RED ROSES

…наивные мечты всегда душат тебя сильнее всего…

— Ты издеваешься надо мной? — спрашиваю я, театрально выгибая свои густые брови, накрашенные каким-то липким гелем для бровей, который по словам Германа делает моё лицо симпатичней. Как вообще какая-та жидкая консистенция может сделать лицо человека красивей? Это иллюзия. Ты наносишь косметику, думая, что станешь красивой, но, если ты уродлив, то ты это никакой штукатуркой не исправишь. Да и зачем пытаться? Как сказал один умный человек: «Красота внутри, а не снаружи.» Рассматриваю своё отражение в зеркале, внутри хохоча от выражения собственного лица. Взгляд растерян и разочарован, а губы изогнуты не то в улыбке, не то в удивлении, не то в каком-то подобие звериного оскала. Конечно, Герман нацепил на меня какое-то белое «Valentino». Платье, конечно, ничего, но только на мне оно выглядит, как мешок для картошки, натянутый на пузатое чучело с тыквой вместо головы. — Подруга, это пятнадцатое платье, — с раздражением и злой насмешкой подмечает Герман, подходя ко мне сзади. Друг стягивает платье на моей талии. — Ну вот, смотри, так гораздо лучше. Сейчас дам тебе ремешок. — Ремешок?! — взвизгиваю я, разворачиваясь к другу. — Слушай, да я похожа на похудевшего Дарта Вейдера, который платье натянул. — С таким лицом да, — задумчиво соглашается Гера. Отвешиваю другу удар по накаченному прессу и в сотый раз поворачиваюсь к этому злосчастному зеркалу. Тонкая, белая, шелковистая ткань приятна телу, но уж точно не моей душе. Как по мне на нём слишком много оборок, слишком глубокий вырез, слишком короткая длина, слишком прозрачная ткань, и вообще мои ноги хорошо видно, а я их стараюсь постоянно скрывать из-за двух огромных шрамов на бёдрах. Слава Богу, что из-под платья виден лишь край одного из них. Да и его заметят только, если станут пристально разглядывать мои ноги. Сегодня я действительно похожа на тех девушек, о которых можно сказать, что она «вполне себе ничего». Наверно. Мои соломенные волосы впервые завиты в аккуратные русые локоны, спускающиеся ниже плеч, а не стянуты на затылке «какашкой». На лице немного косметики, которая лишь скрыла уродливые прыщики и царапины и слегка подчеркнула глаза и губы. А это платье добавляет мне какой-то ангельский вид, из-за чего меня начинает тошнить. Вот кем-кем, а ангелом мне не стать никогда. — Та-акс, ну вот, держи, — говорит Герман после недолгого поиска, производимого в недрах огромного комода, протягивает мне тонкий серебристый ремень с витиеватым рисунком. Я скептически беру в руки аксессуар и с надеждой смотрю на своего друга. — Может, всё же джинсы и рубашку? — спрашиваю я, чуть наклонив голову набок. Герман устало смотрит на меня, затем закатывает глаза настолько сильно, что я перестаю видеть его зрачки. Герману легко выглядеть потрясающе. Это его стихия: тусовки, звёздные знакомые, стиль и прочее. Мне это абсолютно незнакомо. На нём даже сейчас простые чёрные джинсы, толстовка и парка выглядят так, словно он только что сошёл с Миланского подиума. А о его причёске я и заикаться не стану. Как обычно их небрежность выглядит просто сногсшибательно, и это я ещё молчу об идеальных чертах белоснежного лица. — Больше я никогда не стану доставать для тебя платья. В общем, когда ты, наконец, созреешь, то закроешь салон и приедешь в клуб, окей? — Герман всучивает мне в руку связку ключей с брелком в виде чёрной бабочки. Друг набрасывает на голову капюшон, открывая дверь тату-салона. — А я пошёл. Мы с Евой договорились встретиться пораньше. Я не успеваю и слова вымолвить, как друг скрывается из виду, громко хлопнув дверью. Да уж, так