RED ROSES

….я доверюсь тебе…

Серое московское небо затянуто плотными, словно нарисованными кистью художника, тучами. Создаётся ощущение, что Земля накрыта серым куполом, из-под которого больше никогда не выглянет солнце. По шумным скользким трассам ползут окающие и рычащие машины, поднимая вверх метель из грязного февральского снега. Светофоры то и дело меняют цвет с красного на зелёный, и обратно. Люди с хмурыми лицами спешат кто куда, не обращая друг на друга абсолютно никакого внимания. Лишь изредка один заденет другого и без лишних слов пойдёт дальше. Скучная обыденность, тяжёлые и медленно пролетающие будни. Как обычно. Билборды скандируют новинки года, известные магазины, последние новости, ближайшие знаковые события, — куча ненужной информации. В Москве пропадают десятки, а то и больше людей за день, а эти тупые огромные новостные ленты без лишней суммы денег никогда не оповестят горожан о чём-то более важном и значимом, нежели магазины с новыми поставками или очередной концерт зарубежной звезды, на который всё равно придут лишь люди, у которых имеется лишняя стопочка зелёных бумажек. На стёкла машины медленно, танцуя в воздухе, опускаются снежинки и тут же тают из-за плюсовой температуры на улице. Конечно, ведь уже конец февраля. По окнам медленно ползут капли воды, словно солёные слёзы по нежной коже. У парня в голове тут же всплывает образ русой девочки, чьё лицо испещрено царапинами. Кирилл хмурится и откидывается на водительское кресло, нервно почёсывая подбородок. Его взгляд прочно прикован к улице за окном. Серо-голубые глаза внимательно следят за окружающим миром, но мысли парня явно находятся где-то далеко, совершенно не в этом мире. Это видно по едва заметной жёлтой прожилки на его глазах, прямо между зрачком и радужной оболочкой. В таких мелочах всегда скрывается история человека. За окнами по тротуарам и дорогам раскинут грязный снег, словно какое-то уродливое создание, портящее и без того убогий пейзаж, эдакая «вишенка» на торте. Холода отступают. Совсем скоро снег растает. Деревья снова начнут цвести. Весна. Почему-то парень всегда любил именно весну, особенно май, когда на улице не слишком жарко, но и уже не морозные холода. И впервые в своей жизни ему абсолютно плевать на то, что происходит сейчас вокруг, в природе, которую он так любит, в жизни его родных. В его голове лишь образ избитой Насти, которая взглядом (эта упёртая девчонка никогда ни о чём не попросит вслух) молит его о помощи. А он сидит здесь, как последний идиот, не зная, что предпринять. Со дня звонка того ублюдка прошло около десяти часов. Как же мало времени становится, когда оно так необходимо. Ева и Макс вместе со знакомыми «айтишниками» пытаются отследить звонок или телефон Насти. Всё безрезультатно. Хозяина телефона будто не существует. А Настин смартфон находится вне зоны доступа и отследить его невозможно. Безысходность угнетает его. Отвратительное чувство, когда ты понимаешь, что просто обязан что-то сделать или предпринять, но не можешь, потому что просто не знаешь, как и что тебе нужно сделать или предпринять. Резкий звук открывающейся двери вырывает парня из размышлений. Салон заполняется резким запахом дорогущего одеколона, нечто между мускатом и имбирём. Белые руки быстро скидывают с тёмных волос остатки снега. Яркие карие глаза сверлят Кирилла недовольным взглядом. — Объясни, что такого срочного могло произойти в восемь утра? И что тебе известно о том, где сейчас Настя? — спрашивает Герман, и его рот изгибается в злобном и неприязненном выражении. Кирилл инстинктивно сжимает кулаки. С ним никто никогда так не разговаривал. Но упоминание знакомого имени заставляет парня забыть о собственной гордости и независимости. Герман замечает перемену за лице блондина. Из бешеного и яростного выражения лицо Кирилла меняется, приобретает какой-то болезненный бледный оттенок, из-за которого ещё сильнее видны синяки и едва зажившие ссадины на коже. Герману совершенно не интересно, что произошло с рэпером. Всё, что сейчас интересует парня, это Настя и то, почему, говоря о ней по телефону, Кирилл едва не задыхался от волнения. — Что произошло? — спрашивает Герман, чувствуя, как у него по виску ползёт капля пота. До этого момента парень не осознавал, как много для него значит Настя, и как сильно он может переживать за неё. По дороге до места встречи, которое назначил Кирилл, Герман просчитал и продумал все возможные неприятности, которые могли случиться с его подругой. Впервые за последний месяц Герман плюёт на свой внешний вид (парень выглядит абсолютно помятым и несобранным) и свою личную жизнь (через час он бы улетел в отпуск с Артёмом). Он чувствует непонятную ответственность за Настю, хотя априори понимает, что это глупо. Они и знакомы не так уж и давно, чтобы сблизиться, как закадычные друзья. Кирилл сидит в одной чёрной футболке с длинными рукавами. В салоне тепло, но не до такой же степени. Парень смотрит прямо перед собой и медленно излагает Герману сложившуюся ситуацию. Гера слушает его внимательно, не перебивая и не делая лишних уточнений. Кирилл избегает взглядов Германа, словно несёт за собой какую-то вину. Кирилл рассказывает о том, как приехал к Насте ночью в надежде найти Еву, о том, как девушка согласилась помочь им с Максом в поисках, о том, какую храбрость Настя проявила в «Облаках», о звонке от неизвестного человека, который угрожает Насте расправой. Кирилл опускает лишь подробности о их с Настей отношениях и ни слова не говорит о чувствах, которые терзают его. Он и сам до конца в них не разобрался, не хватало ещё, чтобы крашенный брюнет знал о них. Но несмотря на попытки Кирилла излагать информацию спокойно и хладнокровно, Герман, словно наученный телепат, считывает все изменения на лице Кирилла. Голос парня не меняется, но мимика и глаза выдают его и обнажают терзания, мучающие его