Кровь Бога Смерти. Мастеровое имя (Перезалив идет, но ме-е-е-дленно. Выложены все главы, часть утеряна при гоголевском синдроме)

У Себастьяна были самые красивые руки на свете, — так думала Элис. Они были изящные, ухоженные, и явно ловкие, часто работали. Кожа казалось девочке бледной, даже болезненно-бледной, словно бы их обладатель выходил на улицу раз в тридцать лет, чтобы пополнить запасы еды еще на тридцать лет, и больше ни в жизни на улице не бывал. Пальцы были длинные, точно паучьи лапы, но сильные и цепкие. На запястьях немного выступали зеленовато-синие вены, что придавало какой-то особенный, эстетический вид. Виконтесса сидела, завернутая в плащ, на диванчике, среди пыльных подушек, и смотрела на то, как демон разжигал камин. На вид Себастьяну было лет двадцать, может и больше, точнее сказать трудно. У него были узкие, но европейского разреза, чуть раскосые глаза темно-красного винного цвета, с длинными ресницами. Сильно выступающие острые скулы, чуть длиннее общепринятой нормы красоты нос, — уродом это его не делало, а даже наоборот, необыкновенно шло, — и бледные, синеватые по краям, губы. Волосы цвета черного янтаря были длиной почти до шеи. Элис прямо-таки налюбоваться не могла. Демон выглядел как самый настоящий вампир из сказок, в которых девочка влюблялась, когда ей было лет шесть или семь. Себастьян же, со свойственной ему мрачностью, — напускной, — зажег камин, встал и расправил плечи, потянувшись. Он упорно не хотел смотреть на виконтессу, по крайней мере, так казалось ей самой, хотя на самом деле демон следил за ней исподтишка, наблюдая за отражением в стекле фотографии в рамке. На этой фотографии было три мужчины: черноволосый Себастьян, ехидно улыбающийся слева, беловолосый юноша, выглядящий чуть помладше демона, стоял справа с совершенно непроницаемым лицом, а между ними, с чуть смущенной ухмылкой, находился мужчина, которому на вид было лет тридцать, с длинными темно-синими волосами и странными заостренными ушами. Удивительно только, что Элис не показались странными синие волосы. И девочка, и демон таращились друг на друга минут десять, не зная, что сказать, пока Элис не довела себя раздумьями о тайнах и загадках серомирных, — так ведь их называл дым? — до белого каления: —Так ты мой демон-искуситель, да? — спросила она, чтобы хоть как-то заговорить с Себастьяном. Не то чтобы она испытывала смущение от молчания, как обычно бывает, но любопытство не давало ей покоя. — évidemment, — ответил демон, так же продолжая смотреть в отражение пустым взглядом. —Я не знаю французский, — отозвалась Элис, скрестив руки на груди. Одна из горничных, новенькая, была из Франции и знала целых три языка. Девочка научилась различать их между собой, и знала несколько слов на каждом, но больше ничего. — Очевидно, да. Очевидно, демон. Виконтесса приподняла одну бровь. На её лице отчетливо просвечивалось полное разочарование: ей-то казалось, что, когда она встретится хотя бы с одним своим хранителем, он ей мигом объяснит, что к чему. И если даже не про магию: вдруг это страшный секрет, который нужно хранить от рода человеческого, — так хотя бы то, что произошло в особняке! — Hmm, — протянула девочка, завернулась в плащ и закрыла глаза. Не хочет разговаривать, и не надо. — И? — сказал Себастьян, поворачиваясь к дивану. — Я не умею вообще разговаривать с людьми, так что просто скажи, чего ты хочешь, и я тебе отвечу, не усложняй нам обоим жизнь! Не думайте, пожалуйста, что он такой противный и нелюдимый. Себастьян наоборот даже, очень любит поболтать, но сейчас хранитель сильно нервничал и был на взводе. Ему казалось, что еще чуть-чуть — и он сделает что-то весьма неправильное. Возможно, даже жестокое. Себастьяна можно понять: у него подопечная четыре года в коме пробыла, и он, не отходя, сидел рядом, а теперь даже не знал, как с ней заговорить! — Ты умеешь разговаривать с людьми, — виконтесса открыла глаза и, неестественно выпрямившись, села. — Ты умеешь! — Элис сделала этот вывод, основываясь на том, что Себастьян точно произносил связные между собой слова, а значит, мог вполне себе разговаривать. Об умении поддержать разговор, о котором, собственно, и имел в виду демон, девочка как-то не подумала. — Умею, ладно, — тут же сдался хранитель, — с людьми, но не с детьми. — Дети — это те же люди, только в маленьком теле! — начала негодовать девочка, состроив возмущенную мину. Он что, её только что оскорбил?! — Если я буду разговаривать с тобой, как со всеми, ты ни слова не поймешь. Ты еще и слов таких не знаешь, — Себастьян довольно усмехнулся и фыркнул, однако взгляд его все равно был темным, обеспокоенным. Элис насупилась. Какой противный! Если это демон, то где же ангел? Может, с ним отношения получше выстроятся, он, может, хотя бы объяснит что происходит. Для начала. — А где ангел-хранитель? — спросила виконтесса, оглядывая комнату. Здесь стоял большой красивый камин, но огонь в нем только разгорался, из-за чего в комнате стоял противный едкий запах гари. Было совсем темно, свечи не зажгли, шторы задернули, а до выключателя лампочки Элис идти не собиралась. Посередине комнаты, на большом ковре, стоял кожаный бордовый диван, — на нем девочка и сидела, — на котором валялись разные покрывала и подушки, все покрытые пылью. Перед ним находился маленький деревянный кофейный столик, где стояла пылящаяся стопка книг и пустая ваза, которая явно не находила себе содержания уже долгие годы. Около камина было два кресла: одно светло-бежевое, с рюшами, на мягкой спинке его было вышито «Chit», а другое темно-коричневое, строгое, с вышивкой «Chat». По углам, во вместительных бледно-серых горшках, стояли разные растения с большими листьями, которые достали бы и до потолка, не поникли б они без солнечного