Буря Красных Песков

      Просыпаться от боли – удовольствие на любителя. Мучительный стон сорвался раньше, чем я открыла глаза: плечо будто заново разрезали по свежим стежкам, вгрызаясь невидимыми лезвиями до самой кости. Даже вчера, когда в меня вонзали этот проклятый нож (или как он там у них правильно называется), было не так ужасно.       — Выпей, – мне протянули знакомо пахнущую микстуру.       Не разжимая зубов, я процедила настойку. Левая рука горела, в то время как остальное тело ощутимо трясло в ознобе. Изображение перед глазами психоделично расплывалось, тошнота стала едва терпимой. Не нужно было высшего медицинского образования, чтобы осознать всю плачевность ситуации.       — Я умираю?       — Размечталась.       Да уж, действительно. Я проглотила остатки лекарства и, наконец, сфокусировала взгляд. Сасори сидел на полу у кровати ко мне спиной, что-то увлеченно вырезая, судя по звукам, ножом из дерева. Хотелось приподняться и посмотреть, что именно, но сил хватило лишь на поворот головы. В таком положении я пролежала минут двадцать, с облегчением ощущая, как отступает боль и тошнота, а за ними – лихорадочная слабость и холод. Может, действительно, рано я собралась на тот свет?       Рука поползла к больному месту, стягивая одеяло. Повязка свежая. Видимо, успел недавно сменить, пока я спала. Оно и к лучшему: стоит представить, что под ней, жуть берет. Удивительно только, как я ничего не почувствовала в процессе.       — Спасибо.       — Еще раз меня поблагодаришь, убью.       Понятно. Привет, Сизиф, давно не виделись.       Захотелось выдать что-нибудь едкое, но кашель и боль синхронно задушили инициативу на корню. Неужели на сей раз банальная простуда? Даже не знаю, смеяться или плакать. По крайней мере, что делать с этим, я знала – в холодильнике должен был остаться купленный сироп (принимать серьезные таблетки после всей гадости, что в меня влили за эти два дня, пожалуй, не рискну). Хватит с меня экспериментального лечения.       Отставив пустую чашку на тумбочку, я медленно сдвинулась к противоположной стороне кровати и на пробу спустила ноги на пол. Вроде стою – для начала пойдет. Теперь попробуем шагать…       — Куда?       Я не ответила, скривившись от новой волны «удовольствия» с эпицентром в левом плече. Все равно ничего членораздельного не произнести. Даже представить не могла, что колотые раны настолько болезненные. И как в боевиках герои умудряются с такими по крышам бегать, ума не приложу. Тут дышать бы не через раз – уже неплохо.       На мое молчание не отреагировали, и я гордо поползла в ванную. Отражение в зеркале меня знатно «порадовало»: огромные, потемневшие мешки под глазами, пожелтевшее, приметно осунувшееся лицо (даже скулы проявились, надо же), угловато заострившиеся черты. Классическая чахоточная «красавица». В бинтах, как в шелках. Хоть на пробы в фильм ужасов иди – без грима с руками оторвут.       Сироп.       Вспомнив про основную цель, я вырулила на кухню. И очень надолго замерла у порога.       Понятно, почему меня не подпускали сюда на пушечный выстрел. Сасори успел превратить обеденную зону в полноценную лабораторию: теперь на столе возвышались профессиональные штативы, нагреватели, нечто, похожее одновременно на микроскоп и центрифугу, даже какие-то медицинские инструменты поблескивали, педантично сложенные в рядочек. Взгляд пополз к распахнутым шкафчикам, из которых выгребли и сгрудили на пол всю посуду и контейнеры с крупами. Конечно, рядам емкостей с явно небезопасным содержимым там самое место, не то что овсянке. «Самогонный» аппарат оброс дополнительными трубками и чем-то еще, далеко выходящим за рамки моего гуманитарного понимания. Внутренне собравшись, я выдохнула и открыла холодильник. Что и следовало ожидать: загадочные жидкости в мензурках, герметичные контейнеры, аккуратные ряды пробирок, половина из которых – определенно с кровью. НИИ в домашних условиях. И никакого сиропа.       Попятившись, я распахнула окно и высунулась из него по пояс, ртом глотая ледяной воздух. Боль незамедлительно согнула меня пополам, вынудив лечь прямо на подоконник, свесившись наружу. Только бы голова не закружилась. Упаду – костей не соберу. С другой стороны, идея вполне даже: никаких тебе проблем, нервов и двусмысленностей. Лежишь себе, разлагаешься. И в ус не дуешь.       Кажется, меня понесло.       