Восстань и Сияй

Конец февраля, 1999 год.

— Улыбочку! — голос Усаги эхом раздался в опустевшей комнате — Мамору как раз собирался вынести последнюю коробку из своего уже бывшего кабинета. — Мамо-чан, ты даже не обернулся!       И правда. Мамору прекрасно слышал торопливые шаги Усаги — она никогда не бывала особенно тихой, хоть и очень старалась. Казалось бы, за полгода знакомства он выучил довольно много её повадок и эмоций. И даже в этой ситуации, не оборачиваясь, Мамору мог с лёгкостью предугадать эмоцию на прекрасном личике: нахмуренные брови, недовольно поджатые губы, сморщенный нос. Спектр эмоций Усаги поразителен и богат, удивительно, что азиатка. — Прости, — Мамору всё-таки обернулся и слабо улыбнулся, но его губы тут же расплылись дальше, стоило его догадкам подтвердиться.       Только вот яркая вспышка поразила глаза, и он тут же заморгал. Оставшись сидеть на корточках, Мамору принялся потирать переносицу. Уж такого он точно не ожидал. — Это будет лучшее фото в моей коллекции! — радостный голос Усаги вновь отозвался эхом по комнате.       Мамору вновь стремительно заморгал. И в следующий раз, стоило открыть глаза, его зрение сфокусировалось на лице Усаги, которая с очаровательной улыбкой рассматривала старый плёночный фотоаппарат. Он нашёл его, разбирая множество своих вещей, и сразу отдал Усаги. Только почему-то через мгновение она недовольно надула губы. — Слишком привыкла к цифровому, — пожаловалась она, сосредоточено изучая фотоаппарат со всех сторон. — Так и хочется глянуть на фото, а его ещё проявлять придётся. А ведь такой кадр!       Мамору поднялся и медленно подошёл к Усаги, легонько щёлкнул по лбу. — Хочу это фото прямо сейчас! — она вздёрнула голову вверх и посмотрела со всей решительностью. — Буду носить его под сердцем! — Боюсь, на данный момент там занято, — улыбнулся Мамору, нежно касаясь ладонью живота Усаги.       Она тут же накрыла его ладонь и прижала чуть ближе — так всегда было. Мамору почему-то боялся, Усаги же призывала быть чуть смелее и всегда направляла. И касалось это не только прикосновений к домику, где пока что жила их дочь. Усаги стала вдохновительницей и мотивирующей силой Мамору во всём.       На секунду что-то грустное вспыхнуло в глазах Усаги, заставив Мамору напрячься — что случилось? Но улыбка вновь тут же осветила её лицо, а веки прикрылись, будто пытаясь сокрыть владелицу. Всё произошло столь стремительно, что Мамору подумал, что ему это привиделось. В конце концов, Усаги могли расстраивать и такие вещи, как невозможность получить фотографию в сию секунду. — Если тебе вдруг ещё захочется возиться с плёночным фотоаппаратом, можем в гараже тебе устроить что-то вроде проявочной, — предложил Мамору, смещая ладонь на лицо Усаги, чтобы заправить её волосы за уши. — Только попозже, уже после родов. — Звучит заманчиво, но подозреваю, что особо надолго меня не хватит, — призналась Усаги, но её задумчивое выражение лица говорило Мамору, что данная идея ей всё-таки пришлась по вкусу.       Может, даже если на время, даже если оно после будет стоять пылиться, ему хотелось её порадовать. Последовать капризам, сделать приятно и прочие мотивирующие на поступки вещи. — Как насчёт тогда вещей? Надолго тебя хватило всё собирать, что ты пришла дурачиться? — задорно поинтересовался Мамору. — О, нет, ты меня раскусил, — Усаги закатила глаза и притворно собралась падать в обморок.       Даже зная, что всё это шутка, зная, что она лишь картинно приложила тыльную сторону ладони ко лбу, Мамору всё равно не смог удержаться от мгновенного прикосновения к её спине. Потому что немного боялся. И потому что лишний раз хотел коснуться.       Усаги чуть наклонилась, Мамору напряг руку, надеясь удержать, но всё внимание сфокусировалось на ней. Её голубые глаза так же неотрывно разглядывали его, а приоткрытые губы очень манили. И, будучи простым смертным, Мамору повиновался — наклонился, запечатлел поцелуй. Совсем недолгий, но определённо сладкий.       Возможно, даже горячий — отстранившись, Мамору наслаждался румянцем на щеках Усаги, радостью в её глазах. Наверняка он и сам улыбался, не мог иначе. С ней его преследовали только положительные эмоции. Не без переживаний, конечно же.       Поэтому Мамору поспешил помочь принять Усаги устойчивую позицию, всё ещё наслаждаясь прикосновениям к её спине, в тайне желая чуточку больше. А также ответных касаний, которые согревали. Как и яркая улыбка, направленная только на него. — Почему бы нам не сделать ещё несколько фото? — начал Мамору, аккуратно вытягивая из рук Усаги фотоаппарат, желая создать новых снимков. — Не пойдём же мы проявлять только одну фотографию.       И, пока она была в некотором наваждении, сохраняя свою чарующую улыбку, Мамору несколько раз щёлкнул кнопкой. Усаги недоумённо заморгала, но тут же бросилась к нему, потянув за локти. — Покажи! — настаивала она, едва ли не подпрыгивая. — Знай, если это неудачное фото, мы его тут же удалим! — Уса, это не твой привычный фотик, — осадил её Мамору, наблюдая за тем, как маленькая ладонь вписалась в лоб. Он быстро поцеловал пострадавшее место и продолжил: — Тебе можно делать случайные снимки, а мне? — Конечно, мне можно, ты видел себя? Невероятный красавец! — то, насколько пылко и искренне прозвучали слова Усаги, заставило его опешить и тут же смутиться. — Каждая твоя фотография — произведение искусства. Точнее, я говорю о тебе на фото, но и те, что делал ты, мне очень нравятся. — Так если ты настолько уверена в моём мастерстве, зачем удручённо кричишь, что я должен удалить свой очередной шедевр? — ухмыльнулся Мамору, с хитринками поглядывая на Усаги с высоты своего роста. — Что же, ты меня сделал, — серьёзным тоном ответила Усаги после нескольких секунд раздумий и нахмурилась. — Но статистика или теория вероятности гласит, что даже ты можешь ошибиться. И это мы узнаем, когда проявим фото. — Мне не надо проявлять фото, чтобы знать, насколько ты очаровательна, — Мамору вновь улыбнулся, наблюдая за тем, как Усаги покрывалась румянцем смущения. — И прекрати себя недооценивать. — Просто… Ты сделал его сверху, где я буду казаться ещё больше, чем есть, — пожаловалась Усаги, отведя взгляд в сторону. Её застенчивое выражение сменилось тоской. — И так разнесло, а на фото даже не знаю каких размеров ожидать. — Но ты беременна, Усако. Очевидно, что ты набираешь вес, ведь наша дочь растёт, — Мамору тут же принялся утешительно пояснять очевидные факты, нежно прикоснувшись к её плечу. — У тебя увеличился объем жидкостей, в частности кровь. Не говоря уже о молочных железах.       На этих словах Мамору опустил многозначительный взгляд на полную грудь Усаги, почти случайно коснувшись её кончиками пальцев. В ответ на его действия её тело слегка вздрогнуло, на открытых участках кожи можно было наблюдать мурашки. Но Усаги не спешила отбрасывать его ладонь, только одарила робким взглядом, заставив судорожно сглотнуть ком в горле. — Ты очень красивая, что бы ты о себе ни думала, — прочистив горло, всё-таки нашёлся в словах Мамору и в конечном итоге сам медленно убрал руку. Его пальцы всё ещё ощущали приятную мягкость. — Помни, что ты всё-таки азиатка, а мы мало склонны к полноте. И животик у тебя не настолько большой, как думаешь — вспомни Мину. Но она всё-таки мальчика выносила и родила. Гелиос немаленьким родился. — Я такими темпами не доживу до родов, Мамо-чан, хватит меня смущать, — Усаги принялась прятать счастливую улыбку за своими волосами. — Всего лишь говорю правду, — Мамору улыбнулся на её действия, желая продлить этот момент. — Миниатюрная и очаровательная. А представь какой красивой будет наша дочь? Тут уже я помру от двойной милоты. — Переста-а-ань! — протянула Усаги, но тут же прижалась к плечу Мамору, цепко обхватив его локоть и прижимаясь как можно ближе.       Она немного потёрлась щекой об его руку и опустила взгляд вниз, продолжая улыбаться. Мамору, глядя на эту картину, желал зафиксировать её как можно в больших проявлениях. Будь его воля, он мог бы фотографировать Усаги каждую секунду. Но она и правда могла слишком перенервничать от смущения, а потому оставалось фиксировать все эти образы лишь в своей памяти. — Почему бы нам не сделать ещё несколько фото? — предложил Мамору, дабы перевести тему и немного разбавить атмосферу. — Что-то в доме, пока мы не уехали, в саду. Что угодно. — Это ты хорошо придумал! — Усаги тут же загорелась идеей и стремительно расслабила хватку, заставив Мамору слегка огорчиться. — Несмотря на свою неуютность, дом очень красивый. Стильный и роскошный. Пару раз я даже смогла ощутить себя принцессой или что-то вроде того. Только это не моё. — Да, понимаю, — Мамору согласно кивнул и отдал фотоаппарат, когда руки Усаги потянулись к нему. — Мне больше характерна простота. Какой из меня принц? — Самый настоящий! Ты ведь спас меня, как в тех самых диснеевских мультиках, — Усаги ободрительно и благодарно ему улыбнулась, после чего ехидно захихикала. — А теперь скажи «сы-ы-ыр»!       В конечном итоге вещи в основном заканчивал паковать Мамору — так и планировалось изначально ввиду положения Усаги, но он ожидал чуть больше помощи. Усаги в большинстве своём пыталась запечатлеть каждый уголок «замка», а особенно много времени провела в саду. Она разглагольствовала о том, как долго придётся ждать, чтобы нечто подобное расцвело во дворе их нового гнёздышка.       Мамору посадил несколько деревцев и кустиков, а в остальном пообещал Усаги ближе к лету посадить ещё и более созревших саженцев. Она счастливо захлопала в ладоши и с азартом вновь его сфотографировала, убегая от него настолько быстро, насколько позволяло положение.       Если того требовало её сердце, Мамору собирался терпеть столько вспышек, сколько потребуется. Только чтобы и дальше видеть её невероятно довольное лицо и наслаждаться перезвоном колокольчиков — таким ему казался смех Усаги.       Глядя на неё, бодро расхаживающую тут и там, чтобы сделать как можно больше снимков, Мамору только и мог, что счастливо улыбаться, желая, чтобы эта идиллия никогда не заканчивалась.       Но приближалось время ужина, приёма ванны и сна — завтра им предстоял тяжёлый день. Но так же приятный, ведь наступит долгожданная весна, а вместе с ней и их переезд в дом, который принадлежал, пока что, только им троим. Сжимая бархатную коробочку в кармане брюк, Мамору поспешил к Усаги. Возможно, когда-то их будет больше.

