Восстань и Сияй

— У тебя есть типаж, да? — пыталась шутить Икуко, когда она и Усаги оказались на кухне, занимаясь приготовлениями к чаепитию. — Наверное, да, — пожала плечами Усаги, слегка подрагивающими руками нарезая свой любимый пирог — она очень хотела, чтобы Мамору его попробовал. — Только первым был Мамо-чан. Это Сейя похож на него. — Честно признаться, увидев его на пороге, я уже было подумала, что все мои шизофренические идеи ожили. Мол, вы всё-таки всё это время были там вдвоём, но ты не смогла признаться, — прошептала Икуко, а после немного рассмеялась. Она выставляла чашки и маленький чайничек на поднос. — Немного пугает, не так ли? — Наверное, — Усаги принялась выкладывать нарезанные куски на тарелку.       Она понимала стремление мамы разрядить обстановку, но была слишком шокирована для нормального поддержания какого-либо разговора. Икуко, заметив это, лишь поджала губы и, похлопав Усаги по плечу, подхватила поднос и направилась в гостиную.       Оставшись наедине с собой, Усаги пыталась переварить происходящее. За десять минут её мироощущение сильно поменялось. И в чём-то её состояние даже походило на мысли матери — а вдруг и у неё наблюдалась шизофрения? Вдруг, оказавшись в месте, где слишком набедокурила, совесть догнала её окончательно в виде галлюцинаций? Только тот факт, что её родители тоже видели и осознавали Сейю, возвращал в реальность.       Сейя не погибал, но почему-то всё равно смотреть на него было странно. Неожиданно. Будто бы всё было не взаправду.       Не то чтобы Сейя как-то сильно изменился, чтобы она могла сомневаться в собственном зрении — он всё такой же улыбчивый, с сияющими синими глазами и длинными волосами, подвязанными в низкий хвост. Даже продолжал носить вещи своего излюбленного цвета — красного.       Только вот он никак не мог здесь находиться, так ведь? Она находилась в Японии, а он должен был быть в Штатах, у него ведь процветала сольная деятельность. По крайней мере, так было какое-то время назад, когда Усаги ещё грезила о нём и возможности вновь увидеться. Когда была надежда, что всё оказалось огромным недоразумением, но их всё ещё можно было спасти.       Но она больше не хотела ничего спасать. С того самого дня, как встретила его в клубе, откуда пришлось стремительно сбегать. Или правильнее сказать, бежать навстречу своей настоящей судьбе — ведь тот самый захолустный бар вернул её к первой любви. Той, от которой сердце пело, а не сжималось в тиски.       Именно так сейчас себя ощущала Усаги — зажатой в угол, где от неё потребуют разъяснений и ответов. Где взглядом будут умолять и о чём-то просить. Она не могла утверждать наверняка, но интуиция не подводила. Никто не появляется в жизни других людей просто так.       И ведь Сейя нашёл её — насколько сильным было его желание увидеться? Это невероятно льстило и давало осознание, что Усаги до его упорства в собственных поисках было куда расти. Их желание увидеть второго были несоизмеримы.       Осознание этого принесло тёплое чувство в груди — насколько сильно она ему была всё-таки дорога? В конце концов, это всегда было приятно — знать, что ты кому-то нужен. Особенно после всех тех душевных метаний, что довелось пережить из-за того, что он неожиданно оставил её.       Только на смену радости стремительно пришла тревога — как он её нашёл? Было ли нормальным то, что спустя столько времени после встречи в клубе он продолжал выискивать её? Или она думала о себе слишком много, и всё было волей случая? В конечном итоге она совсем не знала, что творилось в его жизни, Сейя вполне давно мог вернуться в Токио.       Даже если так, почему он здесь? Почему был уверен в том, что она жива? Они пересеклись тогда едва ли не на секунду. Почему он был настолько уверен, что это именно она? Множество вариантов вопросов крутилось в голове.       Схватив тарелку с пирогом, Усаги медленно направилась в гостиную — как бы там ни было, важно поговорить обо всём, что накопилось. Разговор, возможно, будет не из лёгких, но жизнь с Мамору показала, что избегание ни к чему хорошему не приводит. И даже если сейчас ей удастся избежать стресса, не было ни одной гарантии, что позже оно ей не обернётся большей проблемой.       По пути она кинула взгляд на входную дверь — интересно, стоило ли ей уже позвонить Мамору? Ей не особо хотелось, чтобы эти двое встречались, поэтому она надеялась как можно скорее решить все вопросы с Сейей, а потом уже рассказать Мамору, что случилось. — Я невероятно рад видеть тебя, Усаги, — Сейя улыбнулся, глядя ей в глаза, едва она подошла к дивану и оставила на столике лимонный пирог. Который выглядел столь аппетитно, но даже крошки вряд ли полезут в глотку. — Мне жаль… — Всё в порядке, я вовсе не в обиде, — поспешила заверить Усаги, опускаясь в кресло.       Смотря на его неугасающую улыбку и радостные глаза, что-то в груди сжималось. Усаги невольно положила себе ладонь на грудную клетку, в попытке присмирить участившееся сердцебиение. Давно её не охватывали эмоции, которых она не понимала. Но продолжая глядеть ему в глаза, невольно улыбнулась в ответ.       Всё-таки они не были друг другу чужими. И в какой-то мере Усаги действительно была рада его видеть — Сейя был её давно закрытой раной. Незаметной, не приносящей дискомфорт. Чувства к нему давно превратились в шрамы, которые остались лишь незаметным пятном на коже. Но, смотря на них, как на боевое ранение, невольно улыбаешься былому времени.       Именно такие чувства Усаги испытывала к человеку напротив. Она и правда вовсе не злилась, не обижалась. Она давно обросла эти переживания, двигаясь дальше. В конце концов, прошло почти два года.       Всё-таки тогда в «Касабланках» она смогла увидеть его, избавить себя от всех метаний, отпустить и жить дальше. А он напротив — увидел призрак прошлого, который, возможно, успел забыть, но пришлось вспомнить. В таком случае его метания были понятны ей. Но чтобы лететь на другой континент? — Я понимаю, да, но всё же хотел бы высказаться, — протестовал Сейя, серьёзно глядя ей в глаза.       Его взгляд сменился — Сейя всматривался в её образ, едва блуждая глазами по её фигуре, задержавшись на животе. Казалось, что теперь в его взгляде ютилась печаль. Усаги невольно обняла свой живот, боясь, что этот разговор оставит больше разочарования, нежели радости встречи двух старых друзей. — Я знаю, что умерла для тебя, для всех вас, — выдала Усаги, пытаясь избежать прелюдий. — Мама мне рассказала, пожалуйста, не волнуйся об этом. — Усаги, он ведь хочет просто высказаться, не будь такой резкой, — Икуко схватила её за ладонь и ободрительно сжала, улыбаясь уголками губ.       Говорить об этом в присутствии родителей было ещё более неловко. Отец, увидев Сейю, и вовсе замолк, хмурым взглядом посматривая на собравшихся. Мало им было ожившей дочери, как явился её незадачливый ухажер, чтобы закрыть гештальт. Ну, мама была права — она высказалась, и её любезно выслушали, приняли. Почему Сейя не имел на это право? — Да, ты права, — Усаги выдохнула и перевела взгляд на Сейю, который в волнении кусал губы. — Как твои дела? — А? Думаю, что всё нормально — увидев тебя, стало ещё лучше, — сначала растерявшись, Сейя быстро пришёл в себя, одаряя ослепительной улыбкой, которая в своё время грела сердце Усаги. — Думаю, ты тоже в порядке.       Он многозначительно кивнул на её живот, но в этот раз Усаги не испытывала дискомфорта. В конце концов, это нормально, что ему интересно. Она, в отличие от него, сильно изменилась за эти два года. Не только внешне, но и личностно. — Оданго… Усаги, — услышав прозвище, которое у неё ассоциировалось с Мамору, она вздрогнула и немного напряглась от серьёзности в тоне Сейи. Он не так уж и часто за их отношения говорил с ней о чём-то серьёзном. — Тебе точно не нужна помощь? — Ты о чём? — она чуть скривилась, не понимая, к чему он мог клонить. — Я про твоего ребёнка… — Сейя немного потёр шею и облизнул губы. — Я много думал об этом. И могу помочь, если того требуется. — Помочь, с чем? — отец опередил её, с таким же недоумением уставившись на гостя. — У Усаги уже есть молодой человек, а ты своё упустил много времени назад. — Какое вообще «долго думал»? — Усаги, кивнув словам отца, немного завелась, не ожидая, что разговор вообще мог принять подобный поворот. — О чём ты? Или я на кухне провела вечность, а не несколько минут? — Ах, да, прости, просто… Я ведь долго искал тебя, после той нашей встречи в клубе, — затараторил Сейя, Усаги лишь кивнула, ожидая продолжения. — Знаешь, Тайки ведь тоже должен был жениться по контракту. И они до сих пор вместе. — Что же, я рада за него, — Усаги ошеломленно моргнула, но тут же вновь скорчила непонимающую гримасу. — Но причём тут это? — Его жена — Милена Кайо.       Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба — Усаги так и замерла, в шоке уставившись на Сейю. Так вот откуда Милена о ней знала?       Стоп. Это совсем не вязалось с логикой — если бы Сейя знал, где она жила, разве не заявился бы к ним домой раньше? Или же Милена помогла ему отыскать её? Но опять же, откуда бы ей знать о её существовании и настоящей личности? Не говоря уже о том, как бы она могла узнать о поездке в Японию?       Усаги знала, что Мамору не так давно встречался с бывшей женой по поводу кредита и выплат за дом. Но стал бы он ей рассказывать что-то подобное? Не говоря уже о настоящей личности Усаги. Но Милена откуда-то владела этой информацией. И единственным, кто мог ей всё рассказать — названый брат мужа. Но опять же — она слишком хорошо знала Сейю. Он бы пришёл раньше.       От размышлений у неё разболелась голова. А от предполагаемых мыслей только взрастала тревожность — ей откровенно не нравилось, что её искали столь радикально, посвящая кого надо и не надо в подробности её жизни. Потому что до сих пор болело то место, в которое уколола Милена. Усаги почувствовала лёгкий приступ тошноты и раздражения. — Ладно, опустим подробности, — она вздохнула и потянулась за чашкой чая. — Но причём тут Милена?       Икуко любезно подала ей чашку и одарила поощряющей улыбкой. Усаги вернула ей улыбку — она была благодарна, что родители поддерживали её. И знала, что если что — её в обиду не дадут. — Она ведь бывшая жена твоего… Кстати, кто он тебе? — Сейя бросил на неё испытывающий взгляд. — Отец ребёнка? — Тебе какое дело? — Усаги ответила резко, она даже не узнала собственный голос. Но она прекрасно понимала, к чему склонял Сейя, и это ей вовсе не нравилось. — Хочешь предложить мне помощь? Тебе не кажется, что помогать нужно было раньше? Когда я осталась совсем одна в аэропорту чужой страны! Когда не знала языка, когда осталась без денег и какой-либо связи с тобой! Почему ты не пришёл тогда, когда мне действительно нужна была помощь? — Но ведь ты погибла! — пытался возразить Сейя, глядя на неё сожалеющим взглядом, от чего раздражение только больше нарастало. — Я прилетела на следующем самолёте, сразу после того, что разбился или что там случилось, я вообще не знаю, каким образом моё имя оказалось в списках, если билетов на рейс попросту не досталось! — Усаги продолжала свою речь, чувствуя, как наружу рвалось всё, что сидело в ней годами. — Я ведь ждала. Звонила. Горько плакала. А после долго пыталась выйти на связь, за что получила по голове — во всех смыслах — и лишилась документов.       Она вновь не сдержалась — заплакала, с силой сжав кулаки, чтобы хоть как-то перебить внутреннюю боль. Казалось бы, только выплакала все слёзы, которые после себя не оставили никаких сожалений, как наружу вырвалось то, что считалось давно мёртвым. Её обида оказалась куда огромнее, чем казалась изначально. — Мне очень жаль, Усаги, — Сейя наклонился к ней и положил руки на её плечах. — Мне искренне и очень-очень жаль. У меня не было оснований не доверять тем источникам. Но я, честно, не помню, почему не брал трубку. Мой телефон в тот день вообще будто испарился.       