разозлиться может только он — просто спокойно уйти и ничего не говорить, а потом весь вечер делать вид, будто меня не знает. В разрывающей стены тишине мне становится не по себе. Но я всё равно продолжаю стоять на месте, как вкопанная, сверля взглядом закрытую за Германом дверь. По ушам режет тихое тиканье часов, словно из колонок бьют басы. За окном темнеет вечерняя Москва, разрываемая светом ночных огней. До концерта остаётся всего два часа. Не верится, что прошла целая неделя с нашей первой встречи с Евой. С тех пор мы с ней не пересекались, хотя Герман много раз предлагал мне с ней пообщаться, сходить вместе с ними в кафе. Другу явно было по душе общение с новой богатой подругой. Пару раз меня мучила ревность, особенно, когда мне приходилось целый день торчать в тату-салоне одной, пока эти двое ходили в кино или ездили на какой-то там показ мод. Кстати, эта неделя была не такой ужасной, ведь домой я возвращалась поздно и только, чтобы поспать, а в школе не появлялась совсем. Прикрываю глаза и делаю самый глубокий в моей жизни вдох. — Ладно, — шепчу я себе под нос, закидывая ключи на маленький белый столик в углу. Подхожу к зеркалу и стягиваю талию серебряным ремешком. Натягиваю на ноги белые ботильоны, которые для меня добыл Герман. На каблуках я никогда не чувствовала себя некомфортно, хотя я их и никогда толком не носила. Герман тогда говорил мне, что немногим девушкам удаётся без труда и тренировки с лёгкостью ходить на каблуках. Снова подплываю к зеркалу и пялюсь на себя, высокую, стройную, в белом платье с аккуратным макияжем и уложенными волосами. Пару раз поворачиваюсь, вставая в какие-то модельные позы. Как же убого я наверно выгляжу со стороны. Делаю нелепый пируэт и разочарованно выдыхаю. — Хрен с тобой, — бурчу я собственному отражению в зеркале. Неужели я докатилась до разговоров с самой собой? Складываю кучку самых необходимых вещей в чёрный рюкзак, включая наши с Германом билеты. Брызгаю на шею какие-то вонючие духи, от которых мне самой становится дурно, и начинаю кашлять. Набрасываю на себя парку, которая явно портит образ леди. Ну и плевать. Я же не на показ собираюсь. Глубоко вздыхаю. Перед самым выходом в голове возникает вопрос: «Может вообще не стоит никуда идти?» Но желание увидеться с Евой, Кириллом и Максимом меня пересиливает. К тому же может всё действительно пройдёт не ужасно? В тихом полумраке гримёрки вопит навязчивая трель телефонного звонка. Гаджет словно сходит с ума, с дребезгом жужжа на чёрном столе. Из маленькой соседней комнатки доносится мужской, недовольный возглас: — Твою мать! Кирилл выходит из ванной комнаты взъерошенный, в расстёгнутой на груди рубашке. Парень беглым взглядом окидывает беспорядок, царящий в гримёрке, и мысленно укоряет своих менеджеров за то, что они не соизволили проконтролировать соблюдение чистоты в его «передконцертной обители», как всегда называет гримёрку Ева. На экране дорогостоящего смартфона высвечивается «Тр*хни нашу подружку-Макс». Каждый раз Кирилл начинал смеяться при виде такого имени контакта, но только не сейчас. У него не было никакого желания улыбаться, шутить, вообще что-либо делать. — Макс, я уже собираюсь. Не нужно названивать мне по сорок пять раз в минуту, — раздражённо выдаёт Кирилл, едва приняв очередной звонок от брата. — До начала концерта час! А ты даже на чеке был всего полчаса. Ты чем думаешь вообще?! — вопит Максим на той стороне телефонной связи. Кирилл закатывает глаза, глубоко вздыхая. Впервые за всё время его карьеры музыканта ему совсем не хочется выходить на сцену. Он чувствует непреодолимое желание просто остаться в