Глава 16.2. Спасение и утрата. Сандор
29 ноября 2017 г. в 20:37
Он выполнил обещание, данное себе самому, и когда другие рыцари Долины уже пали, сраженные вражескими мечами и копьями, он остался в живых, продолжая сражаться и не позволяя себе допустить ошибку в защите.
Когда пришла помощь, он сперва не мог в это поверить. Но прямо на его глазах уже другая тьма воинов схлестнулась с остатками первой. Растерявшись на миг, он едва не попал под удар меча от подмоги, и только вопль Тарли, в страхе прижавшегося к повозке, защитил его от глупой смерти:
- Это свой!
Перевес над врагом теперь был слишком велик, и битва закончилась, когда последний рыцарь из вновь прибывшего отряда еще даже не обнажил меча.
Только теперь Сандор понял, как он устал, и почувствовал боль от ран, которых не заметил в пылу битвы – все-таки, несколько железяк сумели добраться до него.
Зато Неведомый был цел, хвала Семерым! Сандор слегка пришпорил его, разворачивая к северу – ему надо было разыскать пташку и Эдрика.
- Я за миледи, - крикнул он Тарли, уже отлипнувшему от повозки и тяжело переваливающемуся к кому-то из павших, но не отъехал даже пятидесяти футов, как услышал звонкое:
- Милорд!
Оглянувшись, увидел Эдрика. Сердце подпрыгнуло от радости, и тут же упало – почему он один?
- Где леди Санса?
Эдрик указал рукой на груду мертвых тел, и Сандор проследил взглядом. Санса Старк беспомощно бродила среди павших, спотыкаясь и шатаясь, в немом шоке оглядывая поле битвы, прижав скрюченные пальцы к губам. Он спешился и, прихрамывая сильнее обычного, направился к ней. Она упала на колени перед мертвым мальчишкой-оруженосцем, над которым еще недавно Сандор потешался на «турнирных боях», и заплакала.
Он поднял ее за плечи – подол ее платья и плаща были испачканы грязью и кровью – и поставил на ноги. Она обернулась, посмотрела ему в лицо и издала горький вопль, припав к нему всем телом, рыдая и судорожно цепляясь за полоски ремней от плаща.
Тревога за ее жизнь миновала, сняв с его сердца стальные тиски, и он расслаблено выдохнул, мысленно вознося благодарность Отцу.
- Успокойся, пташечка, - бормотал он какие-то глупости, сам понимая, что любые слова сейчас бессмысленны, – слезами горю не поможешь. Тут ничего уже не исправить, но ты жива, ты в безопасности, ты скоро будешь дома.
Едва ли его слова долетали до нее – так громко и безутешно она рыдала. Тогда он снял перчатку и осторожно прикоснулся пальцами к ее подбородку, заставляя ее посмотреть ему в глаза.
- Возьми себя в руки, пташка, - попытался он до нее достучаться посреди смерти и крови. – Не стоит так рыдать у всех на виду. Ты жива, и это главное.
- Вы ранены? – всхлипывая и икая, спросила она, посмотрев ему в лицо.
Сандор только сейчас осознал, что на его лбу и щеке запеклась и замерзла кровь. Но боль от раны на лице почти не мешала, гораздо хуже были ощущения где-то около плеча и на многострадальном бедре.
- Ничего серьезного, - сказал он как можно мягче, не желая, чтобы она беспокоилась.
Ее румяные от мороза и рыданий щечки блестели дорожками слез. Он ласково вытер их большими пальцами.
Пташка пробежала глазами по его броне и одежде, и взгляд ее стал более осмысленным. Она все еще всхлипывала, икала и вытирала рукой нос, но уже деловито осматривала его штанину и немедленно принялась заботиться:
- Вас надо перевязать.
- Чуть позже, миледи. Вначале мне надо переговорить с нашими спасителями.
