Глава 12.2. Вынужденное заточение. Сандор
25 ноября 2017 г. в 17:46
Примечания:
глава бечена :)
Если бы каждый день мог иметь свое название, то этот по праву назывался бы днем сна.
Проснувшись в предрассветный час, Сандор долго не мог сообразить, где он находится и что с ним происходит. Он чувствовал себя непривычно и странно. С одной стороны, голова глухо гудела, кожа на лице горела, тело было все сплошь в испарине, и ужасно хотелось пить. С другой стороны, ему было так тепло и уютно, что двигаться не хотелось. Голова покоилась на пуховой подушке, тело расслаблено лежало на мягкой подстилке и согревалось теплым одеялом, а спиной он ощущал что-то живое, горячее, трепетное... Пташка прильнула к его спине, обнимая одной рукой его ребра, выставив локоть и грея ладонь у него под мышкой. Ее легкое ровное дыхание щекотало ему затылок. Это было так божественно приятно, что он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть призрачное предрассветное марево.
Сандор не мог взять в толк, как такое могло с ним случиться. Еще вчера он был полон гнева, стыда, отчаяния и мрачной решимости, что и близко не подойдет к своей прекрасной мучительнице, а сегодня уже лежит с ней в постели так близко, что ближе уже быть не может, и готов молиться о том, чтобы рассвет никогда не наступил.
Он слушал гулкие удары своего сердца и считал, сколько раз оно успеет дернуться за время, пока один ее вздох сменяется другим. Он чувствовал, как ее теплая мягкая грудь вздымается и опускается где-то под его лопатками. Ее ноги были чуть согнуты и повторяли форму его ног, прижимаясь к задней части его бедер. Семеро, хорошо хоть помылся вчера, а то пришлось бы ей ночью дышать его вонью. Хотя все равно, было очень неловко из-за грязной, насквозь пропитавшейся потом туники. И почему он не догадался взять хотя бы одну смену одежды? Пекло, да откуда он мог знать, что будет лежать в постели с девушкой, для которой чистота была основой ее существования?
А лежать с ней вот так было просто потрясающе. Никогда раньше он не спал с женщиной, в прямом смысле этого слова. Чаще всего его общение с ними сводилось к походам в бордели, где шлюхи умело выполняли свое дело, помогая мужчине сбросить накопившееся за день напряжение, но о том, чтобы оставаться там на ночь, не было и речи – зачем?
Случались, конечно, в его жизни и женщины не за деньги. Когда он был еще молод, во время одного из походов короля Роберта, они стояли лагерем в деревушке возле Каменной Септы. Приближенные королевской семьи квартировались в небольшом замке, который принадлежал вдове мелкого землевладельца, если ему не изменяет память, Бигглстоуна. Вдовушка была еще не стара и недурна собой, и по каким-то лишь ей известным причинам заприметила Сандора и заманила его к себе под предлогом помощи с какой-то поломанной мебелью. Дело оказалось вовсе не в мебели, но Сандор ничего не имел против. В чем-то было даже лучше, чем со шлюхами, потому что вместо отвращения вдовушка испытывала к нему явную заинтересованность, а кроме того, с ней можно было не только перепихнуться, но и перекинуться парой фраз, и она так искренне хохотала над его грубоватыми шутками, что Сандор мог воздавать должное вдовушкиной благосклонности по нескольку раз за визит. Но все же, он никогда не засыпал с ней в одной постели и не оставался до утра.
Много позже, в Королевской Гавани, у него была тайная интрижка со знатной дамой, несчастливой в браке. Имя ее Сандор не хотел поминать даже в мыслях, потому что выйди слух об этой связи наружу, ему было бы не сносить головы. Но он прекрасно понимал, что дама лишь использовала его для удовлетворения собственных потребностей, как он использовал для той же цели шлюх из борделя, и эти редкие встречи чаще всего проходили в безмолвии и заканчивались тотчас же, едва оба они восстанавливали дыхание после качественно выполненной работы. Для него два этих случая стали неким откровением: во-первых, женщина тоже может хотеть плотских утех, а во-вторых, женщина может испытывать влечение именно к нему.