***

      Мамору припарковал машину и застыл на несколько секунд. В тишине салона слышались подавленные звуки улицы и тихое напевание Усаги, которая с нежной улыбкой крепко сжимала в руках два авиабилета — они смогли взять их на четырнадцатое марта. Несколько поздно, по мнению Усаги, что неудивительно, учитывая её решимость лететь уже завтра. Но казалось очень скорым для Мамору — он всё ещё сомневался в этой затее.       Как и немного сомневался в себе.       Наблюдая за Усаги будто бы исподтишка, он сомневался. В реальности происходящего. Потому что эмоции отступали, уступая место здравому смыслу. Девочка, которую он считал мёртвой — жива. Более того, она стала самым важным человеком в его жизни и обещала подарить ещё одну не менее важную девочку. Было ли это нормальным?       Ты не разочарован? Что это я.       Мамору уткнулся лбом в руль и невольно вспомнил слова Усаги. Конечно же, он не был разочарован. По какому поводу? Логичнее было бы слышать подобное, будь всё игрой в тайные личности, где он только и делал, что пытался разгадать, кто же она — женщина, поселившаяся в его доме.       Для него она всё ещё была — и всегда будет — Усако. Девушка, рядом с которой он засыпал и просыпался всегда в одной кровати. Разделял завтраки, обеды и ужины. Смотрел фильмы, гулял, слушал музыку, читал книги. И часто они помогали друг другу в собственной рабочей сфере.       Усаги была его жизнью. И как он мог разорвать с ней связь из-за подобного? Несмотря на всё, Мамору не чувствовал себя обманутым — скорее сконфуженным.       Потому что порой, стоило ему взглянуть на Усаги, как перед глазами мелькала девочка-подросток, к которой у него не было никаких чувств, кроме товарищеских. Он воспринимал её лишь как младшую сестрёнку Мотоки.       И теперь, глядя на девушку рядом, он не понимал, нормально испытывать всю ту гамму чувств к ней? Она ведь младше на семь лет. Они познакомились, когда ей было тринадцать-четырнадцать лет, он точно не помнил. Он неоднократно над ней подшучивал, не воспринимал как женщину, даже не думал. А теперь в его голове только и была, что Усаги. — Мамо-чан, ты в порядке? — он ощутил прикосновение к своему плечу и медленно развернулся к Усаги. — Устал? — Разве что немного, — признался Мамору, слегка пожав плечами. — Ты-то как? С самого утра то здесь, то там.       С утра Усаги успела побывать и в аэропорту, и у доктора Гилмор. А после они завезли плёнку для проявления и снова отправились в аэропорт. И теперь, получив долгожданные для неё билеты, они вернулись к фото салону для не менее важных фотографий. Мамору поражался активности и энтузиазму беременной женщины — если он немного устал, что следовало бы говорить об Усаги? — Я в полном порядке! — воодушевлённо ответила Усаги и с улыбкой сжала кулачки в победном жесте. — У меня ещё хватит сил на ужин и прочее. — Откуда столько энергии? — протянул Мамору, всё-таки выбираясь из салона.       Он быстро обошёл автомобиль и открыл дверь перед Усаги, второй рукой услужливо предлагая помощь. Она, несколько смутившись, вложила свою ладонь в его, заставив вздрогнуть. Сжимая крохотные пальчики, перед глазами Мамору вновь мелькнул образ совсем юной Усаги. С огромными хвостами, булочками на голове и задорным бантиком школьной формы на груди. У него явно начинались проблемы. — Надеюсь, фотографии уже готовы! — проворковала Усаги и поспешно заковыляла в сторону фото салона.       Она, казалось бы, не замечала его состояния или тактично предпочитала отмалчиваться. И Мамору, так или иначе, был благодарен. Вряд ли ему мог кто-нибудь сейчас помочь кроме себя. Хотя, честно говоря, он всё ещё сам не осознавал, в чём именно проблема.       Оказавшись внутри, Усаги тут же подскочила к прилавку и радостно потребовала их фотографии. Пока сотрудник упаковывал приличную стопку фото в упаковку, Мамору не мог оторвать взгляд от самой Усаги. Она вне терпения схватилась за прилавок и то и дело перекачивалась с носков на пятки, будто бы это помогло ускорить процесс.       Детское поведение нередко проскальзывало в поступках Усаги — это не было чем-то новым. Только теперь, узнав правду, Мамору начал задумываться, что раньше это казалось очень милым, а теперь несколько пугающим. Она ведь правда малышка, ей всего восемнадцать лет. А ему уже двадцать пять. — Смотри, Мамо-чан, у нас теперь столько воспоминаний, — громко произнесла Усаги, выводя его из транса мыслей. — Не ожидала, что их окажется так много. — А я не удивлён, — ухмыльнулся Мамору, глядя на неё сверху вниз. Его сердце едва заметно сжималось. — Ты бы видела себя со стороны — каждый угол отсняла со всевозможных ракурсов. — Сложно отрицать, что этот дом был великолепием искусства, — серьёзно кивнула Усаги, прижимая к груди пачку с фотографиями. Она поспешила к машине, продолжая вещать: — Он словно замок, красивый, величественный, невероятно стильный и атмосферный. Просто неуютный. В таких местах неплохо быть посетителем в рамках какой-нибудь школьной экскурсии. Жить не очень комфортно. Поэтому я очень рада переехать в наш новый дом, Мамо-чан!       Мамору пораженно остановился, его рука, сжимающая ключи от машины, так и замерла в воздухе. Ему было сложно оторваться от развернувшейся картины. Обернувшаяся к нему и обворожительно улыбнувшаяся Усаги заставляла забывать дышать, а сердцебиение наоборот ускориться. — Я тоже очень рад, — он всё-таки смог выдавить из себя несколько слов и отключил сигнализацию. — Теперь домой? — Дома продукты есть, так что в супермаркет точно не надо, — после нескольких секунд раздумий ответила Усаги, удобно устроившись в своём кресле. Мамору тут же аккуратно пристегнул её ремень безопасности. — А вот в канцелярский магазин неплохо было бы заехать. — Что хочешь купить? — поинтересовался Мамору, захлопывая за собой дверь автомобиля. Ещё раз убедившись, что Усаги в безопасности и комфорте, он завёл машину. — Что-то для этих фотографий? Планируешь вновь сделать что-то грандиозное? — Да, хочу новый альбом купить под всю эту красоту! — ответила Усаги, указывая на фотографии в своих руках. — Это ценные воспоминания, даже если нам не особо нравился замок. У меня не осталось заготовок, последний ушел Луне и Артемису. — Если не ошибаюсь, я видел какой-то альбом, когда вчера разбирали коробки, — немного нахмурился Мамору, выруливая автомобиль на дорогу. — Он не подойдёт? — Ты про один из тех, что я испортила? — скривилась Усаги. — Ни за что! — Почему так категорично? — слегка рассмеялся Мамору, пристально наблюдая за дорогой. — Потому что это альбом для нашей семьи. Я не собираюсь брать какие-то испорченные остатки для этого, — категорично заявила Усаги, отчего хватка Мамору на руле стала сильнее. — Поэтому мы поедем и купим всё самое лучшее!       Пораженный запалом в её голосе, Мамору молчал всю дорогу до ближайшего магазина канцелярии. Он мог лишь слушать лёгкое напевание, исходящее от Усаги, да смотреть перед собой. Потому что смотреть прямиком на неё было несколько боязно.       Можно разве что исподтишка.       Поэтому, когда Усаги, вручив ему пачку с фото, отправилась бороздить ряды канцелярии, Мамору осмелился посмотреть на неё.       Как у неё получалось оставаться самой собой? Как легко справлялась с эмоциями? Ещё вчера она была в безудержной истерике, что казалось, будто бы одно неверное движение или слово, и навсегда уйдёт. И ведь едва ли не ушла, просто ненадолго, а у него уже сердце в пятки ушло.       Со стороны наверняка казалось, что Мамору тоже в норме, но всё это медленно сменялось множеством глупых рассуждений. Но то, как адаптировалась Усаги к различным обстоятельствам, не могло не поражать. И ведь она всегда была такой.       Просто он не помнил, не замечал.       Его взгляд зацепился за кольцо на её безымянном пальце. Усаги и не думала его снимать, напротив — лишний раз аккуратно прикасалась кончиками пальцев к камню, а после блаженно улыбалась, едва прикрыв глаза.       Несколько дней назад он наверняка бы обрадовался такому зрелищу. Но теперь, узрев полноту картины, Мамору понял, как ошибался — это кольцо было лишним.       Домой они вернулись через пару часов — конечно, большую часть времени заняла дорога со всеми пробками, но и Усаги довольно продолжительно шерстила полки со всевозможными маркерами, цветной бумагой и блестящими блокнотами.       По итогу Мамору заносил в дом пару средних пакетов, набитых всякой всячиной, которая была очень необходима творческой душе Усаги для создания особенного альбома для их семьи. И то, как она старалась, чтобы всё было как раньше или, по крайней мере, на дружелюбной ноте, подталкивало его отложить свои грузные мысли в дальний ящик и попытаться расслабиться.       Поэтому после ужина, когда Усаги выразила желание уже сейчас заняться их семейным альбомом, Мамору не видел причин для отказа. На работе он и без того взял несколько выходных для переезда, не только для разбора коробок, но и хорошего времяпровождения с Усаги. — Сначала нужно отобрать фотографии, — начала Усаги, расположившись на диване, окруженная подушками. — Их очень много, ещё и повторяющиеся в каком-то роде. Неэкономно я что-то с плёнкой… — Привыкла к цифровому, — в который раз повторился Мамору, устроившись на полу у ног Усаги, предварительно разложив все необходимые материалы вокруг них. — По каким критериям будем отбирать? — Тут всё просто — берём только те, где есть мы! — ответила Усаги, передавая Мамору сразу несколько фотографий. — Интерьер замка, конечно, замечательный, но много внимания ему уделять не будем. — Столько фото… — вздохнул Мамору, когда в его руках оказалась приличная стопка снимков дома и всей его подноготной. — Зачем тебе столько понадобилось? Так сильно будешь скучать по замку? — Нет, я буду скучать по нашему времяпровождению в этом доме, — серьёзно ответила Усаги, из-за чего он едва заметно вздрогнул, радуясь, что сидел к ней спиной. — Дом был большим и неуютным, но рядом с тобой всё становилось пустяковым. — Ты мне даёшь только фотки с интерьером, других нет, что ли? — Мамору перевёл тему, ощущая нарастающее смущение. — Подожди, их я и хочу отобрать, в смысле те, где есть мы, — отдёрнула его Усаги, передавая ещё одну пачку. — Пока я устраивала всю эту фотосессию, знаешь, я нашла столько укромных мест для пряток! — Ты имеешь в виду, что нашей дочери было бы где играть? — уточнил Мамору, продолжая рассматривать полученные фото. — Нет, я про нас, например, — он услышал неловкость в голосе Усаги и поборол желание тут же обернуться, чтобы насладиться её покрасневшими щеками. — Иногда. Весело же. — Иногда ты как ребёнок, — Мамору улыбнулся, не внося в свои слова скрытого подтекста. Но через секунду напрягся, осознавая, как подобные слова могли звучать в их нынешнем положении. — Но знаешь, у Уайтов замок не меньше. Всегда можно одолжить их обитель, Мину точно не смущают габариты их жилища. — Да! И остальных позовём! — загорелась Усаги. Кажется, она не обратила на его первые слова никакого внимания. — Что-то вроде э-э-э… Квест-пати, вот! Я недавно услышала о них. Осталось, чтобы Кун и Мина согласились. — Не думаю, что Кун будет возражать — Мина наверняка загорится энтузиазмом, а тут уже для него будет сложно отказать собственной жене, — Мамору ухмыльнулся и протянул руку за следующей партией фото.       Но Усаги что-то долго не передавала ему что-либо, и в конечном итоге Мамору всё-таки к ней обернулся. Она неотрывно глядела на фотографию в своих руках, мягко улыбаясь. Но, заприметив слежку, тут же перевела взгляд на Мамору и похлопала по сидению возле себя.       Неуверенно опускаясь рядом с Усаги на диван, он посмотрел на фотографию. На ней они стояли на крыльце своего нового дома, обнимаясь и улыбаясь в камеру, которой Мамору невероятным образом смог самостоятельно сделать их фото, держа фотоаппарат на вытянутой руке. Всего за несколько десятков минут после этого снимка его привычное понимание мира было несколько разрушено. — Ты точно не устал, Мамо-чан? — заботливо поинтересовалась Усаги, понизив свой голос до полушепота. — Ты несколько бледный, а ещё кажешься напряжённым.       В подтверждение своим словам, она прикоснулась к предплечью Мамору, мышцы которого мгновенно напряглись. Но не потому что он был утомлён или напряжен. Его тело, так или иначе, всегда реагировало на прикосновения Усаги. Но сейчас он боялся выражать свою привязанность. — Возможно, разве что немного, — наполовину соврал Мамору, выдавив подобие улыбки. — Но я могу ещё посидеть, думаю. — Не стоит, — Усаги замотала головой и плавно убрала ладонь. — Конкретно наших фото не так много получилось, думаю, большую часть сможем вклеить в альбом и без всяких кастингов. А вырезать и клеить что-либо даже я уже не хочу. — Мне завтра надо будет заехать на работу не надолго, а после я вернусь, и будем вместе продолжать делать альбом, ладно? — Мамору говорил несколько пылко, глядя на то, как медленно затухал радостный взгляд Усаги. — Нам к твоей мам… мисс Кино всё равно ближе к вечеру. — Не исправляйся, Мако тоже моя мама, — заверила его Усаги. — Не знаю, насколько это нормально по отношению к моей родной маме, но я обязательно с ней это обсужу, когда мы увидимся! — Уже не терпится встретиться с ними? — Мамору с облегчением наблюдал, как краски вновь возвращались на лицо Усаги, стоило ей подумать о своей родной семье. — Это одновременно волнительно, страшно, предвкушающее и ещё много-много слов! — пылко ответила она с жестикуляцией, из-за чего несколько фотографий рассыпались на полу. — Ой, сейчас… — Всё в порядке, — Мамору впервые за сутки первый прикоснулся к Усаги без какого-либо психологического дискомфорта и опустился на колени, собирая снимки. — Значит, чем быстрее ляжем спать, тем быстрее наступит день отлёта? — О, ты прав! — Усаги, пораженная этими мыслями, заморгала и тут же принялась подниматься на ноги. — Спасибо. — За что? — недоумённо переспорил Мамору, предлагая свою ладонь для опоры. — За то, что фото собрал, — пожала плечами Усаги, но что-то в её взгляде заставило его вновь смутиться и стремительно отпустить её ладонь.       