Усаги продолжала хлюпать носом и обрывочно дышать. Она верила ему — или очень хотела верить, — и пыталась согреться теплом его рук. Всё-таки его прикосновения не были ей неприятны. Просто это тепло было другим, оно отличалось от того, что она чувствовала с Мамору. Потому что испытывала совершенно разные чувства к ним. — Но я много думал об этом, — Сейя продолжив, чуть понизив голос. Его, кажется, вовсе не заботили её родители, сидящие рядом, но всё же он пытался обращаться именно к ней. — Что мне не стоило брать тебя с собой. Забирать тебя у твоей семьи, разрушать тебе… — Я сама выбирала, лететь мне или нет, — Усаги, немного успокоившись, поспешила возразить. — Я не марионетка, не домашний питомец, которого можно заставить что-либо делать или взять с собой. Моим желанием было быть с тобой, поэтому я полетела. — Мне безумно лестно это слышать, — щёки Сейи едва заметно окрасились красным. — Ведь я тоже хотел быть с тобой рядом. И сейчас хочу. Но только разрушил тебе жизнь. — Каким местом ты её разрушил? — скривившись, Усаги недовольно переспросила, пытаясь найти ответ на глубине его глаз. Надо же, она перестала бояться смотреть прямо на него дольше, чем несколько секунд. — Ведь моя жизнь приобрела столько новых красок, о которых я даже мечтать не могла.       Усаги невольно улыбнулась — воспоминания прошедших двух лет быстро фотоплёнкой пронеслись в её голове. Очевидно, что её жизнь была наполнена не только приятными моментами. Большинство неприятных вещей болезненно отложились на ней. Но она нашла в себе силы превращать боль в возможности, а слабость — в положительные эмоции. — Да, я тоже не припомню, чтобы ты мечтала о ребёнке, — Сейя криво ухмыльнулся, опустив глаза на её живот. — Это не очень похоже на сцену…       Недовольно вспыхнув, Усаги невольно повела плечами, тем самым скинув с себя ладони Сейи. Ей определённо не нравился тот факт, что за несколько часов уже три человека так или иначе не самым лицеприятным образом высказались о её дочери. О человечке, чьё существование занимало огромную часть мыслей Усаги. А в скором времени собиралось занять всю ею жизнь, если не сказать уже. — Я много о чём мечтала — семья тоже входила в эти планы! — Усаги принялась подниматься — ей очень хотелось облегчиться. И заодно избежать всех неприятных разговоров. — И теперь мои мечты потихоньку осуществляются. — А замуж ты тоже вышла, как мечтала?       Сейя бросил эти слова словно нож в спину — иронично, учитывая, что она успела обернуться к нему спиной, направляясь в туалет. Усаги так и замерла на одном месте, не понимая, за что он бил её так сильно? За что?       И откуда вообще знал о её семейном положении — логичнее предполагать, что, будучи беременной, она, вероятнее всего, замужем. Неужели все слова из-за отсутствия кольца на левой руке? Или снова Милена каким-то образом умудрилась сыграть роль в её жизни? — Ты уверена, что он женится на тебе? — Сейя, сам того не подозревая, наносил ей болезненные удары.       Усаги понимала, почему Мамору не хотел на ней жениться — раны от прошлого брака не смогли окончательно затянуться, пока они решали вопросы с продажей дома и все долгами. Ему некогда было забыть тяготы и последствия от семейной жизни. Он в целом боялся заводить привязанности, боясь, что те исчезнут, как и его родители.       Но слушая, как это говорил посторонний человек, оставляло невидимые дыры и на ней. Любил ли её вообще Мамору, чтобы жениться? Она могла ему нравиться, он мог её уважать и восхищаться ею — это то, что Усаги слышала от Мамору напрямую. И до сегодняшнего дня она практически не задумывалась о любви, ведь видела её различные проявления в поступках. Но теперь, ощущая давление со стороны, она жаждала услышать. Жаждала понять на словах, насколько дорога и дорога ли вообще.       И пока она погрузилась в собственные размышления, Сейя продолжил на неё своё наступление. — Ты можешь всего не знать. И, возможно, даже хорошо — правильно, — что ты не успела выйти за него замуж, — его слова доносились до неё с некоторой задержкой, словно эхо где-то в горах. — Но его бывшая жена потеряла ребёнка по его вине, и я очень волнуюсь за тебя…       Усаги злилась — почему он, выслушав только одну сторону, делал такие поспешные выводы и произносил такие громкие слова? Какое право он имел предполагать о Мамору такие ужасные вещи, ни разу его не встретив, ни разу не поговорив? Она, позабыв о любом дискомфорте, подвигнувшем её подняться, сжала кулаки и хотела перейти в контрнаступление. — Ты не имеешь права это рассказывать! Ты не знаешь Мамору! — Рассказывать что? Усаги, о чём он говорит? — обеспокоенный голос мамы заставил остановиться, чувствуя тревогу. Папа выглядел не менее взволнованным.       Замерев на месте, Усаги растеряла всю ту решительность, с которой хотела отстаивать честь Мамору. Обескураженная тем, как её родители переменились в позах, выражениях лиц, она едва не забыла, как дышать, желая начать тут же всё отрицать.       Но могла ли она вообще обсуждать столь деликатную тему прошлого Мамору без него самого? Ведь она об этом не рассказывала, потому что не имела права. Эта жизнь Мамору не касалась лично её, чтобы рассказывать её всем подряд. Даже если это её родители.       Только всё равно хотелось успокоить, заверить, что не было никаких поводов для волнений. В глазах родителей образ Мамору, так или иначе, был обидчиком их маленькой дочери. И Сейя, каковы бы ни были его намерения, пытался исказить этот образ ещё больше.       Воспользовавшись всеобщим замешательством, Сейя подошел к ней ближе и взял за руки. Только после этого Усаги ощутила — увидела, — как подрагивали её ладони. Она не понимала собственного состояния — злость или обида? — Усаги, ты можешь мне доверять, — пронизывающим шепотом Сейя старался достучаться до неё, глядя сочувствующим и несколько обеспокоенным взглядом.       Она в ответ могла лишь отрицательно мотать головой — о каком доверии могла идти речь? Чувство обиды, оставленное его уходом, с этим разговором только вновь разгоралось — он так ничего и не сказал толкового в своё оправдание. О чём вообще можно было говорить, если Сейя слепо доверился совсем не той женщине. И верил её словам больше, чем тому, что пыталась донести Усаги.       Если он сам не доверял её выбору, её словам, был ли он тем, кому можно довериться? — Чем я хуже него?       Этот вопрос заставил Усаги перевести потерянный взгляд на Сейю. Он выглядел таким разбитым, что невольно хотелось обнять или хотя бы погладить по голове. В его взгляде не было претензии, скорее искреннее непонимание. Огромная скорбь.       Усаги даже немного понимала его состояние — ведь подобный взгляд она замечала в отражении зеркала, размышляя над тем, почему Усаги Цукино была хуже Усаги Кино? Почему при минимальных различиях она получала разные эмоции?       И Сейя ведь никак не хуже. Просто он не был тем, кто предназначался ей, а она в свою очередь не предназначалась ему. Это было подростковым увлечением, весёлым приключением, которое подошло к концу. Но Усаги не могла сказать ему это в лицо.       Не тогда, когда он, опустившись перед ней на колени, вещал ей о своих чувствах. — Я люблю тебя, Усаги — любил все эти годы. И я смогу стать для тебя и твоего ребёнка настоящей опорой и поддержкой.       За шквалом собственной рефлексии Усаги пропустила половину речи, вернувшись в реальность только на последних словах. И самых громких. Она тут же занервничала, покрываясь красными пятнами — почему он это делал? Почему после почти двух лет разлуки он держал перед ней золотое колечко, один вид которого вызывал в Усаги тошноту? Всё происходящее казалось невероятным переигранным пафосом. Будто Сейя из певцов переквалифицировался в актёра дешёвых драм.       К тому же, там, за дверью, был ещё один человек, которому явно не понравится происходящее. Так почему Сейя поступал столько безрассудно с людскими сердцами? И пока она не могла поступить так же — резко отказать, не раздумывая над последствиями.       Нахмурившись, Усаги предприняла попытку отойти, освободить ладони с цепкой хватки. Это всё было неправильным. Но у неё затруднялось дыхание, и без помощи ей было не справиться — если так и будет продолжаться, она явно свалится от перенапряжения.       Но, обернувшись к родителям, надеясь на их поддержку в ответ на её безмолвный крик о помощи, увидела лишь растерянного отца, который переводил взгляд то на неё, то на входную дверь, будто не знал, куда ему деться и что делать. Мама вообще пропала из поля зрения.       И когда Усаги, сообразив, что осталась наедине в столь деликатной теме, смогла набраться смелости, чтобы прямо отказать умоляющим глазам, услышала родной голос. Настолько всё казалось нереальным, что она и не сразу поверила, что Мамору пришёл за ней.       Только стоило ему зайти в гостиную — живому, всё ещё невероятно красивому и очень встревоженному, Усаги поняла, какая компрометирующая картинка открывалась перед ним. Она и её бывшей парень, стоящий на коленях с кольцом в руках, в доме её родителей. От предполагаемых исходов событий ей становилось только хуже. — Усако, ты в порядке?! — но в противовес всему Мамору бросился к ней, освобождая из цепкой хватки. — Ты вся красная… Дышать трудно? Перенервничала? Может, выйдем на свежий воздух?       Усаги лишь кивала или мотала головой в ответ на каждый из вопросов. И пока Мамору осматривал её на наличие каких-либо проблем, она пыталась привести в норму своё дыхание. Надо же — он совсем не злился и, кажется, не ревновал. Не то чтобы это было свойственно Мамору, но, по крайней мере, он никогда этого не выражал, как и сейчас. Хотя, казалось бы, возникла максимально кричащая ситуация. И оставалось радоваться, что она не переросла в катастрофу из-за простого недоразумения.       Послышался кашель со стороны невольно забытого Сейи, и Мамору, нахмурившись, мельком на него обернулся. Но тут же вернул свой взгляд к Усаги, по-видимому, убедившись, что это не было чем-то важным в данный момент. Он принялся оттягивать ворот её свитера, вероятно, надеясь, что так ей станет лучше дышаться, а свободной рукой принялся поглаживать по лицу. То, как улыбался Мамору, выбивало из лёгких весь поступающий воздух. — Я уже начал переживать, всё ли в порядке. Ты не звонишь, ничего. А уже время, — выдохнул Мамору, и Усаги взглянула на настенные часы — действительно, оговоренный час давно прошёл. Она виновато улыбнулась. — Ещё и мама твоя не хотела пускать. — Ну а что? — Икуко всплеснула руками и устало протёрла лицо. — Я боялась, что может начаться драка… — Боже, мама, как ты могла так подумать? — воскликнула Усаги — сила возмущения вынудила её вновь открыть рот. Её голос был немного хриплым, но, откашлявшись, она продолжила: — Мамору вообще не склонен к физическому насилию! — А что мне ещё думать? — защищалась Икуко, глядя на них несколько усталым взглядом. — Внезапно ожившая дочь возвращается домой, а вместе с ней её бывший и нынешний парень следом. Я будто не домой вернулась, а попала в телевизор. Не хватает ещё узнать, что эти двое — потерянные братья близнецы. Да и не хотела я как-то мешать! Просто, ну позже. Ты бы отказала Сейе, позже бы зашёл Мамору-сан, и не возникло бы такой душераздирающей картины. И никто бы не волновался. — Честно говоря, у вас получилось вплоть да наоборот, — Мамору устало выдохнул и, обняв Усаги одной рукой, уткнулся лбом ей в макушку. — Я очень переволновался. — Стоп, что значит бы отказала? — вмешался Сейя, присутствие которого немного потерялось в этой обстановке. — Разве это не очевидно? — удивлённо поинтересовался Кенджи, заставив взгляд Сейи помрачнеть. — Усаги беременна от другого мужчины. Зачем ей выходить за тебя замуж? — Но, а за кого, если он никогда на ней не женится! — парировал Сейя, сильно сжимая несчастное колечко в своих руках. — Так вы всё-таки делали ей предложение? — пораженно поинтересовался Мамору, окидывая Сейю оценивающим взглядом. — Так вы — Сейя. Мог бы и сразу догадаться. Приятно познакомиться.       Он поклонился ему и слегка приветливо улыбнулся. — Ты что-то подозрительно часто говоришь это, — Усаги встряла в разговор с лёгким поддразниванием, наслаждаясь голосом Мамору.       Она и подумать не могла, что он мог звучать столь мягко и нежно — казалось бы, пик был достигнут в личных разговорах наедине, в ласковых словах, сказанных шепотом. Но слушая Мамору на родном языке, Усаги не замечала, как медленно плавилась от настолько шелковых нот.       