Но то было в прошлом. С тех пор он не стал моложе и уж точно не стал менее безобразным, не служил больше ни телохранителем у Ланнистеров, ни в Королевской гвардии, более того, фактически находился в бегах без гроша за душой. Он не мог понять, чем он заслужил такое пристальное внимание благородной девицы, единственной наследницы одного из самых знатных домов Вестероса. А в том, что это было внимание, а не простая вежливость, как она пыталась это представить, у него больше не было сомнений.
Он прекрасно помнил, что в Королевской Гавани юная Санса предпочитала совсем другие объекты для своих воздыханий, такие как смазливый принц Джоффри Баратеон или тот хитрый выскочка Лорас Тирелл, весь в своих розочках, ленточках и каштановых кудрях. И он вполне мог это понять, потому что они и были теми самыми принцами и рыцарями из ее романтических сказок и песенок. Он же был для нее воплощением зла, и она сама в этом признавалась. Что же изменилось?
Смешно предполагать, что дело в нехватке мужского внимания – вокруг нее непрерывно вьется такое количество мужчин, лордов и рыцарей, что можно было бы выбрать любого. Даже в этом отряде. Да хоть бы и Хант, пекло его возьми, он вполне недурен собой, он молод, он рыцарь, и род его куда древнее рода Клиганов. Понятно, что в женихи леди Старк этот Хант не годится, но могла бы завести с ним что-то вроде романтической интрижки со всеми этими поцелуйчиками, томными вздохами и тайными объятиями.
Но почему она выбрала его?
Может, потому что он заботится о ней? Но ведь заботится и старик Гаррет, и Роберт, и тот же Хант, Иные его подери. Да кого ни возьми – все они лучше, чем хромоногий, обожженный, побитый жизнью урод, не имеющий ни знатного происхождения, ни хороших манер, а теперь даже и имени, который только и умеет бросаться на нее, словно дикий пес, то с рычанием, то с поцелуями…
При воспоминании о поцелуях тело Сандора отреагировало самым определенным образом, но он терпел и по-прежнему не шевелился, сознательно пытаясь прощупать границы самоконтроля в такой непростой ситуации.
Как бы там ни было, и что бы там ни было в голове у пташки, он не может позволить себе повторения своих безумных ошибок. Ему следовало научиться сохранять хладнокровие даже в такие моменты, как этот, когда за спиной у него самая прекрасная и самая желанная женщина на свете, а сам он - в полной боевой готовности, хоть и изрядно потрепан болезнью. Ведь если даже Бес-любитель борделей и Мизинец-содержатель борделей, отвратнейшие из представителей мужского рода, не тронули ее, то и он способен взять верх над собой и позаботиться о чести юной пташки. Как бы она ни пыталась его спровоцировать.
А может, ее интерес разгорелся именно потому, что он сопротивляется? Сандор немного обдумал эту мысль и нашел ее вполне разумной. Может быть, когда он нарочно ее пугает и бежит от нее, он только лишь разогревает ее любопытство? Тогда, может, стоит попробовать слегка поддаться в этой игре? Если она увидит, что он больше не сопротивляется, вполне возможно, она задумается, что со всем этим дальше делать, и сама испугается возможных последствий.
Пока он лежал неподвижно в раздумьях, в маленьком тусклом окошке забрезжил рассвет. Он почувствовал, что пташка проснулась, и закрыл глаза, радуясь, что ему удается так долго сохранять неподвижность. Какое-то время она еще лежала, обнимая его, и водила носом где-то в области его затылка, от чего губы Сандора тронула легкая улыбка. Он с удовольствием ловил момент этой неожиданной нежности, и такой же нежностью откликалась на эти робкие, едва заметные шевеления его душа.
Но всему наступает конец, и пташка перестала возиться за его спиной, расцепила объятия и осторожно вытащила из-под его локтя свою руку. Сандор сосредоточился на том, чтобы удерживать дыхание и сердцебиение ровным, вспоминая, на каком гербе вчера остановился. Наконец, пташка скрылась в уборной, и Сандор, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться над самим собой, как можно тише сполз с постели, добрался до котелка, где еще остался вчерашний напиток, и несколькими глотками допил холодное питье. Семеро, теперь можно жить. Голова по-прежнему кружилась, лицо по-прежнему горело, и ему мучительно хотелось прокашляться, но он сдерживался из последних сил, забираясь обратно в постель. Он лег на спину, закрыл глаза и повернул голову чуть к стене, чтобы не смущать пташку в ее утренних женских сборах.