Сжав собственные ладони в кулаки, Мамору только и мог, что смотреть в спину удаляющейся Усаги, поражаясь тому, как она могла оставаться такой сильной в их ситуации. По ней нельзя было сказать точно, переживала ли. И Мамору сам наверняка бы ничего не понял, но они прожили под одной крышей достаточно, чтобы он смог научиться улавливать детали и сигналы, о которых трубили её движения, взгляды, интонации, а иногда и сами слова.       Мамору отправился следом за ней в спальню, размышляя, что ему тоже следовало быть сильным. Только это казалось куда сложнее, чем можно было представить.       Ему невероятно везло, что в конечном итоге Усаги оказалась столь вымотанной, что уснула едва ли не за секунду. Тем самым она избавила их, конкретно Мамору, от некоторой неловкости, которую вызывали тараканы в его голове. Они почему-то подкидывали мыслишки, что это неправильно.       И ведь уже вторую ночь подряд, да и день тоже, они вовсе не целовались. Даже в щеку или лоб, как они часто делали, желая поддержать и ободрить друг друга. Мамору боялся. Совсем немного. Что, запечатлев поцелуй на сладких губах, почувствует отторжение. Что глупые предрассудки возьмут верх, и он всё разрушит.       Мамору глухо застонал и провёл ладонями по лицу, желая смыть все переживания. Откуда они вообще взялись? Его первая реакция и та была лучше. Снова его мания «пытаться все проанализировать и понять». Только вот никак не помогала, только усугубляла и без того идиотские переживания.       Развернувшись лицом к Усаги, Мамору подтянул свою ладонь к ней и мягко убрал волосы изо рта. Она, вероятно, тоже очень переживала — то, как сильно она плакала, заставляло его сердце болезненно сжиматься. И ведь частично в этом была и его вина. Что не помнил. Можно сказать, глупо — но и её чувства можно понять.       Только Усаги была в миллион раз сильнее него. Она продолжала жить и каждую минуту очень стараться для их семьи. И почему он в таком случае вообще продолжал вспоминать о ней как о девочке-подростке?       Так сильно был впечатлён? Возможно. Но ведь не настолько, чтобы страдать галлюцинациями? Да и о каких переживаниях насчёт возраста уже можно было переживать, когда Усаги вот-вот родит от него девочку.       Поэтому, глубоко выдохнув, Мамору вновь пристально пытался разглядеть образ его Усаги в комнате, освещённой редкими уличными фонарями и едва уловимым сиянием луны. Но и ему не нужен был свет — то, как часто он смотрел на неё, как часто она ему снилась, заставило отпечататься в памяти на целую вечность, а то и две.       И только удалось сфокусировать зрение, как сознание Мамору вновь атаковал мимолётный образ малышки с золотыми хвостиками. Будто бы его жизнь превратилась в кинотеатр, где работал Тайлер Дёрдан и, прокручивая жизненную плёнку, добавлял тот самый 25-й кадр с образами маленькой Усаги.       Не выдержав груза собственных мыслей, Мамору уставился в потолок, надеясь, как можно скорее уснуть. Возможно, несколько дней отдыха и хорошего сна вернут его психику в норму. Иначе ему придётся обращаться за помощью к определённым специалистам.       Только на следующий день вдали от Усаги, загруженный работой и документацией насчёт выплаты кредита за «замок», лучше не стало. Мамору наивно думал, что оставшись наедине со своими внешними проблемами, он сможет хотя бы притупить внутренние возгласы подсознания.       А ещё никуда не девалась тревожность, касаемо состояния самой Усаги. Поэтому домой Мамору вернулся как можно скорее, правда, едва ли не выстроил маршрут к предыдущему месту жительства, проклиная старую привычку. Он надеялся, что сможет вести себя, как раньше. Сможет быть достойным Усаги. — Я дома, — крикнул Мамору, поздно осознавая, что теперь в этом не было необходимости — не настолько большой дом. — Усако? — Прости, Мамо-чан, я так хорошо сижу, не хочу вставать, — прозвучало ему в ответ, и, заглянув за стену, Мамору обнаружил Усаги, устроившуюся на диване с ножницами в руках. — Ты рано.       Червячок разочарования и лёгкой обиды проник в сознание Мамору, окончательно разъедая надежду на то, что Усаги бы смогла его поцеловать при встрече. Мамору прекрасно понимал, в каком положении она пребывала, но его неуверенность говорила за него. — Ты тоже, — разувшись, он прошёл в гостиную, и указал на последствия творческой работы. — Мы ведь договорились, что вместе будем делать. — Да, прости, — Усаги уныло опустила руки и выдохнула. — Но мне было так одиноко без тебя. Я не знала, чем заняться, чтобы отвлечься. Но я оставила тебе вырезать буковки!       Усаги, схватив несколько листов, на которых Мамору с трудом различил очертание букв, улыбнулась ему мягкой извиняющейся улыбкой. Она протянула ему бумагу, чуть склонив голову — видимо, знала, как на него действовали её щенячьи приёмы.       Мамору почувствовал, как едва заметно потеплели его щеки — и от смущения, и стыда. Потому что Усаги продолжала быть невероятно милой. И потому что продолжала быть невероятно упорной, даже когда её чувства остались без внятного ответа. — Ты молодец, Усако, — Мамору стремительно наклонился к ней и, оставив поцелуй на лбу, тут же отвернулся. — Я переоденусь и вернусь.       Оставив листки на журнальном столике, Мамору направился в комнату, не желая оборачиваться на Усаги, боясь вновь словить какие-то галлюцинации. Или что хуже — увидеть её милейшее лицо, наверняка сияющее счастьем. По крайней мере, он мог так думать, услышав её радостный клич.       Но не успел Мамору дойти до комнаты, как раздался звонок со стороны Усаги, из-за которого он резко остановился и прислушался. — Мама! — весёлый возглас Усаги заставил Мамору несколько сжаться. Он сразу попытался вспомнить смутные очертания миссис Цукино в своей памяти. — Что-то случилось? Ты ведь помнишь, что мы приедем к тебе сегодня вечером?       Мамору, всё-таки сообразив, что миссис Цукино уж точно бы до них не дозвонилась, со спокойным сердцем ушел переодеваться, чтобы Усаги смогла насладиться разговором с Макото.       Меланхолично расстёгивая пуговицы, он задумался о том, насколько Усаги везло — у неё было две мамы, в то время как у него ни одной. Не то чтобы Мамору не свыкся с фактом своего сиротства, но волей-неволей подобные обстоятельства заставили его задуматься.       И на какое-то мгновение ему даже захотелось включить того самого зануду из прошлого, который в обязательном порядке отчитал бы Усаги за то, что она сбежала из дома, оставив своих родителей страдать. Вдобавок ещё и забрала у другого человека его маму. Удивительно, как подобное пришло ему в голову только сейчас, учитывая, как часто перед глазами мелькали образы того времени. Хорошо, что он повзрослел. Осталось только перестать бояться этого прошлого. — Мамо-чан! — задумавшись, Мамору вздрогнул, услышав голос Усаги за своей спиной. — Извини, что напугала. Я думала, что такую торопыгу как я ты точно услышишь ещё издалека. — Ничего ты не торопыга, — он взглянул на неё через плечо, чуть улыбнувшись тому, как непосредственно выглядела Усаги. — Хотя ты, правда, часто напоминаешь ураган. — Дай угадаю. Ты вспомнил меня в мои лу-у-учшие годы? — спросила Усаги, надув губы и нахмурив брови.       Перед глазами Мамору вновь мелькнул образ — почти тот же, что был теперь. Как в тот день, когда они познакомились. Когда он отчитал её за разбрасывание бумажками, Усаги стояла и дулась практически идентично. Она будто испытывала его. Или он действительно понемногу сходил с ума. — Разве что немного, — Мамору всё-таки смог сосредоточиться на настоящем и продолжил переодеваться. — Что случилось? — А, точно, — Усаги слегка стукнула себя ладонью по лбу, заставив Мамору слегка прыснуть. — Мама сказала, что планы поменялись, и она нас ждёт у себя в ближайшее время. Я подумала, что ты голоден, а дома есть нечего, поэтому согласилась перенести! Так что ты можешь не раздеваться…       Она закончила свою тираду как раз тогда, когда Мамору стянул с себя рубашку и принялся за брюки. Одарив Усаги несколько хмурым взглядом, он тут же выдохнул и собрался вновь надевать рубашку, но в последний момент направился к шкафу за простой водолазкой. — Тебе всё равно ещё ждать меня! Так что можешь не спешить, — примирительно прощебетала Усаги, стягивая с себя домашний свитер, открывая вид на обнаженную спину. — Всё равно ведь не пойдёшь наслаждаться маминой стряпнёй в рабочей одежде? Она так вкусно готовит, что я порой могу и обляпаться. — Это просто твоя природная неуклюжесть, а не готовка мисс Кино, — усмехнулся Мамору, натягивая на себя водолазку. — Эй!       Когда он просунул свою голову в узкую горловину и сдул чёлку с глаз, перед его лицом оказалось поистине чарующее зрелище. И это касалось не только недовольной мордочки Усаги. Ведь она стояла перед Мамору полуобнаженной. Его собственная свирепая русалка, нимфа, ангел. Кто угодно, но точно некто сказочный и очаровательный.       Только Мамору вовсе не выдерживал напора такой картины. Его щёки поалели, а в груди что-то закололо, даже несмотря на тот факт, что им не впервые переодеваться вместе, да и в принципе видеть друг друга нагишом вне постели. — В любом случае твоя готовка мне нравится намного больше, если что, — Мамору выпалил это в защитном жесте, пусть и со всей искренностью.       И это сработало. Усаги смутилась и тут же отвернулась к шкафу, выискивая себе подходящую одежду. Не совсем, правда ясно, что именно вызвало смущение — его слова или его взгляд, которым он невольно вперился в её полные груди. И теперь Мамору ощущал себя каким-то извращенцем. — Ты только маме не вздумай так говорить, — всё ещё дуясь, пробухтела Усаги и одарила его несколько недовольным взглядом через плечо. — Я вообще не представляю, что сегодня буду ей говорить.       И это было самой настоящей правдой. Поэтому, когда они через пару часов оказались перед домом Макото, Мамору подумал, что ему лучше будет отмалчиваться до того момента, как Усаги понадобится его помощь. — Добрый день, ма, — Усаги с порога бросилась в объятия Макото. — Уна всё ещё не дома? — Вряд ли она сегодня до вечера вернётся, — ответила Макото, с улыбкой поглаживая Усаги по волосам. — Что-то вроде свидания, как я поняла. Здравствуй, Мамору. — Свидание?! — радостно взвизгнула Усаги, и Мамору лишь кивнул в ответ на приветствие. — Ты уже видела её избранника? — Какой там видела — это их первая встреча. Они встретились лишь пару дней назад, он приходил в кафе, — выдохнула Макото, помогая Усаги снять кофту.       Поэтому Мамору лишь оставалось в молчании поджимать губы и слушать сплетни местного разлива. Почему-то поддержать тему ему теперь казалось невыполнимым — даже в первую встречу у него нашлась смелость и толика словарного запаса. Теперь было неловко. Не то от предстоящих разговоров, где взрослая женщина вполне могла упрекнуть, что он повёлся на щенячьи глазки Усаги. Не то от того, что теперь никто ободряюще не держал его за руку.       Конечно, в этом, по сути не было необходимости — Мамору не маленький и более не испытывал какого-либо страха перед Макото и её прямолинейными вопросами. Просто хотел, чтобы между ним и Усаги стало как прежде. Ну, от тепла её рук он всё-таки не отказался бы.       Мамору подошёл к серванту, на котором расположились фото рамки. С прошлого визита их явно прибавилось после новоприобретённого хобби Усаги. Но было несколько и тех, что отображали времена, о которых Мамору был лишь наслышан.       Первым, что бросилось в глаза, было фото, где на голове Усаги красовались знаменитые оданго, от вида которых у Мамору немного сжалось в груди. Здесь они казались несколько объемнее, как и хвостики. Она явно все эти годы отращивала волосы.       Рядом с Усаги стояли Макото и, как он догадался, Рей. О которой был весьма наслышан, но никогда не видел. Как и этого фото — Усаги рассказала, что просила Макото тщательно «замести следы» своего прошлого. И очень переживала, когда Уна удумала пощекотать нервы тем самым фото с пляжа.       Так почему же теперь ему позволили увидеть это фото? Оплошность, упущение? Умышленное допущение, как знак, что Макото знает, что ему всё рассказали? Усаги ничего не говорила о подобном, но она вполне могла объясниться с ней по телефону, пока он был на работе. Хотя Усаги много чего ему не рассказывала. Впрочем, как и он ей. — Вот в чём дело, он залюбовался фото! — голос Усаги, раздавшийся совсем рядом, заставил Мамору в очередной раз вздрогнуть. Он едва удержал рамку в руках. — Мамо-чан, у нас всё готово, идём за стол. Ах, это же Рей. Тогда я не удивлена, что ты засмотрелся. Она действительно очень красивая, не так ли?       