гримёрке, переждать и уехать куда-нибудь подальше с бутылкой коньяка. Какой-то невидимый крен встал у него поперёк горла. Он словно мешает ему дышать, мешает ему нормально жить. Может, тому виной его вчерашняя выходка? За день до концерта Кирилл поехал, выражаясь современным языком «бухать», и явно не рассчитал с объёмом выпитого; парень разбил машину, врезал родному брату и едва не изнасиловал собственную девушку. Макс и Диана его простили, а вот дорогущий «мерседес» проведёт в ремонте ещё как минимум месяц. Головная боль мучает голову, ладони немного трясутся, в животе словно бушует буря. Классическое волнение перед выходом на сцену, но вот Кирилл знает, что это уж точно никакой не страх перед людьми, а нечто другое. Тихий скрип двери заставляет Кирилла обернуться. Парень чуть наклоняет голову вбок, оглядывая с ног до головы вошедшую девушку, чья фигура подчёркнута коротким, облегающим чёрным платьем. Из-под прозрачной накидки виднеются лямки кружевного бюстгальтера. Пухлые губы Дианы покрыты слоем ярко-бордовой помады. Широкие, кошачьи, карие глаза выделены яркими чёрными стрелками. Длинные тёмные волосы водопадом струятся по плечам. Взгляд пышных ресниц наполнен похотью и свойственной таким девушкам злой игрой. Стройные ноги подчёркнуты высокими каблуками. Девушка закрывает дверь, не сводя глаз с Кирилла, который стоит, прислонившись спиной к столу. Он бросает взгляд на настенные часы, которые оповещают о том, что до концерта остаётся ровно один час и пятнадцать минут. -Макс там рвёт и мечет. И Оля искала тебя, — тихо шепчет Диана, медленно приближаясь к Кириллу. Парень стоит, надменно смотря на девушку и чувствуя жжение внутри. Она завела его, и теперь просто так он уже не сможет выйти из этой гримёрки. — Можешь передать им, что я почти готов, — тем же шёпотом отвечает Кирилл, притягивая Диану к себе за талию. Девушка кладёт руки на оголённую грудь парня и стягивает с него рубашку, впиваясь в тёплые губы. Эти двое вечно понимают друг друга без лишних слов. За тридцать минут молодые люди удовлетворяют друг друга… Громкий стук в дверь и маты заставляют Диану вскочить с дивана и быстро натянуть на себя одежду. — Кир, мать твою! Какого ж бл*дь х*я ты творишь?! — Макс стучит в дверь так сильно, что та едва не слетает с петель. Парень дёргает ручку, но дверь не поддаётся. Он со всей силы бьёт её ногой. — Если ты сейчас не выйдешь, я выбью эту сраную дверь! Диана смотрит на Кирилла, который лишь натягивает джинсы и с голым торсом направляется к двери. Парень сейчас не в том настроении, чтобы куда-то спешить. — Может, оденешься? — спрашивает Диана, упирая руки в бока. Волосы девушки растрёпаны, а губы распухли и покраснели. На них виднеются следы стёртой поцелуем помады. — Что там мой братик не видел, — усмехается Кирилл, открывая дверь. День медленно догорает. Небо начинает темнеть, погружая Москву в синие сумерки и окрашивая небо на горизонте в бледно-красный. Огни шумных машин освещают наполненные людьми дороги. Воздух становится ещё холоднее. Он проникает под платье и остужает мои почему-то дрожащие от волнения органы внутри. Огромная очередь, выстроившаяся перед входом в клуб, была наполнена самыми различными категориями людей: богатенькие фифочки с наклеенными ресницами, мужчины и женщины на вид лет тридцати, улыбающиеся девочки-подростки с нелепым и неаккуратным макияжем, брутальные парни, которые изображают из себя мачо. Громкая музыка мне абсолютно незнакома и больше напоминает смесь из каких-то диких завываний и громких ударов по барабану. Я втискиваюсь между компанией вопящих от восторга девчонок лет пятнадцати и