И снова незаметно для себя заснул.
ххх
Долго спать не довелось. Его разбудили громкие звуки, и он разлепил глаза, закашлявшись со сна. Ожидая увидеть неугомонную девицу, он был весьма удивлен, когда вместо нее перед глазами предстали двое несносных мальчишек-стюардов. Они перестали громыхать котлами и испуганно уставились на Сандора. Сандор для пущего смеху грозно сдвинул брови.
- Вы что тут делаете?
Рыжий, который две ночи назад изгадил его кровью мертвеца, едва не выронил свой котелок, испуганно открыв рот.
-М-м-миледи велела нам вычерпать воду из кадки.
- Ах, пекло.... Ладно, черпайте. Но только чтоб тихо! Если я еще услышу звон этой штуки, в следующий раз она прозвенит об твою голову. Не все ж только моей голове болеть.
Парни послушно притихли и принялись за дело со всей аккуратностью, памятуя об озвученной угрозе. Сандор отвернулся к стене и постарался не обращать внимания на пульсирующую боль в голове. Но когда мальцы вынесли последний котелок с грязной водой, то неожиданно для него вернулись опять – он спиной почувствовал, как они пыхтят и перетаптываются у его кровати. Он недовольно обернулся.
- Ну, что еще?
- М-м-миледи велела… велела снять с вас одежду.
Сандор разразился ругательствами:
- Седьмое пекло, а трахнуть вас в зад мне миледи не велела?
Он одним движением перекатился по кровати на край, пошарил рукой по полу, нащупал сапог и запустил им в мальцов. Мальчишки разбежались в разные стороны, и сапог угодил в каминную трубу и упал в угли, подняв пыль от золы.
- Ну-ка, убирайтесь отсюда подобру-поздорову! И принесите пожрать. И вина. И поживее.
Рыжий чуть не плакал, но они не ушли, несмотря на угрозы Сандора.
- М-м-миледи сказала… сказала…
- Ну хватит блеять, словно овца, что там еще сказала ваша леди?
Вместо рыжего закончил другой, темноволосый и черноглазый, кажется, его звали Томми.
- …Сказала, что в случае, если вы откажетесь, она придет и разденет вас сама.
Сандор вскипел. И даже не от того, что леди и вправду так сказала, – в это он мог охотно поверить, уже неплохо зная эту самую леди, - а от того, что в черных глазах мальчишки явственно проскользнуло победное злорадство. И только Сандор подумал, а не свернуть ли куренку его паршивую голову, как зашелся в удушающем приступе кашля, и это спасло мальчишек от праведного гнева.
Откашлявшись, Сандор поутих и задумался.
- А зачем она велела мне раздеться?
- Чтобы выстирать одежду.
- А во что же я оденусь, пока она будет стираться и сохнуть?
Парни пожали плечами. Сандор скривился.
- Ах, пекло вас всех побери, вместе с вашей леди. Забирайте.
Он стянул с себя мокрые насквозь тунику и бриджи, накрылся одеялом, а сверху и меховым плащом – камин был еще не растоплен, и в комнате было холодно – и обиженно повернулся к стене. Томми, тот из стюардов, что был посмелее и понаглее, занялся разведением огня, а рыжий покинул комнату почти бегом, унося его одежду.
Сандор хотел и не мог разозлиться на пташку. Конечно, это было чистое самодурство с ее стороны, она не имела права распоряжаться ни им, ни его одеждой, даже если бы он собственноручно вымакал ее в дерьме и напялил на себя. С другой стороны, она уложила его к себе в постель, и ей, должно быть, было неприятно находиться рядом с ним, вдыхая впитавшиеся в грязную тунику ароматы. Поэтому Сандор не мог ее винить. Кроме того, он решил попробовать подчиняться ее чудачествам.