А ещё, кажется, Мамору вовсе не было знакомо слово ревность. Он даже придерживался формальной речи при разговоре с тем, кто пытался претендовать на её руку и сердце. Подобная реакция могла бы обижать, но Усаги прекрасно знала, что это было лишь актом оказанного ей доверия. — Не взаимно. Не думаю, что нормально позволять оставлять вашу дочь детоубийце, мистер Цукино, — свирепость в голосе Сейи выбила Усаги из колеи.       Мамору рядом с ней напрягся, это ощущалось каждой клеточкой, которой она к нему прислонялась. Окинув его поспешным взглядом, Усаги не увидела ничего кроме непонимания и некоторой злости, охватившей глаза Мамору. Но агрессия быстро начала сменяться горечью, от которой болезненно сжималось сердце Усаги. Теперь она точно не позволит так говорить о её любимом человеке. — Так! Мамору — это мои родители, — Усаги дёрнула Мамору за руку, разворачивая от Сейи в сторону её родителей, которых подобные изречения продолжали изрядно вводить в ступор. — Родители — это Мамору. А ты идёшь за мной.       Она вновь обернулась к Сейе, не зная, что ещё ей стоило испытывать кроме огромной обиды и разочарования. Как он мог заявлять что-то столь громогласное? И кто вообще ему это всё рассказывал? Ей казалось, что Эмили говорила, что Милена давно признала, что была во всём виновата только она. Так почему она теперь распространяла столь грязные слухи? И почему Сейя, словно ребёнок, так легко на них вёлся? — Только я сначала схожу в туалет, — проворчала Усаги — дискомфорт от давления на мочевой пузырь вернулось не совсем вовремя, и более терпеть она не собиралась. — Иди в мою комнату! Она наверху. — Там есть табличка, если что… — неуверенно подсказала мама, и Усаги благодарно улыбнулась. — Иди! — Усаги чуть прикрикнула, когда Сейя продолжил стоять. И только когда он сдвинулся с мёртвой точки, она с сочувствием подняла голову к Мамору. — Мамо-чан… Ты в порядке? — Пока ты со мной — да, — он улыбнулся ей совсем немного, но это не было вымученным и придало Усаги некую уверенность. — То есть, мне не уходить, чтобы мои родители не съели тебя заживо? — она притворно ужаснулась, картинно схватившись за сердце. — Ты должна с ним объясниться, всё в порядке. Более того, мне есть что сказать твоим родителям, — с этими словами он подтолкнул её в сторону. — С ним тебе тоже есть что обсудить. А теперь беги в туалет.       Подниматься по лестнице оказалось не так пугающе, но всё же утомительно — в доме ступеньки были гораздо выше, чем те, по которым она привыкла ходить. Но более пугающим казалась дверь некогда собственной комнаты. И, судя по всему, она до сих пор оставалась её собственностью.       Усаги медленно подобралась к своей двери, кончиками пальцев проводя по старенькой табличке, где она своей маленькой ручкой выводила своё имя с помощью романдзи. Возможно, что внутри всё осталось таким же — ей сразу представила не заправленная постель, разбросанная одежда и извечный бардак на рабочем столе.       Толкнув дверь, Усаги ожидала увидеть порядок, на самом деле. Мама всегда твердила о чистоте и порядке. В какой-то мере, Усаги этому так и не научилась на постоянной основе, но систематизирование и порядок любил Мамору, а потому с удовольствием брал «скучную» часть на себя.       Чего не ожидала увидеть Усаги — так это Сейю, с нервозностью поглядывающего на неё. Право, она забыла, для чего собственно сюда шла. День был невероятно тяжелым, и она легко отвлеклась. Она едва не обмочилась, позабыв о простых базовых потребностях, что было говорить о парне, о чьём существовании последний год она не вспоминала вовсе. — Усаги, — умоляющий голос Сейи заставил её сварливо поджать губы. — Я… — Что ты устроил? — тихо перебила его Усаги, прислонившись к двери. — Зачем ты говоришь, что не знаешь? — Я пытаюсь уберечь тебя, Оданго, — прозвище, которым вновь начал пользоваться Мамору, в исполнении Сейи резануло слух. — Милена натерпелась с ним, и мне вовсе не хочется, чтобы ты тоже страдала. — А с тобой, получается, я страдать не буду? — саркастично поинтересовалась Усаги, глядя на него исподлобья. — Это ведь не ты меня бросил одну в неизвестной мне стране, да? — Мне нет оправдания, ты права. Но не было и дня, когда я бы о тебе не думал, Усаги, — Сейя предпринял попытку подойти ближе, но она предостерегающе выставила руки перед собой. — Но тут множество обстоятельств — пропащий телефон, авария… Ятэн сказал, что твой самолёт разбился. — Тебя не было в том аэропорту! — вскричала Усаги, начиная злиться. Она давно приняла все обстоятельства, но, выслушивая нелепые отговорки, невольно закипала. — Ты вообще приезжал за мной? Ты приезжал туда, чтобы поинтересоваться о событиях? Что ты вообще сделал, чтобы узнать всю правду? То есть я правильно понимаю, что тот самый источник, которому ты не мог не доверять — Ятэн? Серьёзно? Человек, который всеми фибрами души не мог терпеть меня? — Он тоже сожалеет о многом, поверь, — пытался заверить Сейя, на что Усаги лишь фыркнула. — Наша менеджер сказала, вроде… — Ладно, это уже всё неважно, — она устало выдохнула и оттолкнулась от стенки, чтобы пройти к своей кровати. — Чего ты добиваешься? — Пойми, Усаги. Я хочу наверстать упущенное, — ответил Сейя, опускаясь рядом с ней на кровать. — Я всё ещё люблю тебя и… — Ты это называешь любовью? — удивилась Усаги, немного отодвигаясь на другой край кровати. Она невольно сжала плед под своими ладонями. — Выставить себя в лучшем свете за счёт унижения другого теперь называется любовью? Чего ты этим добился? — Усаги, я, правда, переживаю за тебя. И очень боюсь, что он сможет навредить тебе — слова Милены не без оснований, — продолжал настаивать на своём Сейя, собственноручно вырывая себе могилу. — Какой ей смысл выдумывать то, чего нет? А у тебя уже приличный срок… Если ты потеряешь ребёнка и больше не сможешь родить? — Тебе то что с того?! — вскричала Усаги, не понимая, как вообще можно было предполагать мысль, что с её дочерью что-то случится. Не после того, что они с Мамору пережили, касаемо их ребёнка. — Но ты ведь хотела семью! — Сейя отвечал ей с таким же жаром, но она встречала в его глазах лишь непонимание. — Да, очень хочу. И она у меня будет. Но не с тобой, Сейя, — Усаги посмотрела ему в глаза, пытаясь сдержаться. — Тебе незачем переживать насчёт моего ребёнка, насчёт моей способности родить или ещё что-то. Потому что это тебя не касается.       Она понимала, что слишком резка. Но в ней горела обида за Мамору — Сейя выкручивал факты в совсем неприятную стезю, услышав только одну сторону конфликта. Усаги даже не была уверена, кого он этим оскорбил больше — Мамору или её саму? Что не пытался даже выслушать её, не хотел, продолжая гнуть свою линию. А ведь она, вместо того, чтобы подбадривать своего возлюбленного, выбрала Сейю. И чем он ей отплачивал? — Раньше… Ты смотрела на меня глазами полными обожаниями, — Сейя, изначально шокированный её словами, в итоге улыбнулся и взъерошил чёлку. — А сейчас смотришь так, словно я самый большой идиот на свете. Смотришь как Хару иногда. — Хару? Эта та девушка, с которой ты был в тот день в клубе? — Усаги мигом остыла, с интересом уставившись на Сейю.       В конце концов, она всегда знала, что Сейя не был плохим человеком. Может, разве что, несколько поверхностным и местами некритичным. Чего только стоили его слова, что сам он не убедился наверняка, была ли она на самолёте, не была, доверившись менеджеру, с которым только начинал работу. Но это так же и объединяло их ведь если честно, Усаги тоже была крайне доверчивой. И тоже сомневалась в Мамору. Только теперь она всячески старалась это исправить. — Да, она мой менеджер, — ответил Сейя, явно сконфуженный сменой настроения их разговора. Он всё ещё выглядел напуганным её словами и реакцией в целом, поумерив пыл и растеряв смелость. — Почему ты так смотришь? — Разве просто менеджер поддерживала бы любую твою ерунду в виде спонтанной поездки в Японию? — заговорщицки захихикала Усаги и, опираясь на изголовье кровати, принялась подниматься. Она поспешно отвергла любую предлагаемую Сейей помощь. — Ведь даже сейчас… Ты пришел, потому что это азарт, риск. Ты всегда был такой. Бросался в омут чего-либо. Предложили контракт в Америке? Ты без слов собрал парней и полетел на другой конец света. Захотел увидеть меня? Ты тут же всё бросил и рискнул. И разве женщина, следующая за тобой в подобных спонтанных идеях — просто менеджер? — Ты ведь тоже всё бросила, когда мы летели в Америку. — Да, потому что любила тебя, — мягко пояснила Усаги и заметила, как в ответ на её слова у Сейи дёрнулся кадык. — И я вижу, как она любит тебя.       Усаги, подойдя к окну, с улыбкой указала во двор, где стояла высокая светловолосая девушка, которую она заприметила ещё тогда, когда Сейя оказался на пороге дома её родителей. Дождавшись, когда он подойдёт ближе к окну, Усаги продолжила. — И думаю, что ты любишь её. Я видела это в тот вечер — может, поэтому я и сбежала. Поняла, что ты уже был счастлив без меня. Что мне не было смысла заявлять о себе, чтобы не нарушать твою привычную жизнь. Только всё вышло наоборот… — А если бы я пришёл тогда в аэропорт? — неожиданно начал Сейя, опустив вышесказанное Усаги. Он оставался на месте, пока она поглядывала в окно. — Если бы нашёл тебя сразу? Мы были бы сейчас вместе? — Я не знаю, — Усаги пожала плечами, продолжая наблюдать за замершей фигурой.       Она могла лишь думать о том, насколько местами была несправедлива жизнь. И насколько двоякими казались вопросы Сейи, насколько они касались именно её? — А что, если бы я тогда в клубе сразу понял, что это была ты, и догнал? — не уминался Сейя и поднялся, медленно направляясь к ней. Он смотрел себе под ноги, устроив кулаки в карманах брюк. — Мы были бы вместе? — Нет, не были бы, — Усаги на него обернулась и подарила ему извиняющуюся улыбку. — Тогда у меня уже не осталось к тебе ничего, кроме фантомных чувств. Я отпустила тебя очень давно, Сейя. — То есть, я сам виноват в том, что прошляпил своё счастье, — Сейя грустно усмехнулся и поднял взгляд в окно. После нескольких секунд разглядывания, он задал ей ещё один вопрос: — Но разве я люблю Харуку, если, едва выдалась возможность, бросился за тобой на другой край Земли? — Тут немного сложнее ведь, честно говоря, не настолько я понимаю, о чём говорю, размышляя над природой чужих чувств. В какой-то мере поступаю так же поверхностно, как ты поступил с Мамору, — Усаги позябла и обняла себя руками, понуро отвернувшись. — Но могу лишь сказать, что точно не смогла бы быть той, кто сможет идти за тобой следом. Я уже не уверена, что знаю или знала тебя когда-либо, но почему-то уверена, что и ты не смог бы идти по дороге жизни с тем, кто тебя не понимает. А Харука, как бы там ни было, не оставила тебя. Она здесь, почти рядом, переживает и наверняка хочет утешить после того, как тебе якобы разобьют сердечко. — Ты что же, в Богини Любви записалась? — с задором поинтересовался Сейя и наконец-то посмотрел на неё своим привычным весёлым взглядом без капли тревожности. — О, нет, боюсь, эта роль уже давным-давно занята более подходящей кандидатурой, — Усаги заливисто рассмеялась, вспоминая о своей лучшей подруге. Мине наверняка понравится вся та любовная драма, происходящая в доме Цукино. — Я всего-то воительница за справедливость. И покараю тебя во имя Луны и любви.       Усаги притворно выстрелила в Сейю из своих пальцев-пистолетов, и он так же притворно завалился на стену, схватившись за грудь. Она продолжала смеяться, вспоминая о тех временах, когда они вместе веселились. Это действительно были замечательные воспоминания, с которыми не хотелось расставаться, но волей-неволей они стирались или забывались.       И потому Усаги надеялась оставить в своей голове образ Сейи без каких-либо обид и казусов. В конце концов, вряд ли они ещё когда-либо встретятся после сегодняшнего. Она могла вдоволь посмеяться с ним напоследок. — Мне жаль… — начал Сейя, и его улыбка вновь окрасилась в печальные тона. — Жаль, что я наговорил лишнего. Не могу сказать, что хочу думать о нём лучше, чем слышал. Но отчётливо понял, что услышанное мной не во всём претендует на истину. — Если не вообще всё, — фыркнула Усаги и закатила глаза. — Вот, смотри. Разве такой человек может быть плохим?       Усаги, вытащив фотографию из заднего кармана брюк, продемонстрировала её Сейе.       