одинокой девушкой с длинными косичками и наушниками в ушах. Эта одинокая девочка явно никого не ждёт. Она стоит здесь одна, посреди тысячи людей, которые приехали сегодня расслабиться и отдохнуть в компаниях. А она так и не смогла найти себе никого. У неё вполне симпатичное лицо. Даже эти нелепые косички придают ей какой-то шарм и очарование. Хипстерский прикид и большие круглые очки на носу отличают её от этого сброда тусовщиков. На её фоне почему-то именно они, эти яркие, весёлые, смеющиеся люди, кажутся мне серыми и скучными. Смотря на эту мышку, я сразу вспоминаю мою любимую цитату Кобейна: «Лучше быть угрюмым мечтателем, чем безмозглым тусовщиком.» Эта девочка лет шестнадцати напоминает мне меня. Может, стоит к ней подойти? И я уже собираюсь это сделать, но цепкая хватка длинных ногтей сдавливает мой локоть. — Настька, ты здесь не пройдёшь. Идём, — говорит Ева, широко улыбаясь мне. Девочка бросает на нас застенчивый взгляд, и очередь слегка сдвигается вперёд, из-за чего мы с Евой едва не разделяемся. Когда мы с Евой огибаем длинную очередь и сворачиваем за угол яркого здания, я окидываю девушку взглядом. Она, как и в прошлый раз, кажется мне таким же ярким, светящимся бутоном прекрасного цветка. Подобранное со вкусом ярко-красное платье с множеством оборок на ней не смотрится вульгарно, а скорее наоборот придаёт ей необычный шарм. Чёрное пальто, надетое на распашку, спущено с одного плеча. Как же ей не холодно? Ангельское личико подчёркнуто ярким макияжем. Нет, я определённо выгляжу какой-то замухрышкой рядом с Евой. — Мы с Герой уже испугались, что ты не приедешь, — искренне говорит Ева, таща меня за локоть в сторону распахнутой железной двери. Девушка широко улыбается мне, оголяя белоснежную улыбку. — Я так рада тебя, наконец, увидеть. Кстати, классное платье. — Спасибо. Э-эм, у тебя тоже, — отвечаю я, улыбаясь. Мои щёки краснеют, и это вовсе не от мороза. — Если честно оно жутко неудобное. Ева начинает громко смеяться. — Моё мне уже на селезёнке отпечаталось, — закатывает глаза девушка. Я начинаю искренне смеяться. Наверно, это впервые. Я смеюсь и шучу с едва знакомой мне девушкой, будто мы уже хорошие подруги. Для меня это непривычно. Да и вообще всё происходящее для меня непривычно, но оно мне явно нравится. Распахнутая дверь оказывается секретным входом в клуб, предназначенная лишь для персонала. — А где Гера? — спрашиваю я, уже не чувствуя никакой ревности. — Он уже в зале в VIP-ложе, — отвечает Ева, сбрасывая с плеч пальто. Я по её примеру стягиваю с себя парку. Узкий коридор оглушают удары наших с Евой каблуков. Иногда нам попадаются неизвестные люди, которым девушка показывает какую-то карточку, которая видимо является пропуском за кулисы. Оставив ненужные вещи в гардеробе, мы попадаем в более просторный и светлый коридор, в котором слышатся крики фанатов и громкая музыка. В щели чёрной двери я вижу тёмные кулисы, музыкантов, каких-то копошащихся за кулисами людей с микрофонами, тёмный зал, переполненный людьми и яркими софитами. Скорее всего это выход на сцену. — Странно, — тихо говорит Ева, оглядываясь по сторонам. Тревога девушки заставляет меня саму немного напрячься. — Что такое? — спрашиваю я. Девушка смотрит на экран своего телефона. — До начала тридцать пять минут. Кирилл и Макс обычно за два часа до концерта уже за кулисами всё проверяют и контролируют, — напряжённо говорит Ева. До моих ушей доносится громкий мужской крик. Я инстинктивно принимаюсь оглядываться по сторонам. Где-то явно случилась какая-то перепалка. Ева зло смотрит в глубь коридора и сжимает свой телефон так сильно, что на чехле остаются царапины. — Идиоты, — шипит девушка и бросается бежать по коридору. Я смотрю ей вслед, не зная, что мне делать. Может, лучше пойти в зал? Это ведь не моё дело. Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Моё любопытство сильнее здравого смысла. Коридор резко сворачивает направо. Яркое платье Евы сразу даёт мне ориентир, куда идти дальше. Мой взгляд моментально ловит орущего Максима, стоящего перед раскрытой дверью гримёрки. Парень настолько зол, что мне даже становится немного не по себе приближаться к нему. До меня долетают обрывки речи, которая больше похожа на пропаганду всего известного мата. — … мозгов ни*уя нету! Только о себе бл*дь думаешь. До начала тридцать минут. Ты мог тр*хаться в любое другое время!!! — Макс! — кричит Ева, подбегая к парню. — Что, мать вашу, вы устроили?! Максим переводит на Еву мечущий искры взгляд. Я стараюсь держаться в стороне, прислонившись к стене. Ева и Макс начинают о чём-то беседовать вполголоса. Ева сопровождает это всё толчками в сторону Макса, а тот в свою очередь оживлённо жестикулирует руками. Кирилл стоит в дверном проёме с абсолютным спокойствием и безразличием, засунув руки в джинсы. Оказывается, у него идеальный пресс — на парне только джинсы. Из гримёрки выходит высокая стройная темноволосая девушка и становится чуть поодаль от Кирилла. — Ты хотя бы могла подумать за этого петуха? — спрашивает Максим, сверля брюнетку взглядом. Та сразу же бросает взгляд на меня. — У нас за кулисами фанатка, — брезгливо говорит она, окидывая меня оценивающим взглядом. Я стараюсь смотреть на эту высокомерную сучку так же, как и она смотрит на меня — с ненавистью, брезгливостью и неприязнью. Кирилл замечает меня, выглянув из-за стены. В его взгляде столько ненависти и злобы, что у меня рождается два огромных желания. Первое: съездить парню по лицу, а второе: исчезнуть, и как можно скорее. — Что она здесь делает? — ядовито спрашивает Кирилл. — Она со мной, — отвечает Ева. — Это мой концерт, — шипя и подчёркивая слово мой, отзывается Кирилл. — Да сейчас вообще никакого концерта не будет, если ты не возьмёшь себя в руки, — встревает Макс. Кирилл бросает на меня ещё один взгляд и притягивает к себе ту девушку, целуя её в губы и слизывая с её губ остатки помады. К горлу подкатывает тошнота; я отворачиваюсь, стараясь делать вид, что лазаю в своём телефоне. Девушка проходит мимо меня, громко стуча каблуками и подмигивая мне. До меня доносится запах приторных цветочных духов. Эта девушка словно насквозь пропитана ядом. Макс заталкивает Кирилла в гримёрку и захлопывает дверь. Ева устало выдыхает, прислоняясь к стене. За дверью слышатся недовольные крики и словесные перепалки. — Идём, — устало говорит Ева, молча направляясь в сторону выхода в зал. — Почему он так меня ненавидит? — спрашиваю я. В тот момент я не контролирую себя. Вопрос сам срывается с моего рта. — Потому что он идиот, — отзывается Ева, сжимая руки в кулаки. Кирилл и Максим выходят на сцену так, словно несколько минут назад они не ссорились. Парни улыбаются фанатам, танцуют, заводят толпу, шутят. Я танцую, пою, но никакого кайфа не чувствую — тусовки всё же не совсем моё. Ева и Герман рядом со мной зажигают так, словно оба были рождены для тусовок. Наша ложа находится на балконе напротив сцены. Диана, так оказалось зовут девушку Кирилла, весь вечер окидывает меня надменными взглядами. Она шепчется со своими подружками, которые то и дело бросают на меня взгляды и давятся ядовитыми смешками. Весь концерт моя душа мечется в страхе и беспокойстве — Кирилл не сводит с меня взгляда. Его глаза будто пытаются заставить меня сгореть