Глава 10.2. Вьюга. Сандор.
23 ноября 2017 г. в 21:31
Примечания:
Глава бечена! :)
Едва за окошком забрезжил рассвет, Сандор оделся – дублет просох хорошо, а плащ оставался еще влажным, но о лучшем мечтать не приходилось – и покинул дом, стараясь производить как можно меньше шума.
Стража у входа сменилась, на часах теперь стояли Эдрик Фарринг и Лим Старбек, проводившие его такими же изумленными взглядами, как и парни, заступавшие вечером на смену. После сегодняшней ночи пересудов не избежать, приходилось с этим мириться.
Голова болела то ли от недосыпа, то ли от ночных раздумий. Но к боли ему не привыкать, так что он не обратил на это особого внимания.
Рыцари еще спали, лишь зевающие стюарды уже начали разводить костры, чтобы сварить на завтрак овсянку. Сандор занялся привычной работой: почистил шерсть, гриву и хвост Неведомого от налипшей грязи, проверил копыта, обвязал ноги одну за другой кожаными ногавками, чтобы защитить от колючего снега и острых веток, прятавшихся под ним, напоил слегка подогретой водой и покормил найденным еще вечером в заброшенных избах сеном. Припасенный на дальний путь овес стоило поберечь. Подумав, сделал то же самое для лошади Сансы и у него еще осталось вдоволь времени, чтобы напоить и накормить также клячу брата Альберта. Затем отыскал свои нехитрые пожитки, брошенные вчера вечером у костра, подготовил к отъезду седло и седельные сумки.
Выходя из конюшни, он услышал старческий кашель и через мгновение увидел сонного брата Альберта: тот тоже имел привычку вставать рано, выработанную за время долгой службы в септрии.
- Доброго вам утра, брат Сандор, - откашлявшись, старый монах растянулся в лукавой улыбке. – Хорошо ли вам спалось этой ночью?
- Доброго утра и вам, брат Альберт. Спалось мне хреново, а по правде сказать, вообще не спалось. Поэтому давайте не будем предаваться воспоминаниям об утраченном сне. Я напоил вашего коня и дал ему сена.
- Благодарю вас, брат Сандор. И вы, конечно же, правы – не мое это дело, болтать о том, кто и где проводит свои ночи. Не хотелось бы только, чтобы вы сбились с намеченного пути.
Сандор повел плечами; он уже с самого утра был погружен в мрачную апатию, помноженную на усталость, поэтому даже не стал пытаться что-то объяснять. Если уж и брат Альберт заговорил об его отсутствии, это значит, что вчера вечером ему успели хорошенько перемыть кости.
И пташке тоже, как пить дать.
Чуть погодя, после завтрака, сир Бентон призвал его на совет. Старый рыцарь не сказал ему поперек ни единого слова, но Сандор уже достаточно хорошо знал старика, чтобы не заметить тревожной озабоченности во взглядах, бросаемых в его сторону. Тот предложил Сандору сегодня ехать рядом с собой и Сансой, но Сандор со странным спокойствием, которое даже не пришлось изображать, ответил, что его лошадь сильнее, и лучше ему быть в авангарде. Сошлись на том, что в авангарде поедут Дармонт и Мун, а Сандор будет возглавлять отряд. Место возле Сансы, помимо сира Гаррета, выпало Подрику Ханту, который не замедлил одарить Сандора взглядом победителя.
Урвин всем своим видом являл живейшее любопытство: Сандор видел, что у того буквально чесался язык отвесить ему пару скабрезностей, и даже увязался за ним, когда Сандор после завтрака отошел к дереву отлить, но лишь мрачно покачал головой и отмахнулся от его шуточек.
Уже в конюшне, седлая коня, толстяк Тарли скорбно возвел на него невинные глаза и спросил, все ли в порядке. Получив мрачный ответ, что все великолепно и лучше и быть не может, Тарли удрученно вздохнул.
Завидев Сансу Старк, Сандор обходил ее по самому длинному радиусу, и даже не поворачивался в ее сторону, давая понять, что его вчерашние слова не были шуткой.
Сизые облака оправдали опасения – едва они вывернули на Королевский Тракт, началась нешуточная метель. Недосушенный плащ, брошенный поверх доспехов, быстро встал колом и почти не защищал от холода – ветер поднялся с севера и обжигал лицо. Сандор пожалел, что не додумался попросить у Тарли ту жирную мазь, которую толстяк давал ему несколько недель назад, во время похожей метели, чтобы защитить ожоги на лице.
Приходилось терпеть.
С каждым часом идти становилось все трудней, буря не унималась и будто бы даже усиливалась, донимая и людей, и животных. Болезненно горело теперь не только лицо, но и глотка: ледяной ветер забивал дыхание, заставлял хватать воздух ртом и обжигал легкие.