Мамору несколько замешкался, пытаясь переварить, что ему только что сказали, но всё-таки сфокусировался на образе рядом с Усаги. Рей действительно была красива по стандартам японской красоты. Длинные черные волосы, прямая челка, бледная кожа и выразительные черные глаза. Холодная красота. Так это называл Мамору и, возможно, мог бы понять Джедайта и его одержимость… — Только ты намного красивее, Усако, — ответил Мамору, мимолётно возвращаясь к образу улыбчивой Усаги, после чего обернулся к настоящей.       Её сконфуженное выражение и покрасневшее лицо отрезвило Мамору — возможно, ему не стоило этого говорить в доме мисс Кино. Но это ведь была всего лишь правда. Его щёки заалели в ответ на столь пронзительный взгляд голубых глаз. Почему они вообще смущались как школьники? Будто подобные разговоры происходили впервые.       Но, наверное, в этом была доля правды. Раз их реакции так сильно отличались от обыденности. — Голубки, еда стынет, — Макото окликнула их с ехидной улыбкой.       Усаги прервала их гляделки первой и направилась к столу, чуть нахмурившись. Но. Когда Мамору опустился на стул рядом с ней, она уже вовсю улыбалась и разглагольствовала о том, насколько голодна. — Мамору, а твои как дела? — вдруг поинтересовалась Макото, когда за столом образовалась тишина. — Усаги говорила, что ты сегодня работал. Не сильно устал? — Всё в порядке, спасибо, — Мамору, несколько удивлённый, что к нему обратились, отвечал несколько вяло. — Я ненадолго туда ездил, думаю, ещё пару дней у меня есть перед работой. Потом снова отгул… — Отгул, зачем? — искренне удивилась Макото, с интересом уставившись на него. Мамору поздно понял, что поспешил. — Вы хотите куда-то съездить? Или собираетесь отмечать день Святого Патрика? — Нет, мы полетим в Японию, — ответила Усаги так обыденно, будто это было чем-то частым для неё. — Четырнадцатого марта. — Что? — Макото опешила и вперилась в Усаги недоумённым взглядом. Её брови нахмурились. — Зачем вам в Японию? Даже для Ханами слишком рано. Да и какие перелёты в твоём положении… — Я всё рассказала Мамору и хочу увидеться со своими родителями, — ответила Усаги, пожав плечами.       Мамору взглянул на неё, его лицо выражало тревогу — Усаги выглядела уж слишком беззаботно. Но и он знал её достаточно, чтобы понять, что она тоже была немного встревожена. Возможно, даже потеряна. И что эти слова уж точно не дались ей с той лёгкостью, которая могла показаться со стороны. — Вот как, — Макото одарила его пронзительным и понимающим взглядом, кивнув собственным мыслям. — Это объясняет некоторые вещи. И как ты всё воспринял?       Она резко перевела взгляд на Мамору, а её голос приобрёл несколько стальные нотки. — Думаю, я в какой-то мере удивлён и нет. Не знаю, — ответ Мамору был честным и неловким. — Но зачем же лететь сейчас? Почему бы не дождаться родов?.. — получив ответ, Макото вновь обратилась к дочери. — Потому что если не сейчас, то когда потом? — несколько резко ответила Усаги, всплеснув руками. — Я рожу. И следующие несколько лет буду прикована к крохотному существу, которому необходима забота родителей. Я не смогу оставить дочь на одного Мамору или кого-либо ещё. Потому что я хочу познакомить Мамору со своей семьей. И потому что не думаю, что смогу расстаться с малышкой даже на пару дней. А время уйдёт. Уйдёт возможность всё исправить. Я даже не знаю, как они и где. — Вот именно! — стальные нотки вновь прозвучали в голосе Макото. — Ты даже не знаешь, на месте ли они. Живы ли они, простите меня за такие слова. Но может быть всё. Они могут тебя попросту отвергнуть! А ты беременна, Уса! Это для тебя будет невероятный стресс.       Мамору лишь мысленно кивал словам Макото, ведь он руководствовался подобными аргументами в недавнем разговоре с Усаги. Но теперь, сдавшись, у него не было права упрекать или отговаривать. Тем более, он действительно проникся чувствами и желаниями Усаги. У него не было родителей, но он разделял желание расставить все точки над і. Восхищался её упорством и молча желал, что сможет так же в ближайшем будущем, чтобы им вновь было хорошо вместе. — Ты можешь позвонить им для начала, у меня ведь есть номер твоей мамы, — предложила Макото, и эта мысль показалась Мамору невероятно здравой. Он даже не думал, что существовал такой вариант. — Думаешь, родители будут рады трупу? В прошлый раз, когда я звонила твоей маме, у неё случилась истерика, Усаги. Нельзя быть настолько эгоистичной. — И что? — Усаги огрызнулась и посмотрела на Макото волком. Мамору давно не видел подобного выражения лица. Особенно, когда оно направлено на кого-то ещё кроме него. — И что, что я немного эгоистична? Разве так было не всегда? — Теперь это касается не только тебя, но и малышки, — возразила Макото, не желая отступать от своего. — И психического, да и физического здоровья твоих родителей. Ты мертва для них уже два года. И эти два года для них явно были нелёгкими. — И чья в этом вина?! — огрызнулась Усаги, но в её голосе не звучало злости.       Мамору и Макото опешили от такого напора. Мамору поразился тому, что Усаги была способна на подобные вспышки в адрес своей названой мамы. Макото явно была обижена — в её глазах отобразилась огромная грусть и вина. Поэтому он поспешил ободряюще сжать ладонь Усаги, но она лишь встрепенулась и одарила его неописуемым взглядом. — Моя вина, да, — выдохнула Усаги, отворачиваясь от него, но руку не убрала. Ровно, как и не сжала в ответ. — Именно поэтому я хочу это исправить. Но я столь малодушна, что не хочу получить отказ по телефону, прекрасно зная, что живой разговор будет куда эффективнее. Звонить — трусость. В этой ситуации. И не факт, что мама поверит по одному лишь телефону. Не лучше ли ей увидеть меня? Потрогать? Убедиться, что это не сон или чья-то шутка. — Судя по всему, ты долго об этом думала, — пробурчала Макото, откинувшись на спинку стула. Скрестив руки на груди, она грозно уставилась на Мамору. — Ты-то чего молчишь? — А что ему говорить? — Усаги тут же встрепенулась и вырвала свою ладонь, чтобы отразить позу матери. — Но думала я об этом действительно долго — все эти два года. — Всё что я мог, уже сказал, — ответил Мамору, понимая, что отмалчиваться не было правильным. — Усаги взрослый человек, который в состоянии принимать решения самостоятельно. Более того, она не будет одна — я ведь буду с ней. И если встреча с родителями пройдет не гладко, поддержу. — А ты сам-то веришь в свои слова? — Макото наклонилась над столом, сузив глаза и заглядывая будто в саму душу. — Учитывая, что она та, кого ты задирал в прошлом. — Прошлое осталось в прошлом — теперь у меня совсем иное отношение к Усаги, — ответил Мамору, выдержав взгляд Макото.       Возможно, он юлил — ведь некоторые проблемы, связанные с прошлым у него всё-таки имелись. Но это не отменяло того факта, что его слова так же были искренними. По крайней мере, в момент их произношения. Он вовсе не хотел, чтобы авторитет Макото давил на Усаги. Он действительно хотел её поддержать, даже несмотря на некоторые железные аргументы. — Но потакать её капризам — совсем незрело, — Макото не оставляла попыток переубедить их. — Незрело — это говорить обо мне так, будто меня здесь нет! — почти что прорычала Усаги и агрессивно откусила от яблока. — Мама, я пришла не спрашивать разрешения. Я пришла искренне попросить о помощи. Все переживания понятны, но доктор Гилмор сказала, что я могу совершать перелёты. И не настолько я слабая духом, чтобы впасть в безумие в случае чего. — Да, но ты даже сейчас не можешь держать себя в руках, — устало возразила Макото, переводя измученный взгляд вновь на Усаги. — Это потому что!.. — Усаги одарила Мамору быстрым взглядом и запнулась, глупо приоткрывая и закрывая рот. — Мамо-чан, не хочешь сходить в сад? — Что? — Мамору опешил и уставился на неё округлившимися глазами. — Ты можешь и прямо сказать, что моим ушам здесь не место. — Это было бы слишком грубо, — Усаги чуть смутилась, но тут же принялась легонько выталкивать его из-за стола. — Грубо — это толкаться, — пробухтел Мамору в ответ, но всё же улыбнулся. И, взъерошив волосы Усаги, направился к выходу. — Если что — кричи.       Мамору, захватив кофту, вышел к уже знакомой качели. Погода более не была кусачей, но небольшой вечерний ветер заставил его поёжиться и сильнее натянуть рукава. Даже мелькнула мысль, что зря он бросил курить — сейчас бы немного согрелся и успокоился.       Оттолкнувшись ногами, Мамору принялся немного покачиваться и поднял голову к небу. Ещё только вечерело, увидеть мириады звёзд было невозможно. Но ему хотелось прикрыть веки и увидеть собственные мерцания, пытаясь думать о чём угодно, лишь бы только не о странных реакциях Усаги. Да и своих собственных. — О, так у нас сегодня гости, — не успел Мамору сосредоточиться на каких-либо размышлениях, рядом прозвучал голос Уны. — Снова тебя выгнали из дома? — В прошлый раз я сам ушел, — поправил её Мамору и приоткрыл глаза. — Здравствуй.       Уна стояла перед ним во всём параде — яркий макияж, завитые локоны, облегающее платье под цвет её синих глаз. Теперь, зная всю правду, она казалась ему ещё больше похожей на свою маму, чем раньше. Не только во внешних чертах, но и личностных качествах. — Нет-нет, тебя вынудили уйти, просто сделали это очень красиво! — нараспев протянула Уна и опустилась рядом с ним на качели. — Правда, это было из-за моих натянутых отношений с Мако, но сейчас уже всё в шоколаде. — Рад, что ты помирилась со своей мамой, — ответил Мамору, вновь возвращая взгляд на пошатывающиеся от ветра ветки деревьев. — А вот свидание, судя по твоим голым рукам, прошло не очень.       Он выдохнул и принялся стягивать кофту через голову, после чего передал её Уне. На неё смотреть было несколько печально — очевидно, что, вернувшись домой в холодный вечер в одиночестве и без какой-либо верхней одежды, свидание наверняка было провальным. — Много ты знаешь, — усмехнулась Уна, но всё-таки приняла кофту и тут же накинула её на плечи. — Вот почему тебя выгнали. Но вдруг я просто сильная и независимая? — Ты про этот вечер? — уточнил Мамору и скрестил руки, надеясь так немного компенсировать утерянное тепло. — В этом ты тоже похожая на свою маму, полагаю. Вы обе стараетесь выглядеть сильнее, чем есть на самом деле. — Я сначала подумала, что тебе рассказали слишком много, — Уна фыркнула и с лёгкой хитринкой посмотрела на Мамору. Он ответил ей вопросительным взглядом. — Думаю, ты знаешь, что мама никогда не была замужем. — Полагаю, осознал недавно, да, — кивнул Мамору.       Он никогда об этом не задумывался, но после раскрытия всей правды неосознанно стал думать о Макото как о «мисс Кино», не миссис. Зато подумал о том, как нежно и ласково Уна обращалась к ней как «мама». Честно признаться, это звучало более гармонично и искренне, чем у Усаги. — Но она была очень влюбчивой до того, как встретила моего отца. А теперь она вовсе не думает о любви, возможно, даже до сих пор любит его, не знаю, — Уна пожала плечами и устало выдохнула. — И мне тоже нравятся все подряд. Только я быстро падаю и так же быстро осознаю, что это не моё. — Получается, это не кавалер был ужасным, а ты передумала? — Бинго! — Уна рассмеялась, но явно натянуто, хотя Мамору видел, как она стремилась отпустить ситуацию. — Так что мы очень-очень похожи. — Но у тебя ведь были какие-никакие продолжительные отношения, Усаги мельком рассказывала, — возразил Мамору и немного оттолкнулся ногой от земли, чтобы качели слегка закачались. — Да и какие твои годы, чтобы волноваться, что останешься одна. Может, твоё сердце ищет кого-нибудь особенного. — Наверное, ты прав, — понизив голос едва ли не до шепота, ответила Уна и спрятала нос в воротнике его кофты. — Но я бы не хотела прожить как мама большую часть жизни в одиночестве. — Но у нее ведь есть ты, где же тут одиночество? — удивился Мамору, но быстро понял, что действительность была не совсем таковой.       И мисс Кино действительно жила не самой семейной жизнью. Правда, до появления Усаги, он вполне мог представить себе такую жизнь. Но наверняка бы окутался сожалениями с возрастом, ведь всегда желал для себя семьи. — Мне кажется не совсем крутым прожить всю жизнь только ради ребёнка. Я уважаю маму, но мне бы хотелось выйти замуж, — проворчала Уна, будто он не вёл с ней беседу, а в чём-то упрекал или отчитывал. — Ну, ради мужа тоже жить так себе перспектива. Но для собственного полноценного счастья мне точно нужен партнёр. Пойду я в дом, короче.       Уна стремительно поднялась, но к дому направилась равномерным шагом, устроив руки в карманах его кофты. Мамору даже не успел ничего сказать ей в ответ, начиная понемногу сожалеть, что в принципе открыл рот в той теме, которая была ему далёкой. Но всё равно не мог закончить разговор на такой ноте. — Тебе необязательно найти жениха в девятнадцать, — он обернулся и увидел, как она застыла на месте. — А вот лет через пять-шесть жду приглашения на свадьбу. — О, так вот сколько мне ждать приглашения на вашу с Усаги свадьбу? — Уна обернулась и одарила Мамору насмешливым взглядом. — В общем, спасибо. А кофту я пока что конфискую — ты всё равно глупый, тебе нечего простужать с наполовину пустой башкой. Чао.       