прямо здесь. За что он так сильно меня ненавидит? Самое ужасное заключается в том, что я чувствую некий азарт. Я хочу быть здесь, раздражать его своим присутствием, чтобы он злился и ненавидел меня ещё сильнее. Финальная песню, которая называется «Вещества», Кирилл исполняет один, сидя на краю сцену. Это единственный проникновенный трек, от которого у меня бегут мурашки по коже. Кирилл почти не смотрит в зал. Он словно отрешён от мира. Он просто поёт, опустив взгляд в пол, а у тысячи людей на глазах наворачиваются слёзы. Возможно ли такое? Я невольно заслушиваюсь, подойдя к краю балкона и смотря на поющего Кирилла. В этот момент вся злость к нему пропадает. Он кажется мне… ангелом. Впервые он кажется мне ангелом, а не демоном. И дело здесь вовсе не в белой футболке. Кирилл поднимает на меня взгляд; я едва не лечу с балкона вниз. Наши глаза на секунду встречаются. Меня начинает бить озноб. Я словно резко заболеваю какой-то неизлечимой лихорадкой. Опускаю голову, пытаюсь восстановить разбушевавшееся дыхание. — Спасибо вам за этот потрясный вечер. Я люблю вас, — говорит Кирилл. Громкие аплодисменты разрывают мои барабанные перепонки. Я, шатаясь, плюхаюсь на диван рядом с Германом. — Настька, ты в порядке? — испуганно спрашивает Герман. Я, наконец, собираюсь с силами и беру себя в руки, выдавливая из себя почти настоящую улыбку. — Конечно. Просто жарко здесь. Мой взгляд ловит едва вернувшуюся на место Диану, которая держит в руке какую-то папку и, злобно улыбаясь, смотрит на меня. Я и не заметила, как она куда-то отошла. Её подружка со светлыми волосами сверяет какую-то информацию в папке с экраном своего телефона. Возможно, я бы полезла разбираться с ними, если б не Ева, которая решительно потащила меня в дамскую комнату. — Уверена, что не хочешь остаться на вечеринку? — хнычет Ева. — Тебя уговаривают самые красивые люди в мире, — подыгрывает девушке Герман. Наша троица гордо шагает по тёмному коридору в сторону гримёрки Максима, в которой Ева оставила свои вещи. Я, улыбаясь, смотрю на друзей. — Ребят, ну не моё это — все эти тусовки и вечеринки, — отвечаю я. Слабость, и тревога, которые я испытываю, не так уж легко скрыть, но я весьма профессионально с этим справляюсь. Ева и Герман недовольно переглядываются, быстро переводя тему разговора на обсуждение фееричного падения какой-то Скарлетт на какой-то премии какого-то канала. Дверь в гримёрку открывается прямо перед носом Евы. Я удивлена, что она не ударила девушку по носу. Из комнаты выходят Кирилл, Максим и Диана с двумя своими подружками и парой неизвестных мне парней. Максим и Кирилл смотрят на меня так, словно видят впервые. Я инстинктивно отшатываюсь назад. — Ева, хочешь узнать интересную новость? Наверно, самую интересную за весь вечер, — язвительно говорит Диана, встав перед Кириллом и сверля меня злобным взглядом. Мои ладони начинают потеть. Я едва могу дышать — поперёк горла будто встал огромный ком. Воздух в коридоре становится гуще и холоднее. Он словно заковывает меня в невидимые цепи. Какая же знакомая ситуация. Год назад в похожем коридоре меня загнал в угол «Отряд убийц». Тогда они и оставили на моих ногах шрамы — не рассчитали силу своих ударов. Знакомый страх сковывает моё едва бьющееся сердце. Улыбка сходит с лица Евы. Она переглядывается с Германом, который подходит ко мне поближе. — Что за новость? — весело и непринуждённо спрашивает Ева, выгибая брови. Я бросаю взгляд на Максима, который смотрит на меня с сожалением. В отличие от своего брата Кирилл стоит, потупив взгляд в пол. Он явно испытывает такое же сильное желание исчезнуть, как и я. — Она