Сандор периодически бросал взгляды через плечо, чтобы убедиться, что остальные движутся с той же скоростью. Поэтому он видел, что пташке приходится несладко. Она то и дело вертела головой, пытаясь защитить лицо от ветра, а когда придерживала слетавший с головы капюшон, ветер раздувал полы плаща; когда же она пыталась собрать вместе края плаща, с головы снова слетал капюшон. И плащ, и темные волосы уже стали белыми от снега.
Пару раз он услышал, как она чихнула. Это его встревожило. Проклятая вьюга допекла до нутра, он сам уже сипло дышал, кашель то и дело драл горло, и те же самые звуки он слышал от ехавших позади себя.
Он намеренно замедлил ход и позволил девчонке себя догнать, стараясь ехать так, чтобы рассекать собою ледяной ветер перед ней. Бентон и Хант уловили его мысль и приблизились вплотную к нему, чтобы хоть как-то заслонять Сансу живым щитом. Он не знал, приносила эта попытка хоть какую-то пользу, или нет, но ничего больше сделать не мог.
Заметив, что ее лошадь хромает, он встревожился не на шутку, и указал на это рукой сиру Бентону. Тот сокрушенно покачал головой и развел руками. Жалобное ржание животного не заставило себя ждать – пришлось остановиться.
Девчонка продрогла до костей, это было заметно по тому, как ее колотило. Пока они с Гарретом обсуждали лошадь, пташка повернулась к ветру спиной, скорчившись под заснеженным плащом. Сандор заволновался сильнее – лошадь лошадью, но девчонку нельзя было заморозить. Пришлось на время забыть о ссорах, обетах и церемониях и подсадить ее к себе на Неведомого. Он снял броню, чтобы ненароком не приморозить ее к себе, и повернул ее боком, закутав так, чтобы ветер не пробирался под ее меховой плащ. Лицо она согреет своим дыханием, а вот неподвижные ноги следовало укрыть потеплее, и он постарался прижать их плотнее к своей ноге – он знал, что от холодных ног чаще всего случаются болезни. Болезнь в дороге, без мейстера, зимой была довольно опасной штукой, а девчонку надо довезти в целости до Винтерфелла.
Обменявшись короткими фразами, – приходилось кричать, чтобы услышать друг друга, - они с Бентоном решили сворачивать к западу, чтобы попасть прямиком в деревеньку, затерявшуюся в Ведьминой Топи. Когда-то, на пути из Винтерфелла в Королевскую Гавань, наметанным глазом он примечал дорогу, теперь же тренированная память послушно выдавала ему подсказки. В такую вьюгу пытаться идти дальше было равносильно смерти, успеть бы дойти до укрытия.
Пташка пригрелась на его груди, перестала дрожать и затихла - должно быть, заснула. Ее тело потяжелело и обмякло, ему приходилось крепче придерживать ее левой рукой. Он был рад этому: раз она расслабилась, значит, уже не мерзнет. Кроме того, тепло ее хрупкого тела неплохо согревает его самого.
Неведомый брел сквозь снега с ощутимым усилием, время от времени подавая голос и жалуясь на несправедливость судьбы, но Сандор мысленно просил его потерпеть, и даже опустился до того, что обратился с короткой молитвой к Воину, чтобы дал им обоим силы дойти до деревни.
Он не ошибся – домишки показались там, где им и полагалось быть. Несколько лет назад они останавливались в здешней таверне на ночлег, и вот она, перед ними – правда, двери неприветливо занесены снегом, а сквозь маленькие окна не пробивался даже тусклый огонек. Неужели заброшена?
Пташка проснулась, и Сандор молча ссадил ее на снег, тут же отвернувшись и всем видом давая понять, что перемирие окончено. Кое-как привязал Неведомого к кольям ограды в конюшне и пошел помогать разгребать снег.
Чувствовал он себя скверно: голова гудела так, словно на нее надели ведро и тысяча Иных что есть силы молотила по нему дубинами, горло саднило от навязчивого кашля. Пекло! Все-таки, ночные прогулки при луне в исподнем по морозу и поездка в недосушенном плаще не прошли ему даром – он заболел.
Брату Альберту было и того хуже. Еще утром он хитро улыбался Сандору, и его кашель не вызывал у того опасений, ведь старик кашлял уже с неделю, и Сандор успел к этому привыкнуть. А теперь он не мог даже держаться на ногах. Сандор почти на руках внес его в дом и усадил поближе к огню, закутав своим бесполезным плащом. Если Семеро смилостивятся над ним, он вскоре согреется и отойдет.
Хозяин, как выяснилось, был тот еще скряга – все вопил о том, что у него ничего нет, и что им даже негде будет разместиться. Да насрать ему на долбаные покои, в гостиной было ничем не хуже, а если сравнивать с ласковой погодкой снаружи, так таверна дворцом покажется.