Еще утром, засыпая, он рассчитывал, что незаметно улизнет из покоев пташки, когда проснется, и переместится в общий зал. Оттуда она его точно не стала бы доставать. Но девчонка невольно предвосхитила план побега и сделала его невозможным своей гребаной стиркой. Теперь ему придется валяться тут, возможно, весь день. Вернется ли она сюда, или предпочтет не казать носа, пока он здесь? Что-то ему подсказывало, что она выберет первое. Будет ли приставать к нему с разговорами? Что еще она может предпринять? Следовало хотя бы попробовать предугадать, чтобы подготовиться к достойному отпору.
Ах, пекло! Он и позабыл – ведь никакого отпора. Надо просто сохранять контроль над собой. Но когда он попытался представить варианты их возможной беседы – она, одетая и прекрасная, и он, голый и уродливый – пекло, кровь сразу же прилила к голове и к другим местам, и Сандор едва не задохнулся от нахлынувшего возбуждения. Вариантов не было – он должен был срочно помочь себе сам, а заодно и возвратить способность нормально мыслить, пока пташка не вернулась.
Когда напряжение спало, он целомудренно завернулся в одеяло и посетил уборную, пока еще мог, – не будет же он после разгуливать по комнате голым, когда леди надумает вернуться в свои покои, – и вымыл руки остатками воды, которые нашел на дне вычерпанной кадки. Теперь стало лучше, только его снова мучила жажда, а никакого питья в комнате он не нашел. Тогда он вернулся в постель и с наслаждением откинул разрывавшуюся от боли голову на подушку.
И сделал это вовремя: к нему опять пожаловали посетители, на этот раз толстяк Тарли и сама благородная леди Санса. Она с невозмутимым видом скользнула по нему равнодушным взглядом, поставила перед ним на табурете порцию овсянки и питья, бросила какое-то принесенное тряпье за кадку к камину и так же невозмутимо удалилась из покоев, оставив их с Тарли наедине.
По его лицу Сандор сразу понял, что случилось плохое.
- Брат Альберт? – сходу спросил он, очень надеясь, что не угадал.
Тарли скорбно кивнул.
- Хворь проникла в его легкие, а лихорадка его доконала. Он просто не смог дышать.
У Сандора от этих слов у самого заскребло в горле, и он судорожно закашлялся.
- Вам следует не забывать пить как можно больше травяного чая, который я завариваю. Иначе может случиться то же, что и с братом Альбертом – хворь из горла опустится в легкие…
- Я понял, - буркнул Сандор. – Я надеюсь, его похоронят? Или так и бросят на улице на съедение волкам?
- Похоронят. Сир Бентон уже дал такое распоряжение.
- Как он сам?
- Болен. Как и сир Дармонт, и еще несколько оруженосцев. Сир Мун и сир Урвин кашляют, но лихорадка, хвала Семерым, их не зацепила. Лишь сир Хант остался на ногах.
- Старик Гаррет и Роберт – с ними ведь такого не случится? Как с братом Альбертом?
- Я делаю что могу, - пожал плечами Сэмвелл. – Очень надеюсь, что одной смертью все и ограничится.
Сандор помолчал в задумчивости.
- Он был хорошим человеком.
- Да, - грустно подтвердил Тарли, – а еще веселым и мудрым. Как жаль, что никто не отговорил его от этого путешествия. Ведь я предупреждал, что зимы на Севере суровы.
- Это верно. Нам, южанам, такая погодка не по нутру. Удивительно, как северяне умудряются выживать в такое время. Пожалуй, только Старки с их волчьей натурой лишь отращивают шерсть погуще да знай приговаривают, что зима близко. Посмотрите на леди Сансу – здоровехонька, и вьюга ей нипочем, а мы, здоровые мужики, валяемся, будто новорожденные щенки.
Тарли с подозрением посмотрел на Сандора.
- Да, это верно, у леди Старк крепкая основа, несмотря на хрупкость фигуры. И все же, вы лукавите....ведь это вы помогли ей укрыться от вьюги.
Сандор поерзал, не зная, что ответить, и решил перевести разговор на другую тему.
- Что старик Гаррет сказал насчет наших планов?
Тарли снова повел плечами.
- Будем ждать, пока буря не утихнет. Сегодня останемся здесь, а завтра – посмотрим. Тем более, пока люди нездоровы, нам нельзя выдвигаться.