Ну вот, действительно зря открыл рот. Стоило вообще сразу отвести её в дом — отличный предлог для собственного возвращения. А теперь путь внутрь был заказан даже несмотря на отсутствие тёплой одежды. Ещё и заставила вновь думать о том, что болело.       Уже было более чем очевидно, что Усаги хотела выйти за него замуж. С одной стороны это было огромным обухом по его голове, но с другой — вполне чем-то очевидным. Как и вообще многие вещи, произошедшие в жизни, но о подлинности которых он никогда всерьёз не задумывался.       Но готов ли он вновь связать себя узами брака? — Мамо-чан! — недовольный голос Усаги заставил его вздрогнуть и тут же обернуться. — Это что такое?! — Мне не так уж и холодно, — соврал Мамору, с улыбкой наблюдая за сердитым выражением лица Усаги. Он раньше часто видел нечто подобное. — Ты вновь пришла меня согреть? — Тебе повезло, что нам скоро лететь, а я не хочу, чтобы всё перенеслось из-за твоей простуды или ещё чего похуже, — пояснила Усаги деловитым тоном и, схватившись за угол пледа, накинула на него вторую половину. — Но Мамо-чан, где твоя кофта? — Думаю, ты прекрасно знаешь, где она, — примирительно улыбнулся Мамору, наслаждаясь теплом, исходившим от Усаги. Он невольно прижался бедром ещё ближе. — Ты-то чего вышла только с пледом? — Не переводи тему, мистер мнимой галантности, — она предупреждающе сверкнула глазами, но сильнее натянула плед. — Меня согревает жажда справедливости. — За что? — Мамору поневоле рассмеялся, чем заслужил ещё один убийственный взгляд голубых глаз.       То, как повадки Усаги походили на её подростковое поведение, потихоньку становилось для него более привычным. Образы, мелькавшие перед глазами и ранее пугающие, медленно становились всё расплывчатее, объединяясь с реальностью. — Знаешь, когда Уна вошла, нет, заплыла в дом, я уже было подумала, что её свидание удалось! — с эмоциями начала Усаги. — А потом я разглядела знакомый предмет на её плечах. Как думаешь, что это было? — Моя кофта, полагаю, — Мамору не совсем понимал, как ему стоило бы подыграть, но всё равно улыбался, глядя на фурию под боком.       А ведь он наивно полагал, что она не склонна к ревности. Снова глупая блондинка оказалась права. — В итоге у меня есть донельзя счастливая Уна и замёрзший Мамо-чан, — продолжала бухтеть Усаги. — Переживаешь из-за поездки в Токио? — понимающе спросил Мамору. — Всё будет со мной в порядке, не заболею я. В декабре погода была суровее, но я даже не осопливел. А вот ты… — Да причем тут Токио, — ворчливо перебила Усаги. — Я ведь просто о тебе волнуюсь. Но не надо так баловать Уну! Её счастливое лицо может осветить все подвалы района, серьёзно. — Смею предположить, что она скорее весела, чем счастлива, — Мамору поджал губы, не зная, как подобрать слова — его впервые так открыто ревновали. — Но что из-за меня — правда. Она нехило меня унизила. — И ты ещё и кофту ей свою отдал?! — продолжала возмущаться Усаги, но теперь, по крайней мере, за него. — А что делать? — Мамору пожал плечами и вновь аккуратно оттолкнулся. — Ну, в этом весь ты, полагаю, — Усаги издала смешок и вновь посмотрела на него, сменив гнев на милость. — Готовый всегда прийти на помощь. Но это мне в тебе всегда нравилось. Что, несмотря на свою натуру, которая норовила подколоть, в нужный момент ты всегда остаёшься джентльменом. Это очень подкупает. Так что недооценивай себя и свои силы — Уна не просто от злорадства хихикала! — Пусть тогда радуется новой кофте, — Мамору улыбнулся и, надеясь избавиться от неожиданного смущения, опустил ладонь на голову Усаги. — На самом деле меня волнует только одна девушка. — Вообще-то нас двое, — поправила Усаги, на что он только кивнул и тяжело выдохнул. Она дёрнулась в его руках и ближе наклонила голову, прикрыв веки. — Ты так сделал и тогда… И сейчас… Ты мне правда нравился.       Усаги резко распахнула глаза и серьёзно посмотрела на Мамору. В купе с произнесёнными словами её взгляд заставил его напрячься и остановить поглаживание золотистых локонов. Будто всё происходило в замедленной съемке — даже сердцебиение, казалось, немного утихло, а в ушах заиграл белый шум. — Наверное, из-за таких твоих жестов доброй воли я в тебя и влюбилась со временем, — продолжила Усаги, и Мамору вздрогнул от её слов спустя несколько секунд тишины, которые показались едва ли не вечностью. — Ты по-своему заботился обо мне, помогал. И с тобой было весело спорить.       Почему-то вместо чувства неловкости, которое, как оно бывало в подобных ситуациях, на него обрушился холодный пот и полное отчуждение. Мамору вовсе не понимал, откуда у Усаги могли возникнуть какие-либо чувства. Она была совсем маленькой для него. И он воспринимал её соответствующе и никак иначе. — А я тебе нравилась? — её шепот, полный какой-то надежды и отчаяния, прозвучал как приговор. — Как младшая сестра моего друга, разве что, — выдохнул Мамору, понимая, что действительно подписывал себе приговор.       Но это было куда лучше, чем ложь. Он продолжал в это верить даже когда увидел недовольно сжатые губы, потухшие глаза и опустившиеся плечи. Потому что даже если бы она ему тогда нравилась, что бы это дало кроме возможных сожалений об упущенном времени? — Уса… — Мамору всё-таки попытался сгладить ситуацию, надеясь перевести тему. — Мако сказала, что поможет с загранником, — Усаги сама перевела тему, а её взгляд перестал выглядеть понурым. Только некоторая сталь в голосе выдавала её состояние. — Пообещала успеть. — Как-то слепо я тебе доверился в этом плане, — Мамору попытался расслабиться и перевёл дыхание. — Надо было, наверное, более поздние даты брать. — Паспорт мне сделали довольно быстро, поэтому я не думаю, что с загранником будут проблемы, имея о-о-очень даже подлинный паспорт гражданина США, — Усаги пожала плечами и даже улыбнулась, глядя на него с некоторой хитринкой. — Когда-нибудь оно тебе аукнется, Уса, — Мамору устало потёр переносицу, боясь даже представить масштаб всей проблемы. — Это я ещё не говорю о том, что надо как-то решать проблему твоей мёртвости. — У нас есть много других проблем помимо этой, так что не спеши, — Усаги начала подниматься, вместе с тем отпуская плед.       Мамору поднялся следом и вновь накинул на неё ткань, направляясь вместе с ней в дом. Она была права. У них действительно было много проблем, решить которых по щелчку пальцем было невозможно. Например, как ему перестать быть трусом.       В этот раз волшебная атмосфера сада Макото не помогла улучшению их взаимоотношений.       Поэтому следующие два дня у Мамору не удавалось привести в спокойствие своё внутреннее состояние, касаемо отношений с Усаги. Но зато избавился от не менее тяжелого балласта — долгов. Теперь он юридически никому ничего не должен. И его более ничего не связывало с Миленой, кроме нескольких приятных воспоминаний, что она оставила после себя.       И это невероятно воодушевляло — избавившись от одной проблемы, Мамору казалось, что он способен в этот момент спасти целый мир. А сохранить отношения с Усаги могли сравниться с целым миром для него, а то и больше. Потому что в какой-то момент действительно могло стать слишком поздно.       Но севши в автомобиль, взгляд Мамору зацепился за рабочие документы, которые он забрал из салона перед поездкой в банк. Был ли теперь смысл работать с машинами? Распрощавшись с долгами, мог ли он начать заниматься тем, чем хотелось изначально?       Наверное, работа врачом ему более не светила — что бы кто ни говорил, ему поздно учиться в сфере медицины. Это будут упущенные годы и возможности, ведь обучение никогда быстрым не было в этой сфере.       А в скором времени у него появится ребёнок, которого предстоит растить и обеспечивать. У него более не было роскоши в виде времени и одиночества. Теперь он должен был заботиться не только о себе.       Тем не менее вопрос о собственной деятельности и реализации себя мёртвым грузом повисла на душе Мамору. И поэтому вместо приподнятого настроения, с которым он собирался вернуться домой и объясниться с Усаги, он открыл дверь с мрачным выражением лица. — С возвращением, — голос Усаги помог немного прийти в себя и Мамору выровнялся, надеясь взять себя в руки. — Будешь ужинать? — А ты хочешь есть? — вопросом на вопрос ответил Мамору, проходя в гостиную.       Усаги вновь сидела на диване, обложившись фотоальбомами. Только теперь это не было частью её работы, Мамору узнал в альбомах собственные фотографии. — Если честно, мы с малышкой сегодня что-то особенно испытывали чувство голода, поэтому я весь день только и делаю, что ем, — Усаги смущённо засмеялась и потёрла затылок. — Так что я, наверное, позже поем. Так ты будешь? — Нет, не особо хочется, — ответил Мамору, стягивая пиджак и галстук. Ему сейчас никакой кусок в горло не полезет. — Чего ты вдруг решила полистать? — В поисках вдохновения, — Усаги указала на отложенный в дальний угол дивана собственный фотоальбом, которым занималась последние дни. — Ни настроя, ни идей. Ничего. Ты на работе, и Мина как назло вся в планах. Поэтому вот.       Мамору опустился рядом с ней, предварительно отпихнув стопку альбомов — и как только донесла столько, — и сощуренными глазами принялся рассматривать альбом, что она держала в руках. По всей видимости, Усаги только начала свои поиски — в руках она держала самый первый альбом, появившийся в жизни Мамору. Тот, который ещё вели его покойные родители. — Теперь я, кажется, понял, — он приподнял в удивлении брови и заморгал. — Твои альбомы для девочек. Тебя ведь всё это изначально и вдохновило? — Вообще-то они довольно разные, если все внимательно рассмотреть, — несколько надулась Усаги и сильнее сжала края альбома, отчего костяшки пальцев даже чуть побелели. — Особенно у девочек — я делала под стать их семьям. А наш… Ну, как-то не идёт. — Нет-нет, что ты, — Мамору примирительно обхватил её запястье, отчего молниеносно почувствовал небольшой разряд тока. — Я не хотел сказать, что это плагиат или что-то подобное. Наоборот замечательно, когда нечто старое содвигает нас на новое. — Ну, вообще я и правда начала фотографировать, смотря на твои работы, — призналась Усаги и слегка надула губы. По её щекам растёкся симпатичный румянец. — Почему ты начал фотографировать? — Это был мой проект в универе, — он пожал плечами, отводя взгляд от чарующего вида. — Я думал, ты помнишь такое. — Помню, да, — Усаги кивнула и перевернула страницу, тем самым привлекая внимание к фотографиям. — Но тут очень много фотографий, сделанных после. Или программистов настолько часто просили о чём-то подобном? Тебе нравится фотографировать. Я вижу это в твоих работах. — Знаешь, сложно назвать это работой. Ровно, как и искусством, — задумчиво ответил Мамору, рассматривая фотографию, где был он и его родители в одном из парков Токио. — Это скорее мои воспоминания. — Воспоминания? — вдумчиво переспросила Усаги, он боковым зрением увидел, как она вновь склонилась над альбомом. — Что ты имеешь в виду? — После той аварии у меня ничего не осталось — буквально. Я лишился не только родителей, но и маломальских воспоминаний о них, вообще о той жизни, — Мамору перевернул страницу.       На развороте ютились фотографии с его четвёртого дня рождения. Всё было подписано аккуратным витиеватым почерком. Наверняка маминым. С фото на него глядели счастливые незнакомцы. — Но эти фото мне дали представление о моей жизни, о тех, кто меня родил и воспитывал, даже немного обо мне, — продолжил Мамору, указывая на одну из фотографий. — Я долго не мог понять, что у меня в руке. Мне почему-то стало до того интересно, что я упёрся с желанием узнать, что это. — Похоже на виноград, — чуть скривившись в недоумении, предположила Усаги, склонившись к альбому. Её волосы пощекотали кожу Мамору, оставляя мурашки. — Я тоже так сначала подумал, — он кивнул, и Усаги с интересом уставилась на него, ожидая продолжения. В этот раз он не смог игнорировать её взгляда. — Я тут же скупил несколько видов винограда. И понял, что это совершенно не то, поэтому продолжал искать странный фрукт дальше. — Он совсем маленький, ещё и фотографии того времени не самые качественные, — проворчала Усаги, когда вновь посмотрела на фотографию, чтобы опознать неизвестный фрукт. — И как успехи в итоге-то? Мне ещё только маслины напоминает . — Такой вариант тоже был, — Мамору невольно скривился, вспоминая, как пробовал всевозможные продукты, походившие на описанное. — Но это оказались финики. — И как ты понял, что это они? Попробовал? — Усаги уставилась на него с интересом. — Да. Я не могу сказать, что на меня вдруг разом накатили давно утерянные воспоминания, но что-то я всё-таки ощутил, — ответил Мамору с небольшим залпом в голосе, будто пережитые эмоции вновь накатили на него. — Сложно описать. И, может быть, что я себе это даже придумал. Но после этого я продолжал делать и пробовать то, что было на этих фотографиях. И это приносило мне немного счастья. — Интересный опыт, — Усаги зачаровано посмотрела на него с непередаваемой смесью эмоций, заставив чувствовать себя странным. — Это одна из причин? — До сих пор не могу сказать точно, в чём причина, — выдохнул Мамору, откидываясь на спинку дивана. Усаги последовала его примеру и устроила голову у него на плече, тем самым вызвав несколько разных реакций. — Но началось всё с того самого проекта. Но я забросил, после того инцедента с угрозой суда. Но не столь важно как я к этому пришёл. А зачем. — Поделишься? — попросила Усаги и сцепила руки на своём округлом животе. — Через фотографии я придумывал не только воспоминания. Придумывал образы родителей, пытался понять, какими людьми они были, чем жили и что их интересовало. Поэтому в какой-то момент для меня стало важным запечатлеть важные моменты жизни. — Боялся, что снова потеряешь память? — неуверенно предположила Усаги, на что Мамору лишь прыснул. — Ты всегда была такой проницательной, иногда пугает. — Просто я тебя слишком хорошо знаю, да-да, — он слышал в её голосе улыбку, хоть и мог наслаждаться лишь макушкой.       