Он проводил Сансу до повозки и передал ее на попечение Эдрика, сам же, морщась от усиливающейся боли, захромал искать командира отряда Станниса.
Но по пути взгляд его отвлекся на Тарли, тревожно склонившегося над неподвижно лежащим на снегу Урвином, и он изменил направление.
- Он жив? – Сандор чувствовал себя неловко, горой нависая над обоими, но он не был уверен, что сможет подняться, если опустится на колено.
- Жив, - мрачно ответил Тарли, едва скользнув по Сандору взглядом. – Пока еще.
Сандор сжал губы. С Урвином они прошли бок-о-бок весь путь от Тихого Острова. Нелегко было видеть его умирающим. Но пока в нем теплится жизнь, надежда еще живет.
А вот Дармонта уже нет. И старика Бентона. И весельчака Муна. И молодого ловеласа Ханта.
- Я могу чем-то помочь?
Тарли лишь отмахнулся.
- Вам самому требуется помощь. Я позову Эдрика, он поможет мне снять с него броню.
Сандор еще немного постоял над лежащим без сознания рыцарем, но когда Тарли вернулся вместе с Эдриком, вспомнил, что должен был сделать.
- Милорд, – обратился Сандор к высокому худощавому рыцарю, снимавшему шлем, – я хотел бы поговорить с командиром вашего отряда.
Рыцарь окинул его равнодушным взглядом и махнул по направлению к повозке Сансы.
- С сиром Крейтоном? Он вон там.
Сандор выругался и захромал обратно – командир отряда Станниса уже разговаривал с Сансой. Приблизившись, он услышал, как Санса рассказывает ему о своем сопровождении. Которого больше нет...
Она отвела взгляд на груду мертвых тел, украдкой смахивая слезы, и командующий обратил внимание на Сандора.
- А вы, сир?
- Я Сандор Клиган, и я не сир.
- Сандор Клиган? – сир Крейтон презрительно изогнул губы и нахмурился, красноречиво касаясь рукояти меча. – Пес Ланнистеров? Но как…
- Больше не Пес, - поспешил защититься Сандор. Драться со спасителями – это было бы уже слишком. – И не служу Ланнистерам. Я служу леди Старк.
- Он мой телохранитель, - поспешила чирикнуть пташка как нельзя кстати.
Несмотря на враждебность, сир Крейтон Сандору понравился – судя по всему, тот умел быстро оценивать изменяющиеся обстоятельства. Внимательно всмотревшись в его обожженное лицо, он убрал руку от оружия и поверхностно оценил ранения собеседника. Кровь с бедра под штаниной все еще стекала по ноге вниз, прямо в сапог.
- Вы можете ехать верхом? – с сомнением уточнил командующий.
- Вполне. Но боюсь, что сир Урвин Блеквуд ранен тяжело и не сможет ехать сам.
- Он может поехать в повозке, вместе со мной, - опять чирикнула пташка.
- В этом нет необходимости, - возразил сир Крейтон. – В нашем обозе достаточно места для раненых. Вы готовы продолжить путь, леди Старк?
- Сперва надо похоронить убитых, - вставил Сандор.
Болтонская шваль его не заботила, пусть себе становится поживой для волков, не зря же за ними неотступно следовала целая стая. Сандор и сейчас слышал недалекие утробные завывания – дикие звери чувствовали свежую кровь. Но люди, с которыми он разделял службу и преломлял хлеб столько времени, заслуживали лучшей участи.
- Пусть это сделают другие, - твердо возразила пташка. – Прежде чем вы продолжите путь, я займусь вашими ранами.
Сандор скривился.
ххх
Когда тебе наносят удары в бою, бывает так, что в пылу битвы ты не чувствуешь боли. Много хуже приходится после, когда кураж проходит, а тебе надо двигаться, несмотря ни на что, бередя незажившие раны. Но самая адская боль достается тебе, когда открытые раны приходится прижигать или заливать кипящим вином – он вполне допускал, что именно этим встречают в самом первом и самом приветливом пекле.