Я засмотрелась на протоптанную в снегу дорожку. Точно, декабрь же наступил. Скоро можно будет елку доставать. Ах-ха-ха, Новый Год в веселой компании.       Прыснув, я захохотала, от чего плечо вновь скрутило. Истеричный смех, однако, не прекратился, накладываясь на рыдания, в итоге я повисла на окне, содрогаясь в припадке. Все, конечная, приехали.       Немного отдышавшись, я заползла обратно в тепло и полезла к горе из съестных припасов и тарелок. Вот он, мой волшебный эликсир! Я открутила крышку и приложилась к начатой бутылке. Коньяк обжег горло, медленно приближаясь к желудку, и, что самое главное, отбил чуть ли не в кожу въевшийся больничный запах, от которого воротило не меньше, чем от всего этого театра безумия. Пересилив себя, я отхлебнула еще немного и опустилась рядом, спиной к стене. Среди малоупорядоченной кучи я нашла пачку ржаных хлебцев и сырные крекеры. Да сегодня мой день!       Глоток. Еще один, но уже больше предыдущего. И еще. Через полчаса я пила выдержанный алкоголь, как сок, совершенно не замечая крепости. Из темени будто выросли крылья, пальцы приятно онемели, с каждой минутой становясь все более чужими. Я вдруг с глупой улыбкой обнаружила, как это весело, оказывается, щелкать ими себя по носу, тоже заметно потерявшему чувствительность. Век живи.       — Решила мне помочь?       — М-м-м? – Я подняла голову, кривя губы в чем-то среднем между улыбкой и оскалом: лицевые мышцы слушались неохотно, зрелище со стороны, должно быть, еще то.       Смазанное движение – и полупустую бутылку вырвали из моих рук. Я протестующе замычала, сбиваясь на кашель.       — Э-э, куда? Верни назад!       — Я не для того тебя из могилы вытаскиваю, чтобы ты сама себя убивала этой дрянью.       — А для чего ты меня вытаскиваешь, а? Ну-ка, поделись, я-то мысли читать не умею, бесталанный инвалид же! Как ты там говорил, ни за себя постоять, ни… что-то там очень умное и пафосное.       Сасори навис сверху, грозно сложив руки на груди. Когда и, главное, куда он так быстро умудрился спрятать мой коньяк?       — От ма-аленькой бутылочки старого доброго еще никто не умирал. Я тебе точно говорю. Да не смотри на меня, как… ну… тебе какое дело вообще? Сижу себе и сижу, никого не трогаю, чего докопался?       Парень молча развернулся к полкам и, поковырявшись среди склянок и свертков, что-то понабирал в руку и таинственно склонился над столом. О, магия химии в действии. Я захотела встать и понаблюдать за ней лично, но на мою инициативу ноги не отреагировали. Точнее, не отреагировали как положено, потеряв по ходу равновесие, и тут же свалив их нетрезвое продолжение обратно на пол, только в менее удобную позицию на бок. О-о, плечо!       — Пей, – злой волшебник материализовался надо мной с прозрачной колбой.       — А вот не буду! Все? Съел? Еще меня заста…       Дослушивать не стали. Сасори грубо разжал мои челюсти двумя пальцами, вливая свое новое творение прямо в глотку. Черт, я и забыла, что он так умеет.       — Ты… чудовище, – отдышавшись, через пару минут смогла произнести я.       — В ванную.       — Чего?       — Иди в ванную.       — Зачем это?       Тут я начала догадываться зачем. Легкое, поначалу и вовсе незаметное недомогание стремительно обретало характерные признаки тошноты. Весьма настойчиво проталкивающей содержимое желудка вверх по пищеводу. И, судя по темпу, к месту назначения я могла и не успеть. Ой-ой.       В спешке я снова попыталась встать. И с тем же успехом. Сасори, раздраженно цокнув, подхватил меня за талию одной рукой и без усилий телепортировал к раковине. То ли он на самом деле так быстро перемещался, то ли у меня восприятие времени настолько исказилось – серьезно, будто и секунды не прошло. Фигаро здесь, Фигаро там.       — Не сопротивляйся, – посоветовал он, перед тем как выйти за дверь.       Я обреченно склонилась над раковиной.       Угу. Можно подумать, я бы смогла.       Экстремальное отрезвление не принесло ничего, кроме чувства вины и усилившейся (куда уж) боли. Будто катком по мне проехались. Туда и обратно. Мысли о смерти перестали казаться такими уж шутливыми.       Немного приведя себя в порядок, я хотела уже с позором вернуться в спальню, но быстро осознала, что не дойду. Без преувеличений, просто не дойду. Поэтому села прямо на коврик, откинувшись спиной на стиральную машинку.       