подождала несколько секунд, нервно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь.
— Ну же, открывайся!
Помахав рукой у самого датчика, Китнисс замерла, после чего с громким хлопком опустила ладонь на лоб.
— Вот дура! Ну полная идиотка!..
Электронный. Датчик на таких дверях всегда работает от электричества. Которого больше нет. Ну как, стоило ожидание того? И что теперь? Мизерная щель между створками двери не оставляла выбора. Даже имей она необходимый инструмент, подходящие знания и достаточно силы — у неё всё равно не было в распоряжении столько времени, сколько нужно для открытия. Скоро все сообразят, что с погасшими лампочками наступил официальный конец света. Распространившаяся за долю секунды тьма — это не просто очередное препятствие на пути к комфортному выживанию. Это белый флаг человечества, капитулировавшего перед неизбежным, сдавшегося на милость победителя в чёрном балахоне и ожидающего своей участи, смиренно встав на колени. Это знак, что и власть, и военные ушли (возможно, в мир иной), что не осталось ни законов, ни моральных ценностей. Все предохранители перегорели, выпустив на свободу зверя, с древности живущего в каждом. Выжившие остались один на один с собой. И с целью выживать и дальше.
Разбить стекло? Слишком громко. Ей не нужно лишнее внимание, у неё с собой только нож и лук, и не факт, что она сможет использовать их против человека.
— Думай, думай, думай…
Паника сонно приоткрыла один глаз, размышляя, не пора ли взять дело в свои когтистые лапы. Каждая упущенная секунда въедалась под кожу монотонными нотами похоронного марша. Дробная россыпь тихих щелчков ворвалась в зависшее сознание Китнисс, останавливая её внутренние метания. Оказывается, это её собственные зубы отбивали рваный ритм галопа. Адреналину в крови уже просто некуда было деваться, казалось, вот-вот он выплеснется из глаз со слезами страха. Нет. Только не сейчас.
Обернувшись на проделанный путь, Китнисс, сжавшись в костлявый комок вздрагивающих от шума собственных шагов нервов, подалась назад. Половина машин на стоянке была уже раскурочена, так что хоть на это время тратить не нужно будет. Уже в третьем разворошенном гнезде багажника нашёлся открытый чемоданчик автомобильного набора. Видимо, мародёр, его вскрывший, не нашёл в этих инструментах ничего полезного. Спасибо тебе, недальновидный человек.
Используя вороток вместо зубила, большую трещотку вместо молотка и страх в качестве мотиватора, Китнисс сбила замок на задней двери и вошла в тёмное помещение склада. Огромные напольные весы ещё подмигивали зелёными нулями, видимо, в них была встроена солнечная батарея на случай, если свет отрубится, а работать всё равно нужно.
Конечно, в магазине творилось чёрт-те что. Ночь не давала ни миллиграмма света через высокие витрины, заставляя Китнисс неуклюже топтаться, оставаясь почти на месте. Глаза отказывались различать впереди что-то кроме непролазного лабиринта из нагромождённых стеллажей вперемешку с оказавшимися никому не нужными товарами. Ну как — никому. Китнисс достала список из кармана.
Хорошо, что отдел электротоваров был недалеко и что все фонарики не успели разобрать. Шаря вслепую по полу, Китнисс нащупала что-то пластиковое и пузатое и нажала на огромную кнопку. Будильник засветился мягким голубым светом, разгоняя тьму на несколько метров вокруг. Мрак, отползая в угол и пряча за холодильником недовольную морду, наконец разжал лапы на шее и позволил Кит вдохнуть во всю глубину лёгких. Сжатый в руке гладкий цилиндр фонарика, найденного благодаря электронным часам, придал Китнисс уверенности. Погоняв темноту из угла в угол, она собрала разбросанные вокруг фонари, удобно уселась посреди пластиковой груды хлама и раскрыла сумку.