света, а в темноте, у стен, прятались книжные шкафы со старинными фолиантами. — Занят, — Себастьян тоже сложил на груди и нахмурился. — Хочешь, — он вдруг усмехнулся, — позвонить ему? Позовешь как раз. Это ведь он тебя спас, а не я, да, — он развел руками и пожал плечами. — Ты что, обиделся? — Элис склонила голову набок и улыбнулась. Она, с трудом, но начала понимать характер её хранителя. Уже кто-кто, а Себастьян тот еще ребенок — полная противоположность своему коллеге-ангелу. Однако если этот демон очнется, и ему кто-нибудь вправит мозги, то он точно сможет найти с девочкой общий язык. Осталось только найти вправителя. — non, — Себастьян подошел к дивану, сел рядом с виконтессой, и, пошарив в карманах плаща, достал устройство, похожее на прозрачное блюдце. Элис не знала, с чем можно сравнить такую штуку, потому что никогда не читала русских сказок. Вы помните блюдечко с золотой каемочкой и яблочко наливное, которое нужно по этой самой каемочке пускать? Считайте, это устройство — то же блюдце, только прозрачное и без яблока. А каемочка не обязательно золотая, на усмотрение хозяина ставиться цвет. У Себастьяна, к примеру, серебряная. Или светло-серая — так и не разглядишь. — Так хочешь ему позвонить? — демон хитро улыбнулся. Девочка тут же почувствовала подвох, но так и не поняла в чем. Хотя блюдечко её заинтересовало: «чудной механизм», — подумала виконтесса. — Давай тогда чуть позже, — решила она оттянуть такой неоднозначный момент встречи с другим хранителем. — Если честно, то я очень хочу есть. Себастьян кивнул, положил блюдце на подлокотник дивана, встал и ушел в другую комнату, больше ни слова не говоря. Элис скорчила хранителю рожу: ну вот и чего он такой гадкий-то? Спасти-то спас, а дальше? Мог бы хоть что-нибудь рассказать, — о себе, для начала, — так нет же, молчит, как рыба! Как рыба в могиле! Как рыба подо льдом в могиле! «Хм, — подумала девочка, — тогда спрошу у него напрямую, что происходит, раз он не хочет сам объяснять. Он же сам так сказал!» Виконтесса поднялась, — это было трудно, потому что все тело будто бы стало деревянным и едва двигалось, — и направилась вслед за хранителем. В коридоре было три двери: одна в гостиную, другая входная, она была в самом конце, и еще одна у противоположной стены, на кухню. Элис на мятых ногах прошла к ней и повернула скрипучую ручку. Комната, в которую вошла девочка, оказалась кухней, совмещенной со столовой. У стены, рядом с окном, стоял небольшой стол, украшенный смешной скатертью с цветочками и разноцветным букетом в округлой вазе. В дальнем углу ютилась электрическая плита — виконтесса такой еще не видела, — она была совсем новенькой, железной, и чем-то напоминала тумбочку с нагревательным механизмом сверху. Вокруг неё стояло несколько, уже настоящих, тумб, буфет, а на стенах висели ящики со стеклянными дверцами, сквозь которые было видно посуду. Еще, вдали от всех, у стены, был холодильник, который выглядел как небольшой металлический белый шкафчик с двумя дверцами: сверху и снизу, — и кривыми ножками. Стены были покрашены в бледно-оранжевый цвет, а на полу лежал коричневый ковер с длинным ворсом. Все казалось таким уютным и домашним, что хотелось остаться в этой кухне подольше. Себастьян стоял у плиты, держа в руках половник, и колдовал над кастрюлей, не обращая внимания на свою подопечную. Он был занят своими мыслями, и его лицо каждую секунду отображало новую эмоцию. Виконтесса на миг задержалась, в ней проснулось сомнение: расскажет ли? Стоит ли спрашивать? — но тут же взбодрилась, твердым шагом подошла к столу и села на ближайший к двери стул, скрестив руки на груди. Демон кинул на неё взгляд, но тут же повернулся обратно к своей кастрюле. Нервно постукивая ногой, Элис продолжала бурить взглядом своего хранителя, но тот так и продолжал её игнорировать. Точнее, не то чтобы игнорировать, просто он был очень увлечен своей кастрюлей. По правде говоря, несмотря на многие свои странные замашки, Себастьян любит готовить. И убираться. Можно сказать, что это его успокаивает — раньше, когда-то давно, в другой жизни, если вдруг что-то начинало нервировать демона, он просто начинал вести себя, мягко говоря, грубо. Но, так бывает, люди находят свое средство успокаиваться — и он нашел. Теперь только и делает, что посуду моет, когда нервничает. Отличный способ успокаиваться, кстати. А если уж совсем доведут, то можно тарелку разбить, и сослаться на скользкие пальцы и случайность. Никаких истерик. Никаких слез и криков. Холодный расчет. — Так что произошло? — спросила девочка, наконец, набравшись храбрости. Порой для того, чтобы что-то сказать нужно недюже постараться. — Где? — тут же переспросил Себастьян, не оборачиваясь. Он будто ждал этот вопрос. — В особняке Найт, — уточнила девочка и выпрямилась, расправив плечи. При этом она смотрела исподлобья. — Там был пожар! Ты знаешь, откуда он взялся? Это те люди устроили поджог? Всех убили? Почему я оказалась в том здании в клетке? И вообще… — Та-а-а-к, — протянул демон, тихонько усмехнувшись под нос, — понятно, проще уже самому обо всем raconter, чтобы ты не мучила своими вопросами, — хранитель повернулся к виконтессе. Элис тут же смутилась: Себастьян выглядел очень растерянно и, мало того, — грустно. — В общем, — демон оглянулся на плиту, — я мало что знаю. Дело в том, — он покраснел, — что в ту ночь меня не было с тобой. — Элис уже хотела возмутиться, но Себастьян тут же махнул рукой: — а я, между прочим, и не обязан был! Это была смена Рафаэля! Моя должна была смениться часа в четыре — и то, я пришел раньше. Точнее, я примчался, едва пришел сигнал тревоги — у нас, хранителей, такой есть. Вот, значит… сначала появился я, пошел тебя искать, но эти люди… Странные. Пока я узнавал, чего они хотят — но так и не узнал, — пришел Рафаэль. Мы вместе уже тебя нашли, точнее, тебя тот мужик притащил… — Элис нахмурилась. По правде говоря, она мало что помнила. — Ты чуть в огонь не бросилась, когда особняк загорелся! Я едва тебя успел подхватить! — Я была не в себе, — начала оправдываться девочка, но демон покачал головой. — А я тебя и не обвиняю. Всякое может быть, — Себастьян вспомнил о кастрюле, помешал в ней, и снова повернулся к подопечной. Хоть история была довольно суровая, — а демон жуть как не любил рассказывать суровые истории, смотря в глаза, — именно эту историю именно этой девочке он никак не мог рассказывать, пряча взгляд. Не мог — трусости не хватило. — Так вот… пока мы разбирались с твоим ангелом, что да как, тебя с той повозкой эти гады увезли. Проследили, нашли дом, точнее, даже не дом, больше похоже было на замок какой-то, только маленький, в лесу, смотрим — а это, diable, настоящий черный рынок! Ты бы видела этот ужас! Хотя нет, — Себастьян нахмурился, — лучше наоборот, как раз такое не видеть. Ищем тебя, тебя нет! Я Рафаэля чуть не прибил — он же был за главного, но потом смотрим, тебя увозят. Куда, зачем — так и не поймешь! Помчались за телегой, а там был такой смотритель чуткий, Рафаэль тебя никак выкрасть не мог! Ждем, пока приедет в дом, — там был дом, который был перестроен во что-то несуразное, общежитие или что-то вроде этого, — дождались, смотрим, тебя занесли в подвал, идем в подвал. Точнее, я пошел, потому что Рафаэль не смог. — Почему не смог? — тут же спросила Элис. — И твоя кастрюля булькает. Себастьян будто очнулся и снова повернулся к плите и продолжил свои магические флюиды. Пока он творил чудеса кулинарии, девочка размышляла над столь «подробным и информативным» рассказом. Что-то не давало ей покоя, что-то не сходилось, но что — она никак не могла понять. Рассказ был таким несуразным и быстрым, что ухватиться за что-то важное было трудно. — Так вот, — хранитель закончил с кастрюлей, — дальше… почему Рафаэль не смог войти в здание я не знаю. У меня есть версии — несколько, — но они очень сильно глупые, так что я понятия не имею почему. Скажем так, — Себастьян нахмурился, — вокруг того дома появилось что-то вроде заслонки, если поймешь — силового поля, через которое почему-то мог пройти только я. Почему я тебя не смог вытащить ты уже и сама знаешь. Вот, в общем-то, и все. Как бы, конечно, я ничего не делал, просто смотрел на тебя и отводил взгляды других людей, но это можно считать слежением и заботой. Особенно такое долгое время, — хранитель тяжко вздохнул. Девочка на мгновение прикрыла глаза. Что ж, теперь, хотя бы, многое прояснилось, хотя бы то, как она из телеги попала в клетку непонятно где. — Ну да, — Элис повернулась к окну, — уже и снег лежит. Сколько я там была, всю осень? Неудивительно, что я на скелет похожа, — она мягко улыбнулась и посмотрела на хранителя. Тот стоял с очень-очень сильно растерянным лицом. — Что-то не так? Себастьян почесал затылок: — Видишь ли, — протянул он смущенно, — не то чтобы осень… Может, чуть больше… — «Чуть больше» это сколько? — напряглась девочка. — Чуть больше это четыре года и осень, — тут же сказал хранитель и мгновенно отвернулся к своей кастрюле. — Сколько?! — воскликнула Элис. — Как я жива осталась?! — Ну, знаешь, — демон взмахнул половником, — я, конечно, в магии не силен, но вполне способен держать тебя более ли менее живой… даже через заслонку магических правил, вот так. — Четыре года! — девочка вскочила, — четыре года! Мне уже пятнадцать! Здесь есть зеркало? — Элис подскочила к двери, — в доме есть зеркало?! — В коридоре, — Себастьян был немного удивлен такой реакцией, но особого вида не подал. Он не часто встречал детей, которые пролежали четыре года своего детства без сознания, так что любое поведение его бы никак не выбило из колеи. Даже истерика с валянием на полу. Виконтесса подскочила к комоду у стены и уставилась на свое отражение. Там была до крайности бледная, худая девочка, у которой на лице застыл ужас. Только сейчас, только сейчас она заметила, что смотрит чуточку выше, чем раньше! Пятнадцать лет! — Все в порядке? — спросил хранитель, с интересом выглядывая из кухни. — Ничего не в порядке! Как такое вообще возможно, Господи?! Себастьян поморщился: — Нашла у кого спрашивать, у господа, да, смешно. — Мне уже пятнадцать! — воскликнула девочка с ужасом. — И что? Демон не видел особой проблемы. Ему было больше пятисот лет — для такого периода жизни пять лет это не очень много. Элис снова посмотрела в зеркало, потом на Себастьяна и снова на зеркало. — Не то чтобы это что-то страшное, — девочка пожала плечами, — все-таки еще вся жизнь впереди, но как бы это очень жутко! — виконтесса вскинула руки. Запястья были ужас какие худые, Элис это встревожило. «Я похожа на скелет» — промелькнуло у неё в голове. — Жутко, да. Но ведь это не самое страшное, что могло случиться? — Нет, самое страшное, — девочка нахмурилась, — теперь у меня есть всего пять лет на развлечения, а не девять счастливых, как раньше, — Элис с хмурым лицом направилась обратно на кухню. Себастьян потеснился в проходе. Виконтесса прошла и снова села на тот же стул, только теперь она отвернулась к окну всем телом. — Это еще почему? — Двадцать лет, — с тоской протянула девочка, — двадцать лет, и мама, и бабушка, и прабабушка, они все выходили замуж до двадцати — такое себе развлечение. — Согласен, женитьба — отстой, если ты не нагулялся. Я был женат три года, это закончилось разрушенной пещерой, моей смертью и ненавистью к обезьянам на всю оставшуюся жизнь. — Себастьян присел рядом с девочкой на край стола. — У вашей семьи вообще странная генетика, не находишь? Вы все очень сильно похожи между собой. — И это почти буквально… — Элис прикрыла