Памятуя о том, кто стоит перед ним и врачует его раны, Сандор старался терпеть, сколько мог, не желая осрамиться перед леди, но когда дошло до иглы и шитья по живому, обожженному кипящим вином телу, Сандор сорвался и орал в голос, осыпая проклятиями всех, кого видел и слышал, почти теряя сознание от боли.
Хотя он уже начал привыкать к тому, что желанная женщина для него неразрывно связана с болью. И несмотря на страшные мучения, причиняемые сейчас болью физической, он бы с радостью вытерпел это и многое другое, лишь бы загасить в себе боль душевную, которую она причиняла ему одним своим взглядом, словом, существованием.
Он понимал, что ей тоже больно и страшно, но ее милосердие не знало границ, поэтому она превозмогала страх и шла до конца. Он видел, как она бледнела, слыша его вопли и ругательства, но продолжала делать свое дело, терпеливо накладывая стежок за стежком.
Лишь когда пытка закончилась, Сандор получил свою горькую награду: ее дрожащие пальцы были нежнее шелка, когда смазывали истерзанную плоть целебной мазью, а когда она бинтовала его плечо, то наклонялась к нему так близко, что он мог чувствовать запах ее кожи, и долго боролся с желанием будто бы ненароком скользнуть губами по ее лицу. Чтобы продлить эти чудесные мгновения, он был согласен получить еще несколько заплаток на своей шкуре.
Когда же снова пришлось с ней расстаться, чтобы продолжить путь уже с новым отрядом, очарование прошло, уступив место другим эмоциям. Он был раздражен своей вынужденной неловкостью – левая рука теперь была полностью обездвижена, - и не мог полноценно править конем, бедро отчаянно болело при каждом усилии, и он неравномерно распределял давление ног на бока Неведомого, сильно его нервируя. Езда верхом превратилась теперь в сущую пытку.
Но самым паршивым было чувство утраты. Ему уже не хватало старика Гаррета, с которым можно было препираться и огрызаться, но которого он, безусловно, уважал. К Сансе старый рыцарь относился как к своей дочери, и этим купил Сандора со всеми потрохами. Теперь его нет, и некому будет сердито ворчать на него, сдвигая кустистые брови и заставляя выполнять свои неожиданные и порою безумные приказы. Не хватало и уравновешенного Дармонта, который мог одним взглядом гасить приступы его гнева, и которому он вполне мог доверить прикрывать свою спину в неравном бою. Даже молодого Ханта ему было жаль. Он мог бы обвинить смазливого юнца лишь в том, что тому нравилась Санса, но в глубине души он вполне мог простить ему этот недостаток, ведь Санса просто не может не нравиться мужчинам. Довезя ее до Винтерфелла, дерзкий отпрыск побочной линии древнего рода мог бы вернуться к себе в Долину, найти себе красивую дворяночку в жены, завести таких же смазливых детишек… Мог бы сделать все то, о чем Сандор и мечтать не смел.
Теперь все они мертвы.
За годы службы у короля Роберта и Ланнистеров он привык терять людей. Он даже привык не сближаться с товарищами по оружию, чтобы не рыдать потом над разбросанными по землям Вестероса могилами. Но с рыцарями Долины было все по-другому. Они везли домой Сансу, и у Сандора время от времени начало проскакивать ощущение, что и сам он едет домой. Что все они едут. И помимо его желания они стали ему братьями, настоящими братьями, каким никогда не был Григор, и он хотел бы защищать их, как братьев, и не дать им умереть… если бы ему не надо было в первую очередь защищать Сансу.
ххх
К вечеру он был раздражен до предела. Он чувствовал себя скверно, раны ныли, болели и жутко чесались под повязками, голова разболелась – его опять лихорадит. Он устал управляться с конем без привычной силы в послушных мышцах, и Неведомый мстил ему дерзкими выходками, будто нарочно усложняя Сандору жизнь.