Выковырянные из всего подряд батарейки всех мастей и размеров с глухим стуком падали на дно сумки, а опустошённые, теперь наверняка неживые приборы отбрасывались в один угол. Собрав урожай, Китнисс перелезла через металлическую полку и зарылась носом в стопку вёдер. Пластиковые, конечно, неидеальный вариант, но пока и так сойдёт. Отобрав парочку самых крепких, Китнисс повела фонариком вокруг, но тележки в зоне видимости не наблюдалось. Решив, что транспорт для её находок можно прихватить и по дороге — всё равно она не сможет прокатить тележку по этим кучам, Кит опустила в ведро связку ножей, садовую лопатку и несколько мотков верёвки. Подумав с минуту над секатором, взяла два и воткнула в то же ведро ручками вверх. Пригодятся.
Хруст стекла под подошвами дал понять, что недалеко продовольственный отдел. В котором, ожидаемо, продовольствия практически нет. Что было странно — так это стоящий памятником человеческой глупости шкаф с приправами и соусами. Отличненько! Это именно то, что Китнисс искала. Загрузив в сумку все пачки соли, которые нашлись на полке, Китнисс заполнила половину ведра пакетами с сахаром, а оставшееся место заняли сгребённые с полок пакетики с приправами. Их было немного — мало кто держит в магазине сотню пачек корицы, например, — но, помня о том, что больше никто никогда не вырастит корицу и не насыпет перемолотую кору в такой красивый, блестящий пакетик, Китнисс сгребала всё подряд. Свободного места больше не осталось, поэтому уксус пришлось сложить в куртку со связанными на манер мешка рукавами. А ведь это ещё не всё.
Дойдя до отдела со всевозможными семенами, Китнисс, забыв о страхе и осторожности, застонала в голос. Придётся всё-таки тащиться за тележкой.
Сжимая в зубах фонарик, Кит с разгону закатила тележку на груду чего-то, раньше, скорее всего, бывшего спортивным инвентарём. Досадливо поморщившись, она попыталась сглотнуть слюну, которая так и норовила вытечь по гладкому пластику фонарика. Что с этими людьми не так? Зачем они устроили в магазине армагеддон местного масштаба? Так хотелось почувствовать собственную силу и безнаказанность? Ну так и крушили бы свои ветряные мельницы в другом месте. Или это очередное проявление эгоизма? Типа, так не доставайся же ты никому! — и р-раз стеллаж на пол. Неужели так сложно было взять то, что нужно, и не громить остальное, помня о том, что вокруг тоже есть люди, которым нравится ходить по полу, а не карабкаться по кучам вещей, которыми какие-то сволочи пометили пройденную территорию? Под колесом хрустнул пластиковый скелет бывшего МР3-плеера, который больше не сможет воспроизвести ни одной песни. Минус ещё одна мечта. Зато вот она — вожделенная куча семян, никем до сих пор не тронутая.
Загрузив все пакетики с рисунками овощей и трав, которые смогла найти, Китнисс вернула взгляд к тому месту, с которого начала. В тележке ещё оставалось достаточно места, а на калькуляторы и эти дурацкие цветочки с малюпасенькими солнечными батареями, стоявшие у каждого пятого на панели автомобиля и задорно махавшие лепестками (как будто не было у них других забот) у неё были особые планы.
— Вот твоё рабочее место на всё время операции, — Китнисс указала Марвелу на опутанный проводами велотренажёр. — Надеюсь, на службе вас неплохо гоняли, потому что сейчас понадобится вся выносливость, что у тебя есть.
Присев и проследив взглядом по всей длине от привода до аккумуляторов скруток проводов и убедившись, что обмотка нигде не поплавилась, Китнисс наконец обратила внимание на неуверенно мнущегося солдата.
— Марв? — в голосе проскользнуло раздражение.