глаза и положила голову на стол. — Нужно сейчас поплакать как следует, чтобы потом такого желания не было, и приниматься за работу. Какая чудесная философия! Пострадайте сейчас, чтобы потом не страдать! — За какую работу? — поинтересовался хранитель с улыбкой. — Быть счастливой. Всего пять лет на счастье, представляешь? — Да с чего ты вообще взяла… — демон пожал плечами и подошел к плите. — Нет, серьезно, с чего? — Он достал тарелки. — Может, именно на тебе это все и прервется. И вообще это все глупость, не выйдешь ты замуж в двадцать. — Почему? — девочка подняла голову и, расстроено выпятив губу, поставила её на подбородок. — А почему выйдешь? Я сильно сомневаюсь, что и твоя мама, и твои бабушки были под защитой их хранителей и знали об этом! Вот ты, — Себастьян указал половником на Элис, — знаешь. Да еще, если захочешь, а я уверен, что ты захочешь, потому что у тебя выбора нет, — хранитель кинул половник в кастрюлю, поставил две тарелки на стол: одну, глубокую миску с невероятно ароматным супом с зеленью, а вторую с черным хлебом, — и сел напротив Элис на стул, — ты вполне можешь жить здесь, со мной, это особых проблем не доставит. Представь: ни мамок, ни нянек, опека на уровне «только не умри, когда начнешь летать» и все такое. Свободна, как ветер в вентиляторе. Виконтесса шмыгнула носом и придвинула к себе тарелку: — Прямо вот так все легко? — Считай да, — Себастьян улыбнулся и пожал плечами, — правда, Рафаэль может начать возмущаться, — демон следил за тем, как ест его подопечная с особой пристальностью злой, но заботливой мамаши, — но все ведь куда лучше, чем лишиться памяти и оказаться одной где-то в центре Лондона? — Зачем память? — Элис уплетала суп ложка за ложкой, но все равно очень внимательно прислушивалась к словам своего хранителя. Еще бы! Было бы прекрасно жить с Себастьяном! Особенно теперь, когда виконтесса окончательно удостоверилась, что он вполне себе адекватный и даже веселый. И разговорчивый, хоть и отрицал это. — Сама понимаешь, демоны, ангелы, магия и все такое, — демон покачнулся на стуле. — Было бы здорово, да, если бы ты осталась здесь? И мне бы проще было следить за тобой, верно? — Да… — девочка пододвинула к хранителю пустую тарелку, — а еще можно? Себастьян посмотрел на часы и покачал головой: — Давай через часик я подогрею. Если много будешь сейчас есть — потом будет рвать. Серьезно, зрелище не из приятных. — Но я хочу есть! — Я не хочу выносить за тобой тазики с блевотой, — хранитель зевнул. — Проще тебе перетерпеть, чем мне потом их таскать. — Справедливо. Элис замолчала, расстроенно уставясь в пустую тарелку. Но вдруг она открыла рот: — А откуда это все вообще взялось? В смысле, ангелы, демоны, это что такое? Люди веками сражаются за эти знания, а тут сама дьявольская сущность может мне об этом рассказать. Расскажи, пожалуйста! — Здорово конечно, — Себастьян состроил недовольную физиономию, — «дьявольская сущность», ничего не скажешь. Вообще-то обидно! — Пожалуйста! — Пожалуйста! — хранитель откинулся на стуле. — История длинная, и мне лень рассказывать. Пусть Рафаэль придет и расскажет. — Расскажи ты! Ты интересно рассказываешь! — Ты мне льстишь, чтобы выведать информацию, я рассказываю как идиот. — Да, — тут же отозвалась девочка и хитро улыбнулась. — Что да? — Да, ты плохо рассказываешь, но интересно, так что расскажи! Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста! Пожа… — Да, я понял, только умолкни. Так, ну дело было давно, давно — это примерно с начала зарождения человечества. — Себастьян решил больше не задерживать свою историю, и начал без раскачки. Он считал, что чем быстрее он расскажет, тем быстрее отделается. — Люди жили, как жили — они обладали магией, но, чтобы её разбудить, требовались годы, а то и десятилетия, так что многим людям было проще жить без неё. Люди, конечно, верили в мистику, то есть, в духов. К примеру, у какого-нибудь племени мог быть их «покровителем» дух какого-нибудь особо большого дерева — ты поняла меня. — Но на самом деле духов не было? — спросила девочка. — Сначала, конечно, не было. Но со временем, когда люди объединялись, они появлялись под воздействием общей скрытой магии в людях. То есть, когда много-много людей поклонялись одному и тому же «духу», — Себастьян показал кавычки, — он действительно появлялся. Интересно, да? Сила желания… — Ага, — Элис уселась поудобнее, положив ноги под себя и наклонилась чуть ближе, — очень. Хранитель усмехнулся, но продолжил: — Так вот люди, примерно пять тысяч лет назад, может раньше, создали великого духа, точнее, уже бога — Хоруса. Это было в Древнем Египте, так что не удивляйся именам. По задумке людей, он родился двадцать пятого декабря непорочным зачатием, — ты знаешь, что это такое? — В Библии читала, — ответила виконтесса, шмыгнув носом. — Зачем ты читала Библию?! — со смехом возмутился Себастьян. — Там все ложь, экхм, — он запнулся, — и провокация. Элис состроила невинную мордочку: — Папа говорил, что это бред, и мне нужно было это узнать. — Вот да, да, полный бред. Так вот, — хранитель вообще редко когда болтал, хотя очень сильно любил это дело. Слушателей не было: а теперь нашлись, так можно и разойтись на всю ивановскую, — когда он родился, загорелась звезда на востоке, с помощью которой три царя нашли место рождения своего бога. Ему было тридцать, когда он стал частью тогдашнего духовенства, и он имел двенадцать учеников, с которыми он путешествовал, совершая чудеса, там исцелял больных, ходил по воде и все такое. Однако один из учеников его вроде как предал, он был распят на кресте и похоронен на три дня. — А потом, как следует из Библии, он воскрес? — Ты что? Какая Библия, — Себастьян наигранно рассердился, отчего Элис заулыбалась еще шире, — мы говорим про