Спешившись с помощью Эдрика, он привязал коня к дереву и попытался стреножить его на ночь, но одной рукой это сделать не удалось. Досадуя на собственную беспомощность, он кликнул Эдрика, чтобы помог ему довершить начатое, но проклятая зверюга принялась брыкаться и лягаться, разозлив Сандора еще пуще. Наорав на упрямого коня, он оставил его как есть и сел с другой стороны дерева, привалившись к стволу спиной. Его бил озноб, но у костра он вряд ли усидел бы – держать спину без опоры казалось слишком сложной задачей.
Эдрик не пытался заговорить со злобным хозяином, но, кажется, понял его состояние и развел костер неподалеку от дерева.
Затем пришел Тарли и добавил мучений, осматривая, очищая и заново перевязывая его раны. Сандор не узнавал такого обычно добродушного толстяка – после битвы он погрузился в печальное молчание, лишь на вопрос Сандора о состоянии Урвина скупо ответил, что тот пришел в себя и есть надежда, что ему удастся выжить.
Когда Сэмвелл закончил перевязки, Эдрик помог Сандору поправить одежду и плотнее закутаться в плащ, а Сандор попросил принести вина.
- Никакого вина, - обернулся через плечо толстый Сэм. – Оно может ослабить ваши силы, сейчас надо помогать организму бороться с воспалением. Потерпите, я скоро принесу вам чай.
Сандор вскипел и разразился ругательствами, и надо же было Сансе Старк подойти именно в этот момент! Она попыталась его утешить и образумить, но он наорал и на нее, как будто она была виновата в его бедах. Лишь когда она обиженно поджала губы и гордо вздернула подбородок, он ужасно пожалел о своей вспышке и уже открыл было рот, чтобы извиниться и попытаться все исправить, но она молча развернулась и ушла.
Эдрик принес ему ужин, но есть не хотелось, и Сандор в сердцах попросил оставить его в покое. Мальчику пришлось повиноваться, и наконец-то Сандор смог остаться в желанном одиночестве, смакуя и лелея свои несчастья. Проваливаясь в зыбкую дрему, он вдруг вспомнил, что надо поставить палатку, эта мысль тут же сменилась другой – пусть Урвин с Тарли поставят, но не успела эта мысль проскользнуть в его мозгу, сердце наполнилось болью: поверженный, разломанный, раненый Урвин неизвестно когда сможет подняться и ставить палатки… навернувшиеся слезы обожгли ему глаза.
А потом пришла Дева и нарушила его беспокойный поверхностный сон. Она снова была с ним, была рядом, и он снова впитывал ее глазами, словно она могла принести ему исцеление и унять его боль. Он слушал ее тихий строгий голос и с покорностью подчинялся всему, что она говорила – через силу поел, снова выпил гребаный мейстерский чай, рассказал о своем самочувствии...
Он дивился ей, как чуду, - откуда в ней столько доброты и милосердия? Она заботилась о нем, а он наорал на нее в раздражении, хотя должен был упасть в ноги, плакать и осыпать благодарностями…
- Думаю, нам пора идти спать, - услышал он ласковый голос пташки и невольно вздрогнул.
Она по-прежнему хочет проводить с ним ночи? Не опасаясь подставить свою репутацию под удар теперь уже перед людьми Станниса? Семеро…
- Миледи, я должен просить прощения.
- За что, Сандор? – ее нежный шепот выворачивал ему душу наизнанку.
- Когда я злился и кричал на вас, - это было недостойно с моей стороны. Вы сделали для меня очень много, и продолжаете делать. А я…
- Я знаю, Сандор. Знаю, что это не настоящая злость. Вот сейчас вы – настоящий. И тогда… - она запнулась и о чем-то подумала.