Это была та самая фотография, в ценности которой она не сомневалась ещё на стадии её создания. Их с Мамору последний день в «замке», когда ей удалось застать его врасплох, тем самым породив один из лучших кадров. Умиротворённая улыбка от того, что ему удалось её переиграть; растрёпанная шевелюра, потому что накануне она навела на его голове беспорядок, дурачась. Это была идеальная фотография. Но, может, просто потому что на ней был тот, кого она любила больше всего. — Не знаю, помятый вид настраивает совсем на другие мысли, — Сейя усмехнулся, особо долго не задерживая взгляд на снимке. — Я забыла её вытащить перед отлётом! — оправдывалась Усаги.       Цокнув языком, она старательно принялась расправлять несчастный снимок — это действительно непростительно с её стороны обращаться с таким сокровищем. Благо, что плёнка сохранилась, и она всегда сможет сделать хоть сто тысяч фотографий, да так, чтобы хватило заполнить им все стены в доме. Что уж там, Усаги едва сдержалась от мысли быстро оставить поцелуй на снимке и осторожно взглянула на Сейю, смущённо надеясь, что тот не заметил её намерений.       Но он лишь задумчиво смотрел в окно, слабая улыбка пробивалась на его лице, но это так же было похоже на неуверенность и извинения. Усаги поникла, испытывая сочувствие и симпатию к некой Харуке. Она её совсем не знала, за исключением некоторых фактов, которые, к тому же, могла сама и придумать, тем не менее. Это же Сейя — пусть он иногда эгоцентричен и самонадеян, но ему всегда удавалось располагать к себе людей. И только самым лучшим он позволял оставаться рядом. Потому Усаги искренне надеялась, что он поймёт и примет свои чувства. — Я буду болеть за тебя! — искренне пообещала Усаги и сжала предплечье Сейи, одарив воинствующим взглядом. — Я рад знать, что приобретя стержень и силу, ты осталась всё той же Оданго из моих воспоминаний, — Сейя зубасто усмехнулся и потрепал её по голове. Как и делал раньше, когда на её голове красовалась излюбленная причёска. — А у тебя как успехи? Или ты променяла традиционные ценности на свободу американцев? Ты хоть любишь этого Мамору? — А вот это ты точно не узнаешь раньше него, — Усаги, оттянув левое нижнее веко, задорно продемонстрировала Сейе язык, после чего медленно заковыляла к выходу из комнаты. — Пойдём. Тебя и меня уже заждались те, кому нам ещё есть что сказать. — Мне жаль, — просто произнёс ей в спину Сейя. — Всё в порядке, — ответила Усаги, не оборачиваясь, и уверенно схватилась за ручку двери. — Я ни о чём не жалею. Потому что безумно счастлива. И желаю тебе тоже понять это.       Две одиноких слезинки схватились по её щекам, пока она медленно спускалась по лестнице. Это оказалось тяжелее, чем она думала — встретиться лицом к лицу с зарытым внутри страхом, высказаться перед человеком, к которому невольно испытывал огромную обиду за предательство. Но в то же время это оказалось необходимой терапией, последним квестом в её погоне за полноценным счастьем. И Усаги была рада встрече, надеясь, что она была полезной не только для неё. — Мамо-чан! — позвала Усаги, спускаясь по лестнице.       Когда Мамору развернулся ей навстречу, она пыталась понять по его лицу и языку тела, как обстояли дела после разговора с её родителями с глазу на глаз. По его свободным и не рваным движениям Усаги могла сказать, что, по крайней мере, ничего страшного не случилось, а улыбка на его лице и вовсе заставила ускориться, чтобы окончательно успокоиться в его объятиях.       Оказавшись в кольце заботливых рук, Усаги спрятала лицо на груди Мамору и ласково потёрлась. Невольно утирая лёгкие слёзы о ткань его одежды, она захихикала, вспоминая прошлое Рождество и их свидание. — Я рада, что тебя не съели, — пробормотала Усаги, крепче сжимая торс Мамору в своих руках. Будто бы почувствовав присутствие отца, их малышка толкнулась. — Почему мы должны были его съесть? — возмущённый голос отца заставил всех присутствующих рассмеяться. — И почему ты обнимаешься с ним, а не с папочкой? — Привычка, — Усаги пожала плечами, надеясь, что это было несерьёзным заявление, но, стоило обернуться на отца, она отпустила Мамору, не выдерживая печальных глаз. — Теперь Мамо-чан моя опора и поддержка, папа. — Раньше для тебя таким был я. Сложно одновременно переваривать факт твоего воскрешение и то, что для тебя я более не главный мужчина в жизни, — отец продолжал грустно вздыхать, даже когда Усаги окутала его своими объятиями.       Это было довольно необычно — вот так вот обнимать того, с кем давным-давно не виделся. Усаги ещё не успела даже с матерью вдосталь обняться, учитывая, что они всегда были ближе друг к другу. В конечном итоге Усаги за последние годы привыкла думать, что никто не любил её просто так — она только и твердила себе, что чья-то замена и не более. Тем самым опуская тех, кто действительно её любил безвозмездно — родителей. А они определённо любили. — Но, если что, папа одобряет твой выбор, Крольчонок, — Кенджи подмигнул ей и они вдвоём ехидно захихикали, после чего отец неловко попытался её обнять в ответ, чтобы не задеть живот. — Лучше, чем всякие певуны. — Папа, — возмущённо начала Усаги и поспешно глянула на лестницу. — Я знаю, что никогда вам не нравился, мистер Цукино, — Сейя, спускаясь по лестнице, устало выдохнул и с улыбкой посмотрел на засмущавшегося Кенджи. — Я теперь даже не уверен, что нравился самой Оданго. — Не настолько всё плохо… — пробормотала Усаги, немного сконфуженная подобной ситуацией. — Ты и сейчас мне нравишься! В каком-то смысле… — Оданго, ты не помогаешь, — страдальчески простонал Сейя, запрокинув голову и скорчив гримасу. Но практически тут же рассмеялся и подмигнул. — Или наоборот. Даже тут не уверен. А ты? Ты разве не злишься, что я пытался украсть у тебя Усаги?       Вместе с Сейей все остальные члены семейства Цукино с интересом повернулись к Мамору. Усаги особенно сильно ожидала ответа на этот вопрос, размышляя над тем, приревновал ли вообще Мамору? Хоть капельку? У него ведь в прямом смысле пытались увести девушку практически из-под носа! Казалось, даже папа напрягся в ожидании — его хватка на её плече стала сильнее. — А я должен злиться? — удивлённо ответил Мамору, поглядывая на Сейю сконфуженным взглядом. — Я прекрасно знаю, что Усаги отказала бы тебе. Да вообще любому. Но и она не предмет спора, приз или трофей, который можно украсть. Но даже если бы Усаги согласилась на твоё предложение, мне было бы очень больно. Но в конечном итоге смирился бы — это её выбор. — Тьфу ты, и правда принц из сказок, — Сейя изобразил рвотные позывы и, казалось бы, даже содрогнулся — по нему действительно плакала сцена, с его-то талантами. — И вообще, это ты у меня её украл! — В этом я не очень уверен, — Мамору улыбнулся и перевёл заговорщицкий взгляд на Усаги — почему-то она была уверена, что правильно поняла его мысли и недовольно надулась. — Но спасибо тебе. — Не знаю, о чём ты, — Сейя, приподняв бровь, окинул Мамору оценивающим взглядом и пожал плечами. — Но, полагаю, должен я благодарить. Что Оданго счастлива. Береги её, Мамору-сан. Просто совет от хорошего парня, которому немного не повезло сделать то же самое. — Не называй её Оданго… — Да-да, понимаю, не очень приятно, когда мать твоих детей всячески обзывают и всё такое… — начал Сейя, примирительно подняв ладони, хотя его взгляд выражал полное пренебрежение и усталость от подобных сладких разговоров. — Нет, ты не понял. Оданго — это моё прозвище для Усаги. Ты и это пытаешься украсть, — Мамору поджал губы и серьёзно взглянул в ответ. — Что? Да я знаком с ней больше, и явно был первым! — Сейя, казалось, более не шутил, а действительно яро негодовал. И потому обернулся к Усаги. — Скажи ему! — Прости, но с Мамо-чаном я познакомилась гораздо раньше, — она пожала плечами и виновато улыбнулась. — И да, он первым стал звать меня «Оданго»… — Всё, я более этого не выдержу, я ухожу! — Сейя взмахнул рукой и быстро направился в сторону выхода. Но у двери обернулся и, глядя на Усаги, улыбнулся. — Сайонара, Усаги.       Сейя ушёл сразу же, стремительно закрыв дверь за собой. Он даже не подумал о том, чтобы попрощаться с остальными присутствующими — будто для него в тот момент существовали только они вдвоём. Когда-то так и было. Но теперь у Усаги осталась лишь безмерная благодарность, ведь если бы не он, его невероятные амбиции и смелость следовать куда угодно, невзирая на всякий риск, она никогда бы вновь не встретила Мамору.       «Спасибо, Сейя», — было единственным, что хотелось сказать, но осталось лишь в голове. — Необычный денёк выдался, — подытожила Икуко, окидывая взглядом оставшихся людей в гостиной. — Мамору-сан, ужин или вы уже пойдёте? — Куда пойдёт Мамору? — сразу же встрепенулась Усаги — родители, что же, не разрешат ему остаться на ночь? — Не я, а мы, — поправил её Мамору. — Ты уже забыла, что мы собирались к Мотоки? — Мотоки-онии-сан! — воскликнула Усаги.       Точно, они ведь собирались в «Корону», там Мамору провёл весь вечер, подготавливая Фурухата к её визиту. Судя по всему, всё прошло довольно гладко. Только Усаги не была уверена в том, найдутся ли у неё силы — она подремала и немного перекусила, вполне могла бы продержаться немного. Они прилетели ненадолго, стоило использовать время по максимуму. — Мамору-сан, может, вы всё-таки перекусите? — продолжила настаивать Икуко. — Всё равно надо время скоротать, пока Усаги будет готовиться. — Готовиться? К чему? — удивлённо переспросила она, переводя взгляд от мамы к Мамору. — Это же не мне предстоит встреча с мертвецами. — Тебе есть к чему готовиться — мы идём, можно сказать, не просто в гости. На свидание, — мягко ответил Мамору, едва заметно краснея.       Усаги тут же приоткрыла в удивлении рот, и когда вопрос «У нас свидание с Мотоки?» сам нашёл свой ответ в её голове, она просияла, едва поборов в себе желание броситься в объятия Мамору. Надо же — свидание! Они часто гуляли и отдыхали вместе, но редко называли происходящее столь громким словом. Вроде бы, не обещалось ничего особенного, но как грели подобные слова её юношеское и романтическое сердце. — Я из одежды брала по минимуму, чтобы был выбор какой-то, — задумчиво изрекла Усаги. — Всё в порядке, дорогая, мы можем подобрать что-нибудь и в моём гардеробе, — предложила Икуко, обнимая её одной рукой. — А папа пока что сделает перекус для Мамору-сана. — Ты ведь подождёшь меня, Мамо-чан? — поинтересовалась Усаги, склонив голову. — Конечно, не пойду же я на свидание с тобой без тебя? — ухмыльнулся он.       Усаги заметила, как рука Мамору инстинктивно дёрнулась, но не более — вероятно, он по привычке хотел погладить её по голове или взъерошить волосы. Но засмущался присутствия её родителей, не иначе. Злорадно хихикнув, Усаги прикрыла рот ладошкой и посмотрела на Мамору из-под ресниц, втайне наслаждаясь его несчастным положением. Ему уже второй раз приходилось знакомиться с её семьей.       Икуко улыбнулась, глядя на их переглядки, но всё же потащила Усаги вновь наверх, вслух рассуждая, что можно было бы придумать с её образом. Усаги, подхватив энтузиазм матери, предвкушала выбор различных нарядов, надеясь на что-нибудь изящное и одновременно тёплое. Хотя ей как никому было известно, что она нравилась Мамору абсолютно в любой одежде. — А о чём вы расспрашивали Мамо-чана, пока меня не было? — полюбопытствовала Усаги, когда они оказались в родительской комнате.       Здесь то же мало что изменилось, только, казалось, что появилось больше фотографий с Усаги, расставленные тут и там. Вполне вероятно, где-то в доме так же был алтарь, посвящённый ей, и, если честно, от таких предположений хотелось лишь сглотнуть тяжёлый ком в горле. Более того, страшно было представлять, сколько денег пришлось потратить на захоронение пустоты, а ещё прогоревшие средства за старшую школу… — Усаги? — за шквалом размышлений Усаги не сразу поняла, что мама некоторое время пыталась до неё дозваться? — Всё нормально? — Да, просто вымоталась, совсем немного, — она свела указательный и большой палец к минимуму, пытаясь выдавить правдоподобную улыбку. — Но это же свидание с Мамо-чаном! Я выдержу, ещё и не захочу потом домой! — Ты так любишь его, что мне даже начало казаться, будто ты использовала Сейю, чтобы перебраться в Америку и найти Мамору-сана… — мягко улыбнулась мама и подошла к шкафу. — В то время я полностью выместила Мамору из своей головы, но звучит прикольно, — Усаги слегка рассмеялась, с интересом заглядывая в содержимое шкафа. Она даже не предполагала, что у мамы могло остаться такого, чтобы подошло ей в положении. — А как ты поняла? Что я люблю его. — А разве это не ясно? — удивлённо к ней обернулась мама, приподняв брови. Усаги в ответ лишь смущённо пожала плечами. — Ты прямо не говорила, но околицами, намёками, да и прямыми действиями. Всё вполне кристально. И мне очень нравится видеть тебя такой — счастливой и влюблённой. Даже папа доволен, как бы не плакался.       