Сандор вздохнул и закашлялся.
- Не хотелось бы застрять здесь надолго.
- А по мне, так уж лучше отсидеться и отогреться, - сказал Тарли и сонно потянулся, – ну, вы ешьте, а то все остынет. Я, может быть, загляну к вам вечерком.
Тарли ушел, а Сандор в мрачной задумчивости принялся за овсянку. Только теперь он осознал, что очень голоден: вчера он лишь позавтракал, да в дороге разок перекусил холодной солониной, но привал на обед делать не стали из-за погоды, а вечером ему было так скверно, что ужинать он просто не мог. Зато теперь съел все дочиста, и с гораздо большей охотой, чем вчера, утолил жажду мейстерским чаем, памятуя о безвременной кончине брата Альберта.
В этих мрачных размышлениях его застала Санса.
- Как вы себя чувствуете? – с большим участием, чем в первый раз, осведомилась она.
Семеро, а как она думает?
-Великолепно, - огрызнулся он грубее, чем следовало. – Мой друг мертв, мы застряли в проклятой дыре, я слаб что твой щенок, да еще лежу голый в постели у леди.
- Потерпите, Сандор, - сказала она ласково, будто септа на исповеди.
Сандор. Каждый раз, когда она произносила его имя, по его коже стадами бежали мурашки. Голова все еще была набита туманом, и он стал уплывать в далекие грезы, в которых эта девушка могла сидеть возле него бесконечно и произносить его имя – Сандор, Сандор, Сандор… А он мог бы слушать свое имя, в ее устах звучащее как песня, и смотреть на нее без притворства, смотреть и смотреть, пока проклятые глаза не вылезут из орбит…
Она что-то говорила, а он выплыл из сладкого тумана лишь на последних словах:
- …Пока же просто спите – сон лучший лекарь. Так говорил наш мейстер Лювин.
- Я и так достаточно спал сегодня, - упрямо ответил он.
- Делать вам все равно нечего.
Он хмыкнул. Что верно, то верно, в наблюдательности ей не откажешь.
Она поставила кувшин на табурет:
– Я принесла вам вина.
Теперь он не знал, радоваться ему или удивляться. Конечно, ему хотелось вина, но зачем она так часто его спаивает? Он подозрительно покосился на девушку, но к вину приложился.
- Благодарю.
Вот как, значит. Сегодня мы играем в вежливость. Ну, пусть ее, развлечется.
Пташка отчего-то трепыхнулась, заморгала глазами, учащенно задышала, и упорхнула куда-то к камину, спрятавшись от него за кадкой. Семеро, да что это с ней такое? Сплошные загадки, и не разберешь этих девиц.
Он выпил еще вина и улегся обратно на подушку, пытаясь украдкой скосить взор и заглянуть за кадку, чтобы узнать, чем она там занимается. Но взору было доступно немногое: край ступни, затянутой в чулок, – теплые зимние сапожки она сбросила и поставила рядом, - выглядывающий из-под подола плотного платья, и локоть, то и дело мелькавший из-за кадки, – судя по характеру и частоте движений, она что-то шила.
Убаюканный ритмом мелькавшей перед глазами картинки, Сандор снова провалился в сон.
ххх
Пробуждение было не из приятных.
Ему снились мертвецы. Он стоял один посреди бескрайних снегов и был окружен ими, как в рассказах Сэмвелла Тарли о вылазке за Стену. Он держал наготове свой меч, готовый разить любого, кто приблизится к нему, но разумом понимал, что выстоять против всех у него нет шансов. Мертвецы приближались, медленно, неотступно. Бездумно таращили на него свои синие глазницы. Первый же мертвец, который посмел подступить на расстояние вытянутой руки, был разрублен пополам, но не умер окончательно, половинки его тела продолжали шевелиться независимо друг от друга. За ним последовал второй, третий, четвертый....и вот он стоит уже почти по грудь в шевелящихся мертвых останках, липнущих к нему влажной слизью гниющей плоти, затрудняющих размах меча, а к нему все продолжают подступать остальные, он чувствует, как мертвые пальцы прикасаются к его руке…
…почему-то обнаженной. Он проснулся, резко схватив за руку мертвеца, только это был не мертвец, а, конечно же, всего лишь маленькая испуганная пташка. Какое-то время он еще отходил ото сна, напряженно пытаясь понять, что случилось, и нет ли опасности.