Несмотря на все противоречивые мысли и ощущения, Мамору вовсе не хотел расставаться с Усаги. Пусть в какой-то момент всё казалось неправильным, пусть прошлое трубило о какой-то неведомой тревоге, ему было всё равно. Он хотел справиться с этим и быть дальше счастливым. Для этого ему тоже необходимо было раскрыться перед ней. — Я хочу помнить всё самое важное, — медленно начал он, аккуратно продвигая ладонь к животу Усаги, чтобы сцепить их руки. — И ты тоже была важной частью той моей жизни. И стала очень важной сейчас. У меня даже была твоя фотография, только я без понятия, куда она делась. — Это я… — она всё-таки сжала его ладонь.       Это было одновременно облегчающим и травмирующим — в его сознании вновь мелькали образы маленькой Усаги, к которой у него не было и капли романтических чувств. Но Мамору сильнее сжал хрупкие пальчики и улыбнулся, когда ощутил, как их дочь сделала небольшой пинок. Он сможет. — Это я забрала то фото. — Зачем? — Мамору искренне удивился, приподняв брови. Он и вовсе не предполагал такого варианта, хоть и знал, что Усаги частенько шерстила альбомы. — Тебе не понравилось? — Не в этом дело, фотография безумно красивая! — с жаром ответила Усаги, и второй рукой принялась поглаживать костяшки его пальцев. — Но если бы вдруг ты захотел полистать альбом, то наверняка бы понял, что я это… Ну, я. — Умно, — Мамору усмехнулся. Это звучало очень логично. — Потому что, вернувшись тогда из Токио, где окружали навязчивые мысли, что это действительно могла быть ты, я сразу принялся искать ту самую фотографию, чтобы убедиться. — Ты вот сказал, и я поняла в который раз, что молодец, — хмыкнула Усаги, но, тем не менее, не перестала издеваться над его пальцами. — Стоп. Ты всё-таки предполагал, что это я? — Всё-таки боялась, что отвергну? — предположил Мамору, прогинрорировав вопрос, и, насколько это было возможным, принялся поглаживать её ладонь большим пальцем. — Да, — простой ответ, после которого повисло непродолжительное молчание. — В то время лишние проблемы были ни к чему. Парадоксально, учитывая, как после я убивалась мыслью, что ты совсем меня не помнишь? Что я была никем в твоей жизни, когда ты значил для меня столь много. Недавно я даже пыталась придумать себе сценарии того, где я оставила на месте эту фотографию. — Это, правда, интересно? Придумывать то, что могло бы быть? — И это говорит мне человек, который тот ещё выдумщик, — фыркнула Усаги, и Мамору был не вправе её упрекать, поэтому лишь слабо вздохнул. — Но та фотография… Она замечательная. Я никогда раньше себя не видела более красивой, чем на ней. — Это у тебя просто никогда не было моих глаз, — сразу после этих слов Усаги резко повернулась к нему, едва не заехав по подбородку, из-за чего Мамору даже несколько отклонился. — А почему тебе нравится фотографировать?       Конечно, ответ на этот вопрос так же очень интересовал, но по большей части Мамору лишь хотел соскочить от всевозможных вопросов, которые могли последовать после его слов. Он ни в коем случае от них не отказывался, но понимал, что никак не смог бы объясниться с наполовину затуманенным разумом.       И, казалось бы, вопрос пришёлся очень кстати — Усаги искренне задумалась над ответом, чуть нахмурившись, от чего на её лбу выскочила морщинка. Мамору подавил в себе желание разгладить её. — Красота процесса? Восхищение технологиями как таковыми? Люди, которые попадают в мой объектив? Их счастливые лица, когда они получают готовые фотографии? — она меланхолично принялась рассуждать, движение её рук медленно сходило на нет. — Я не могу сказать точно, Мамо-чан. Это гораздо глубже, чем просто нравится. Но я думаю, что мои чувства схожи с твоими, только у нас разные цели. Я тоже хочу запечатлеть воспоминания, не только свои, но и людей, которые этого хотят. Хотят поделиться со мной своей историей.       Усаги замолкла и вновь устроилась на его плече. Мамору терпеливо ждал продолжения, потому что чувствовал, что она ещё не закончила. Да и честно признаться, не имел представления, что стоило бы ответить. — Но мы, оказывается, больше похожи, чем просто в стремлении сохранить момент, — переведя дух, она всё-таки продолжила. — Я тоже хотела ощутить те самые воспоминания из прошлого. Взяв в руки фотоаппарат, я вспомнила тепло, которым ты меня окутал, когда помогал фотографировать. Как направлял и пытался научить, а всё, о чём я могла думать — то, насколько ты близко. Насколько терпелив, учтив и заботлив. Я начала фотографировать, чтобы вспомнить тот момент окончательного моего падения.       Мамору так и замер, не смея ни шевельнуться, ни открыть рта. Всё, о чём он мог думать — слова и та нежность, с которой они были произнесены. Он уже знал, что Усаги была влюблена в него, и, скорее всего, испытывала нечто подобное и теперь. Об этом было боязливо и сложно задумываться, но теперь, услышав всё это, у него просто не было выбора. Его дыхание и сердцебиение участились, разгоняя кровь по телу вместе с накатившими чувствами. — О чём ты мечтаешь? Чего хочешь по жизни? — Мамору задал этот вопрос неожиданно даже для самого себя.       Это не было честным по отношению к Усаги и её чувствам, с которыми она поделилась. Он хотел, но не мог дать ей достойной обратной связи, пока в его душе образовалось множество подводных камней. — В смысле? Типа, хочу ли я сделать фотографию своим основным видом деятельности? — переспросила Усаги, и Мамору мысленно поблагодарил её за находчивость, которой ему не хватило. Он коротко ответил ей согласием. — Обещай, что не будешь смеяться. — Не совсем понимаю, почему могу посмеяться, но обещаю, что не буду, — он ответил, но немного напрягся — от Усаги, в конце концов, можно было ожидать чего угодно. — Когда я была маленькой, единственной моей мечтой было стать невестой, — в нотках её голоса засквозило веселье, будто она сама в случае чего была готова рассмеяться. Но Мамору продолжал быть серьёзным, и, уловив это, Усаги немного успокоилась, и продолжила рассказ в привычной для неё манере — чуть нервно, со страстью и жестикуляцией: — Но не в плане, что я хочу замуж или подобное. Просто хотела надеть самое красивое платье, замысловатую причёску, макияж. — Ну, полагаю, это нормально, — все, что мог сказать Мамору, мысленно сокрушаясь с того, что подобные дополнения скорее были для него напоминанием о неудачном подарке. — А теперь? — А теперь всё, о чём я мечтаю — просто стать хорошей матерью для нашей дочери, — ответила Усаги и улыбнулась — он не видел, но отчётливо слышал, но недоумённо нахмурился. — Но ты ведь уже хорошая мама, мы оба знаем это. — Пусть, ты так думаешь, но это ещё не отображено на практике, — возразила Усаги. — Ты уже заботишься о ней каждый день, так что не недооценивай себя. — Ладно, ты прав, — она цокнула языком, но явно не из недовольства. — Но это не то, что можно сделать или достичь в один момент. Это то, над чем нам надо работать всю оставшуюся жизнь. — То есть, твоя мечта никогда не осуществится как таковая? — Мамору нахмурился, стараясь проанализировать услышанное. — Ну, в какой-то мере, наверное, да, — Усаги тоже призадумалась, поднеся указательный палец к подбородку. — Но ты ведь сам сказал, что я уже хорошая мама. Очень сложно. Какая-то мечта Шрёдингера получается. — Ого, Оданго даже такие слова знает, — не сдержавшись, пошутил Мамору, за что тут же получил локтем под дых. — Мне очень жаль. Но даже если просто предположить, что эта мечта осуществилась. Что дальше? — А что дальше? Просто придумать себе новую мечту. — Но разве мечты так называются как раз таки не по потому, что это что-то более высокое, сложно доступное, к чему тянешься долгое время? — Мамору перешёл на шепот, немного обескураженный ответом Усаги. — Не правильнее ли назвать подобное целью? Цель стать хорошей мамой, цель обучиться какому-то ремеслу. Ведь мечта более абстрактна. — Ты как всегда включаешь зануду, — заканючила Усаги и заёрзала у него на плече. Она аккуратно сдвинула все альбомы в сторону и разлеглась на диване ещё больше. Он смог увидеть, как недовольно нахмурились её брови. — Называть что-то целью для меня дюже скучно. Да и нет в моих мыслях конкретики как таковой. Поэтому я и мечтаю. А ты о чём мечтаешь, Мамо-чан? — Ни о чём, — просто признался Мамору, и ощутил, как напряглась Усаги. — Я привык всему придавать конкретику. — А я поняла, что не всегда можно мечтать по-крупному. Что плохого в том, чтобы мечтать о чём-то более приземленном? О чём-то более доступном и осуществимом. Придумывая и исполняя столько мечтаний раз за разом, разве ты не выигрываешь в количестве получаемых эмоций? Нельзя не мечтать. Однажды ты мне сказал, что я исполнила всё, о чём ты мечтал. И теперь у тебя нет новой мечты? — Полагаю, что нет, — Мамору немного смутился, вспоминая, что действительно когда-то признался в таких неловких вещах. — Наверное, я слишком юная и не амбициозная. Все мои крупные мечты меня более не интересуют, по типу желания стать певицей. Это ушло. Но, может, правда, когда добиваешься большего, то и радость ощущается гораздо значимее. Я не знаю, — она пожала плечами, и начала понемногу принимать сидячее положение. Мамору поспешил ей на помощь. — Но я знаю, что не хочу себя ограничивать. Для меня цель — это то, что надо обязательно выполнить. Это ограничитель. А мечты… Они дают свободу мыслей и действий. Потому что это не то что обязательно надо выполнить по жизни. Их всегда можно изменить, забыть и много-много всего. Для такой ветреной особы как я самое то. А уже из них рождать небольшие и доступные цели. Так несколько проще и очень весело.       Усаги, опираясь на предложенную Мамору руку, встала на ноги и отвернулась к нему спиной. Мамору и сам бы не смог смотреть ей в глаза, потому тоже немного отвернулся, пытаясь сфокусироваться на альбомах рядом с ним. — Но сейчас. Да, мне нравится фотографировать, безумно. Но я не знаю, как и что будет завтра, будет ли у меня возможность продолжать. Будет ли интерес. Возможно, потом, в будущем, я когда-то буду сидеть и плакать о том, что упустила свою молодость, что не реализовала себя по достоинству, — она всё ещё стояла на месте, чуть сжимая кулаки. — Но сейчас… Но прямо сейчас не только наша дочь моя мечта. Ты тоже моя мечта, Мамо-чан. Ты не цель, которой я хочу добиться. Ты тот, с кем я просто хочу быть всегда. В самых разных проявлениях этого слова.       Мамору от неожиданности вскинул голову, уставившись на спину Усаги. Его сердце болезненно сжалось, но не от отрицательных переживаний. Она направилась в сторону комнаты, не сказав более ни слова, а у Мамору язык будто к нёбу присох — он мог лишь безмолвно тянуть к ней руку, не желая терять её присутствия.       И когда её фигура скрылась за дверью комнаты, всё, о чём смог размышлять Мамору — то, что Оданго действительно была влюблена в него. Что Оданго-гусеница, будучи неуклюжей школьницей, громко разговаривающей в общественном месте и постоянно получавшей неуды, в конечном итоге превратилась в Усаги-бабочку. И ухитрилась захватить его сердце столь искусно, что никакая теория вероятности бы не просчитала такового исхода.       Стала той, кто сделал его по-настоящему счастливым.       Мамору улыбнулся, но через секунду это больше напомнило отчаяние или безумие. Это точно всё было взаправду? Она действительно испытывала к нему чувства?       Он, по всей видимости, помаленьку сходил с ума? Потому что в его голове зароились мысли о том, что это был своего рода план мести. Подстроить свою смерть, найти его и отомстить за разбитое сердце. Настолько сильными ощущались её чувства по отношению к нему. А он не чувствовал ни капли подобного к малышке Оданго.       Мотнув головой, Мамору запустил пятерню в волосы и постарался расслабиться. Для него подобные размышления никогда не были присущими, стоило хорошо подумать. А ещё лучше начистоту поговорить с Усаги.       Ведь, если так подумать, то в их взаимоотношениях с Усаги он придал им некоторую зрелость, когда они смогли найти общий язык. Изначально она вела с ним себя очень странно, местами раздражала своей непостоянностью, но когда привыкла и успокоилась, Мамору был склонен думать, что она стала собой, смогла раскрыться. И она ему очень нравилась таковой.       