древнеегипетского бога! Но да, он воскрес, а ты улавливаешь суть. Будучи богом, Хорус был вполне себе неплохим властителем, был добр, умен и все прочее. Но однажды он задумался: если люди смогли создать его, то что им стоит создать другого бога, если вдруг Хорус допустит ошибку и сделает что-то не так? Логично, верно? — Элис кивнула. Будь она богом — ей бы не хотелось, чтобы ей нашли замену, если вдруг она случайно ошибется. — И этот бог, а так же многие другие, появившиеся раньше него, позже него, начали думать над этой проблемой. Думали долго, размышляли, и все вместе придумали такую идею: сделать семь жизней. — Как у кошек? Людям семь жизней, как у кошек? — у девочки засияли глаза. Магия! — У кошек девять, но в целом сгодится. Так вот. В первой жизни люди должны были быть как бы безгрешными, святыми. Детьми, в общем. Их на небесах — Себастьян указал в потолок, — обучали всякому: как отличать добро от зла, почему нельзя трогать чайник, языкам всяким и так далее. То есть, самым необходимым знаниям в жизни. Потом сплавляли на землю, во вторую жизнь. — То есть как бы на самом деле не семь, а шесть? — заметила виконтесса. — Первая-то скорее подготовка. — Да, что-то вроде того. Во второй жизни люди просто жили, вообще без магических способностей, просто жили, жили, жили, делали хорошие дела и плохие, мыслили по-хорошему или по-плохому. А потом, когда они умирали, неважно в каком возрасте, им давали выбор по особой таблице баллов, кем они могут быть. Кстати, из таблицы в три миллиона строчек разница между ангелом и демоном вообще-то не очень большая, всего семь или восемь строчек. — Почему же? — удивилась девочка. — Они ведь такие разные… — Разные — не разные, а власть и способности одинаковые. Есть, конечно, различия некоторые, но они особо как-то на жизнь и не влияют, честно говоря. Одно есть, но тоже не очень много привилегий дает, — Себастьян хмыкнул. — Так вот, после того, как люди выбирали, они становились тем, кем выбрали. И, вуаля, они жили, как хотели, делали, что хотели и так далее на протяжении пяти следующих жизней, и, главное, — Себастьян придвинулся к Элис, — их тела не истощались. Весь смысл пяти оставшихся жизней в том, что те, кто выбирал нечто потустороннее, не беломирное, мог жить вечно, если не сляжет от болезни или от врага. Понимаешь? Делать все что угодно! — Ого… Ничего себе! — Поэтому сейчас беломирная цивилизация сильно отстает от серомирной: люди, которые раньше думали, что у них мало времени, осознали, что на самом деле-то времени бесконечно много! И те, кто еще при второй жизни не подался в науку, подался потом, ощутив вкус жизни, и открытия, открытия, открытия, просто валят каждый день! Люди счастливы изучать мир, когда они знают, что еще есть время жить в свое удовольствие, и они не будут страдать, умирая в постели от того, что их тело рассыпается на куски! — Ты начал говорить как оратор, — заметила девочка с улыбкой. — А, да? Тогда нужно развивать ораторское искусство. Но ведь ты же спросила про демонов и ангелов, так? Это логично, служащие высшим силам или низшим силам, и все такое. Но! — Себастьян прямо вперился виконтессе в её восторженные глаза. — Откуда. Взялась. Библия? — Э-э-э-э-э, — протянула девочка чуть с испугом, — и восхищением! Магия! — и пожала плечами. — Вот тут-то все и дело. Библия. Как похожи описания великого Иисуса и Хоруса! Прямо жуть! А знаешь, какие еще есть совпадения? — Какие? Я просто только Библию знаю и все… — Поверь, их очень много. Древнегреческий бог Аттис, рожден двадцать пятого декабря, распят, умер на три дня, воскрес. Индийский Кришна — о его приходе рассказала звезда на востоке, творил чудеса с учениками, воскрес после смерти. Дионис, тоже греческий, рожден двадцать пятого декабря, путешествовал, учил людей, творил чудеса, превращал воду в вино, а после смерти он что сделал? — Воскрес, — Элис хихикнула. — Конечно. Бог из Персии, как там его, — Себастьян задумчиво почесал подбородок, — Митра, да. Рожден, — он развел руками, предлагая девочке продолжить. — Двадцать пятого декабря! — Сколько было учеников? — Двенадцать? — Творил чудеса, а после смерти он воскрес через сколько дней? — Через три, — Элис едва сдерживала смех. И дело было даже не в самой истории, сколько в напыщенной манере Себастьяна рассказывать все так, будто это не величайшая загадка, а игра. — И представь сколько таких! Можно подобных совпадений найти десятки, серьезно! Не смейся, — Себастьян уже и сам едва сдерживал смех, — правда ведь! Если хорошо разобраться, сколько богов написаны шаблонной историей, списанной с одного! Вот и вся загадка: расселяясь по планете, люди, слышавшие эту историю от египтян, — они же были мореплавателями, — такие «хм, а это хорошая идея, напишем-ка мы свою историю и все» и писали, вот так. Ну, нет, конечно, все не так было, но смысл ты уловила, все пошло из Египта. — Люди веками бились друг с другом из-за разного пересказа одной и той же истории? — поразилась виконтесса. — Люди тупые. Не ты, а люди в общем. Хотя, люди, которые писали Библию копнули чуть глубже, чем все остальные. Но возможно и не только они, я просто знаю только общую историю и Библию… — Зачем ты читал Библию? — противным голосом передразнила Элис. Себастьян скорчил недовольную мину: — Интересно узнать, что могут писать про меня. Девочка засмеялась. Хранитель растянул губы в довольной усмешке. Он смотрел на свою подопечную таким взглядом, с каким, бывает, старшие братья смотрят на маленьких сестричек, которых они только что научили кататься на двухколесном велосипеде. Мягкая гордость: сначала за неё, что она научилась, потом за себя, что ты добился этого. — Но откуда же люди придумали Хоруса? — спросила Элис задумчиво. Она перестала хмуриться — демон был рад, что