душу. Герман понимает, что этот парень не так прост, как кажется, и что его желание найти Настю связано не только с долгом и мужской обязанностью перед ней, но и чем-то гораздо большим. Свет в глазах Кирилла загорается, когда он произносит её имя, когда описывает её смелость и то, как он не ожидал, что она поступит в ресторане именно так, как она поступила. Злость и ненависть буквально сочатся из его уст, когда он говорит об угрозах со стороны Владлена, похитившего Настю. В этот момент Герман забывает обо всём, словно все проблемы мирского существования отходят на второй план. Парень чувствует нарастающую внутри него тревогу и… страх. Страх, что он больше не увидит Настю, эту взъерошенную, словно нахохлившийся попугай, с острым языком девчонку. — Макс и Ева пытаются найти адрес звонившего, но судя по всему звонок был совершён из центра Москвы, поэтому особого смысла в этом нет. Телефон Насти отследить не выходит, видимо люди этой шишки постарались. Этот Владлен просчитал каждый наш возможный шаг, — с ненавистью в голосе говорит Кирилл, сжимая руль машины ладонью левой руки. Парень вздыхает, медленно проводя ладонью по вспотевшему лбу. Глупо признавать это, но рассказ его утомляет. Кирилл не любит много разговаривать, а тем более рассказывать историю, по которой можно книгу писать. — Мы думаем, что нам стоит оповестить родителей Насти. Я думаю, что они ищут её и волнуются. Поэтому я позвал теб… — Забудь об этом, — резко выдаёт Герман, смотря в невидимую точку перед собой. Кирилл серьёзно и удивлённо смотрит на парня. Между его бровями залегает глубокая складка. — Почему? Герман медленно заглядывает парню в глаза. Взгляд карих глаз становится пронзительнее и выразительнее. Кирилл почему-то сразу понимает, что родители Насти — не выход. — Отца у Насти нет, а её мать… Не хотелось бы мне называть эту женщину сукой, но, думаю, придётся. Если вкратце, то Настя живёт с отчимом, который избивает и домогается её, а её мать позволяет ему всё это, закрывая глаза на ужас, который он пытается сотворить с Настей. Думаю, что теперь ты понимаешь, что смысла обращаться к этим людям абсолютно нет. Я полагаю, что они даже и не заметили, что Настя пропала. Будем выкручиваться сами, — уверенно говорит Герман. Он откидывается на сиденье, проводя рукой по волосам и явно глубоко задумавшись о чём-то. — Сейчас же поедем в полицию. Они организуют операцию по спасению Насти и… Резкое и громкое оповещение на телефоне не даёт Кириллу закончить фразу. Он крепко выражается и берёт в руки смартфон. — Наверно, Ева что-то нашла, — тихо говорит Кирилл. Герман выжидающе смотрит на парня, и тут же его прошибает холодный пот, потому что выражение лица Кирилла становится до неузнаваемости бледным и яростным. Парень громко сглатывает слюну, растерянно пялясь на дисплей телефона. Жилка на его лбу выступает чересчур отчётливо. — Что там? — спрашивает Герман. Внутри него всё сгорает от тревоги и нетерпения. Кирилл морщится, прикрывая глаза. В телефоне слышится тихий крик и стон. Парень резко бьёт по рулю машины. Громкий гудок оглашает парковку. Пара прохожих удивлённо оборачиваются на машину. — Вот же сука! — орёт Кирилл, отбрасывая телефон в сторону и сжимая виски руками. — Да что там?! — в ответ кричит Герман, подбирая телефон. На экране появляется неизвестный в маске, который переворачивает камеру в сторону яркой белоснежной кушетки, на которой лежит девушка. Настя. Вся в крови. Германа едва не рвёт от ужаса. Спустя несколько часов Владлен отдаёт приказ Натали действовать. Этот человек не привык шутить. Ему необходимо закончить это дело как можно скорее, а эти детки могут прибегнуть к помощи полиции. Конечно, он уже имел дело с полицией и знает, как нужно с ней договариваться, но через три дня у него вылет в Штаты и ему совершенно не хочется лишней огласки. Если бы не этот хитрый идиот Василий ему бы не пришлось мобилизировать лишние силы и посылать этого рыжего придурка следить за его дочерью. Ну ничего, Владлен поквитается с ним позже, а пока что ему достаточно денег и от его любимой дочки и её друзей. Мужчина смотрит на свою рыжую помощницу взглядом хищника, вертя в руках дорогой смартфон. — Я отъеду на пару часов. За Незборецкими и дочерью Василия следят, поэтому они не должны сорвать нам наши планы. В ближайших следственных участках уже сидят мои люди, так что эти детишки даже не смогут воспользоваться помощью полиции. В крайнем случае, ты знаешь, что делать с их подружкой, — менторским тоном говорит Владлен, словно излагает какие-то сухие факты из истории. Натали внимательно слушает, не упуская ни одной детали. Оба едва одеты не смотря на то, что на улице всё же не курорт. — Я уже знаю, что делать с девчонкой, чтобы её дружки пошевеливались. Разрешите? — злобно улыбается Натали. Взгляд её зелёных глаз загорается недобрым огнём. Владлен усмехается. Он знает, что эта женщина способна причинять людям боль, не задумываясь о последствиях. Именно поэтому она была ему необходима. — Действуй, — говорит он. Натали, кивнув, быстрым шагом направляется обратно в дом, но тут мужчина окликает её. — Напиши им, что если они захотят, могут вернуть деньги раньше срока. Это им так… для справки. Владлен подмигивает Натали и злобно ухмыляется. Глаза женщины загораются ещё ярче. Тёмный силуэт скрывается за дверью. Настя лежит на холодном полу подвала. Тёмные веки девушки закрыты. Сине-фиолетовые следы кажутся неестественно яркими на фоне белой кожи. Сальные волосы, испачканные кровью и грязью, скрывают почти всё лицо девушки. Тёмные джинсы порваны в нескольких местах. Куртка девушки валяется в противоположной стороне комнаты, из-за чего по коже Насти пробегает холод. На ней всего лишь одна лёгкая кофточка с рукавами до локтей, и та порвана. Грудь Насти прерывисто вздымается. Она постоянно видит сон, в котором её со школы забирает родной отец.