— Наверное, ты сумасшедшая…
— Слушай, у тебя какие-то проблемы с велосипедами? Психологическая травма? Извини, но у нас нет времени на разбор твоих детских воспоминаний о разодранных коленках, чем раньше ты сядешь на этот чёртов тренажёр, тем быстрее наберётся заряд в аккумуляторах. Сейчас у них практически глубокий разряд — последний солнечный день был почти неделю назад, даже на холодильник еле хватает, а так-то они ёмкие и разряжаются медле… — голос Китнисс постепенно сникал, пока вдруг резко не оборвался напряжённой тишиной. Она действительно слишком редко общалась с людьми, просто забыла, как это делать правильно, давно привыкла к молчанию, и сейчас этот безостановочный словесный понос удивил её саму. Зачем она это всё проговаривает при чужом человеке? Да ещё и таким тоном, будто оправдывается. Или… хочет услышать одобрение? Какая она молодец, как круто всё придумала, догадалась вывезти учебные материалы из универа, сама поснимала панели и аккумуляторы с уличных фонарей, разграбила институт высоких технологий… Ммм, не девушка — мечта! Так, что ли? И вместо того, чтобы сохранить важную информацию в секрете, она выболтала всё меньше, чем за минуту!
Тряхнув головой и резко встав с колен, Китнисс нацепила на лицо своё извечное хмуро-незаинтересованное выражение и ещё раз кивнула на тренажёр.
— Короче, не важно. Садись и крути педали, на этом точно не упадёшь. Чем быстрее ты будешь шевелить ногами, тем больше у твоего генерала шансов.
Кит уже развернулась к лестнице, когда на плечо ей опустилась тяжёлая рука.
— Наверное, ты сумасшедшая, — Марв неуверенно прокашлялся, — но я верю, что у тебя получится, если ты этого захочешь. И мне жаль, что мы неправильно начали, — кажется, глаза Китнисс обещаются в скором времени вывалиться от удивления. — Знаешь, Пит… он не просто генерал, начальник, президент… он как наш старший брат, от которого можно и отхватить, если за дело, но который никогда не откажется протянуть руку.
— Зачем ты это мне сейчас говоришь,
Марвел? — Китнисс серьёзно посмотрела парню в глаза. Она действительно не понимала и не хотела ни от кого из них слышать такой доверительно-панибратский тон. Не хватало ещё случайно завести новых друзей.
— Просто… Я понимаю, что со стороны тебе могло показаться, что он… не достоин спасения. Все мы прекрасно знаем, что люди считают его жестоким, несправедливым и просто ублюдком, захватившим власть, но… Тяжёлое время требует тяжёлых решений. То, что мы делаем ради выживания, не определяет того, кто мы есть.* И он… на самом деле он — герой, и его обязательно нужно спасти. Пожалуйста, пообещай, что сделаешь всё, что сможешь.
Китнисс молча выслушала это всплеск пафоса, но было не лучшее время для собственного мнения, так что она просто кивнула и ступила на первую ступеньку.
— Я подумаю.
Ей действительно было о чём подумать, потому, спустившись на первый этаж, Китнисс направилась к печи — всё равно вряд ли кто-то из миротворцев смог бы её разжечь.
Девушку безмерно радовало, что дом был достаточно старым, а их семья — достаточно бедной, и вместо распространённых каминов или электрического отопления в нём стояла древняя печь. Конечно, в детстве это казалось большим недостатком — отцу часто болела спина, потому что, кроме нагрузок на работе, нужно было всё время колоть и пилить дрова, а в обязанности девочек входило их носить в дом и складывать. Но после конца света приоритеты изменились и недостаток стал огромным преимуществом.
Китнисс присела перед вечно зевающей старушкой и начала аккуратно укладывать поленья. Она так и не решила, что же делать с раненым.