Хотел бы он проникнуть в ее мысли. Всего один разок заглянуть в ее хорошенькую головку и узнать все, что она о нем думает. Она вскинула на него влажные глаза:
– …Не важно. Я не сержусь на вас. И вы знаете, почему.
- Мне очень жаль, миледи. Я задолжал вам слишком много. Вы должны знать, что бы ни случилось – вы можете рассчитывать на меня. Чего бы вы ни потребовали от меня – я выполню все, даже если это будет стоить мне жизни. Все, кроме невозможного.
Это была истинная правда. Он не сможет отойти от нее ни на шаг. Он пойдет за ней на край света и за край, хоть за Стену к Иным, да хоть в пекло…
- Значит, вы останетесь со мной в Винтерфелле?
- Если вы того желаете, да.
Тебе надо лишь пожелать – я исполню любое твое желание. Захочешь – на руках буду нести тебя до Винтерфелла. Захочешь – исчезну навеки и никогда не буду тебе докучать. Захочешь – псом буду ходить за тобой по пятам и скулить у твоей двери. Захочешь – войду живым в огонь…
Девчонка пытливо смотрела на него, будто читая мысли, и кусала хорошенькую губку. Боги, как ему хотелось сделать это вместо нее – тронуть эту губу своими губами, прикусить, скользнуть по ней языком… Какое счастье, что она жива...
- Спасибо, Сандор. Обещаю, что не буду требовать от вас ничего невозможного. А теперь, раз уж вы сами обещали повиноваться, идемте спать.
- Вы уверены, что по-прежнему хотите этого?
- Разве что-то изменилось, Сандор? Ночи теплее не стали.
И, словно верный пес, он послушно поднялся и поплелся за ней, приволакивая раненую ногу.
А потом она снова лежала в его объятиях – Семеро, пусть эта дорога не закончится никогда! – и плакала, прижавшись к нему и привычно заливая горячими слезами его шею. Сквозь всхлипы и вздрагивания она бормотала ему о том, насколько сильно боялась, что потеряет его.
Боялась за него. Боги, в этом мире она - единственный человек, которому не безразлична смерть Сандора Клигана. Это было невероятно...
Маленькая глупенькая пташечка. Не о том ты тревожишься. Но ничего, я буду рядом и буду ограждать тебя от бед. Мы с тобой прорвемся. Я верну тебе твой Север, волчица, если придется, даже ценой своей жизни.
А она все твердила свое:
- Никогда, никогда, никогда не покидай меня, Сандор. Можешь продолжать злиться на меня, можешь ругаться, кричать, отталкивать – для меня это ничего не изменит. Только прошу тебя, живи, иначе это будет уже слишком, мой рассудок не справится с этим.
- Хорошо, пташечка, как скажешь. Я буду жить столько, сколько тебе будет нужно. Ради тебя.
И она принялась целовать его пылающее лицо, не переставая плакать, и он снова горел в пекле и блаженствовал в раю – эта милая, добрая, ласковая и невозможно красивая девушка любит его. Любит, несмотря ни на что.
- Пташка… пташечка… - бормотал он хрипло, подставляя лицо ее поцелуям и сцеловывая слезы с ее губ. – Я твой без остатка. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы смеялась, а не плакала. Я сделаю для тебя все, что угодно. Я всегда буду с тобой, если только ты этого пожелаешь.
- Прости, - пташка будто опомнилась от какого-то безумного наваждения и отпрянула от него.
Сандор в отчаянии застонал, пытаясь здоровой рукой снова притянуть ее к себе.
- Тебе больно…
- Глупая… - он зарылся носом в ее волосы, укладывая ее хрупкое тело себе на грудь и не обращая внимания на боль. – Глупая пташка…
Моя милая девочка, как объяснить тебе, что ты – моя жизнь, моя боль, моя любовь? И никто не в силах этого изменить.
Примечания:
Понимаю, что все уже устали от дороги - и Сансаны, и я, и читатели.
Поэтому в следующей главе уже будет Винтерфелл.