Его ласковое и светлое лицо с тёмной щетиной, яркие карие глаза, лучезарная улыбка, которую унаследовала и Настя, тёплые и родные объятия, он обнимает маленькую Настю и на руках уносит в парк кататься на роликах… Девочка с громким криком и смехом уезжает от отца, который, смеясь, пытается словить её… — Папа-а-а, не дого-онишь! — кричит Настя… — Догоню, — в ответ кричит мужчина, лучезарно улыбаясь и стараясь бежать как можно медленнее… Девочка быстро огибает фонтан парка и заезжает на маленькую тропку под сенью деревьев. Она катится так быстро, что не замечает ничего вокруг… Ей абсолютно наплевать на то, что происходит рядом с ней… Она смеётся и не замечает большой камень под ногами. Девочка падает на колени, сдирая кожу с ладоней… — Чёрт! — шипит девушка… Уже взрослая Настя, продолжая смеяться, поднимается на ноги… Чьи-то руки мягко обнимают её за талию сзади… Она улыбается, не думая отстраняться, но всё же внутри рождается странное чувство страха и удивления… — Я говорил, что не надо так быстро катится, — тихо говорит знакомый бархатный голос… Настя удивлённо поднимает взгляд. Кирилл ласково улыбается девушке, щёлкая её по носу… Девушка хмурится и не успевает ничего сказать, как на неё сверху валится что-то тяжёлое…

Настя с трудом разлепляет отяжелевшие веки. Так непривычно. Во сне всё было таким ярким и солнечным. В реальности всё иначе. Тёмный и холодный подвал, где нет ничего живого. Настя только сейчас осознаёт, что же такое обрушилось на неё. Чьи-то руки грубо хватают девушку под локти, быстро отстёгивая наручники. Настя чувствует приглушённую боль от вчерашних синяков и ушибов, которыми её наградили одноклассники, от порезов, которые она сама себе сделала, от ссадин, оставленных наручниками. Девушка находится в некой прострации. Голова гудит и кружится так, словно она часом ранее осушила целую бутылку виски. Наваждение ото сна проходит лишь тогда, когда её заносят в очень светлую комнату. Яркие лампы буквально ослепляют её. Настя жмурится, перед глазами пляшут цветные круги. Девушку кладут на какую-то твёрдую поверхность. Поверхность холодная, но не такая, как пол. Эта поверхность чуть мягче. Это какая-та кушетка или кровать. Руки снова пристёгивают, но на сей раз чем-то похожим на ремни. Настя испуганно распахивает глаза. Прямо над ней висит медицинская лампа. Девушка, думая, что ослепнет, отводит взгляд и смотрит на свои руки, которые действительно пристёгнуты широкими коричневыми ремнями к какой-то металлической белой кровати. Сердце Насти начинает бешено стучать в груди, вырываться из неё, словно загнанный в клетку зверёк. Дыхание девушки становится прерывистее и быстрее. Ей тяжело здраво мыслить, будто она находится в состоянии алкогольного опьянения. Вокруг раздаётся какой-то непонятный шум, словно кто-то перебирает ножи или вилки. Девушка испуганно озирается по сторонам. Она находится в каком-то странном, небольшом помещении, которое больше напоминает операционную комнату. Абсолютно белые стены испачканы в нескольких местах чем-то чёрным, видимо кто-то во время ремонта был не слишком осторожен. В комнате нет окон, так же, как и подвале, в котором держали Настю. У стен стоят белые шкафы, наполненные какими-то непонятными бутылками и коробками. Прямо возле белоснежной кровати стоит маленький железный столик и железная тележка. Настя замечает на столике маленькую металлическую тарелку, над которой шарят чьи-то белоснежные руки. Судя по яркому маникюру, это Натали. Вот, что это за шум. В этой тарелке лежат скальпель и другие медицинские принадлежности. Настя пытается освободить руки, понимая, что это бесполезно. Эти бессмысленные попытки ничего кроме боли не принесут. Зачем её сюда привезли? Неужели три дня уже прошли? И её собираются убить? Ну да. Классика. Сейчас её усыпят, а потом распотрошат на органы. Как раз восполнят ту сумму, которую должны им ребята. Настя морщится от одной мысли, что её сейчас будут оперировать. Она никогда не боялась больниц, но сейчас дикий страх медленно подбирается к её сердцу, словно хищник, крадущийся за своей жертвой. Девушка делает огромное усилие над собой, чтобы не завопить от страха и внутренней боли. Она никогда не хотела погибнуть таким образом. Может, лучше вообще прикинуться спящей? Тогда она не заглянет в дикие глаза Натали и не увидит в них отражение собственной смерти. Она просто уснёт. Но глаза Насти приковывает странное явление. Натали кладёт на столик два маленьких цветка красной розы. Розы совершенно точно настоящие. «Что за чертовщина? Она меня тут похоронить решила?» — пролетают мысли в голове Насти. Девушка поднимает на женщину глаза и тут же встречается взглядом с двумя высокими мужчинами, одетыми во всё чёрное. Один из них клацает в телефоне, а другой, тот, что повыше и крупнее, смотрит на Настю, скрестив на груди огромные руки. Его голову покрывает копна чёрных волос. Как же хорошо, что среди них нет того рыжего бородатого извращенца, брата Натали. Девушка совершенно забывает его имя. Она переводит взгляд на Натали, нависшую прямо у неё над лицом. От неожиданности Настя дёргается. Зелёные, холодные как лёд глаза смотрят на девушку, не отрываясь. — Сейчас ты заплатишь за то, что сделала с моим братом. Я бы вколола тебе обезболивающее. Да не хочу, — жестоко ухмыляется Натали. Её дьявольская ухмылка пробирает всё тело до костей. По спине Насти ползут мурашки. Удивительно, но Настя совершенно не боится боли. Её больше пугает сам факт того, что хочет с ней сделать Натали, как она хочет извертеться, чтобы причинить Насте боль. — Что ты собираешься делать? — спрашивает Настя. Она удивлена тем, как тихо и жалко звучит её голос. Горло горит от