добился этого. — А? Ну… — Себастьян словно очнулся от своих мыслей, — дело было так… Неожиданно в коридоре яркой трелью зазвенел дверной звонок. Себастьян кинул взгляд на часы: — О, черт, мы заболтались, — хранитель помрачнел. — Сейчас ты увидишь своего ангела-хранителя. Он странный, психованный и вообще меня не особо привлекает, — сообщил демон, поднимаясь со своего стула и выходя в коридор. Элис последовала за ним, с интересом выглядывая их кухни на входную дверь. — Тебе здесь не рады, но так и быть, скажу «добро пожаловать», — он отпер дверь. — Спасибо большое, — с сарказмом ответил беловолосый юноша, стоявший под козырьком на ступеньках в чистеньком, с иголочки, светло-сером пальто. — Где Элис? — он вошел, настороженно оглядываясь. Себастьян повернулся к девочке, помахал ей рукой и указал на беловолосого: — Знакомься, твой «великий» хранитель Рафаэль Старр. — Здравствуй, солнышко! — Рафаэль мигом просветлел, когда увидел свою подопечную, прямо-таки расцвел на глазах, превратившись из хмурого взрослого дядюшки в милого и симпатичного паренька. — Беги скорее ко мне! Элис подскочила к ангелу, и тот обнял её. Девочка тут же почувствовала странный, но вкусный запах: удивительное смешение лавандового мыла и ручек с цветочным запахом, — и ей он понравился. Виконтесса подняла голову. У Рафаэля было овальное лицо, большие синие глаза и пухлые губы примечательного нежно-красного оттенка, а кожа была очень бледная, какого-то зефирного цвета. Брови — такого же оттенка, что и волосы, впрочем, они были немного подведены чем-то темным. И взгляд у него был добрый-добрый, как у врачей и учителей биологии. Жалко, Элис не видела, с какой ревностью Себастьян смотрел на своего коллегу. — Милая, Себастьян тебя покормил? — спросил Рафаэль с улыбкой, взъерошив девочке волосы. Виконтесса покивала, а демон угрюмо пробубнил: — Ну конечно покормил, я же не монстр, не давать ребенку после четырехлетней голодовки еду. «Тарелку супа зажал!» — мысленно возмутилась девочка, но все же промолчала. Что-то ей подсказывало, что лучше на Себастьяна не жаловаться: напряжение между хранителями и без этого можно было нащупать пальцами. — Славненько, — ангел поцеловал свою подопечную в лоб и посмотрел на коллегу, — а теперь мне нужно серьезно с тобой поговорить, так что, — он сделал странное движение рукой, — отведи её.… Куда-нибудь. Элис мгновенно перестала пылать к ангелу такой большой любовью и отстранилась, с легким испугом посмотрев на Себастьяна. Тот пожал плечами и ушел в кухню, а Рафаэль — следом, придерживая девочку за плечо. Виконтесса в смятении смотрела на то, как демон ставит на плиту большие кастрюли с водой, и со страхом оглядывалась на ангела. О чем он хочет поговорить с Себастьяном, еще и без неё? Может, как раз о том, о лишении памяти? Элис испугалась еще больше. А вдруг демону не удастся уговорить Рафаэля? Тогда она останется совсем одна! У неё совсем никого не будет! — Что ты делаешь? — спросил Рафаэль, присаживаясь на один из стульев. Элис осталась стоять в сторонке: от былого спокойствия не осталось и следа, теперь девочка чувствовала себя неуютно рядом с ангелом. — Воду грею, — ответил Себастьян глухо. — Зачем? — Да просто так! — демон резко повернулся к ангелу, включив газ. — Рассказывай сейчас. — Слушай, — Рафаэль кинул осторожный взгляд на девочку, от которого ей стало немного жутко, — не надо, пожалуйста. Будет лучше, если мы с тобой все решим, а потом… — А потом ты сделаешь все как хочешь, отлично. Нет, с вампирами ты переговоры ведешь, а демоны тебя загрызли бы, — Себастьян хмыкнул и повернул голову к подопечной. — Он говорит как раз про то, чтобы лишить тебя памяти и сдать куда подальше. Нет, ну я так и думал, что это произойдет, — демон повернулся к плите и прибавил газу. — Элис, слушай, — начал было оправдываться ангел, но виконтесса, шмыгнув носом, выскочила из кухни, пулей влетев в гостиную. На диване она нашла оставленное пальто, завернулась в него и с мокрыми глазами легла между подушек. Себастьян ведь говорил об этом, а все равно, у Элис сердце сжалось, да так, что стало больно, будто веревкой обхватили и затянули. И дышать — дышать было трудно. — Поздравляю, — донеслось с кухни, — ты лишаешь ребенка последней радости в жизни, единственных родных, ты просто нечто. — Ты ей не родной, она познакомилась с тобой сегодня, — голос Рафаэля перестал быть таким звонким, и словно омертвел за доли секунды. — Она познакомилась со мной сегодня, но знает, что я, в отличие от некоторых, следил за неё с четырех лет, и если я ей не родной, то вполне могу стать, а вот она мне очень даже почти и родная. — Смотрите, — ехидно отозвался ангел, — это что, жалкие проявления любви с твоей стороны? Сейчас разрыдаюсь. — Смотрите, это что, отсутствие проявления хоть малейшей жалости к человеку, над которым у тебя власть? Серьезно? Сейчас разрыдаюсь, как низко пали ангелы, — ответил без всякой иронии Себастьян. — Это — не отсутствие жалости, а правила! Правила! Беломирным нельзя жить с серомирными, и как раз для того, чтобы избежать такой реакции, я и хотел, чтобы она удалилась! — Хватит говорить своими канцелярскими словечками! Нашелся тут! Ты не в вампирской башне, я с тобой якшаться не буду! Когда Себастьян начинал злиться, его акцент проявлял себя во всю силу, да так, что при звуке «r» хранитель почти буквально начинал рычать. — Француз, а такой грубый, просто ужас. — Мое долгое проживание в любой стране никак не влияет на мое воспитание, и уж тем более, никак не должно потакать твоему мнению о людях этой страны. Так что иди, извинись и скажи, что ты её не бросишь и все такое. — Я и не собирался её бросать! Это правила! Мы бы все равно остались с ней… — Мы? Смешная шутка, очень смешная. Она останется здесь и… — И! Она