Сандор выпросил у заходящегося кашлем Гаррета Бентона меховую шкуру из повозки, чтобы сделать постель для впавшего в беспамятство брата Альберта, сложил свои сумки у стены и поискал мех с остатками вина. Сегодня ему ничто не помешает выпить.
Краем глаза скользнул по фигурке пташки, съежившейся за крайним у огня столом – к ней уже успел подсесть этот хлыщ Хант, загнав ее в самый угол. Небось опять донимает ее своими пресными любезностями. Ну и в пекло его, да и её тоже. Пусть себе любятся. С него хватит вмешиваться в дела благородных. Да еще учитывая то, как он сам с ней поступил прошлой ночью… Пекло, лучше об этом не думать.
Зато Эдрик принес добрую новость о бане, которая уже готова, и Сандор с радостью в числе первых покинул гостиную, находиться в которой почему-то стало неприятно. Он вволю отмок в неудобной лохани, щедро поливая себя горячей водой с головы до ног, и постарался хорошенько отскрести с себя многодневную дорожную грязь и остатки вчерашней крови. Припомнив, каким мерзопакостно грязным казался он себе вчера рядом с вымытой и благоухающей пташкой, он дважды намыливал волосы и тело, чтобы избавиться от преследующей его вони.
Жаль только, что у него не было чистой одежды, поэтому пришлось напяливать грязную на вымытое тело. Ну и пекло с ней, ему ведь не на балу с принцессами отплясывать.
Хромая и пошатываясь, он зашагал по темному стылому коридору в гостиную, чтобы хлебнуть вина, растянуться у стены и сомкнуть, наконец, тяжелые веки. Голова раскалывалась, звуки проникали в сознание будто издалека, плавая в мозгу неугомонными рыбками, поэтому сейчас ему больше всего хотелось просто прислонить ее к чему-нибудь помягче камня и провалиться в сон.
В гостиную следовало повернуть налево, но правее по коридору, у самого тупика, он заметил приоткрытую дверь и остановился. Это были покои леди Старк, и оттуда доносились голоса. Ее голос и еще чей-то – он не разобрал. В этом не было бы ничего особенного, но голос пташки был нервным и едва не срывался на крик.
Опираясь рукой о стену и морщась от боли во всем теле, он проследовал прямо по коридору, минуя вход в гостиную.
- … Я мог бы помочь вам вымыться, например, - это был голос ловеласа Ханта. – Или это позволено только Псу?
Гребаное пекло! И этот туда же! Да уж, пташка, сослужила ты себе скверную службу, попросив меня вчера остаться с тобой, с какой стороны ни глянь.
- Я приказываю вам выйти! – девица сорвалась на визг.
Сандор вошел и остановился на пороге. Пташка сидела в большой деревянной кадке, – чистюля, мать ее, и как только ее кожа не превратилась в рыбью чешую от постоянного мытья? Дай ей волю и она в воде будет проводить больше времени, чем на воздухе, - закрываясь коленями и руками, и сердито смотрела на златокудрого рыцаря, стоящего рядом.
- Вы плохо расслышали, что сказала миледи? - подал голос Сандор, стараясь сдержать закипающий гнев.
Юнец обернулся – на лице его читалась досада и неприязнь.
- Вы мною не командуете, - парировал он.
Пекло, говнюк никак не уймется.
- Верно, - горло саднило, и Сандор закашлялся. Это помогло ему сдержаться и не размозжить парню голову одним ударом. – Командует она. А если вы страдаете глухотой…
- …тогда что?
У юнца, видать, тоже чесались руки подраться, только с помощью меча. Он уже начал вынимать его из ножен, когда безоружный Сандор сгреб его за ворот дублета и слегка приподнял.
- Выйдите вон! Оба! – в истерике крикнула девица.
И то верно. Негоже устраивать мордобой прямо в комнате леди, которая в это время принимает ванну. Сандор успел разок встряхнуть юнца и отпустил, давая тому шанс ретироваться, сохранив остатки достоинства. Прихрамывая, он вышел сам и осторожно затворил за собой дверь, приготовившись хорошенько начистить юнцу красивое лицо. Да только того уже и след простыл. Шатаясь и волоча разболевшуюся ногу, Сандор добрел до гостиной, но Ханта там не было. Вздохнув, Сандор подошел к стене, у которой расположились на ночлег те, кому не досталось комнаты, поправил сбившийся плащ на брате Альберте – тот весь горел и не открывал глаз; подобрал свои вещи и побрел обратно в коридор. У выхода на мгновение замешкался – следовало бы взять себе ужин, но при мысли о еде его замутило. Скривившись, он последовал дальше, бросил на пол у двери пташки свою попону, поверх нее седельную сумку, надел и плотно застегнул свой дублет и, закашлявшись, растянулся поверх нехитрой постели прямо в коридоре. Если любвеобильный Хант замыслит вернуться, его будет ждать неприятный сюрприз.
Сон сморил его раньше, чем набитая колючими ежами голова коснулась седельной сумки.