Две недели. Всего две недели назад моей самой большой проблемой было составить анализ-отчет по расходам без ошибок, чтобы показать, что новый сотрудник в бухгалтерии умеет думать и вносить грамотные обоснованные предложения, а не только кнопочки в программе нажимать. Теперь же сижу перевязанная, с ножевым ранением, на токсичных самодельных препаратах производства иномирового делинквента и под его же тотальным надзором, попутно гадая, похоронят меня в этом месяце, или каким-то чудом я останусь в живых.       И все бы ничего, да только предвзято рассуждающее сердце болело не за себя одну. Как бы ни чертыхалась я на свое боевое ранение, вчера нам невероятно повезло: оба живы и относительно здоровы, в то время как противник потерял троих, может, больше – Сасори что-то говорил про вероятность засады, с которой планировал справиться во время моего отвлекающего маневра. Каким образом удалось обвести вокруг пальца взрослых и опытных преследователей (вряд ли они побежали следом, прекрасно осведомленные о моей связи с целью, без готовности встретиться с персоной нон грата, а уж о способностях последней кому как не им знать от и до), для меня оставалось загадкой. То ли не рассчитывали на частично вернувшиеся способности (и я, скорее всего, к счастью умудрилась пропустить все самое интересное в части их демонстрации), то ли понадеялись на засаду и численное превосходство (почему-то не воспользовавшись в итоге ни тем, ни другим), то ли слишком растерялись в моем мире. Однако в дальнейшем так опрометчиво рассчитывать на фортуну было бы глупо. И значит, я становлюсь ощутимым балластом, гений по соседству не может этого не понимать: сохранение моей жизни – существенный риск для него. Риск, на который и я сама не хотела бы идти.       Хотя бы потому, что боюсь даже представить его неподвижное тело на земле. Боюсь никогда больше не услышать пьяняще медовый голос. Плевать, что это не обоюдно и по определению бесперспективно: может, Сасори и испытывал ко мне некую симпатию, но явно не такую, чтобы ставить под угрозу свое будущее.       Само собой, не такую. Как бы ни хотелось верить в обратное, вспоминая тот необузданный взгляд после внезапного, досадно короткого поцелуя. Какое ему вообще дело до такой посредственности? У великих умов и задачи соответствующие, и окружение. А что мне известно о его прошлом до появления здесь? Сасори о себе практически не рассказывал, как я ни просила. Общие факты, вроде того, что он управляет боевыми марионетками, которых делает из убитых людей, увековечивая их в своей обширной коллекции (мне было жутко даже представить подобное), ничего не проясняли и подавались лишь с одной целью – напугать меня, чтобы вопросов больше не возникало. И нормальный человек, естественно, должен был после всего этого заткнуться и не вылезать из-под кровати лишний раз. К нормальным я себя уже не относила.       Почему, несмотря на эти ужасы, меня все еще влекло к Сасори, я сформулировать не могла. Точно не из-за смазливого личика – не в монастыре живу все-таки. Да и характер у парня тяжеленный, просто неприподъемный, к мечтательной романтике не располагающий. Один взгляд чего стоит – тут же забудешь про красивые глаза и начнешь заикаться. И все же было в нем нечто, словами непередаваемое, спрятанное между строк, заставляющее вчитываться, вслушиваться. А то, что так редко показывалось за трещинами холодной скорлупы, лишь убеждало верить робкому шепоту интуиции. Не знаю, как так вышло, что я потеряла голову, однако факт оставался фактом: переживать его смерть я не хочу.       Тогда возникает вполне резонный вопрос: собственно, что дальше? Нет, он и раньше маячил на горизонте, но сейчас встал ребром. Период адаптации закончен: Сасори не просто вписался в незнакомую обстановку, но полноценно ее использует в своих целях, эксплуатируя местное население своим «даром убеждения» направо и налево, не мелочась с «просьбами». То есть я ему нужна сейчас, как собаке – пятая нога. Даже больше – избавившись от этой ноги, парень вернет себе потерянные навыки в полном объеме. Если, конечно, несчастный Номер Один перед смертью не соврал про зависимость от местного Донора. Что сомнительно, ибо в противном случае лишено смысла.       Довольно логичная связь, на самом деле, пусть я и не эксперт во всякой эзотерике: вряд ли попасть из одного мира в другой так просто, иначе только ленивый не попытался бы, а значит и энергозатраты на сие предприятие должны быть соответствующими. Сам Сасори признавал, что оказался здесь по ошибке, но да не суть. Приплыть-то приплыли, а чтобы закрепиться, нужен причал. Чем первый встречный – не вариант? Присасываешься, выкачиваешь Донора – и вуаля, миссия выполнена. Не уверена насчет достоверности, но такая версия многое объясняла. И приводила к очевидному следствию: я не жилец, как ни крути. Вопрос один – когда?       