того, что девушка не пила воды целую вечность. Настя едва шевелит губами, сжимая до боли кулаки. Натали что-то тихо говорит тому самому мужчине, который клацает в телефоне. Он быстро кивает головой и отдаёт нечто чёрное второму мужчине и самой Натали. Настя, как заворожённая следит за каждым их действием. Все трое одновременно, как по команде, одевают на себя чёрные маски с прорезями для рта и глаз. Сердце Насти уходит в пятки. Она чувствует, как по её спине холодным лезвием пробегает страх. Мужчина с телефоном наводит свой смартфон на Натали. Кажется, он начинает снимать видео. Настя, наконец, догадывается, что с ней хотят сделать. Они не собираются её убивать. Им нужно сделать так, чтобы ребята всё же отдали деньги, а для этого нужно, чтобы они увидели, как Настя страдает. Сейчас Натали сделает нечто ужасное, а затем пошлёт видео ребятам, чтобы они пошевеливались. Настя собирается кричать, вырываться, но вместо этого её язык словно отпадает. Девушка лишь хрипит что-то неразборчивое, барахтаясь на кровати, как рыба, которую выбросило на берег. Натали начинает звонко смеяться и что-то говорить на камеру. Настя не различает слов. Она пытается вырваться, пинает воздух ногами, рычит, как дикий зверёнок, но всё тщетно. Натали берёт из тарелки скальпель. Металлический звук пронзает уши Насти. Девушка следит за выверенными движениями своей мучительницы. Натали смазывает руки Насти спиртом, но та продолжает вырываться. Холодный спирт обжигает кожу Насти. Девушка чувствует, наконец, хоть что-то кроме тупой боли. Голос возвращается к девушке. — Не трогай меня, — шипит девушка. Настя плюёт Натали прямо на ботинок. — Ах ты мелкая сука, — вопит взбешённая женщина и даёт Насте смачную пощёчину. Девушка так привыкла к подобным ударам, что не обращает на боль от удара внимания. — Держи её. Мужчина в маске подходит к Насте и крепко сжимает её руки, прижимая их к кровати. Настя продолжает извиваться, пытаясь вырваться, но хватка мужчины слишком сильная. Второй мужчина с камерой подходит чуть ближе, судя по всему снимая лицо Насти. Девушка отворачивается и тут же кожу пронзает резкая боль. Настя громко вскрикивает, удивлённо смотря на Натали. Боль не слишком сильная из-за того, как резко Натали начинает свою жестокую операцию. Из-за шока впервые секунды Настя вообще не осознаёт, что с ней делают. Может, так себя чувствуют и жертвы серийных убийц? Они просто не осознают реальности. Настя видит, как Натали разрезает её кожу выше запястья и засовывает скальпель, словно булавку под кожу, чтобы сделать некий кармашек. Острая, жгучая боль пронзает руку. Настя кричит так громко, что у неё в ушах начинает звенеть. Её крик слегка притупляет дикую боль. Она старается не дёргать рукой, чтобы не стало ещё больнее. Мужчина, который держит её, суёт девушке в рот плотно свёрнутую ткань. Настя едва не давится собственной слюной, продолжая кричать. Слёзы инстинктивно брызгают из глаз девушки. Натали жестоко улыбается и бросает скальпель в тарелку с водой. Вода тут же приобретает красный оттенок. По запястьям Насти струится алая кровь, окрашивая всё вокруг в красный цвет. Боль притупляется. Настя решает, что это всё. Ей кажется, что это конец, и что сейчас она умрёт, обретёт покой. Из-за головокружения ей кажется, что она видит белый свет, но на самом деле это свет лампы отражается в её глазах. Натали берёт с тумбочки красную розу срезает конец длинного стебля и шипы. Затем женщина обрабатывает растение спиртом, чтобы оно не занесло заразу. Натали звонко смеётся, видя непонимание на лице Насти. Девушка ошарашенно взирает на женщину. — Сними, как я сделаю из девочки красавицу, — говорит Натали, приближая розу к запястью девушки и отдавая приказ мужчине с камерой. У Насти темнеет в глазах, когда Натали засовывает розу прямо в разрез на её руке. Роза идеально сливается с рукой Насти, словно недостающая часть конструктора или пазла. Но уродливые куски кожи, мяса и кровь вызывают ужас даже у Натали, которая до этого момента держалась хладнокровно. Настя теряет сознание, без движения обмякнув на кровати. — Не слишком? — неуверенно спрашивает мужчина, державший Настю. — Заткнись, — рычит Натали. Она говорит низким, утробным голосом, из-за чего создаётся ощущение, что она мужчина. Женщина поворачивается лицом к камере и продолжает всё тем же мужским голосом. — Времени у вас всё меньше. Советую вам торопиться. Мужчина опускает камеру и снимает маску. Его примеру следуют остальные. — Отправь видео дочке Морозова и тому сучонку-рэперу. И подпиши, что они могут отдать бабки раньше срока, иначе каждый день я буду добавлять девчонке десяток новых шрамов, — говорит Натали, доставая из ящика пакет с тёмной кровью. — Босс отдал приказ только припугнуть их, — возражает здоровяк с тёмной шевелюрой. Натали бросает на него испепеляющий взгляд. — Он изменил приказ. — Она врёт настолько убедительно, что мужчины верят ей. Натали хочется, чтобы ребята вернули деньги как можно скорее. Она мечтает расправиться с Настей. Не только из-за брата, но и из-за того, как Владлен смотрит на неё. Он жалеет девчонку. Она ему нравится, несмотря на то, что он пытается скрыть это. За столько лет работы на своего босса Натали умеет различать любые изменения на его лице и в его поведении. Женщина переливает кровь в бутылку и крепит провод к капельнице, стоящей возле кровати, на которой в бессознательном состоянии лежит Настя. Натали аккуратно втыкает иголку рядом с розой в руку Насти. — Ты ей переливание делаешь? — выгибает бровь лысый мужчина, тот, что снимал видео. Натали недовольно цокает. — Иначе она сдохнет здесь от потери крови, — говорит женщина и быстро перевязывает рану Насти. — Тогда