Усаги кивнула, сама радуясь подобным чувствам в себе. Но почему-то думалось, что этого вовсе не видел Мамору. Или не хотел замечать. Как бы ни отрицалось, как бы ни хотелось думать о том, что «всё равно», на деле всё равно вовсе не было. Хотелось в принципе крикнуть родителям в лицо, нормально ли им вообще, что их единственная дочь, к тому же беременная, до сих пор не замужем. Чёртов Сейя поселил в её голове семя неприятных раздумий. — А как вам с папой Мамору? — поинтересовалась Усаги, меланхолично рассматривала всё подряд, что попадалось её взору. — Я же уже ответила — вежливый и симпатичный молодой человек, — по-видимому, эту часть разговора Усаги и упустила, витая в облаках. Мама, отыскав в шкафу искомое, в итоге вытащила на свет синий чехол. — Он нам немного рассказал, чем занимается, как вы живёте. Что планируете. Тут больше папа нашёл, кому присесть на уши — всё без умолка рассказывал о том, какая ты замечательная, а Мамору-сан то и делал, что поддакивал, да кивал улыбаясь. Папа завтра обещал показать коллекцию твоих детских фотографий. — О нет, их надо сжечь, — притворно ужаснулась Усаги и закатила глаза — папа такой папа, только и делал, что смущал её. — Но я рада, что Мамо-чан вам нравится. И что вы не восприняли слова Сейи всерьёз… — Ну, в этом случае есть некоторая тревожность, и хочется понять, что и как, но я понимаю, что ты, хоть и глупенькая у меня, но сможешь сама подобрать парня себе под стать, — Икуко погладила её по щеке и закрыла шкаф. — Насчёт Сейи ты так не думала, — скептически ответила Усаги, опускаясь на кровать — ей надоело стоять без особого дела. — Он тоже неплохой молодой человек, думаю, в конечном итоге, нам с папой довелось бы и его одобрить, — мама пожала плечами и потянула за собачку молнии чехла. — Оно старовато, но, я не так давно перестирывала все вещи, так что должно быть свежим.       Мама явила свету белое шифоновое платье с короткими рукавами, но выглядело оно довольно свободно, что подходило под нынешнюю фигуру Усаги. Длинная юбка в несколько слоёв, золотистый пояс на талии, переходящий в бант за спиной — платье было простым, но очень элегантным. Только вот оно не очень подходило погоде — в Лос-Анджелесе ещё бы прокатило, ввиду тёплого климата, но в Токио в марте всё ещё было прохладно. А в таком тонюсеньком наряде и подавно. — У меня есть несколько тёплых кофт, вполне подходящих под образ, если так подумать, — поспешила добавить мама, видимо, заметив неуверенный взгляд Усаги. — И тёплые колготки, конечно. Телесного цвета, будет не очень заметно. Да даже если черные, на улице всё равно уже вечер. — Ты так старательно его нахваливаешь, что начинает казаться, будто у меня нет выбора, — слегка рассмеялась Усаги, пропуская ткань между пальцами.       Мягкое, воздушное, очень нежное — оно выглядело почти волшебно. Будто наряд принцессы, пусть и не слишком вычурный. — Выбор и правда небольшой, — со вздохом ответила Икуко. — У меня не так много интересных нарядов для романтического вечера. Даже если подобрать кофточку или свитер, то у меня не найдётся брюк или юбки, которые бы были подходящей беременной. — Тогда, я надену его! — заверила Усаги, безмятежно радуясь тому, как старательно ухаживала за ней мама, пытаясь устроить всё по высшему разряду. — Ты ведь поможешь мне сделать причёску, да? — Конечно, даже с макияжем помогу, — заверила мама, отвечая чудесной улыбкой. — Я всегда мечтала тебя увидеть в нём, если честно. — Да? Мне даже показалось, будто я его где-то видела когда-то давно. Не могу вспомнить, — Усаги, приложив пальчик к губам, задумчиво поглядывала на платье, раздеваясь. — Не так важно, давай лучше думать о том, что будет, — мама принялась аккуратно складывать снятые Усаги вещи. — Ты для меня будешь красивой хоть в мешке из-под картошки. И для Мамору-сана.       Усаги согласно кивнула, широко улыбаясь — её радовал тот факт, что родители так быстро осознали природу их отношений, как естественно интерпретировали поведение Мамору по отношению к ней. Она серьёзно переживала, что с рассказом Сейи появится много недопонимания. Но, стоило полагать, Мамору сам вырулил ситуацию. Она обязательно его допросит на эту тему.       Через несколько минут Усаги уже рассматривала собственное отражение в зеркале. Платье было немного великовато в верхней части — рукава всячески съезжали, из-за чего пришлось сделать вид, что такова была задумка, а лишнюю ткань на груди утянули с помощью пояса и скрыли симпатичной кофточкой.       Несмотря на громкие слова о причёсках и макияж, мама лишь слегка подкрутила локоны на концах, причитая, что с короткими волосами действительно было легче управляться. Правда, в любом случае не обошлось без траура по утраченной длине. В какой-то момент Усаги даже сама загрустила, но быстро сообразила, что не было смысла жалеть. Тем более что её мысли всячески заняли едва заметные блёсточки на веках, напоминающие звёздное небо. — Хочется думать, что это лучший день в наших жизнях, — со слезами на глазах произнесла Икуко, пропуская Усаги вперёд на выход из комнаты. — Наверное, вряд ли он получается лучшим, учитывая реакцию Шинго… — неуверенно ответила Усаги, придерживая полы юбки. — Не забивай себе этим голову, — мама, махнув на неё рукой, подошла к двери комнаты Шинго и постучалась. — Сынок, ты наверняка голоден. Выходи. Усаги сейчас уйдёт. — О, в детстве было что-то подобное, — прыснула Усаги. — Шинго не хотел что-то делать, пока я была рядом. — Да, только теперь он — здоровый лоб, и упёртость не выглядит так забавно, как раньше.       Усаги понуро выдохнула, напоследок обернувшись на закрытую дверь Шинго, и начала медленно спускаться по ступенькам. Наверное, мама была права — ему потребуется больше времени, чем другим. Ей стоило быть благодарной за благосклонную реакцию родителей. Но, наверное, хотелось полной идиллии. Даже если невозможно.       Но было возможно с Мамору — от одного его вида сердце всегда выбивало приятную чечётку в груди, помогая избавиться от любых тревог и переживаний. Правильно, некогда было переживать, ведь впереди ждала любимая «Корона» с лучшим барменом. А сопровождать её будет лучший мужчина.       Наверное, они управились быстрее задуманного — когда Усаги спустилась вниз, Мамору всё ещё сидел с Кенджи на кухне, поедая наспех сделанные бутерброды. И, заметив её, Мамору так и уставился с чуть приоткрытым ртом, полным еды. Стремительно прожевав, он тут же поднялся к ней на встречу, но застыл на полпути, глупо глядя на свои руки. — Пока что без объятий, но ты выглядишь потрясающе, — он поднял на неё взгляд, полный обожания, и Усаги смутилась больше, чем ожидала. — Я в туалет, и можем идти.       Она лишь кивнула, смущённо сцепив пальцы перед собой — не ожидала, что он мог быть таким откровенным при её родителях. Мамору в целом сторонился проявления чувств на публике, а если учитывать их нынешнее местоположение, что Усаги ожидала действий не смелее держаний за ручку. — Чтоб домой вернулась не позднее десяти, — отец погрозил ей пальцем, и было достаточно трудно понять, насколько серьёзным было данное заявление, учитывая недавние выступления. Но по ласковому взгляду на её животе, стало понятно, что ответ гораздо проще. — Тебе надо много отдыхать. Уже придумали, как назовёте? — Нет, пока что мнения расходятся, но фамилия точно будет Чиба, — Усаги пожала плечами, не совсем довольная тем руслом, в которое развивалась тема. — Ну, это и правильно, что у ребёнка будет фамилия отца, — Кенджи похлопал её по плечу и улыбнулся. — А с именем спешить не стоит — сама прекрасно знаешь, как много оно значит, Крольчонок. — Да, я уже раздумывала о значении. Мы собрались выбирать, опираясь больше на японские имена, конечно же. Особенности написания и всё такое. На английском это всё равно будет проще. — Готова, Усако? — за всем этим она не сразу заметила, как к ним навстречу шёл Мамору. — Это платье тебе очень подходит. Как принцесса. — Прекрати меня смущать! — Усаги слегка стукнула кулачком в его грудь, но тут же уткнулась туда лбом, намереваясь спрятаться. — Ещё ты раздражаешь папу — он ревнует. — Ничего я не ревную, — встрепенулся Кенджи, из-за чего Икуко захихикала, но тут же успокаивающе погладила по спине. — В любом случае, вам уже пора. — Да, мы вернёмся позже! — заверила Усаги и, схватив Мамору за руку, потянула к коридору, где осталась их верхняя одежда. — Поможешь переобуться? — Конечно, — Мамору кивнул, опускаясь на одно колено, чтобы помочь надеть светленькие ботиночки. — Не устала ещё? — Всё в порядке, — Мамору выпрямился и помог надеть курточку. — Вряд ли, конечно, я усну до вашего прихода, но если что, я постелю вам в твоей комнате, Усаги. У тебя кровать, конечно, не такая большая, но, думаю, поместитесь, если что, можно будет достать футон, — заботливо прощебетала мама, наблюдая за их сборами. — Но лучше и правда не задерживаться. Поздним вечером прохладно. — Это что же, они будут спать вместе? — с некой запоздалой реакцией переспросил отец, нахмурившись. Теперь, казалось бы, серьёзно. — Надо футон сразу достать… — Тебе не кажется, что уже поздно о таком переживать? — оборвала его Икуко, схватив за руку и одарив живот Усаги двояким взглядом. — Перестаньте! — возмущённо пискнула Усаги, зажмурив глаза и сжав кулачки.       Не услышав в ответ ничего кроме смеха, она недовольно уставилась на родителей, переглядывающихся между собой. Искоса взглянув на Мамору, Усаги увидела тень смущения на его скулах, отчего ещё больше хотелось провалиться под землю. Она и не догадывалась, что её родители могли быть столь нетактичными. — Мы уходим! — едва Мамору оделся, Усаги начала его подталкивать в сторону выхода.       Она бы так и не обернулась, не желая видеть насмешливых и заботливых взглядов, если бы не странный звук. Усаги развернулась чисто инстинктивно — так всегда было, если что-то вдруг падало, или на скучном уроке так и норовило поглядеть в окно.       Но это оказалось не зря — Шинго всё-таки спустился на первый этаж и задержал свой взгляд на них. Даже казалось, что смотрел ни на кого иного как Усаги. Без агрессии, безразличия — в его взгляде плескался небольшой интерес. И поэтому, широко улыбнувшись, Усаги активно помахала ему рукой, но, чтобы не нервировать, тут же вышла из дома вслед за Мамору.       Но она готова была поклясться, что перед этим успела заметить, как брат фыркнул и едва заметно улыбнулся. Теперь можно было считать, что день точно удастся.       