Дверь в ванную открылась, прерывая затянувшиеся пессимистичные размышления, и я с мученическим выражением лица повернула голову. Хмуро сдвинув брови, Сасори протянул мне керамическую посуду с чем-то дымящимся внутри. Я беспрекословно приняла из его рук объемную кружку, дивясь приятному сладкому аромату.       — Это что, чай?       Утвердительный кивок.       — Просто чай? – С подозрением переспросила я.       Еще кивок. Ну, ладно, поверим на слово.       Я сделала пробный глоток и расплылась в блаженной улыбке.       — Вкусно. С чем он?       — Сбор.       Сухо и коротко. Злится что ли? Впрочем, ничего удивительного. Устроила спектакль, взрослый человек, называется.       — Спасибо.       — Что я сегодня говорил про «спасибо»?       — Помню я все.       — И?       — И мне так плохо, что я согласна на твое «убью».       — Сама виновата.       — Отчасти. Прости.       Сасори прищурился. Опять злится, причем больше прежнего. Не общение, а прогулка по минному полю с завязанными глазами. Даже не представляю, сколько всего у него сейчас в голове: уж очень маловероятно, что он не думает о том же, о чем и я.       — В кровать. И без возражений.       — Не уходи, – попросила я, увидев, что парень развернулся в сторону кухни.       — Что, тяжело?       — Угу.       — Еще раз увижу тебя с бутылкой, пощады не жди.       — Понял, не дурак.       — Давай.       Сасори подал руку. Я не сообразила, к чему этот жест, и в ответ неохотно протянула полупустую кружку: не допила же еще свою амброзию, жалко. Парень со вздохом закатил глаза и, нагнувшись, поднял меня на руки.       — А-а, ты про это.       — А говорила, не дурак.       Я тихонько стукнула ладонью по его груди. Змей ядовитый. Тот лишь дернул уголком губ и… нет, с восприятием у меня, как выяснилось, было все в порядке – Сасори в мгновение ока очутился в спальне. Не прыжком, не бегом, а каким-то скользящим движением, уследить за которым оказалось нереально, как минимум, находясь в его руках. Не то что бы я имела что-то против…       — Как ты это делаешь?       — Терплю тебя? Сам не знаю.       — Да нет же! Я про… ну…       Сасори плавно вернул меня в кровать, укутывая одеялом. Кончики его пальцев на несколько мгновений задержались у шеи, проверяя пульс, затем опустились на лоб. Кукольное лицо помрачнело.       — Что-то не так? – Насторожилась я, допивая чай, чудом не расплескавшийся по пути.       — Где именно, говоришь, у тебя болит?       Под сумрачным взглядом у меня мурашки по коже пробежали.       — А-а, ну, плечо, понятное дело. Голова, в груди немного, но это простуда, скорее всего. Живот в последнее время, особенно…       Отобрав у меня кружку, Сасори сорвал одеяло и задрал майку.       — Здесь?       Я скривилась, едва он коснулся правого бока, и, сжав зубы, кивнула. Нормально же было, пока не трогали. Ну, почти. Подумаешь, съела что-то не то. Вспомнить бы еще, когда я в последний раз нормально ела, одной отравой питаюсь.       Осторожно пальпировав указанную область, парень вылетел из спальни, а уже через пару мгновений вернулся со шприцами и жгутом.       — Это еще зачем? – Я напряглась.       — Почему раньше не сказала?       — Не сказала что? У меня всю последнюю неделю что-то болит, я думала, это нормально.       Перетянув жгутом руку, Сасори сжал мои пальцы в кулак и вонзил один из шприцов в вену, забирая кровь.       — Что случилось-то?       За первым шприцем без комментариев последовали второй и третий. Я терпеливо ждала ответ.       — Сможешь терпеть боль?       — Так, вроде, терплю... а… поняла. Не знаю, надеюсь. Вариантов не много, по-видимому.       — Жди здесь.       Сасори собрал шприцы и удалился в «лабораторию». Час от часу.       Обреченно вздохнув, я нашла в кармане лежащей рядом куртки телефон. Надо отвлечься от дурных мыслей, пока сама себя не накрутила раньше времени. Интернет мне в помощь. Заодно почитаю, что вокруг происходит по мнению простых смертных, не подозревающих о вторженцах из параллельных миров. Представляю, как осветили в новостях нашу «невинную» прогулку по аллее с трупами, утыканными отравленными иглами. Скоро на весь мир прославимся, не иначе.       Чтобы я еще хоть раз появилась в том районе.