Спасти ему жизнь? А достоин ли её генерал Мелларк? Он тот, кто с помощью оружия и силы захватил власть в свои руки, кто придумал кучу бесчеловечных законов, кто забирает у людей вещи, дома, продукты, детей, жизни… Кто прославился своей любовью к красивым женщинам и кровавым пыткам, не брезгуя смешивать оба увлечения. Он держит в страхе весь Капитолий, весь Первый, его лапы дотянулись уже до половины Второго дистрикта, и ему всё мало: нужно больше земель, больше ресурсов, больше развлечений, больше девушек, больше роскоши, больше новых солдат, больше крови, больше страха, БОЛЬШЕ!!! Генерал Мелларк — зло в своём земном воплощении.
Китнисс отрезала полоску фольги, перекрутила её в центре и, прижав к двум полюсам батарейки, поднесла к тонкой части бумажку. Спичек она уже давно не видела — их разобрали в самом начале, как и зажигалки.
Значит, убить его? Это легко провернуть без опасности для себя. Случайно поддеть артерию и зашить, позволяя крови вытекать в мягкие ткани, вколоть что-нибудь не то или наоборот — не вколоть необходимый антибиотик. Если развести бурную деятельность, сыграть искреннее переживание — ни один из троих не догадается, что она собственными руками отправила их любимого генерала в адские кущи. В конце можно даже выдавить пару слезинок — чтобы наверняка. Но… чем она тогда будет отличаться от Мелларка? Кто дал ей право решать, кому дышать одним с ней воздухом, а кого отправить по волнам забвения в вечное плаванье без пункта назначения? И что, если власть перейдёт к кому-то похуже, и Республика Мелларк покажется раем на земле по сравнению с грядущим?
Тонкая бумага вспыхнула, огонёк быстро доел импровизированную спичку и лизнул пальцы. Китнисс стряхнула прожору на кучку травы с корой, подготовленную заранее.
Спасти или убить?
Скатить дребезжащую тележку по ступенькам, одной рукой придерживая тяжеленную сумку на плече, а вторую держа на пульсе лука, да ещё и пытаясь осматриваться и прислушиваться — задача из разряда невыполнимых. Стеклянная дверь, пришло твое время.
Металлическая полка оказалась самым тяжёлым в магазине, до чего можно было добраться, не углубляясь в пещеру тролля. Очень неряшливого тролля, к слову. Да и таран из неё вышел бы неплохой, если бы не скользящие по глянцевой поверхности в потном танго пальцы. Хорошенько разогнавшись, Китнисс впечатала полку острым боком в стекло, вжав вторую сторону в собственный живот. Потеряв из-за резкого выдоха весь кислород из лёгких, но оставив при себе боевой настрой, Китнисс прислонила полку к стене и провела пальцами по стеклу. Ни одной трещинки. Серьёзно?
Вместо разочарования голову начал дурманить странный, на грани истерики, восторг. Живот отпустило — боль блокировалась адреналином, но синяк обещался быть знатным. Только это будет когда-то потом, когда она возможно выживет, скорее всего вернётся в свой дом и никогда не забудет о приступе неконтролируемого веселья вперемешку с яростью, бесстрашием и неутолимой жаждой крушить, бегать кругами и прыгать на месте, бесноваться, качаться по полу и выкрикивать проклятия, сосущем под ложечкой. Сглотнув свой порыв, Китнисс подхватила тяжёлый прямоугольник, обиженно звякнувший напоследок о стенку, и опять впечатала его в стекло. И ещё раз. И ещё.
Казалось бы, руки должны уставать от немалого веса, удары должны быть всё тише и бесполезнее, но иррациональный восторг не собирался отпускать, а Китнисс не собиралась сдаваться. Что-то мелькнуло в дальнем конце стоянки, и, на секунду отвлёкшись, Китнисс пропустила момент, когда стеклянная створка выскочила из алюминиевых направляющих и начала падать вперёд. Как и сама девушка, увлекаемая инерцией распластаться на поверженном враге. Глупо вскрикнув, тонко, совсем по-девчачьи, как не кричала никогда, Китнисс выпустила из рук полку и приземлилась руками на неё, а не на груду мелких осколков, в которые с оглушающим набатом звоном рассыпалась треклятая дверь.