не видать нам наших деньжат. — Ты уверена, что эта её группа? — уточняет второй мужчина. Натали закатывает глаза. — Я не настолько глупа. Я уже давно проверила кровь девчонки. Третья положительная, если вам интересно, — фыркает Натали, доставая из ящика длинный шприц с каким-то белым содержимым. — Ещё хоть один вопрос, напичкаю вас транквилизаторами, как и нашу клиентку. Натали быстро делает Насте укол. Девочка слегка дёргается и расслабляется на кровати. — Отправлено, — говорит лысый и снова утыкается в телефон. Второй мужчина виновато смотрит на Настю, которая сейчас похожа на мирно посапывающего ребёнка. Её грудь медленно вздымается и опускается. Натали подходит к левой руке Насти и делает на ней надрез, такой же, как на правой. — Подай-ка мне розу, — командует она. — Пусть у нашей красавицы симметрия на руках будет. Злобная ухмылка искажает лицо Натали. — Эй, — громко зовёт лысый. — Через сколько босс вернётся? — Тебе какое дело? — грубо спрашивает Натали, заканчивая надрез на руке Насти. — Сопляки хотят передать деньги сегодня ночью.

Chapter 11. Проигрыш (часть 2)

Кирилл

Я понимаю, что веду себя как обезумевший, сбежавший из психбольницы психопат, но ничего не могу с собой поделать. Я никогда не умел подавливать в себе гнев и ярость, страсть и безумие, я всегда отдаюсь всем чувствам сполна. Именно поэтому сейчас, раз за разом прокручивая в своей голове фрагменты того ужасного видео, я продолжаю бить стену, представляя, что это морда этого ублюдка Владлена. Представляю, как его рожа, которую, я ни разу в жизни не видел, покрывается кровью и синяками. Представляю, как бью тех, кто сделал это с Настей. Представляю, как бью сам себя за то, что не смог уберечь её. — Кирилл, прекрати! Хватит! Твою мать, Незборецкий! Крики Германа доносятся до меня, словно издалека. Словно парень не здесь, а где-то далеко, за несколько метров от меня. Я чувствую жгучую боль в костяшках пальцев, холод, который пронзает меня насквозь, но мне всё равно. В голове у меня горит какой-то огромный, размером с пятиэтажное здание, костёр, который сжигает все мысли внутри моей головы. Перед глазами лишь Настя и то, что эти мрази делают с ней, пока я ничего не могу сделать. Тут Герман резко отбрасывает меня в сторону. Сила его движения слишком велика. Я поскальзываюсь на льду и падаю на мокрую землю. Морозный воздух проникает в мои лёгкие, словно глоток водки. Я злобно смотрю в глаза Герману, который присаживается передо мной и берёт моё лицо в свои холодные ладони. Взгляд карих глаз пронзает меня насквозь. В них столько злобы и страха, что я чувствую какой-то фантомный укол ревности. Какое право он имеет переживать за Настю больше чем я? Тут же даю себе мысленную пощёчину за подобные мысли. — Ты понимаешь, что сейчас нам нельзя поддаваться панике?! — орёт Герман прямо мне в лицо. Чувствую, что внутри меня всё сжимается и вопит от злобы и боли, но стараюсь держать себя в руках, чтобы не заорать в ответ. — Мы не можем сидеть здесь и думать о том, как всё херово. Потому что Настя там одна и, она ждёт нас, понимаешь?! Мы должны быть сильными ради неё, иначе они убьют её!!! Я, не отрывая взгляда, смотрю на Германа, на то, сколько боли и ненависти в его глазах. Он тяжело дышит и медленно отодвигается от меня, упираясь ладонями в колени. Я продолжаю сидеть на земле и смотреть на грязный снег у себя под руками. Всё вокруг окрашивается в красный из-за того, что из моих костяшек буквально литрами вытекает кровь. — Ева уже едет сюда. Будем решать, что делать дальше, — говорит Герман, смотря куда-то в сторону. Пар выходит изо рта парня, как какое-то безликое облако. — Когда ты успел ей позвонить? — спрашиваю я, рассматривая собственные избитые в кровь руки и пытаясь придумать, как, чёрт возьми, быть дальше. — Пока ты, как ошалелый, нёсся в парк, чтобы отхерачить ни в чём не повинную стенку, — недовольно замечает Герман, и я тихо прыскаю со смеху. Удивительно, как едва знакомый мне чувак сидит здесь и пытается меня учить. Мои джинсы намокают от холодного снега. Тело покрывается миллионами мурашек из-за холода, но я упрямо продолжаю сидеть на земле, разглядывая нечто в воздухе с преувеличенным любопытством. Герману абсолютно всё равно, и я этому рад. Рад, что он лезет ко мне с идиотскими нравоучениями или бессмысленными словами поддержки. Он стоит, прислонившись спиной к стене какого-то кафе, и смотрит в сторону. Он взволнован, но пытается изобразить спокойствие, что мне кажется абсолютно нелепым. Проходит около пяти минут, как я слышу знакомый недовольный возглас «Какого хрена?». Ева подлетает ко мне, словно фурия, и резким движением тянет меня наверх. Я поддаюсь ей и поднимаюсь на ноги. — Минут десять прошло. Когда вы успели так быстро приехать? — спрашиваю я, отряхиваясь. — Прошло полчаса, псих, — устало подмечает Герман. Полчаса? Как я не заметил, что прошло такое огромное количество времени? Ева начинает читать лекцию о том, какой я придурок, что сижу на холодной земле на заднице. Я пропускаю каждое слово подруги мимо ушей. И когда она поймёт, что её волнение сейчас неуместно? Ева выглядит ужасно. Волосы взъерошены, на голову натянута нелепая шапка с помпоном, лицо девушки, словно белое полотно, глаза болезненно блестят, а под ними пролегают большие синяки из-за того, что она не спит уже двое суток, с того самого дня в «Облаках». Макс выглядит не лучше. На нём лёгкая кожаная куртка, из-под которой выглядывает лишь ткань лёгкой белой футболки. Кожа брата красная от холода и выглядит он очень уставшим. — Эти уроды… они… навредили Насте. — Я буквально выдавливаю из себя эти слова и провожу рукой по волосам. Чувствую лёгкую боль. Глаза Евы в страхе расширяются. Она зло смотрит на мои руки, но быстро напускает на себя вид, что ей всё равно. Видимо, она ожидала подобной реакции. Она слишком хорошо меня знает. — Я получила видео, — тихо говорит Ева, скрещивая руки на груди. Вижу, как её глаза начинают блестеть от набегающих слёз. Но подруга держится молодцом, загоняет сопли внутрь и смотрит на всех нас с решительным выражением лица. По выражению лица Макса понимаю, что он тоже видел то злосчастное видео. — Нам нужно срочно продумать план дальнейших действий. И действовать мы должны решительно. У Насти мало времени. Я подозреваю, что эти сволочи не сдержат обещание, — резко выдаёт Герман. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Максим. — Я думаю, что они не станут ждать три дня. Нужно идти в полицию сейчас же, — поясняет Герман, и мысленно я уже готов с ним согласиться. Но Ева встревает в мужской диалог со всей своей решимостью, которая мне так знакома. — Нет. Мы не пойдём в полицию, — говорит Ева, скрещивая руки на груди. — Но на счёт решительных действий, Гера, ты прав. Я написала отправителю видео, что сегодня ночью мы готовы передать деньги. Ровно в 22:00 они отправят СМС с адресом. — Ты с ума сошла? — воскликнул Макс с изумлением глядя на Еву. — Где мы возьмём столько бабла? Ева молча поднимает вверх руку, держа в ней большой пакет. Удивительно, но я замечаю его только сейчас. — Папочка меня за это по головке не погладит, конечно, но ему давно надо начать прятать код от семейного сейфа получше, — ухмыляется девушка. — Ты не можешь заплатить всю сумму одна. Она слишком огромна, — выдаёт Герман, на что Ева лишь громко цокает языком. — Сейчас не время быть кавалерами. Если сильно захотите, потом вернёте, а сейчас нужно спасти Настю. — Да, и именно поэтому нам нужно обратиться в полицию. Они придумают план и… — начинает Герман. — Нет! — резко обрывает парня Ева. — Я знаю, как действует и ведёт дела мой папаша. А он, как и этот псих Владлен, оба помешанные на власти и деньгах, хитрые уроды со связями. Я уверена, что он уже предупредил всех шишек в полиции. Как только мы придём туда, его оповестят, и тогда я даже представить боюсь, что он может сделать с Настей. К тому же, наверняка за нами следят. Любой шаг в сторону — расстрел… — Ты предлагаешь сдаться этому сукиному сыну просто так? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри меня всё сгорает от жгучей ненависти. — Да, — уверенно говорит Ева. — Кирилл, пойми, что с такими, как он, невозможно бороться. Мы в любом случае проиграем. Поэтому нам придётся проглотить эту пилюлю и смириться с проигрышем. — Где гарантия, что он не пришлёпнет нас на месте вместе с Настей? — спрашивает Герман. Ева устало вздыхает. — Во-первых, если мы отдадим ему деньги, в этом априори не будет смысла. Во-вторых, чтобы замять такое громкое дело, так как в нём замешаны два известных рэпера, он убьёт такую же сумму, которую мы сейчас ему выплатим. Единственное, что мы обязаны будем дать ему клятву, что будем молчать, иначе он может выкинуть что угодно. Девушка опускает голову. От потока мыслей всё внутри начинает болеть. Я едва стою на ногах. Я чувствую, как моя голова готова в любой момент взорваться. — Это я виновата. Надо было в ту ночь вообще из дома не выходить. Настя бы не пострадала. — Все мы хороши, — тихо говорит Герман. Чувствую, как всё тело пронзает боль и дрожь. Ощущение такое, словно хуже мне не было никогда в жизни…

Настя

Боль и страх. Боль и страх. Боль и страх… Я чувствую, как виски стучат и рвутся на части, словно куски ткани. Голова гудит от фантомного противного шума, похожего на треск ломающихся досок. Внутренности горят от голода и жажды. Во рту неприятный привкус чего-то кислого и одновременно горького. Ужасная боль в руках. Такое ощущение, что что-то неприятно чешет мне свежие раны. Медленно разлепляю отяжелевшие веки. Глаза застилает пелена слёз. Лампа над головой выключена, но в комнате продолжает гореть какой-то неяркий источник света. Перед глазами всё плывёт, словно я напилась и сейчас нахожусь в состоянии алкогольного опьянения. Невероятная слабость во всём теле не даёт мне возможности пошевелиться. Я так хочу снова потерять сознание. Я совершенно обессилена. Не могу сделать ничего, абсолютно ничего. Умирать вот так, бездействуя и просто лежа на чёртовой кровати, ужасно. До моих ушей долетают чьи-то тихие разговоры. Я не могу разобрать ни слова. Настолько далёк от меня звук. Что же это за боль в руках, чёрт возьми? Охота почесать их. Медленно и с огромным трудом перевожу взгляд на свои руки. Они лежат на всё той же белой кровати. Что со мной случилось? Помню лишь лицо Натали, которая держит в руках скальпель. И тут меня пронзает дикий ужас. Из моей руки действительно что-то торчит. Что-то похожее на цветы. Да эта женщина действительно больная. Из правой руки торчит иголка, соединённая с капельницей. Она переливает в меня кровь. Раны перевязаны, чтобы я не умерла от потери крови. Умно продумано. Хочет, чтобы я мучилась, но не хочет, чтобы я умирала. Мои руки всё ещё привязаны ремнями к чёртовой кровати. Можно подумать, что у меня есть силы сбежать. В теле ощущается такая слабость, что на пару минут мне кажется, что я парализована. Наверняка она мне что-то вколола. — Отпусти меня, — хриплю я, понимая, что в этом нет никакого здравого смысла. Никто меня не отпустит. Тем более такой человек, как Натали. — Очнулась. Вколю ей ещё одну дозу. Пусть дрыхнет, — говорит знакомый женский голос. Я не могу сопротивляться. Я впервые рада, что сейчас снова улечу во тьму. Лучше сны и иллюзия, чем это… Снова чувствую лёгкую боль в плече, и спустя минуту проваливаюсь в чёрную бездну.