не останется! Это невозможно! — Возможно, если захлопнешь варежку. Не порть ребенку жизнь. — Куча детей сирот гуляют по улицам! Я понимаю, да, хранительская любовь и тому подобное, но факт остается фактом: мы не можем её оставить, она ничем с нами не связана буквально. Если узнает Вышка — её заберут от нас и все, лишат памяти, и поставят кого-нибудь другого, а мы успеем привязаться и будем страдать. — То есть ты считаешь, что это нормально: бросить Элис одну, без помощи? Она страдать не будет? — Я не говорю, что без помощи. Найдем закрытую школу или пансионат, да все что угодно, поставим на учет как сироту, сделаем документы, типа так и так, Элис Найт, проживающая тут, родители такие, погибли тогда, имеет сбережения на таком счете, в такую сумму. Да её быстро кто-нибудь возьмет. — То есть, она попадет в семью, которая будет с ней ради денег, замечательно придумал, — в голосе Себастьяна был слышен металл. — Отец оставил ей предостаточно, чтобы её холили и лелеяли до совершеннолетия, а потом… замуж выйдет, да и все. — Я говорил, что ты меня бесишь? — Да, миллион раз. — Ты предлагаешь кинуть ребенка сейчас, лишить его поддержки, скинуть на чужие плечи, пока не вырастет какой-то дряхлый и бесполезный кусок общества, который объединится с другим куском общества и родит такой же кусок общества? — Так все делают. — А почему так должна делать она? — Как же… — Рафаэль замолк. Девочка уже жалела, что не захлопнула за собой все двери и все слышала. Как же гадко было у неё на душе! Людям всегда гадко, когда они слышат нелестные разговоры о себе, а особенно гадко детям: взрослые могут встать, хлопнуть дверью и заорать, чтобы все заткнулись, а ребенку остается только сидеть, свернувшись калачиком, и тихо винить себя в происходящем. Протерев глаза, виконтесса села, скрючившись, и задумчиво уставилась на пыльный ковер. Нужно сказать Себастьяну! Сказать про «ангела в маскировке», про которого говорил дым. Если она обзаведется магией, Рафаэль не сможет её оставить ни в каком пансионате! Ведь тогда люди смогут узнать о магии! — И это-то ангел! — дверь хлопнула. — Элис, — Себастьян вошел в гостиную и сел рядом с диваном на корточки, — кому же я тебя отдам? Чего ты так? Девочка взяла демон за руку и прижалась к нему. Хранитель тяжко вздохнул — минуту назад его девочка смеялась, но вот пришел этот черствый ангел и испортил ему всю идиллию. Кто его просил? Наклонившись к подопечной, но очень тихо, едва слышно, прошептал: — Я обещаю, что никогда тебя не брошу. Элис встретилась с Себастьяном взглядом. Он выглядел обеспокоенным, может, взволнованным, но в то же время очень уверенным в своих словах. — Идем, тебе надо в ванную, — громко сказал хранитель и улыбнулся, но тут же шепотом продолжил, — я расскажу тебе, что можно сделать. Девочка на цыпочках, цепляясь за рукав демона, пошла за ним. В конце коридора было две маленькие узенькие лесенки, которые вели в разные части второго этажа дома. Между стеной и правой лестницей был еще один коридорчик, в конце которого находилась узкая дверь, как сказал Себастьян, в кладовку, потом коридорчик поворачивал, и была еще одна дверь — в ванную. Ванная была небольшая, но очень светлая, красивая, прекрасного голубого оттенка, с большими окнами в двух стенах, чуть прикрытыми полупрозрачными занавесками. Беспокоиться о взглядах прохожих не приходилось: домик демона ютился глубоко в лесу, и к нему не только прилегала довольно большая земля, но и, конечно, почти четырехметровый забор. Как ни крути, а люди вездесущи, и если вдруг что, случайный прохожий не заметит у хозяев милого домика никаких странностей. Даже если на террасе будет ходить кошка, вывернутая наизнанку. У Себастьяна раньше такая была, а потом он отдал её своей сестре, чтобы народ не пугать. — Так, — хранитель схватил девочку за плечи и сел на корточки, чтобы быть хоть как-то на одном уровне с Элис, — мне нужно, чтобы ты сделала кое-что серьезное, в чем ты, скорее всего, будешь сомневаться всю жизнь и вообще это полное безумие. — Заключить договор на душу? — попробовала догадаться виконтесса. Она читала перевод «Фауста» вместе с Михаилом, и теперь, после нескольких часов общения с демоном, догадаться о будущем было не трудно. — Договор, но не на душу, и тише! Если Рафаэль узнает об этой затее, он лишит меня звания хранителя, — Себастьян с беспокойством обернулся на запертую дверь. — Так вроде бы как… нельзя. Я и так имею власть над тобой как хранитель, а что-то дополнительное ведет к перевесу зла над добром и все такое, но это ведь мелочи? — он с надеждой посмотрел на Элис. Та пожала плечами: добро и зло — не её проблемы. Её проблемы — выжить. — Если не на душу, то на что? — Договор может быть на самое разное… Буквально на все что угодно, но чем больше ценность вещи, которую отдаст человек, тем сложнее разорвать договор, — по лицу хранителя блуждала эта взволнованная тень, которая появляется у всякого, кто знает что делать, но не знает как. — Только что можно взять у тебя, чтобы это было ценным? — Себастьян скривил губы. И девочка, и демон прекрасно понимали, что у неё нет ровным счетом ничего, не то чтобы ценного. — А душу нет? — с надеждой спросила Элис, смотря, как все больше мрачнеет Себастьян. — Нет, конечно, — почти шепотом ответил хранитель, — душу забирать — это… — он потер подбородок, — величайшее зло. Страшнее нет ничего, без души человек — что кукла. Душа — это бессмертие, понимаешь? Только у одних существ, у которых нет души, есть бессмертие. — У самих демонов, — сказала девочка. — Поэтому они и забирают чужие души. Себастьян кивнул. Оба замолчали, сосредоточенно думая. Это было так странно — искать ценности, которые можно отдать за большую ценность, но при этом ничего им в голову не приходило. Вообще