Не сумев до конца побороть смешок, Кит резво подорвалась с земли и захрустела в сторону заскучавшей тележки.
Так весело было разгоняться и, повиснув на ручке, проезжать пару метров, разбрызгивать осколки колёсами, хохотать, съезжая по пандусу… Кровь плескалась и бродила горячей лавой, в голове играла какая-то весёленькая мелодия, ветер свистел в ушах, гоня вперёд, убеждая в правильности, в банальном теперь-всё-будет-хорошо, лямки заполненной сумки врезались в плечи уверенностью в завтрашнем дне. Изображая гоночный болид, Китнисс со свистом резины лавировала между машин по огромной стоянке, избегая столкновения в самый последний момент и победно вскрикивая каждый раз, когда манёвр удавался. Её маленькая неказистая надежда выросла, окрепла, укоренилась в душе и расправила плечи, с этого момента гордо именуя себя верой. Да, она смогла. Она не так плоха, как сама о себе думала, она ещё покажет всем, на что способна «слабая» девушка, и пусть только кто-нибудь к ней сунется! Нахлынувшие чувства кружили голову, и Китнисс, выровняв тележку, прикрыла глаза и блаженно улыбнулась, впервые за последние месяцы почувствовав свободу. Свободу от страха и безысходности.
Препятствие в виде автомобиля подкралось незаметно. Вернее, оно там молча и стояло, но с закрытыми глазами сложно оценить дорожную обстановку, так что, влетев на полном ходу в заднюю часть коричневого пикапа, Китнисс почти пополам согнулась от боли и нависла над кучей добра. Не так-то приятно получить тонкой ручкой под дых. Так и оставшись стоять, опёршись руками о края металлической конструкции, Кит хватала воздух, попеременно то постанывая, то подхихикивая. Это было… чертовски неприятно, если сказать мягко. Но так как некому больше было следить за речью девушки, да и вежливость больше не катировалась на рынке, можно было признать, что…
— Ауч! Это было охренеть как больно! — всё так же не разгибаясь, Китнисс чуть присогнула колени, просто повисая на тележке. — Понаставят своих колымаг…
— Эй, ты как?
Дверь машины хлопнула, и Китнисс, вздрогнув, резко оттолкнулась от тележки сразу обеими руками, чтобы стать ровно как можно быстрее, но, не подумав о колёсиках, потеряла равновесие и упала назад, больно разодрав подставленные ладошки. Возле водительской двери стоял мужчина лет сорока, в его руках был пустой пакет, и он постоянно ворочал головой, то оглядываясь по сторонам, то кидая взгляды на лежащую девушку.
И резко всё вернулось: и неуверенность с дрожащими руками, и страх, прижимающий желудок к позвоночнику, и желание, острое до слёз желание жить. Опять не стало вокруг свежего воздуха, и Китнисс боялась моргнуть, пропустив тот самый миг, когда этот мужик навалится на неё, когда воткнёт в её сердце нож, или сожмёт горло руками. Хотя нет, он накроет её лицо пакетом и не отпустит, пока слабое тело под ним не перестанет дёргаться в конвульсиях, пока глаза под прозрачной плёнкой не остекленеют, пока мечта о последнем вдохе не погаснет окончательно.
Наверное, у неё не будет против него шансов: он и сильнее, и тяжелее — распахнутая куртка открывала округлый живот, а бёдра в рабочих джинсах были не уже её талии. Хотя она шустрее, и младше, и… господи, она не готова умирать! Она и убивать не готова, но он не отпустит её просто так, даже если она отдаст ему всё, что успела набрать в магазине. Так что — либо он, либо она.