На улице действительно оказалось прохладно — честно говоря, «купаясь» в тропическом климате, Усаги успела позабыть суровость местной атмосферы. Но, сильнее запахнув куртку и ближе прижавшись к боку Мамору, ей было довольно тепло. Положительные мысли и расслабленное состояние тоже по-своему приносили тепло. — На самом деле я не ожидала, что мои родители будут вести себя настолько странно, — выдохнула Усаги, намереваясь развеять повисшее молчание между ними. — Я много чего ожидала — криков, скандалов, извинений, объятий и много-много всего. Даже ревнующий папа не сильно удивил. Но никак не ожидала, что они окажутся такими бесстыдниками! — Это наоборот хорошо, что они с юмором относятся к происходящему, но, наверное, как и в моём случае, ещё наступит полное осознание и какое-то чувство обиды, — Мамору пожал плечами и выдохнул облако пара. — Они заботятся о тебе, это прекрасно видно. — Наверное, в переживаниях за себя, я всё же больше волновалась о том, как они отреагируют на тебя, — Усаги уткнулась в носки своих ботиночек, наблюдая за тем, чтобы не наступить на подол. — Вообще не знала, что и думать, ведь моим единственным парнем был Сейя, которого я домой не приводила. — Да? Мне он показался довольно забавным, — Мамору усмехнулся, удобнее перехватывая её руку. — То есть я первый, кого ты привела, да? — Да-да, не зазнавайся, — Усаги закатила глаза и слегка стукнула его локтем под рёбра. — Но и я первая девушка, с чьими родителями ты знакомился! — Технически, это моя вторая такая встреча, — задумавшись, добавил Мамору. — Ведь я знакомился с мамой-Макото. Но что тогда, что сейчас нервничал практически одинаково. Надеялся вообще без этого обойтись. — По тебе и не сказать, ты так свободно вёл себя! — восхищённо выдала Усаги, поднимая к нему голову. — То так казалось, — Мамору мельком взглянул на неё, улыбаясь, но вновь отвернулся к тропинке, пролегающую в парке, через который они медленно шагали к «Короне». — Но поговорив с ними, во многом отпустило, так сказать. Они у тебя очень понимающие и заботливые. Тебе повезло. — Это правда, — Усаги с гордостью кивнула — ей действительно невероятно повезло с семьей. Но и их будущая семья будет не хуже. — О чём же вы таком общались, что ощутил облегчение? — О всяком, — протянул Мамору, задумавшись. — О нашем доме, работе, рассказал им, насколько ты талантлива и какие у тебя замечательные фотографии. Цукино-сан, кстати, пообещал мне показать твои детские фотографии. — О, нет, это всё-таки правда, — Усаги простонала, но лёгкий смех Мамору даровал успокаивающее тепло. — Ну, в общем, разговоры о тривиальном. Главное, что не упрекали за прошлое — я уж очень сильно плакала, когда ты мне разбил сердце. Папа мог и скандал устроить, я же всё-таки его принцесса. — Тебе не стоит волноваться, мы поговорили как взрослые люди, в конце концов, — Мамору ей ободряюще улыбнулся.       И больше ничего по этой теме не говорил, к разочарованию Усаги. Она, мельком взглянув на тёмное небо, выдохнула и угрюмо уставилась перед собой. Ну нет, это уж точно ей не нравилось — почему родители не поинтересовались о свадьбе, как Макото? Тем более, что они всегда были представителями традиционных ценностей, и папа не так давно сам возмущался тому, что она всё ещё Цукино — формально Кино, но суть понятна. По всей видимости, придётся всё брать в свои руки. Но теперь она не переживала, что её неправильно поймут. — Знаешь, я ведь тоже хотел бы тебя представить своим родителям, — неожиданно произнёс Мамору, из-за чего Усаги вздрогнула. И не только из-за внезапности. — Ну, съездить на их могилы. Конечно, это далековато, но если ты не против, мы могли бы их навестить, пока здесь… — Конечно! — слишком пылко ответила Усаги, но тут же продолжила более спокойно: — Я бы тоже хотела им как следует представиться. — Замечательно, я рад. Тогда завтра подумаем, когда и как — времени у нас не так много. Думаю, ты бы всё же хотела провести больше времени со своей семьей, чем на кладбище. — Да, но даже немного волнительно — меня ведь тоже никогда не представляли кому-либо, — Усаги смутилась и сжала свою хватку. — Что же получается, не только ты Сейю родителям не представила, но и он тебя? — Мамору спрашивал это с некой доброй насмешкой, но Усаги в ответ лишь поджала губы. — Не думаю, что у него есть родители, или он очень не хотел о них разговаривать. Да и я, честно говоря, не особо интересовалась — в те года тема семьи была болезненной и не самой желанной. Сейя всегда говорил, что парни в группе — его братья. И они, правда, общались соответствующе. Только, судя по всему, не последнее время. Надеюсь, ему не сильно тяжело. — Вот так, у нас, получается, больше общего, чем могло показаться поначалу, — Мамору сразу же сменил свой задор на спокойный тон, который был ему присущ. — Но он действительно стойкий парень. — А ты совсем не ревновал? — резко поинтересовалась Усаги — она ничего не могла поделать, этот вопрос едва ли не разъедал её изнутри. — Даже чуть-чуть? — Да я был в ярости, если честно, — Мамору резко остановился и угрюмо посмотрел на неё. — Я испугался, что у тебя приступ какой-нибудь или ещё что-то. Тут не до ревности.       Усаги, чьё лицо просияло, тут же поникла и незаметно закатила глаза — ещё бы Мамору ревновал. Наверное, нечто подобное было пределом мечтаний. Хоть она прекрасно знала, что это не было правильным и Мина, практикующая нечто подобное, ходила по тонкому льду, а Луна, иногда сходящая с ума от ревности, уж точно ярко показывала весь бред. Но хоть немного… — Но хоть я и сказал, что буду уважать любой твой выбор, это не значит, я бы не пытался сохранить наши отношения, — Мамору отвернулся и смущённо высказался, едва ли не шепотом. Но всё-таки повернулся к ней, являя свету фонарей своё покрасневшей лицо. — Ты — моё сияние жизни, Усако. — Мамо-чан, ты такой романтик иногда! — Усаги пронзительно завизжала и тут же бросилась Мамору на шею.       Но, видимо, местный воздух действительно обладал магической силой — Усаги, вспомнив былое, подвернула ногу и, всячески хватаясь за Мамору, пыталась сопротивляться земному притяжению. Цвет лица Мамору быстро сменился белизной, когда он пытался помочь ей удержать равновесие. — Боже, Оданго, ты заставляешь меня терять последние нервные окончания, — Мамору устало выдохнул, когда Усаги устойчиво стояла на земле. Он, привлёк её к себе, прижав голову к груди, и поцеловал в макушку. — Что же ты под ноги не смотришь? — Просто знаю, что ты всегда рядом, — хихикнула Усаги, поглаживая его руки.       Да, Мамору вовсе не был ревнивцем, но он всегда беспокоился о ней, её душевном состоянии и здоровье. И делал всё возможное, чтобы ей было как можно лучше. Как тут вообще можно было переживать? Глупая Усаги. — Ты очень приятно звучишь на японском, Мамо-чан, — произнесла Усаги, когда они продолжили свой путь. — Я даже не сразу понял, как переключился на язык, если честно. Но мне тоже очень нравится твой японский. Ты звучишь невероятно мягко. Хотя казалось бы, куда приятнее. Я очень люблю тебя слушать, Усако, — Мамору улыбнулся ей с высоты своего роста, активируя внутреннюю девичью пищалку. — Я планировал обучать дочь сразу двум языкам, а для этого нам тоже надо общаться соответствующе. И теперь думаю, что мы можем начать практиковать прямо сейчас. Как тебе? — Хорошая идея, — Усаги кивнула. — Мои родители вряд ли знают английский даже на базовом уровне — и при этом требовали от меня приличных оценок! — Я почему-то уверен, что ты и сейчас бы не сдала тест по английскому хотя бы на пятьдесят баллов, — рассмеялся Мамору, за что получил грозный взгляд. Усаги даже захотелось его стукнуть. — А что? Знать язык и сдать школьную программу — невероятно разные вещи. Я сам с этим столкнулся, когда оказался среди носителей. — Но в итоге мы оба биливинги, и никакие оценки мне не пригодились, — Усаги, показав Мамору язык, ехидно рассмеялась. — Да, только один из нас с жутким акцентом, — не остался Мамору в долгу. И в этот раз Усаги не сдержалась от лёгкого толчка и обиженных губ. — Не дуйся, мы уже пришли — ты ведь хочешь подарить Мотоки свою лучшую улыбку? — Волнуюсь, он точно всё воспримет нормально? — Усаги немного переживала, ведь для Мотоки она, грубо говоря, была никем. Хотел ли он вообще её видеть? — Хотя, мы же в любом случае самые обычные клиенты.       С этими словами она отпустила руку Мамору и смело шагнула внутрь, но оказалась не в переполненном зале, а в пустующем пространстве без единой души. Было темно, что изначально Усаги списала на тонированные окна, но редкое освещение исходило лишь из нескольких свечек, расставленных по столикам. Она даже обернулась, думая о том, что по какой-то причине улицу обесточили. Но нет, магазин напротив переливался различными яркими лампочками — кажется, там была сувенирная лавка.       Мамору ничего не комментировал, поэтому Усаги с осторожностью и любопытством начала пробираться вперёд, пытаясь не наткнуться на какие-либо препятствия — малышка это вряд ли оценит. Только вот, подходя всё ближе к излюбленной стойке, понимала, что Мотоки нигде не было — заведение вообще работало? — Бу!       Перед Усаги резко взросла фигура из-за барной стойки, но вопреки ожиданиям, испуга не было. Только огромное удивление и радость — Мотоки, казалось бы, никак не изменился. И это касалось не только его внешности: всё те же русые коротко стриженные кудри, форменный фартук и улыбка до ушей. А самое главное глаза — даже при плохом освещении Усаги видела, что не была неожиданной гостьей. Даже не с подачи Мамору. Ведь Мотоки смотрел на неё, как всегда, и бывало, с радостью и заботой, будто бы они никогда не расставались. Будто бы она последний раз здесь была вчера, а не почти два года назад. И, честно признаться, было невероятно приятно видеть, что тебя не боялись. — Мотоки-онии-сан! — Усаги-чан! — даже голос у него оставался таким же живым и горным, как она помнила. — Смотрю, ты вовсе не испугалась. Это и хорошо, а то Мамору стёр бы меня в порошок. — Я так рада тебя видеть, — Усаги от эмоций даже хотелось запрыгать на месте. На языке вертелось столько вопросов, а с чего начать она и не знала. — А почему сегодня никого нет? — Потому что сегодня это место зарезервировано для особой гостьи, — Мотоки слегка поклонился и вышел из-за барной стойки, Усаги подавила в себе желание броситься его обнимать. — Могу ли я проводить до понравившегося столика?       Усаги неуверенно обернулась на Мамору, который лишь с улыбкой ожидал её вердикта. Конечно, это было свиданием, да, как она сразу не поняла — поначалу казалось, что они отправятся гулять после посещения старого друга. Но даже если так, ей не хотелось сидеть за каким-либо из столиков. — Можем ли мы устроиться на своих местах? — поинтересовалась Усаги, переводя любопытный взгляд вновь на Мотоки. Он выглядел немного растерянным. — Тебе разве будет удобно сидеть на высоком стуле? — с беспокойством спросил Мамору и подошёл к ней ближе, заглядывая в лицо. — Мы можем сесть где угодно… — А я хочу на своё любимое место, — категорично заявила Усаги и, слегка отстранив Мамору, пробралась к бару.       Третье слева, практически по центру — вот каким было её любимое место в любимом кафе. А рядом, справа от неё или же через один стул, часто сидел Мамору, и они начинали свои привычные разговоры, которые служили развлечением половине постояльцев кафе. Теперь и Усаги в полной мере разделяла их радость, когда они с Мамору оказывались в одной среде.       С горем пополам Усаги принялась взбираться на высокий стул, но Мотоки поспешил ей на помощь и, тепло улыбаясь, всё-таки усадил. Его руки были такими же тёплыми и мозолистыми от перетаскивания тяжелых ящиков и коробок. Хотелось обняться, вспомнить ощущения ушедшего детства, важной частью которого был этот молодой человек.       Интересно, как у него складывались дела с Рейкой? Обручились ли они? Или Рейка продолжала свои выезды за границу? А что с Уназуки? В голове роилось множество вопросов, но Мамору опустился рядом с ней, и она вспомнила, что это всё-таки было свиданием. Наверняка Мотоки тоже было очень интересно поболтать, но у них будет завтра. Когда соберутся люди кругом и всё будет как прежде.       А пока что это было свиданием.       Мотоки поставил перед ними ещё несколько свечей, создавая более светлую и приятную атмосферу. Получив больше освещения, Усаги принялась осматриваться вокруг себя, поглядывая на всё, что могла видеть. И к её счастью, «Корона» вовсе не изменилась, что не могло не радовать. Она надеялась, что вместо неё и её одноклассников у Мотоки появлялись новые школьники, захаживающие поиграть и попить коктейлей после занятий. — Удивительно, что никого нет, вроде, не так поздно, — протянула Усаги, когда Мотоки отошёл на кухню, оставив их наедине. Она вновь оглянулась, пытаясь углядеть хоть кого-то. — Какой сегодня день недели? — Понедельник, — ответил Мамору — его вовсе не удивлял пустующий зал. — Но ты права, и, правда, странно, что в такой день никого нет. — Ну, понедельник такой себе день, — она скривилась, вспоминая тяжелые утренние подъемы в начале недели. — Но даже так это не оправдывает, почему тут так пусто. — Итак, открывает нашу программу сегодня баварезе с белым шоколадом и кусочками черники, — Мотоки поставил перед ними два блюдца с десертом, настолько аппетитным, у Усаги едва ли не текли слюнки. — Через пару минут будет готов твой любимый молочный коктейль, Усаги-чан. — Ты помнишь? — с любопытством спросила Усаги. — Конечно, ты ведь моя постоянная клиентка, пусть и с некоторым перерывом, — он подмигнул и отвернулся к одной из машинок за спиной. — Ты ведь не любишь белый шоколад, почему и тебе такое принесли? — Усаги перевела заинтересованный взгляд на Мамору, который уже орудовал маленькой ложечкой в своём десерте. — Это же ты выбирал, да? У нас ведь не спросили ничего. — Ну, да, я не особо любитель белого, но зато его любишь ты, поэтому всё для тебя, — Мамору отправил в рот кусочек баварезе. Усаги уже представляла, как будет доедать его порцию. — Тем более что это не так плохо. — Не давись, я подстрахую, если что, — хихикнула Усаги, похлопав его по плечу.       