Кирилл

Ночь наступает слишком быстро. Я буквально не успеваю опомниться, как свет за окном меркнет, уступая место вечеру, а затем ночной Москве. Загораются знакомые, любимые мною огни ночного мегаполиса. На тёмном небе виднеются редкие огоньки звёзд. Какое же это прекрасное время… Ночь. Тишина. Виски. И никаких проблем не существует… Но всё это явно не описывает моё состояние в данный момент. Внутри всё скручивается от боли и страха. Связано ли это с тем, что я пять часов назад осушил на голодный желудок целую бутылку «джека»? В тот момент это казалось единственным разумным решением. Стрелка часов медленно падает на цифру 10. В эту же секунду слышу, как на телефон Евы приходит громкое оповещение о пришедшем СМС. Какая пунктуальность! Подруга, до этого сидящая за барной стойкой со стаканом воды, который не может выпить уже час, как ошпаренная соскакивает с табуретки и хватает телефон. Чувствую, как внутри всё замирает от нетерпения и тревоги. Ева поднимает слегка удивлённый взгляд и хмурится. — Это за городом. Небольшой посёлок. Туда ехать часа два, — тихо говорит она. Герман оглядывает всех присутствующих и задумчиво чешет подбородок. — А если это подстава? — спрашивает парень. Резонно. Макс в это время говорит по телефону с моим менеджером, договариваясь о небольшом отгуле в два дня, поэтому брат не в курсе, что мы пытаемся сейчас решить. В противном случае он бы внёс свою лепту и, думаю, что я прислушался бы именно к нему, несмотря на то, что искренне ненавижу делать что-то по указке Макса. Перед моими глазами вновь проносится образ Насти. На сей раз она разочарована и расстроена тем, что я не иду к ней на помощь. Она молча терпит все издёвки её мучителей, а в её мыслях лишь мы, предатели, которые не приходят ей на помощь. Что-то в голове щёлкает болезненным и противным щелчком, будто кто-то резко захлопывает мышеловку в моём мозгу. Перед глазами пляшут языки пламени из-за гнева, которым охвачен мой разум. Быстро поднимаюсь с дивана и хватаю кожаную куртку. На ходу набрасываю её и взглядом даю Максу понять, чтобы он немедленно собирался. — Куда ты? — испуганно спрашивает Ева и подбегает ко мне, таким образом перегородив выход из квартиры. Девушка выжидающе смотрит на меня, и в этот момент я подмечаю страх, который сковывает её и мелкую дрожь, которой подёргиваются её ладони. — Мы не будем сидеть здесь и придумывать новый план. Плевать, что они там для нас уготовили. У Насти больше нет ни секунду времени. Ты видела, что они сделали с ней. Что, если она сейчас истекает кровью? Что, если отсчёт её жизни сошёл с часов на минуты? Что, если она сейчас умирает от боли в надежде, что мы придём за ней, а мы сидим здесь и тешим свою говно, пытаясь выбраться из дерьма, в которое сами себя затащили?! ЧТО, ЕСЛИ… — Мой голос срывается на крик, но я вовремя даю себе команду заткнуться. Ева впервые в жизни смотрит на меня с нескрываемой болью, яростью и диким страхом в глазах. Я впервые за всё время нашего знакомства с ней замечаю искренние слёзы на её щеках. Когда она успела заплакать? И как я умудрился этого не заметить? Ева сжимает кулаки, и я вижу, как бледнеют костяшки на её ладонях. Подруга берёт себя в руки и быстро утирает слёзы тыльной стороной ладони. — Ты прав, — уверенно говорит она, обходя меня стороной. Выходя из квартиры, она громко хлопает дверью, так сильно, что я слегка дёргаюсь. Макс смотрит на меня с сожалением, но я вижу, что он также зол моим поведением и моими словами. Об этом говорит жилка, которая вздувается у него на лбу и яркий блеск в глазах. Брат быстро накидывает на себя куртку, что-то попутно говоря Герману, который в тот же момент достаёт аптечку из маленького шкафчика на нашей кухне. Перед глазами мелькает что-то серебряное. Я инстинктивно выношу руку вперёд и в тот же момент сжимаю ключи от тачки. С реакцией у меня проблем никогда не возникало. — Поедем на двух машинах, — командует Макс, выключая свет в квартире. — Если они действительно решат выкинуть какой-нибудь трюк, я уведу их на своей тачке куда-нибудь в лес, а ты… В этот момент Макс останавливается и выразительно смотрит мне в глаза. Брат ничуть не напуган, или же он идеально скрывает это. Скорее второй вариант. Но в его глазах сквозит нечто странное, словно он прощается со мной. Это глупо. Мы не погибнем. Это бред. Бред даже думать о таком. — Я думаю, что Настю нужно будет сразу везти в больницу, — продолжает Макс, и я слышу, как его голос меняется, становится более тихим и вкрадчивым. Такое случилось с братом лишь однажды, в моём детстве, когда мы хоронили нашего любимого пса. Тогда он объяснял мне, как правильно копать могилу. — Хоть где-то твоя маниакальная страсть к скорости пригодится. Мы молча выходим из квартиры. В подъезде меня посещает странное чувство отчуждённости, словно я не управляю собственным телом. На ватных ногах выхожу на морозную улицу, где