— Слушай, — он часто сглатывал и шуршал пакетом, то сминая его, то расправляя, медленно подходя ближе, — ты сильно шумела и могла привлечь внимание, так что давай быстрее… — он в один шаг сократил расстояние между ними и начал наклоняться, вытянув вперёд руку с пакетом…
Китнисс спасли только инстинкты охотника: она быстро перекатилась в сторону, на ходу сбрасывая с плеча лук. К тому моменту, как она опять оказалась на спине, тетива была уже натянута, и в следующий миг стрела торчала из плеча неудавшегося убийцы. Он, непонимающе посмотрев девушке в глаза, жалобно вскрикнул и, покачнувшись, сделал шаг к тележке, но Кит его опередила. Схватив за ручку, она буквально выдернула тележку из-под грузного оседающего тела и схватив нож, так беспечно до этого брошенный сверху на добычу, всадила его в объёмную ногу. Мужчина громко заорал и завалился набок, обеими руками сжимая пострадавшую конечность. Китнисс судорожно оглянулась, не привлёк ли кого-нибудь ещё этот крик, и, зажав широко раскрытый рот схваченным с земли пакетом, Кит с силой опустила нож, по рукоятку вгоняя его в мягкую плоть живота.
Никакого фонтана крови не последовало, только смачное чавканье раздалось из раны, да забулькал в задёргавшемся горле крик. Руки с короткими ногтями попытались оттолкнуть девушку, заскребли по куртке, с силой сжали запястье, но Китнисс вырвалась и повторно воткнула нож в тело. Лезвие входило легко, мягко, как в поднявшееся на хлеб дрожжевое тесто. Кровь — не такая горячая, как лава, но достаточно тёплая, чтобы исходить полупрозрачным паром, лилась на асфальт, на нож, на девичьи руки, ставя метку, клеймо, навсегда помечая новую версию Каина.
Китнисс сидела, как и перед выходом из дома, обеими руками сжимая нож, со всей силы, всем телом вдавливая его в замершее тело, как будто хотела прорезать насквозь, ещё глубже, до последнего круга ада. Кровь, покрывавшая руки, быстро остывала, заставляя пальцы дервенеть, затекать, так хотелось разжать их, подвигать, почувствовать, что собственная кровь ещё не вытекла и не превратилась в лёд от холода, растекающегося изнутри, что она бежит по сосудам, равнодушная к поступкам хозяйки. Но пальцы как будто прилипли к скользкому дереву, не слушаясь мысленных приказов, не желая покидать место преступления.
— У меня не было выбора… — со всхлипом втянула воздух, чуть не подавившись живительным кислородом. — Либо он, либо я. Либо он, либо я. Либо он…
Рука наконец разжалась, и Кит привстав на колени, начала озираться в поисках тележки. Она откатилась не очень далеко, но, запнувшись за что-то на ходу, перевернулась, и весь сегодняшний улов уставшей кучей раскинулся на асфальте. Ноги не горели желанием слушаться, но Китнисс упорно заставляла их переступать, пусть шаркая, пусть подкашиваясь, но двигаться в такт шёпоту:
— Либо он, либо я, либо он, либо я, либоонлибоялибоонлибоя…
Главное не останавливаться, идти к цели, убеждать себя, не давать проскользнуть даже мысли, что она сделала что-то не так…
— Либо он, либо я, либо он…
…не пытался её убить, не нападал, может, даже хотел ей помо…
— Либо он, либо я…
…что сделала? Защитила себя? Или первого попавшегося совершенно невинного человека просто ни за что лишила жиз…
— Либо он, либо я, либо он, либо я…
…убийца.
Китнисс протянула руку к занимающемуся огню и прикрыла глаза. Он может согреть, подарить жизнь, вдохновить… И может обжечь, уничтожить, предать забвению… На чьей огонь стороне? Жизни? Или смерти?
И на чьей стороне она?
*Привет из Сотни)