Как раз Мотоки вернулся с коктейлем для неё и чашечкой кофе для Мамору — хоть в чём-то он себе позволил собственные предпочтения. — Я до сих пор не определилась, какой из вкусов мой самый любимый, — поделилась Усаги, помешивая содержимое своего стакана. — Клубничный или ванильный? Оба хороши. — Ты чаще заказывала ванильный, поэтому я взял на себя смелость назвать его твои любимым, — Мотоки поджал губы и улыбнулся. Его взгляд быстро метнулся в сторону Мамору. — Но не переживай, клубничка сегодня тоже будет! — Да ты меня балуешь, — довольно улыбнулась Усаги, и отпила немного коктейля, поражаясь вкусу.       Мягкий, в меру холодный и воздушный — никакая кофейня Лос-Анджелеса не сравнится с любимым кафе. Более того непревзойдённый молочный вкус возвращал в прошлое — далёкое и беззаботное, но очень светлое, полное радости и веселья.       Хотя, наверное, клубничный коктейль она всё же любила больше. Но Мотоки пообещал ей клубничку и так.       Мамору на удивление молчал — не то чтобы он был разговорчивым, но это всё же было свиданием. И они в подобной атмосфере постоянно беседовали, даже если Усаги открывала рот чаще, но сейчас почему-то их настигла неловкая тишина. Может, всё-таки стоило сесть отдельно и подальше от Мотоки? Тем более что ей действительно было не совсем удобно сидеть на таком высоком стуле — некуда было упереться ногами, из-за чего те медленно, но верно затекали.       А может она практически не говорила, ожидая каких-либо расспросов со стороны Мотоки, и сама жаждала разузнать все аспекты его жизни, пока они были порознь. Какое-то странное свидание получалось. Ещё и всё в таких довольно блеклых тонах — белых.       Усаги только собралась насладиться вкусом десерта, как её осенило, не успела она донести ложку до рта. Белый десерт, белый коктейль, белое платье и некоторые элементы декора имели белый цвет. Она нахмурилась и принялась вспоминать, какой сегодня день. — Это ведь Белый день? — прошептала свою догадку Усаги и заинтересованно повернулась к Мамору. — Сегодня четырнадцатое марта. Я и забыла. — Наверное, всё получилось слишком буквальным, — Мамору выдохнул и устало сгорбился. — Определённо, мне далеко до Мины, но я хотел, чтобы это выглядело как-то интереснее, что ли. Я впервые полностью устраиваю какой-то романтический вечер, да и тут без помощи не обошлось. — Как ты уговорил Мотоки освободить зал в такой день?! — до Усаги снизошло озарение, и она вновь тревожно осмотрела зал.       Никого. Ещё и в такой день, когда можно прилично заработать на всех пришедших парочках, отмечающих праздник вместе. Да даже одиночки часто группировались и заваливались шумной компанией, как Усаги и её одинокие подруги. Это сколько Мамору пришлось заплатить, чтобы компенсировать? Учитывая, что он не так давно распрощался с кредитом, Усаги переставало нравиться это свидание. — На самом деле, Мотоки сам всех распугал, если так можно выразиться, — Мамору отпил свой кофе и выставил локти на столешницы. Он часто так делал раньше, Усаги наблюдала за ним и запомнила многие привычки. Удивительно, как теперь они всплывали в её голове. — Ему было очень интересно послушать историю нашего, так сказать, повторного знакомства. — И что ты ему рассказывал? — Усаги, выставив локти, опустила подбородок в раскрытые ладони и с глазами-звёздочками уставилась на Мамору. — Надеюсь, ничего плохого. — Когда это я говорил тебе плохо? — притворно удивился Мамору, на что она закатила глаза и так же притворно надула губы. — Но могу заверить — равнодушным или разочарованным Мотоки не остался. Да и к тому же, большинство вещей довольно личные.       Последние слова Мамору произнёс, склонившись к ушку Усаги, обдавая тёплым дыханием её шею и затылок, отчего наверняка несколько волосков встали дыбом. Её дыхание чуть участилось от его близкого присутствия — это никогда не оставляло равнодушным, но теперь она так же вспоминала былые дни. Особенно когда Мамору почти что обнимал её, помогая управиться с камерой. Усаги бы хотелось вновь оказаться прижатой к его спине. Или прижаться губами, пока он был в непозволительной близости от неё. — Мне до сих пор кажется, что собственные глаза меня обманывает, — несколько недовольный голос Мотоки прозвучал над их головами, и Усаги резко отпрянула, изрядно смутившись. — Кому не скажи — никто не поверит. Усаги-чан, наша звёздочка и отрада, связалась с Мамору-саном, которого терпеть не могла.       Отчасти, Усаги понимала ощущения Мотоки — ей самой от поры до времени не верилось, что они с Мамору в конечном итоге вместе. Это было самым непредсказуемым поворотом в её жизни. О таком даже не мечталось, не задумывалось. Разве что много лет назад в сердце юной девочки, но те чувства быстро пришлось заглушить другим увлечением — настолько сильно болело. Интересно, скажи она младшей версии себя, что всё так обернётся, какой была бы реакция?       В конечном итоге свидание превратилось в дружеские посиделки между ними троими — они обсуждали множество различных ситуаций, в которых оказывались втроём. Первая встреча в кафе, последняя, фотографии и вечные споры. Им было что вспомнить. И почему-то подобные разговоры её радовали больше, чем неловкое свидание.       Конечно, она была рада тому, что Мамору постарался. Но день был до того странным, а Мотоки таким родным, что романтика задвигалась на задний план. К тому же, вполне вероятно, в Усаги всё ещё играла некоторая обида, о которой она непременно расскажет позже, когда они окажутся наедине. — Вообще, я счастлив за тебя, Усаги-чан, — искренне подытожил Мотоки, утирая лёгкие слёзы после очередной забавной истории. — В конечном итоге, твоё желание сбылось. — Ты о чём именно? — поинтересовался Мамору, пока Усаги уплетала десерт — ей всё-таки досталась и его доля. — Как о чём? О чувствах Усаги-чан к тебе, — ответил Мотоки, будто это было само собой разумеющееся. — Ты был единственным слепым и тупым в этом кафе. — Я был здравомыслящим, — парировал Мамору, на что Усаги недовольно закатила глаза, но тут же рассмеялась, привлекая его внимание. — Уса, мы уже это обсуждали… — Да я не обижаюсь, — выдохнула она и грустно взглянула на своё опустевшее блюдце. Второе. — Но ты действительно не прошибаем… — И этот человек посмел говорить, что ты — глупышка, — Мотоки поджал губы и неодобрительно покачал головой. — Да единственным глупцом здесь был только Чиба. Но даже он в конце исправился!       Последние слова не уберегли Мотоки от полотенца, которое в него запульнул Мамору. Он не выглядел раздраженным, но явно сделал бросок с удовольствием. Потому что Фурухата, прихватив грязную посуду, скрылся за дверями кухоньки. — Что бы ты себе ни думал, это замечательный вечер, мне нравится, — Усаги одарила Мамору улыбкой и присосалась к трубочке, намереваясь вытянуть все жидкости со дна. — Даже если это далеко от твоих понятий идеала, я рада быть с тобой. — И последний, но не по значимости, гость нашей программы! — их прервал Мотоки, вернувшись к ним с одной пиалой в руках. — Клубничное парфе для той, у кого теперь два дня рождения.       Усаги искренне улыбнулась Мотоки — у неё немного устали мышцы, но она ничего не могла поделать с расплывающимися губами. Но стоило ей всмотреться в десерт перед собой, как её улыбка тут же померкла, а взгляд охватило недоумение. Клубничное парфе. Она почти забыла, что это такое.       Сердцебиение участилось, а ладони слегка покрылись испариной. Усаги резко подняла голову на Мотоки, надеясь, что тот поймёт её немые вопросы, но он уже беседовал о чём-то с Мамору. Она не могла понять, о чём именно, будто в уши попала вода.       Фирменный десерт. Вот чем было для неё клубничное парфе. То самое, что ей не удалось отведать в день, когда она осознала, что впервые влюбилась.

1993 год.

— Я думаю о том, чтобы расширить меню, и так как ты, Усаги-чан, моя любимая и самая прожорливая посетительница, я прошу тебя быть моим дегустатором, — Мотоки поставил стакан с чем-то наверняка вкусным. — Не знаю, что это, но уверена, что будет вкусно! — Усаги уже пылала желанием попробовать что-то новое.       Десерт напоминал собой наслоение. Желе, сливки, возможно, сырковая масса, а сверху всё было украшено завлекательной клубничкой. Но точный анализ был возможен только при непосредственном контакте. Поэтому, зачерпнув ложкой от самого дна, Усаги поспешила насладиться новинкой.       Она не угадала — сырковой массы тут не было. Но присутствовал до невозможности воздушный и насыщенный вкус клубничных сливок и желе. Казалось, что она попала в рай, ведь десерт совмещал в себе всё, что она очень любила. Не удержавшись, она зачерпнула ещё и ещё, и в конечном итоге не заметила, как за пару минут умяла целую порцию. — Как это называется?! — восторженно спросила Усаги, с мольбой глядя на Мотоки — она втайне надеялась, что у него была ещё одна порция. — Клубничное парфе, — Мотоки рассмеялся её реакции и, схватив салфетку, утёр ей нос, заставив немного смутиться. — Я очень рад, что тебе понравилось — значит, мне удалось достичь идеальной кондиции. — Оно станет моим новым фаворитом! — Усаги вне терпения замахала ногами, несколько раз задев стойку, из-за чего её пришлось посылать Мотоки извиняющуюся улыбку. — А ещё есть? — На сегодня всё. Но, боюсь, по цене оно не попадает в твои карманные расходы, — грустно подытожил он, глядя на неё с некоторым сожалением. — Даже если я любимая клиентка? — с щенячьими глазками переспросила Усаги, у неё даже задрожала нижняя губа. Но, увы, Мотоки лишь покачал головой. — Ну, тогда я буду копить! — И откажешь себе в удовольствии наслаждаться каждодневными сладостями? — Ну, будет тяжело, но я постараюсь, — серьёзно кивнула Усаги, но, если честно, она была вовсе не уверена, что сможет протянуть несколько дней без коктейлей или игровых автоматов. — Ну, или я могла бы заказывать по праздникам. — Думаю, по праздникам уж я могу уступить, — сдался Мотоки, и Усаги вновь довольно просияла, сжав кулачки на коленях. — И раз ты действительно моя любимая посетительница, то можем придумать особенный день или событие, когда я тоже тебя угощу. — Например, успешная сдача экзаменов?! — предложила Усаги, но тут же пожалела, вспоминая свою нелюбовь к учёбе. — Неплохо, но они довольно часто — пропадёт эффект особенности, — Мотоки отклонил идею, но Усаги лишь свободно выдохнула — она не хотела больше зубрить, даже ради бесплатных сладостей. — Надо что-то более эффектное. — Первый отлёт заграницу? Папа бросил свои командировки? Меня возьмут в айдол-группу? — Последний вариант хорош, но стоит подобрать что-то более осуществимое, — Усаги чуть надулась, не принимая никаких сомнений в своих певческих способностях, но всё же продолжила раздумывать над особенным. — В любом случае нет смысла торопиться.       Надувшись, Усаги развернулась к залу в поисках вдохновения, но довольно быстро вернулась в исходную точку. Её глаза увидели то, что не стоило — целующуюся у окна парочку старшеклассников. Судя по форме, они учились в старшей школе Джубан, куда в скором времени пойдёт и Усаги.       Интересно, а она найдёт свою любовь в старшей школе? — Мотоки-онии-сан, — тихо позвала Усаги, низко склонив голову. — А что, если ты приготовишь мне этот десерт, когда я впервые влюблюсь? — Надо же, сердечко Усаги-чан ещё не было никем похищено? — так же тихо и заботливо поинтересовался Мотоки и погладил её по голове. Она смущённо покачала головой, но встречаться с ним взглядом не хотела. — Это прекрасно чувство. И оно достойно парфе. А то и нескольких.       Усаги благодарно кивнула и немного заёрзала на месте — интересно, какой будет её первая любовь?