Но теперь, когда все карты вскрылись, Усаги начала бессознательно проявлять свою натуру, которую так или иначе скрывала от него. У Мамору начались не то галлюцинации, не то простые замыкания мозга, через которые ему виднелись её образы прошлого. И нравилась ли она ему теперь? Или он пытался сохранить отношения лишь ради семьи, которую пообещал не бросать? Будет ли им теперь хорошо? — Держи, — Усаги наконец-то смогла подобраться к нему бесшумно. Теперь он действительно испугался, боясь посмотреть правде в глаза. — Это то самое фото, я не собиралась его выкидывать или ещё что-то.       Мамору неуверенно обернулся и принял снимок, всё-таки найдя в себе силы взглянуть на него. Несмотря на такие яркие галлюцинации, он в своё время не вспомнил образа Усаги, как и вид этой фотографии. Но он помнил его историю создания, как после проявления, листая фото, засмотрелся на то, насколько счастливой и беззаботной казалась Оданго. И он желал ей всегда быть таковой. Так почему теперь боялся этого? — Раньше ты всегда говорил со мной о проблемах, первым шел навстречу, помогал и принимал любые мои странности, — начала Усаги, пока он со всей силы сжимал снимок и боялся взглянуть в глаза реальности. — Только я была окована тем загадочны прошлым, образами и обидами, преследующие юную версию меня.       Этот кадр был волшебным — то, как ему удалось подобрать ракурс, композицию и свет, очень поражало и спустя столько лет. За этот снимок он получил высший балл. — Ты был рядом и терпеливо помогал принять себя и свои страхи, помогал адаптироваться к новой жизни в виде мамы. И часто это делал, сам того не зная — несмотря на год проживания заграницей, я так и не привыкла к новой жизни. Но с тобой мне стало легче и лучше.       Но была ли техническая сторона вопроса всем, что его удивляло? — Мне знакомо твоё состояние сейчас. Я вижу, как ты борешься с самим собой и образами, которые не дают спокойно жить и принять реальность. Стал немного переменчивым. Поэтому пришла моя очередь тебе помочь. Только вот как-то нечестно получается — ты совсем не знал и не понимал, почему я такая. А у меня все карты на руках. Я хотела дать тебе больше времени самостоятельно принять, понять. Только я всё ещё жуткая эгоистка — не могу долго ждать! Не могу без тебя! Твоих нежных касаний, взглядов и поцелуев. Без наших свободных разговоров, когда никто не переживает, что что-то не то ляпнет. Даже если ты теперь сомневаешься, нравлюсь ли я тебе, я заставлю тебя вновь увидеть во мне девушку!       В конечном итоге единственным, что Мамору действительно нравилось в этом снимке — стояла перед ним, излучая силу и решительность, которой он всегда восхищался и в тайне завидовал. Та, которая сделала его счастливым и заставила хотеть большего.       Заставила хотеть мечтать.       Мамору, ещё раз взглянув на снимок, поднял голову, чтобы встретиться с боевым взглядом голубых глаз, из которых понемногу стекали слёзы. Ну вот, снова она из-за него плакала. Но, наверное, это тоже было тем, что ему нравилось, что делало Усаги самой собой.       Только вместе со слезами она улыбалась — ярко, ослепительно и смело. Она взаправду верила в свои слова и возможности. Намеревалась заставить его увидеть.       Но он уже это сделал — услышав всё это, его сердце наконец-то подобрало необходимый ритм. И теперь, смотря на самую изумительную девушку — женщину — он больше не боялся. Усаги завладела его сердцем окончательно. Ведь она объединила в себе все привлекательные для него черты, и окончательно засияла. — Усако… — Мамору отложил снимок в сторону и поднялся, мягко взяв её ладони в свои. — Ты перестал на меня смотреть так… — Как? — Мамору, освободив одну ладонь, нежно утёр остатки слёз с красивого лица. — Как на призрак прошлого, как на ребёнка, — ответила Усаги, заставив поразиться — неужели это действительно настолько заметно? — Мне очень жаль. — Всё в порядке, Мамо-чан, — Усаги ребячливо захихикала и хлюпнула носом. — Я рада, что ты помнишь меня… Любую меня. — Спасибо, что подождала, пока мой мозг перезагрузится, — он рассмеялся вместе с ней — не то от счастья, не то от облегчения. — Я готова ждать тебя столько, сколько потребуется, — Усаги резко расцепила их руки и тут же прижалась к нему боком в жарких объятиях. — Только вот это заставляет тебя грустить. А этого мне вовсе не хочется, — Мамору обхватил её в ответ и оставил поцелуй на макушке. — Ну, я ещё больше металась, так что прости, что я совсем нетерпеливая, — проскулила Усаги, ещё больше вжимаясь в него. — Мамо-чан… — Да? — он устроил собственную голову на её макушке, наслаждаясь мягкостью волос. Но Усаги почти сразу в протесте отстранилась, подняв на него взгляд. — Что случилось, Усако? — На самом деле с минуту на минуту приедет Мина, чтобы забрать меня прогуляться, — выдохнула она, будто вышесказанное должно было стать для неё каторгой. — Так это же хорошо? — недоумённо ответил Мамору, пытаясь понять её эмоции по лицу. — Или нет? — Нет, конечно же, — сразу заканючила Усаги и надулась. — Я попросила погулять, потому что не хотела быть с тобой наедине. Но теперь, когда мы помирились, я вовсе не хочу расставаться с Мамо-чаном! Может, ты скажешь ей, что не отпускаешь меня? И мы останемся вдвоём навсегда-а-а! — Ну, уж нет, дорогая — напросилась, иди отдыхать теперь, — усмехнулся Мамору, наблюдая за тем, как недовольство росло на милом личике Усаги. — Тем более, действительно будет полезно прогуляться. Вы давно не виделись. Сможешь пожаловаться и всё такое. — А вдруг пока меня не будет, ты снова себе что-то страшное напридумываешь? — голос Усаги, изобилующий беззаботностью, немного дрогнул. — Всё будет в порядке, Уса, — попытался заверить её Мамору, улыбаясь. — Верь мне. — Верю больше всего на свете! — Усаги улыбнулась ему со всей искренностью, что практически ослепляла. — Тогда я пойду собираться.       Мамору не успел и моргнуть, как Усаги переоделась и покинула дом, громко пообещав, что вернётся как можно скорее. И только оставшись наедине, он понял, как это было тяжело на самом деле. Слышать, размышлять над этим. Но пусть это было выматывающим, это так же придумало его больше энергии и уверенности. И веру.       Веру, что он может ещё мечтать.       Улыбнувшись своим мыслям, Мамору принялся устранять беспорядок, учинённый Усаги. Аккуратно развесил разбросанные вещи обратно в шкаф, заправил кровать, запустил стирку. А вернувшись в гостиную, немного застонал от вида множества фотографий, оставленных на полу, как и альбомы. Опустившись на корточки, он меланхолично принялся их собирать, попутно рассматривая.       В основном это были фото, которые Усаги отобрала несколько дней назад для их фотоальбома, но так и не показала ему. Поэтому Мамору ожидало увлекательное приключение в мире воспоминаний. Он даже немного жалел, что фотоаппарат не оказался в руках Усаги гораздо раньше, чтобы этих самых моментов было ещё больше. Но ничего, у них впереди была ещё целая жизнь, чтобы вдосталь пофотографироваться.       Мамору поднялся на ноги, намереваясь сложить все альбомы на место, но взгляд зацепился за фотографию, оставленную на журнальном столике. Счастливая и беззаботная Оданго, радующаяся любому моменту в её жизни. Мамору хотелось, чтобы она была такой всегда. И он собирался этому способствовать.       Найдя среди стопки альбом с «Токио», он вернул фотографию на законное место. Последний кусочек пазла в их отношениях.       Но, закончив с делами, он уселся на диване и понял, что тоскливо без Усаги. Без её тепла, смеха и разговоров о чём-либо. Конечно, они не всегда были вместе, но теперь это ощущалось более болезненно. Наверное, ему правда стоило способствовать тому, чтобы она осталась бы дома. А Мина бы не обиделась. Разве что немного.       И стоило помянуть дьявола, как упомянутая Мина высветилась на экране его мобильника. — Чиба, я не поняла, ты что сделал с моей Усаги?! — недовольством, с которым начался этот разговор, заставило его напрячься — неужели это Усаги, оставшись наедине, накрутила себя? — Я в шоке. — Я тоже не пойму, что сделал, пока ты не расскажешь, — Мамору приготовился взять на себя все смертные грехи. — Почему Усаги вдруг повзрослела и стала отчитываться предо мной? Обычно она сначала делала, а после рассказывала! Мол, чтобы никто не переживал. Только я теперь еще больше переживаю! — продолжала жаловаться Мина. — В каком это смысле вы летите в Японию?! Но, честно признаться, я удивлена, что ты тоже с ней летишь. — За кого ты меня принимаешь? — не успел Мамору свободно выдохнуть, как ему предъявили другое обвинение, если таковым можно было назвать слова Мины. — Конечно, я лечу с ней и никак иначе. — Я рада, что ты не стал устраивать трагедию из всего этого, — неожиданно Мина сменила пластинку, и он тут же успокоился. — Спасибо, Мамору. — Так ты знала? — не сказать, что это оказалось чем-то шокирующим — он даже не успел задуматься о подобном, зациклившись на себе. — Чёрт, я чувствую себя дураком. Когда всплывает правда, начинаешь понимать, что ко всем ответам можно было прийти гораздо раньше, будь я просто чуточку внимательнее. — То так кажется, — заверила его Мина. — Но, повторюсь, я очень рада, что ты не подвёл моих ожиданий и оказался разумным и понимающим человеком. Я боюсь представить, что сталось бы с Усаги, отвергни ты её. Не могу знать, с каких соображений ты это сделал: сохранить здоровье ребёнка или ещё что-то, но в любом случае спасибо. — Ты всё-таки плохо обо мне думаешь, — Мамору грустно ухмыльнулся, но понимал, что у этого были основания, о которых Мина была осведомлена. — Но Усаги слишком мне дорога. Кем бы ни была. — Эй, Чиба. Что ты к ней чувствуешь? — Не думаю, что ты в праве это услышать раньше самой Усаги, — он представил недовольное лицо Мины в ответ на эту реплику, и, честно признаться, на душе стало чуточку приятнее. — Тогда знай, что Богиня Любви считает, что вы подходите друг другу. Как никто другой. — Спасибо. Мне очень важно это услышать, — Мамору произнёс это без малейшего намёка на сарказм. Её слова сделали его счастливым. — Она скоро вернётся, да? Вы ужинали? — Да, я уже минут как десять дома, значит и Усаги вернётся с минуты на минуту, — ответила Мина, после чего Мамору направился на кухню. — Мы ужинали, так что можешь не переживать, что твоя зазноба вернётся голодной. — Она беременна, она в любом случае немного проголодается, — протестовал он, размышляя, какой перекус бы устроил Усаги. — О, она точно будет голодна, ты прав, — неожиданно рассмеялась Мина, а после стремительно распрощалась. — Я тоже что-то проголодалась, так что бывай, мой друг.       Мамору скептически посмотрел на экран телефона, не понимая, что творилось в голове этой глупой блондинки. Но даже если так, в любовных делах она действительно понимала больше остальных. Поэтому её благословение было не менее важным, чем одобрение родителей Усаги. — Мамо-чан, я дома! — услышав звук открывающейся двери, Мамору тут же направился к Усаги, чтобы помочь ей разуться. — Всё-таки прогулка мне тоже была нужна. — Я рад, что ты хорошо провела время, — искренне ответил он, опускаясь на корточки, и помогая маленьким ножкам переобуться в домашние тапочки. Усаги вновь схватилась за его макушку. — Будешь есть?       Мамору отставил голубые кеды в сторону и тут же направился в сторону кухни, не дождавшись ответа. У него уже было готово несколько бутербродов с ветчиной и сыром. Может, можно было бы сделать салат или просто нарезать овощи. — Мамо-чан… — робкий шепот позади него заставил с интересом обернуться.       Усаги продолжала стоять на месте и сжимала края своей кофточки, опустив взгляд в пол. Мамору с улыбкой поинтересовался, что случилось, но тут же немного напрягся, узрев покрасневшее лицо Усаги. Её дыхание чуть участилось, а хватка на кофте стала сильнее — он заметил, как задрожали и побелели её ладони. Он сам сглотнул, ожидая её дальнейших слов. — Я не хочу есть, — Усаги отвела взгляд, её голос дрогнул. — Хочу спать. — Разве не рано? — неуверенно произнёс Мамору, бросив быстрый взгляд на настенные часы — половина седьмого. Но когда обернулся, вздрогнул — настолько решительным был взгляд голубых глаз. — Хорошо, я помогу тебе помыться перед сном. — Хочу спать с тобой, — заявила Усаги и сделала несколько шагов ему навстречу. — Ты ведь не против? — Но я не хочу спать, Усако, — Мамору ласково улыбнулся, но в то же мгновение перестал, когда недовольная мордашка Усаги оказалась совсем рядом. Он наконец-то понял её взгляд. — Ты уверена? — Да, этому нет никаких противопоказаний, а я слишком долго тебя даже не целовала, — прошептала она, не отрывая взгляда. Она была столько близко, что оставляла горячее дыхание на коже его шеи. — Ты мне нужен.       И с этими словами Усаги, схватив его за воротник рубашки, притянула к себе для поцелуя. Мамору едва не задохнулся от напора сладких губ, но тут же ответил на поцелуй со всем жаром, осознавая, как им этого действительно не хватало. И теперь почему-то целовать её было более приятно, чем раньше.       Он хотел зацеловать её всю без остатка.

Тринадцатое марта, 1999 год.