- Вас тянет ко мне, словно муху на мед, миледи? – не удержался он от сарказма, и тут же закашлялся. - Боюсь, мне скоро придется нанимать стражу, чтобы охраняла меня от ваших попыток посягнуть на мою честь.
Девица, кажется, обиделась.
- С каких это пор вас стала заботить ваша честь?
Хм, и то правда. А девица молодец, не растерялась. Должно быть, и вправду привыкла к отсутствию манер у своего «защитника», и дерзить уже учится.
- Я увидела шрам, - вдруг сказала она, уже совершенно другим тоном и почти сбившись на шепот.
- Шрам? Который? У меня их много.
- На руке. Шрам от ожога.
Ее рука все еще была зажата в его ладони, и он почему-то смутился. Она даже не попыталась вырваться. Совсем не боится. Это никуда не годилось.
Он отпустил ее.
- Как это вышло? – о чем это она? Ах, да, о гребаных ожогах. – Это случилось при пожаре на Черноводной?
- Нет. Позже. Когда я по глупости попался братству ряженых шутов во главе с мертвяком и их лживым жрецом. Я пришелся по вкусу их огненному богу, но он лишь слегка надкусил меня и подавился.
Сандор скривился, вспоминая незабываемую теплую встречу. Гребаные колдуны с их треклятыми богами-живодерами, гореть бы им всем в пекле. Он помнил, как долго болела и заживала рука, покуда ему приходилось таскаться с клыкастым волчонком. Еще Старшему Брату осталось что исцелять, вдобавок к изувеченной ноге.
Но девчонка подозрительно притихла, и Сандор вернулся в реальность. Ее взгляд будто застыл, но не на руке, и даже не на лице; он задумчиво завис где-то в области груди, а потом медленно заскользил вниз, к краю сползшего одеяла.
Под этим взглядом Сандор вдруг отчетливо вспомнил, что он голый, а на него смотрит не кто иной, как благородная романтичная девица лет семнадцати от роду.
Он аккуратно натянул на себя сбившееся одеяло и меховой плащ под самый подбородок, не отрывая взгляда от ее лица, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
- Клянусь всеми богами, миледи, вы так смотрите, что я чувствую себя невинной девицей в первую брачную ночь.
Пташка ничего не сказала, но зарделась, словно утренняя заря, и выпорхнула так быстро, что у него перед глазами только искры закружились.
Сандор не смог сдержаться и захохотал, но больное горло превратило сиплый смех в отвратительный кашель, взяли бы его поскорее Иные в свои семь ледяных преисподних.
Отдышавшись и утерев выступившие слезы, Сандор откинул голову на подушку и улыбнулся. Девица на него запала, это совершенно определенно. Как такое могло случиться, какие боги посмеялись над ними, сведя их вместе в этой ледяной пустыне и бросив в объятия друг к другу, он до сих не мог понять. Не было на свете более неподходящих друг другу людей, чем он и пташка, однако....... она заливается румянцем и нервно дышит в его присутствии, и при этом не боится впускать его к себе в постель. А он…
Сандор понял так же отчетливо, что и он запал на нее. И уже давно. И не было смысла отпираться, стоило признаться в этом самому себе. Вот сейчас ее нет – и где-то за грудиной что-то тоскливо и жалобно ноет, хочет, чтобы она вернулась. Вернулась, села рядом, и смотрела на него своими мучительно-голубыми наивными глазами. И чтобы не боялась его. И гладила его по остаткам лица, как во сне. А он бы впитывал ее своим взглядом, будто преданный пес, и умирал от счастья.
И дело было даже не в желании взять ее, как обычную женщину.
«Вы любите меня», - сказала она ему тогда.
Да, пташка, пожалуй, ты права. Наверное, это и есть то самое...
Улыбаясь, он смотрел в потолок, и не сразу заметил, что из глаз его по вискам на подушку катятся слезы. Но болезнь брала свое, и обессилевший от нахлынувших эмоций Сандор снова заснул.