ничего. И вот, хранитель уже набрался духу, чтобы сказать, что, возможно, сможет справиться и без договора, как виконтессу осенило: — А время — это вещь? — В смысле? — переспросил Себастьян с недоумением. — «Чем больше ценность вещи»! Время — это вещь? На время можно заключать договор? — На время можно, — задумчиво протянул демон, — только время — понятие растяжимое. Если взять время на договор из настоящего — то это все равно, что договор на душу, бессмысленно менять. Если взять время из будущего — то есть шанс, что момент времени будет отдан не верно, типа, лет через пятнадцать тебе нужно будет куда-то, не знаю, у тебя подруга заболеет и будет при смерти, а ты должна будешь отдать мне свое время. Отдать время — отдать тело и душу на период, это не то… — Себастьян покачал головой. — А если взять время из прошлого? — Все равно. Значит, что в прошлом и твое тело, и душа принадлежали мне, а я не знал, значит и то и другое оставалось без защиты, значит, в прошлом в тебя кто-то сможет вселиться. — Это, — нахмурившись, сказала девочка, — очень сложно, — она села на пол рядом с хранителем. — Даже очень. — Я изучал основы магии времени, говорю, не прокатит. Меня просто могло не быть рядом для защиты, вот и все, — Себастьян хмыкнул. Теперь он насквозь прочувствовал пословицу «что посеешь — то и пожнешь»: не был всегда у своей подопечной, теперь вот сиди и страдай. Правда, правилами двадцатичетырехчасовое пребывание около человека как-то не обозначено, и я не понимаю, почему демон сейчас винит себя. — Но ведь было время, когда ты всегда был рядом, — возразила Элис осторожно. — Всегда отлучался, — сказал хранитель. — Всегда, кроме четырех последних лет, — виконтесса подняла палец кверху, — ты ведь сам говорил, да? Себастьян посмотрел на свою подопечную таким взглядом, будто впервые её увидел. Из-за этого Элис сначала подумала, что сморозила глупость, потом подумала, что сморозила глупость, которую демон не понял, а потом решила, что на Себастьяна все-таки снизошло озарение. Последнее оказалось правильным: — Ну конечно! Ты просто гений! — воскликнул хранитель с восторгом, но тут же скуксился, вспомнив, что на кухне сидит Рафаэль, а слышимость в доме даже с закрытыми дверьми превышает все нормы. — Так и сделаем. Он достал из кармана порядком потертый пергамент — Элис видела такие только в музеях, — достал ручку, и прямо на полу принялся заполнять что-то вроде бланка или анкеты, читая себе под нос. — Ты что, всегда носишь с собой бумагу, чтобы заключать договора на души? — удивилась девочка. Ей это казалось странным. — У всех демонов есть свой запас, — пробубнил Себастьян, — его всегда стоит иметь при себе. Бланк — это как личные документы для демона, — он обернулся на подопечную, — понятно? Так кивнула. Девочка заглянула хранителю через плечо, посмотреть, что он пишет, но ничего не поняла. Мертвый язык, латынь, помогает секретам оставаться секретами. — Так, — Себастьян приподнялся, — значит, возьмем с недостатком, тридцатого июля четырнадцатого до десятого ноября восемнадцатого, sûrement? — Верно, — Элис кивнула, — а что дальше? — А дальше — больше, — хранитель расписался, дал поставить подпись девочке, — она получилась кривой, потому что Элис все еще плохо дружила с пальцами. Потом Себастьян прокусил себе палец до крови, — виконтесса шумно сглотнула, — поставил отпечаток, достал маленькую, сверкающую иголочку, совсем не больно кольнул большой палец своей подопечной, и девочка тоже поставила отпечаток. Каким маленьким и светлым он был, по сравнению с большим темным пятном Себастьяна! — И все? — удивилась Элис, рассматривая пергамент с красивыми буквами на нем. — Ожидалось большего, — как же. Она хотела «магии»: взрывы, яркий свет или что-то вроде этого. Красный дым вот был явно магическим — тут и говорить нечего, а Себастьян выглядел таким обычным, даже удивительно нормальным, что девочка начинала сомневаться, что он и вправду демон. — Не совсем. Ты точно уверена, что хочешь жить здесь, со мной, а не уехать? Он не знал, зачем он это спросил. Просто осознание слов «навсегда» и «навеки» внезапно ударило хранителю в голову, и демон засомневался в своем решении. Ему-то это «навсегда» — все равно, что несколько лет, а для Элис, — Себастьян так думал, — всю жизнь. Они смогут быть вместе всю жизнь? Она сможет быть с ним всю жизнь? Говорить сейчас об этом настолько странно: девочка знает его не больше нескольких часов, почему он вообще говорит «навсегда»? — Конечно, — просто ответила виконтесса и улыбнулась. Её философские размышления совсем не мучили. Она была полностью уверена, что Жизнь с тем, кто любит и бережет тебя гораздо дороже, чем несколько лет полной темноты. — Хорошо, — хранитель стал очень серьезным, — тогда давай… — он прикоснулся к ранке. На его пальце расцвело крохотное ярко-красное пятнышко, едва видное среди собственной дьявольской крови. — Смешение крови — символ того, что мы с тобой одинаковые, одно и то же, — он шумно выдохнул и поднес свой палец к пергаменту. Элис сделала так же. — И нас нельзя разделять, — они вместе коснулись шершавой бумаги. Договор секунду оставался неизменным, но потом вдруг осветился ярким, золотым светом, какой рисуют на иконах в церквях, и тут же погас, будто его и не было никогда. Девочка протерла глаза: свет её ослепил. Себастьян тут же скрутил пергамент и спрятал его в глубинах карманах своего пиджака, а потом, прикоснувшись пальцем к губам, улыбнулся: — А вот теперь все. Еще полминуты виконтесса пыталась проморгаться, но когда зрение восстановилось, она подскочила к демону и обняла его. Тот сначала опешил, как-то удивился такому способу выражения чувств, потом же хранитель и сам приобнял девочку. Он чувствовал, как бьется её сердце, и этот звук его завораживал.