— Ничего не забыли? — Макото вызвалась проводить их в аэропорту, но выглядела она крайне взволнованной. — Не нравится мне что-то это. — И это говорит мне человек, который летал туда-сюда большое количество раз, — Усаги цокнула языком и закатила глаза, но с улыбкой кинулась обнимать Макото. — Всё будет хорошо, мам — со мной же Мамо-чан.       Мамору разделял тревогу — он всё ещё не знал, как родители Усаги могли на неё отреагировать, проживали ли они вообще по тому же адресу. И что более пугающе — нормально ли перенесёт полёт Усаги. Дело было не в возможной авиакатастрофе, которое якобы с ней когда-то случилась. Хоть они и получили полное одобрение доктор Гилмор, всё равно оставались какие-никакие риски. — Если что, попроси кого-нибудь поменяться с местом ближе к туалету, — продолжала причитать Макото, поглаживая Усаги по плечу. — Мы в любом случае вернёмся быстро, — продолжала успокаивать мать Усаги, на что Мамору лишь кивал. — Меня единственное, что может смущать — ситуация с документами. Я-то своим паспортом, если так подумать, мало, где светила. Только во всяких сомнительных местах, где всем начхать. — Слышала бы Мина, как ты её детище называешь, — прыснул Мамору, на что Усаги продемонстрировала ему язык. — Всё будет в порядке, мисс Кино. Вы не успеете по нам даже соскучиться, как мы уже вновь будем в Лос-Анджелесе. А сейчас у нас уже начинается посадка. — Я рада, что у вас всё хорошо, — Макото помахала им на прощание и направилась в сторону выхода.       Мамору благодарно улыбнулся и вместе с Усаги направился к стойке регистрации. Они болтали о различных мелочах, чтобы скрасить время и некоторое волнение, которое всё-таки охватывало Усаги. Но это скорее был мандраж и нетерпение долгожданной встречи, чем какой-либо страх полёта.       Всю последнюю неделю её невероятно тяготило ожидание. Усаги чем себя только не занимала, но дни, по её словам, тянулись невероятно медленно и томительно. Иногда она даже плохо спала и рассказывала, что зря не настояла на более раннем рейсе, ведь загранник они получили всего за четыре дня. Мамору всячески пытался её занимать, уменьшив объем работы, чтобы чаще быть вместе.       Он набрался смелости рассказать ей всю историю своей жизни после переезда в Америку. Большинство вещей она, конечно, и так знала, но теперь он хотел рассказать всё в деталях, не упуская важных аспектов. Ведь Усаги доверилась ему, и кто он такой, чтобы не сделать того же?       Правда, разговоры о его предыдущем браке не дались легко — он видел, как Усаги овладевала некоторая ревность. В такие моменты она особенно сильно жалась к нему, будто боялась, что он куда-то денется. А после рассказала, как Милена приходила к ним домой. Мамору сжимал кулаки, жалея, что не узнал об этом прежде, чем окончательно разорвал все связи с бывшей женой.       О постыдном для него кредите он тоже осмелился рассказать, после чего получил нравоучительную лекцию о том, почему скрывал и не рассказал раньше. Ещё и получил за то, что баловал, вместо того, чтобы скорее распрощаться с долгами. Но по большей части Усаги лишь ободряюще уверяла, что всё хорошо и искренне поддерживала. И впервые на душе Мамору не осталось более ни одного подводного камня. — О, нам досталось место у иллюминатора, — радостно выпалила Усаги, аккуратно подбираясь к тому самому месту. — Я даже не помню, какое место мне досталось в прошлый раз. — Конечно, ты ж сама его и выбрала, — ответил Мамору, закидывая их рюкзак наверх. — Будет на что посмотреть. И никто не будет лазить мимо нас. — Я так хочу их увидеть, что уже всё равно, где сидеть, просто бы прилететь и всё, — протараторила Усаги, схватившись за подголовье кресла напротив, и принялась активно осматриваться. — Наверное, мне было бы лучше сесть с края? Чтобы, если мне захочется выйти, я тебе не мешала. — Нет, ты будешь сидеть, где сидишь, — отрезал Мамору, доставая накладку для ремня, чтобы закрепить её на кресле Усаги. — Тем более, ты одна никуда не будешь тут ходить. Я спокойно выйду, помогу выйти и тебе, и проведу, куда требуется. В самолётах на самом деле имеет какую-никакую важность расположение места. — Мамо-чан часто летал, да? — поинтересовалась Усаги, на что он только положительно кивнул и устроился рядом, выдохнув. — Я на самолёте летала лишь раз. С семьей мы обычно на машине куда-то ездили. — На той самой, где ничему нет места? — ответил Мамору и улыбнулся реакции, отобразившейся на лице Усаги. — Ты помнишь, что я это рассказывала? — она удивлённо захлопала ресницами, уставившись так, будто он сказал что-то поистине важное. — Ну, да, — он всё-таки немного смутился такому напору. — Я много чего помню. Особенно если это связано с тобой. — Мамо-чан такой милый! — запищала Усаги, прижимаясь к его плечу. Но её пыл остудил голос бортпроводника, оповещающий о том, что они готовы взлетать. — Это сейчас нам будут инструктаж проводить? — Да, поэтому слушай внимательно, — Мамору щёлкнул её по носу и тут же поцеловал, обращая своё внимание на бортпроводника. — Уже скоро ты увидишься с ними. — Ты прав, — выдохнула Усаги и, сжав его ладонь, тоже принялась слушать инструктаж.       Когда самолёт начал набирать высоту, Мамору почувствовал, как сильнее стала хватка Усаги. Она зажмурилась и пожаловалась, что у неё заложило уши. После этого он предложил ей несколько мятных леденцов, которые они взяли накануне. Его уже охватило волнение, когда самолёт оказался в небе, но Усаги расслабилась, тут же уставившись в окно.       Только вот она довольно быстро уснула. Не успели они позавтракать, как она сходила в уборную, а после небольшого разговора безмятежно уснула до самого конца. Это было удивительным — учитывая, каким беспокойным был сон Усаги последние дни на фоне предвкушения. А так же её положение — малышка росла и сдавливала другие органы в теле Усаги, включая и мочевой пузырь. Мамору ожидал более частых пробуждений, но был счастлив, что перелёт дался ей очень легко.       Что нельзя было сказать о самом Мамору — если Усаги, полная сил и энтузиазма, тянула его как можно скорее в сторону выхода из аэропорта, то он едва держался на ногах, практически не сомкнув глаз за весь перелёт. Эти десять часов дались ему с огромным трудом. Ему очень хотелось отдохнуть.       Поэтому, распрощавшись с Усаги, он уже было думал наплевать на желание завалиться в «Корону» и пойти в какой-нибудь отель, чтобы хорошенько отоспаться. Только это никак не вписывалось в планы, поэтому Мамору отправился в направлении «Короны». Туда, куда Усаги указала своим пальчиком. Он поражался её памяти.       Они обсудили встречу с Мотоки несколько поспешно — Усаги на его предложение встретиться с давним знакомым отреагировала бурной радостью, но тут же поникла, вспомнив некоторые аспекты собственного существования. Поэтому Мамору вызвался принять больший удар на себя, но прекрасно знал, что самая настоящая битва предстояла Усаги — встреча с родителями.       Поэтому, медленно направляясь к кафе, он особо не рассуждал над тем, что стоило бы сказать. Он надеялся на волю случая и понимание Фурухаты, потому что в кармане у Мамору были припасены железные аргументы. В конце концов, можно было привести живой аргумент, но всё-таки лучше подготовить, а уже потом использовать Джокера в случае чего.       Сворачивая на главную улицу, внимание Мамору привлекла первая витрина. Ему понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы с улыбкой зайти внутрь, приобретя понравившуюся вещь. После чего его шаг приобрёл уверенность и смелость. Он добрался до «Короны» быстрее, чем планировал. — Мамору! — Мотоки заприметил его с порога, широко улыбаясь, и тут же махнул полотенцем в знак приветствия. — Не ожидал тебя увидеть. Какими судьбами? — Прилетел знакомиться с родителями девушки, — усмехнулся Мамору, расстёгивая пуговицы пальто и опуская на свой излюбленный стул у барной стойки. Место, обычно занятое некой блондинкой, завлекательно пустовало. — Сам как? — Воу-воу, девушка? — Мотоки удивлённо присвистнул, но тут же нахмурился. — Ещё полгода назад у тебя никого не было. Снова намечается скоротечный брак? — Я начинаю жалеть, что когда-то рассказал тебе что-либо, касаемо моей личной жизни, — Мамору закатил глаза, немного недовольный тем, что товарищ и не думал менять тему. — Мне больше интересно, как ты и твоё настроение? — Прошу заметить, что ты сам начинаешь. А я… Да ничего особенного, — он махнул рукой и развернулся к кофемашине. Мамору и не стоило называть свой заказ — Мотоки прекрасно осведомлён о его вкусах. — Тоскую без Рейки немного и совсем не завидую тому, что ты в очередной раз женишься. В этот раз надеюсь, более удачно. — Ну, в этот раз мы знакомы гораздо больше. Даже больше, чем ты можешь себе представить, — усмехнулся Мамору, осматривая зал — на удивление, в такой день «Корона» не изобиловала большим количеством посетителей. — О, это кто-то из университета? — живо поинтересовался Мотоки и поставил перед ним чашку кофе. — Раз ты даже в Токио прилетел знакомиться с её родителями. И когда свадьба? — Пока что никогда, — Мамору скептически поджал губы и отпил горячий напиток. — Кофе, как всегда, отменный. — Рад служить, — Мотоки шуточно поклонился, но тут же вновь атаковал вопросами. Где-то краем глаза можно было уловить Уназуки, принимающую заказы вместо брата. — То есть ты будешь просить руки у её родителей? — Нет, я просто с ними познакомлюсь. — А меня с ней познакомишь? — вопрос Мотоки прозвучал несколько шуточно, но как раз этого момента и ждал Мамору. — Вы и так знакомы, даже очень хорошо знакомы, — он усмехнулся, наблюдая за тем, как забавно сменялось выражение лица Фурухата. Наверное, скоро это всё превратится в непередаваемый ужас, но всё ещё верилось в лучший исход. — Не один год. — Так это всё-таки кто-то из университета? — переспросил Мотоки, задумчиво приложив пальцы к подбородку. Мамору отрицательно кивнул. — Как её зовут хоть? — Усаги. — О, прямо как малышку Усаги-чан, — в глазах Мотоки мелькнула печаль, но он блаженно улыбнулся, видимо, вспоминая образ маленькой Оданго. — Даже смешно, что твою спутницу зовут именно так. — У меня даже есть её фотография. Хочешь взглянуть? — предложил Мамору, думая о том, насколько он был жестоким. — Обижаешь, — фыркнул Мотоки и перегнулся через стойку ближе к Мамору. Его, кажется, больше не волновали никакие посетители.       Доставал фотографию Мамору нарочито медленно — не то для сохранения глупой интриги, не то всё-таки боялся сильно шокировать. Но, по правде говоря, не было никаких гарантий, что Мотоки сможет узнать повзрослевшую Усаги. Но, с другой стороны, не было никаких аргументов против. Они провели много времени вместе. — О, очень миленькая, кого-то напоминает, но имя не вспомню, — Мотоки улыбнулся, бросив быстрый взгляд на Мамору, и тут же вернулся к рассматриванию фотографию. Наблюдать за сменой выражения его лица было крайне волнительно. — Прям очень напоминает.       Мамору предварительно прикрыл рот ладонью, наблюдая за мозговым штурмом исподлобья. У него, наверное, такими темпами нервы сдадут прежде, чем Усаги расскажет о результатах встречи с родителями. Мотоки всё больше хмурился, рассматривая снимок так и сяк. На нём была запечатлена Усаги ещё где-то осенью, когда живот особо не было видно — фотографию любезно одолжила Мина.       Но, не желая больше оттягивать и без того тяжелый момент, Мамору аккуратно вытащил то, что купил по пути в кафе. — У меня сегодня будет очень большая просьба к тебе, Мотоки, — выдохнул он, медленно толкая коробочку с клубникой. — Понадобится твой фирменный десерт. — Ты шутишь, — Мотоки криво ухмыльнулся, недоверчиво глядя на спелую клубнику, после чего вновь перевёл взгляд на снимок, будто он смог поменяться за одну секунду. Ещё один осторожный взгляд на Мамору. — Да ну. Просто скажи, что это совпадение. — Не могу, пока ты не скажешь конкретно, что имеешь в виду, — напряжение, окутавшее Мамору, медленно сходило, но он действительно боялся истинной реакции. — Мотоки… — Получается, она жива? — в какой-то момент просто выдохнул Фурухата, очень быстро заморгав, чтобы не дать проступающим слезам пролиться. — Или я себе что-то придумал? Усаги-чан… Она жива? — Да, — прошептал Мамору, но ему показалось, что его ответ прозвучал как приговор, а шум в кафе превратился в малозначащий фон. — Оданго жива. И беременна. От меня. — Она что?! — вскрикнул Мотоки, из-за чего почти все посетители на мгновение замолкли и наверняка заинтересованно обернулись в их сторону — Мамору чувствовал прожигающие взгляды на своей спине. — Боюсь, ты теперь никуда не уйдёшь, пока не расскажешь мне всё в мельчайших подробностях. — У тебя кучка посетителей, ещё и в такой день… — Ничего страшного, закроемся раньше. Рассказывай. Мамору улыбнулся, довольствуясь своей маленькой победой — он добился, чего хотел. Восстание удалось. Осталось не свалиться от смущения, пытаясь рассказать то, о чём не особо хотелось делиться в красках. Но, опять же, игра стоила свеч.       Поэтому, когда через несколько утомительных разговоров Мамору покинул «Корону», он сразу же направился к дому Цукино. Усаги подозрительно долго не звонила, и он на самом деле волновался, но до последнего верил в лучший исход. В конце концов, она, скорее всего, просто не наговорилась со своими родными — поговорить она очень любила. К тому же ей было что рассказать.       Но, тем не менее, даже если рано, Мамору всё равно хотел прийти. Поддержать, если надо. Да и просто увидеть ту, без которой безумно тосковал. Ту, которую хотел крепко обнять и так же зацеловать, а после погладить животик.       Боже, он никогда не думал, что разлука могла быть настолько долгой.       Мамору ускорился, не особо различая окружающую его обстановку. Всё вдруг показалось столь родным и близким, как никогда в жизни. Потому что теперь эти места ассоциировались у него с Усаги, а сама она — с домом. Право, ему даже казалось, что он встречал знакомые лица, но всё это было неважным.       Важным было как можно скорее добраться к дому Цукино, увидеть Усаги, счастливо перевести дух. А уже после принимать все невзгоды, которые наверняка приготовят её родители на его голову. Зато они будут вместе.       Узрев табличку с именем «Цукино», Мамору тут же направился к двери, поздно осознав, что стоило прийти с каким-то угощением. Вряд ли это кого сейчас интересовало, но ему хотелось произвести впечатление и следовать хорошим манерам.       Минута перед тем, как ему открыли дверь, показалась вечностью. Но как радостно подпрыгнуло его сердце, узрев родные голубые глаза, так же быстро оно ухнуло обратно, когда пришло осознание, что вокруг них образовались морщинки. Его глаза обхватили весь образ женщины напротив, и он сразу догадался, что она была матерью Усаги. Предательский ком образовался в горле. — Мамору-сан? — неуверенно поинтересовалась миссис Цукино, с некоторой тревогой бегая глазами по его фигуре. — Здравствуйте, да, я Чиба Мамору, — он поклонился, думая о том, что Усаги уже успела рассказать о нём. Значит, он мог надеяться, что она точно в порядке.       Но это быстро сменилось переживанием, когда миссис Цукино не торопилась пропускать его дальше порога, краем глаза поглядывая вглубь дома за её спиной. Это заставило Мамору беспокойно нахмуриться, заставив думать о том, что всё могло не так гладко сложиться, как ему думалось первоначально. Где была его Усаги? — Она дома, — неуверенно ответила миссис Цукино, пряча взгляд. Он, видимо, произнёс вопрос вслух, но оно и к лучшему. — Может, вы лучше зайдёте позже? — Что случилось? — продолжал недоумённо допытываться Мамору, желая как можно скорее убедиться в сохранности Усаги. — С ней что-то случилось? Стало плохо? — О, нет, — тут же попыталась заверить миссис Цукино, взглянув на него обескураженным взглядом. — Просто ей может стать плохо, если она увидит вас сейчас.       Мамору скривился от услышанного, желая обратиться к женщине напротив не в самой лестной форме. Его это начинало не просто беспокоить — раздражать. И стоило ему услышать взволнованный писк Усаги, он бессознательно ринулся вперёд, аккуратно отстраняя миссис Цукино в сторону.       Мама, папа, да кто угодно, он не позволит приносить дискомфорт его Усаги.       Он практически ворвался в гостиную, краем глаза заметив мужчину среднего роста с очками на носу — по описанию он походил на отца семейства. А вот паренька, стоящего на коленях перед Усаги, он вообще впервые видел.       Кольцо в его руках и вид донельзя красной Усаги вводили в ступор. А её виноватый взгляд заставил его сердце вновь ухнуть в небытие.