касается твоей новой подружки Насти, — едко выдаёт Диана, беря Еву за руку и разворачивая лицом ко мне. Ева смотрит на девушку с немым вопрос. — Ты уверена, что она та, за кого себя выдаёт, а? Этот голос, как и сама девушка, сквозит ядом. Этот яд словно отравляет всё вокруг. Я прикрываю глаза. Мне уже ясно, что сейчас произойдёт. Я даже знаю, что произойдёт потом, но почему-то я стою на месте, не шевелясь. Меня будто прибили к полу гвоздями и оставили один на один с огромным чудовищем. — Что ты несёшь, Ди? — спрашивает Ева. Девушка бросает на меня беглые взгляды, а мне настолько стыдно, что я не могу их выдержать. Я отвожу глаза. — Идём, — шепчет мне на ухо Герман, сжимая мой локоть. — Нет, постойте. Куда же вы?! — смеётся Диана, злобно улыбаясь мне. Ну конечно, она победила. — Пускай идёт, — тихо говорит Кирилл и, наконец, заглядывает в мои глаза. Лучше бы в его взгляде была та ненависть, чем это неопределённое выражение, смешанное с сожалением. — Да что происходит?! — недовольно вскрикивает Ева. Все эти люди смотрят на меня так, словно я какой-то кусок воняющего мяса. — Настя, — обращается ко мне Диана. Я стараюсь смотреть на неё спокойно. — Кто твои родители? — Вы с ней едва знакомы. Считаешь такие вопросы соответствующими? — встревает Герман, пытаясь защитить меня. Я кладу ладонь друг на плечо. — Гера, я сама. Я стараюсь держаться на ногах, но это даётся мне с таким трудом, что я чувствую, как по моему виску ползёт капля пота, хотя моё тело бьёт озноб. Молчание всех присутствующих давит на мои плечи. Стены коридора будто сдвигаются, пытаясь сдавить меня, убить. — Так кто же твои родители? — повторяет Диана свой вопрос. Её голос становится злее и ненавистнее. — Мой отец… — начинаю я, спотыкаясь на каждом слове. Ева смотрит на меня выжидающе. Она явно не ожидала, что я начну отвечать на вопрос Дианы. — Твой отец мёртв, — заканчивает за меня Диана. Надо мной словно сверкает молния. Вокруг меня бушует гроза. Гром разрывает мою голову. — А твоя мать работает уборщицей в офисе. И никакие твои родители не бизнесмены. Настюша, зачем же ты так нагло нас всех здесь обманывала? Не стыдно? Её голос разрывает мою голову. Взгляд Евы убивает меня своим разочарованием. Кирилл и Максим губят меня молчанием. Герман старается увести меня, а я даже двигаться не могу. Просто стою, опустив голову. Весь мир перед глазами кружится, унося меня в какую-то невидимую даль. Всё вокруг пронизано запахом лжи, обмана. Моей лжи. Я поверила в свою сказку настолько сильно, что забыла о том, что всё это было выдумано мною. Этого никогда не будет наяву. Никогда. Всё это просто прекрасная сказка, которая возможна лишь в моей больной голове. Боль глухо пульсирует чуть левее сердца. Я не чувствую, как Диана суёт мне в руки мои документы, которые она стащила из моей сумки, пока мы были на концерте. У меня даже не хватает сил на то, чтобы отчитать её за то, что она рылась в моих вещах. Мне хватает сил лишь на то, чтобы развернуться и убежать подальше отсюда. Я бегу по коридору, едва не падая. Слёзы брызгают из глаз лишь, когда я оказываюсь на холодной московской улице. На холодной одинокой улице. Замечаю вдалеке ту самую девочку, которая пришла на концерт одна. Она идёт в сопровождении какого-то парня, который обнимает её за талию и смеётся вместе с ней. Нет, она не одна. В этом мире есть те, кто рядом с ней. Невольно улыбаюсь, съезжая вниз по холодной стене. Мне так хочется прийти домой, обнять маму, всё ей рассказать и заснуть в её объятиях. Но этого никогда не произойдёт, потому что этот мир — это синтез грехов, лжи и несправедливости. У меня никого нет….