***

      Они уже покинули кафе, обещая навестить Мотоки завтра и послезавтра, но из головы Усаги так и не выходило то парфе. Не только потому что оно было таким же вкусным, как много лет назад, но и потому что она не понимала его природу.       Судя из разговоров, всё позиции меню для их вечера выбирал Мамору. Навряд ли он знал об особенности парфе, а Мотоки на мизинчиках поклялся никому не рассказывать. Просто совпадение? Или сам Мотоки завершил неоконченное дело, так сказать?       Хотелось придумать то, чего не было. Каких-то особенных знаков — прямо как особенный десерт. Но вряд ли Мамору помнил или вообще знал о таких вещах. Он с трудом помнил её образ, о каком фирменном для неё десерте могла идти речь?       Усаги старалась себя не накручивать и вообще не думать, но получалось чертовски плохо. — Куда мы теперь? — спросила Усаги, когда они с Мамору медленно направлялись в непонятном ей направлении. Дом находился в противоположной стороне. — Может, уже пойдём домой? — Уже устала? — тревожно задал вопрос Мамору, обернувшись к ней с задумчивым взглядом. Усаги лишь пожала плечами. — Тогда ещё немного, хотел тебе показать, как украсили парк Итинохаси.       Парк был действительно недалеко, и через него тоже в любом случае можно было вернуться домой, пусть и совершим некоторый крюк. Навстречу им шли множество парочек, тоже выбравших ближайшую местность как продолжение романтического вечера. Японская атмосфера «дня святого Валентина» действительно поражала.       Но в конечном итоге они оказались где-то в укромном уголку парка, где почти не горели фонари, а гомон окружающих звучал отдалённо. Странно, что им удалось отыскать столь укромное место, но, видимо, судьба благоволила предпочтениям Мамору. — А тут мы тоже как-то встречались, помнишь? — уголки губ Усаги слегка приподнялись, вспоминая картинки прошлого. — Ты бегал по утрам, а я куда-то очень торопилась. — В школу? — уточнил Мамору и тоже улыбнулся. Они устроились на лавочке возле небольшого пруда. — Вряд ли, она в другой стороне, — Усаги задумчиво скривилась, пытаясь вспомнить, что делала тогда, но тщетно — слишком много времени прошло. — Просто начинаю осознавать в полной мере, насколько часто мы пересекались. Может, нас ещё тогда пыталась свести сама Вселенная? — Это глупости, Усако, — Мамору ей нежно улыбнулся, но она не могла не испытывать горечь разочарования от его слов. — Мы пересекаемся с множеством людей, проживающих в тех же районах. Просто мы с тобой оставили друг другу довольно сильные эмоции, чтобы каждый раз вылавливать друг друга среди прочих. — Да-да, может быть, — Усаги закатила глаза и уставилась в гладь воды, наблюдая за отражением фонарей. — Но какой же ты зануда, я в ужасе. Казалось бы, устроил такой милый вечер, чтобы закончить его подобными лекциями. — Не буду извиняться, — он слегка рассмеялся, и от столь приятных звуков Усаги даже немного расслабилась — в конце концов, это её Мамору. — Но наш романтический вечер ещё незакончен. — Ты что-то ещё удумал? — Усаги была одновременно в предвкушении и ужасе. — Конечно. Ужин только половина. Я ведь ещё не отдал тебе свой подарок, — она с замиранием сердца уставилась на Мамору, запустившего руку себе во внутренний карман пальто. — Но ведь я не делала тебе подарков на четырнадцатое февраля, — пыталась возразить Усаги, переводя взгляд то на лицо, то на руки Мамору. — Как однажды сказала некая Богиня Любви — для подарков не надо искать повода. Или как-то так, я дословно не запомнил, но сама суть. И я очень хочу подарить тебе это.       В руке Мамору оказалась бархатная коробочка в форме сердца, но снова синего цвета. Возможно, он хотел дополнить её образ и приготовил кулон или серёжки с топазами? Было бы очень мило с его стороны. Только Усаги никак не успокаивали собственные предположения, а открывать коробочку она никак не решалась.       Заметив это, Мамору сам взялся за крышку, и Усаги, чей взгляд был прикован к подарку, уловила, как подрагивали мужские руки. Почему он так нервничал, зачем? Ведь и она теперь испытывала волнение, стараясь вовсе не думать. И, чтобы облегчить мандраж, одной рукой схватилась за дерево скамьи, а второй сжала подол крутки.       В коробочке оказалось кольцо. И вовсе не с синим камнем. Среди белой подушечки красовалось очень милое колечко, сделанное не то из очень светлого серебра, не то из белого золота. А по центру красовалось небольшое розовое сердце, обрамлённое маленькими камнями. Оно выглядело невероятно и даже волшебно, Усаги очень хотелось его примерить. Но…       Она вскинула на Мамору встревоженный взгляд, боясь о чём-либо думать, не то что бы говорить. Но и его лицо выглядело так, будто он боялся произнести лишнее слово — с поджатыми губами, тяжелым взглядом, но с невероятно красными щеками. Пришло осознание, что придётся брать всё в свои руки. Едва ли не во всех смыслах. — Ты ведь уже дарил мне кольцо, — мягко и тихо произнесла Усаги, продемонстрировав ладошку с синим колечком на указательном пальце. Оно ей очень нравилось, даже несмотря на собственные выдумки, касаемо него. — Они немного разные по стилистике, чтобы носить вместе… — Да, уже дарил, — Мамору, сглотнув ком в горле, всё же заговорил, но дрожь в руках не уходила, и Усаги хотелось ободряюще их сжать, но сама боялась. — И ещё глупо думал, что подобрал его под стать тебе. Но скорее опирался на собственные вкусы. — Но оно мне очень нравится, — поспешила заверить Усаги, тревожно поглядывая на Мамору. Он нервничал, и начала нервничать она. — И я люблю синие топазы, оно правда очень подходит к моему гребню, глазам. — Да, но оно не подходит тебе, — уклончиво ответил Мамору и взглянул на её правую руку. — Ты ведь совсем другая. Ты нежная и добрая, а не спокойная и рассудительная. Конечно, эти качества у тебя тоже преобладают. Но для меня ты ассоциируешься с уютом, даришь умиротворение и чувство, что живу не просто так. Да одним своим появлением ты напрочь вычеркнула всё плохое из моей жизни. — Я поначалу сильно тебя обижала… — неуверенно промямлила Усаги. И почему неуверенность постигла её именно сейчас? — И я тебя очень обижал, сам того не осознавая, — выдохнул Мамору и в его взгляде мелькнуло сожаление. Но уже в следующую секунду он смотрел на неё уверенными синими глазами, в которых невольно хотелось утонуть. — Да, ты не нравилась мне как девушка. Ты ведь была совсем маленькой девочкой! У нас была огромная разница в ментальном развитии. — Это не очень приятно слушать, если честно, — Усаги немного нахмурилась — она и так прекрасно поняла, что не нравилась. И вряд ли… — Не перебивай, пожалуйста, Уса, — Мамору сказал это немного резко, но его тон тут же обернулся лаской. — Но ты меня уже тогда безумно впечатляла! Заставляла быть лучшей версией себя. Ты никогда не понимала, не осознавала, но во многом меня толкала та смелость, которую я не единожды видел в тебе. Я мог смеяться, но подсознательно пытался перенять те твои качества, которым невольно завидовал. И теперь, глядя на то, какой ты выросла, я поражен, насколько ты прекрасна. И даже с нашей разницей ты продолжаешь меня учить многому. И я очень благодарен тебе, Усако, что ты была и есть в моей жизни.       Он остановился перевести дыхание и, вытащив кольцо, нежно поднёс к себе левую руку Усаги. Всё её тело пылало напряжением, а несчастная ладонь подрагивала от переполнивших её эмоций. Это точно реально или она снова себе придумывает то, чего нет? Он ведь собрался надеть кольцо ей на указательный палец, так? На крайний случай — на средний… — И хочу, чтобы ты и дальше была в ней, — кольцо оказалось на её безымянном пальчике. — Ты это делаешь, потому что меня едва ли не увели из-под носа?! — Усаги немного повысила голос, но она попросту перенервничала. Она не хотела злиться или ещё что-то. — Или тебя надоумили мои родители? — Во-первых, ты не животное, чтобы тебя можно было увести, — терпеливо поправил её Мамору, но его взгляд нахмурился. — И… — Да неважно, это ведь просто выражение, — не выдержав, вскипела Усаги. Если она не получит ответов, то просто взорвётся. — Ты же знаешь, что я буду с тобой и без этого кольца или штампа в паспорте! — Знаю! — голос Мамору неожиданно тоже повысился, заставив её удивлённо подпрыгнуть и немного успокоиться. — И знаю, что теперь выгляжу полным дураком с этим предложением, потому что всего лишь пришёл позже. — Но я же тебе даже не нравилась! — Усаги находилась в каком-то отрицании — она не могла поверить, что Мамору действительно делал ей предложение. — Вот именно, что не нравилась, — Мамору подчеркнул последнее слово, что резануло не только слух, но и сердце. И Усаги, настроившись уже разреветься, всё-таки осознала прежде, чем он продолжил. — Но сейчас… Сейчас я нашёл в себе смелость сказать, что люблю тебя. Я в очень невыгодном положении из-за Сейи, если честно, и одно это меня очень обескураживает. Ведь я нашёл кольцо многим раньше, чем узнал, что он будет… Да и если я отложу сейчас, не опоздаю ли позже? Встреча в доме твоих родителей тому подтверждение. И каким бы самоуверенным я ни был… — Что ты сказал? Повтори! — Усаги, отойдя от первичного оцепенения, стремительно наклонилась к Мамору вперёд, вцепившись в его руки. — Повтори-повтори! — Сказал, что встреча в доме твоих родителей… — Мамору, видимо, был слишком шокированным, либо по старой привычке решил вновь поиздеваться, но Усаги не собиралась отступать. — Уса…       Усаги всё же хотелось плакать. Может, ей послышалось? Но, стоило надуть губы, как в Мамору активировался механизм, пытающийся это предотвратить — у него сразу начинал работать мозг, желая помочь избежать неприятностей. — Я сказал, что люблю тебя, Усако!       И Усаги всё-таки разрыдалась.       Завыв волком, она бросилась Мамору на шею, оставив между ними простор для живота. Мёртвой хваткой вцепившись в ткань его пальто на спине, Усаги не могла остановиться плакать. Но не от страха и разочарования. Просто от счастья. Огромного и долгожданного. — Я то-же люб-лю те-бя, — через заикания продолжала выть Усаги, носом уткнувшись в шею Мамору. — Я очень люб-лю тебя, Мамо-чан. — Чего же тогда плачешь? — ласково переспросил Мамору, поглаживая по спине.       Его не заботило, что она разводила сырость в его одежде и волосах. И как бы ни смеялся он над её плаксивостью раньше, теперь он был гораздо терпеливее и учтивее. С ним она могла быть собой. — Люблю, люблю, люблю, — Усаги немного начинала задыхаться от нехватки воздуха через свои рыдания, но она была бы рада умереть на месте, осознавая, что сделает это любимой. — Очень люблю.       Мамору отстранил её, и их глаза оказались друг напротив друга. Она продолжала задыхаться и заикаться, и он поспешил привести в порядок её волосы и успокоить. Расстегнул немного курточку, помассировал запястья, вытер влагу с лица. Только попусту — Усаги не могла перестать плакать, как и перестать повторять люблю, словно мантру. Она имела право!       Только Мамору так не считал. И, устало выдохнув, решил помочь ей самым действенным методом. Прижался лбом к её и смотрел пристально-пристально, ошеломляющим эффектом заставив всё-таки немного успокоиться.       А после, стоило её дыханию немного прийти в норму, Мамору оставил влажный след на её носике. А после губы последовали по подбородку, лбу, щекам, оставляя после себя влажный и горячий след. Огонь, раздувающийся в душе Усаги, согревал и высушивал последние слёзы. И правда, чего она только плачет? — Так ты будешь моей женой, Усако? — с жаром прошептал Мамору, нежно играясь с ней носами.       Его веки были прикрыты, но это наверняка от смущения и наслаждения. Она бы тоже закрыла глаза, но очень боялась что, открыв вновь, окажется совсем в другом месте, где не было признаний в любви. Где не было самого Мамору. — Но ты ведь уже надел кольцо, — смущённо прошептала Усаги в ответ, переплетая их пальцы и сжимая так сильно, что можно было оставить лёгкие синяки. — Или ты настолько самоуверенный, что уже знал, что соглашусь? — Предполагал, — уклончиво ответил Мамору и приоткрыл глаза, из-за чего сердце Усаги совершило неожиданные кульбиты. — Всё-таки ты отрицательно относишься к совмещению своего имени и моей фамилии. — Я просто цундере, — Усаги хихикнула и тоже провела носиком по щеке Мамору.       Тепло, сладко, волшебно. Усаги не думала, что этот день станет её перерождением. Но со словами Мамору она будто действительно окончательно восстала. Перестала делить себя на «Кино» и «Цукино», ведь они обе в конечном итоге превратятся в «Чиба». — Я так счастлива, что хочу танцевать, — призналась Усаги, когда они молча наслаждались присутствием друг друга. — Но малышка не оценит. — Тогда я покажу тебе танец, который точно ей не навредит.       Счастливая, Усаги с интересом уставилась на Мамору, не ожидая подвоха. И воспользовавшись её заинтересованностью, он набросился на неё губами. Но в этот раз не одаривая стремительными поцелуями-бабочками, а накрывая её губы — нежно, а после целовал с нарастающей страстью, заставляя её пальчики хвататься за лацканы пальто как за спасительный круг, а веки всё-таки опуститься.       Мамору лихорадочно запустил пальцы в её волосы, мягко поглаживая — она знала, помнила, как ему нравились её волосы. В кафе у Мотоки он признался, что восхищался их длинной и красотой, и что теперь было не хуже. Но мысли об этом мгновенно улетучились, когда Мамору немного склонил её голову, придаваясь новым ощущениям их особенного поцелуя.       Усаги казалось, что она пьянела в прямом смысле этого слова — вкус кофе, едва заметно ощущающийся на языке Мамору, смешивался с собственными ощущениями. Вот кем они были — белый и тёмный шоколад, которые в соединении представляли собой золотую середину, идиллию и гармонию.       Их губы обмякли одновременно, заставляя расстаться. Лихорадочный взгляд Мамору завораживал, хотелось продолжить, но так же насладиться картиной напротив. Его взгляд не располагал новыми искрами и эмоциями, но Усаги ощущала себя любимой. Но если глаза Мамору оставались прежними, значит ли это, что он любил её всегда? — Так ты выйдешь за меня? — Да, — и на этом «да» Мамору вновь захватил её губы, вызывая в ней стон удовольствия. — Я выйду за тебя, только теперь даже не думай о том, чтобы назвать дочь «Усаги». Нам хватит одной Усаги Чиба.       Усаги говорила серьёзно, но не могла этого выразить ни тоном, ни эмоциями на лице — всё в ней кричало о счастье, она знала. И видела в глазах Мамору, и сама наслаждалась его шальным обликом. Её персональное ночное небо, а её отражение в его глазах словно звёзды.       Она подняла голову вверх — небосвод был прекрасен. И весь путь стоил того, чтобы увидеть это. — Мне не хватит. Боюсь, мне до конца жизни не хватит тебя, Усако. Ты осветила моё сердце. Достаточно, но я не откажусь от ещё одного сияния, — Мамору накрыл её живот и ласково погладил. Малышка тут же отреагировала на прикосновения отца. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя очень люблю, Мамо-чан, — Усаги оставила ещё один сладостный поцелуй на его губах. — Но мы не назовём нашу дочь Усаги.