меня встречает уже успокоившаяся Ева. Но красные глаза девушки выдают её. Мельком подмечаю, что она что-то сжимает под правым краем своей куртки. Наверно, телефон или деньги. — Я тебя умоляю, не гони слишком быстро, — шепчет мне на ухо Макс. Понимаю, что в тачке я поеду один. Но оно и к лучшему. Будет время всё взвесить и подумать о том, как действовать дальше. После подобных приключений в жизни всегда не просто вновь влиться в будничную суету. В тот самый привычный поток «золотой» жизни и работы на студии, субботние тусовки и тёлочки, надеющиеся получить от меня нечто большее чем просто секс. Ева скидывает мне СМС с адресом посёлка. Название мне незнакомо. Навигатор прокладывает мне ближайший путь. Не слушая советов и просьб Макса, я вывожу тачку на трассу, и нога неосознанно выжимает газ по максимуму. Ева что-то пишет мне, но я не обращаю внимания. В моей голове бушует адреналин. Пульс учащается. Перед глазами лишь опьяняющая прелесть едва заполненного машинами шоссе и огни ночного города. В ушах свистит рёв мотора, и играет какая-то незнакомая мне мелодия, живущая лишь в моём воображении. В зеркале заднего вида слежу за машиной Макса. Брат не отстаёт, но я уже рисую картину того, как он сейчас кроет меня самыми «лестными» словами за то, что из-за меня мы вынуждены гнать 150 километров в час. Тьма над загородным посёлком сгущается. Дорога постепенно сменяется выбоинами и ямами. Её освещают лишь фары двух автомобилей и какой-то покосившийся деревянный фонарь, который того и гляди шлёпнется на землю. Огни деревеньки едва освещают тёмные улицы, по краям которых раскинулись небогатые и простенькие домишки с красной кровлей и небольшими огородиками перед облупившимися дверьми. Слева от здания, которое именуется «Продукты» (больше оно напоминает заброшенный сарай), стоит небольшой сельский клуб. Навигатор оповещает меня о том, что я на месте назначения. Странно. Дорога занимает два часа, а у меня создаётся ощущение, что она заняла всего лишь минут сорок. Я притормаживаю около покосившегося синего забора из облупившихся досок. За ним стоит средних размеров дом из белого кирпича. Он значительно больше всех домиков этой деревни. С красной крыши свисает непонятная чёрная материя, напоминающая сосульки. Из небольшой трубы валит едва заметный дым. Белые стены испачканы в нескольких местах какими-то пятнами. Старые окна в нескольких местах надтреснуты. В общем и целом, дом выглядит неплохо, хотя ремонт ему не помешал бы. Дышу пару секунд, сжав руль изо всей силы. Просто пытаюсь привести мысли в порядок и заглушить гнев в своей голове. От мысли, что они держат её где-то внутри, по коже бегут мурашки, а ладони начинает неприятно покалывать. Выхожу из машины, пытаясь не хлопать дверью слишком громко. В этот же момент вижу, как из подворотни выезжают два больших чёрных джипа с ярко-светящими фарами. От их света глаза начинают слезиться, и я отворачиваюсь. Сердце начинает биться чуть быстрее обычного. Ева встаёт рядом со мной и берёт меня за руку, приподнимаясь на носочки и шепча мне что-то на ухо. Тёплое дыхание обжигает мою щёку. — Я умоляю тебя, постарайся держать себя в руках. Я понимаю, что это будет тяжело, но не груби ему, не спорь с ним, веди себя так, как будто он ничего плохого не сделал. — Голос Евы настолько тих, что его слышу лишь я. Лучше бы она мне этого не говорила. От её слов злюсь ещё больше. — В жопу его лизать сейчас или попозже? — ядовито выдаю я, отстраняясь от подруги. Ева устало выдыхает, и в этот момент я искренне жалею о своих словах, но переступить через собственную гордость не успеваю, так как тут же рядом со мной вырастает фигура брата. — Хотя бы ради Насти веди себя нормально, а не как взбесившийся, обиженный подросток, — шипит Максим, отстраняя Еву от меня. Брат заслоняет девушку собой. Ева держится весьма уверенно, но я всё же подмечаю тень тревоги и страха на её бледном лице. Свет фар подъезжающих машин окружает нас со всех сторон. Только теперь понимаю, что вокруг нас собирается целый кортеж. Макс ещё плотнее прижимается спиной к Еве, оттесняя её в сторону своей машины. Герман становится рядом со мной, спрятав руки в карманах джинсов, и уверенно наблюдает за останавливающейся буквально в метре от него чёрной «ауди». Как в грёбанном голливудском боевике. Кажется, что в такие моменты ты должен ощущать нечто особенное, либо клясть всё вокруг, либо чувствовать себя героем, но на самом деле я не ощущаю ничего, словно всё, что происходит сейчас, так и должно быть. Это естественный ход вещей. Свет фар завораживающе играет на бледных лицах ребят и уже не ослепляет. Морозный воздух накаляется. В нём чувствуется повисшее между всеми нами напряжение. Из машины поочерёдно, по какой-то, казалось бы, заранее продуманной команде выходят люди, одетые в чёрные пальто. Их лица скрыты под тёмными очками. Вид их величественных и высоких фигур вызвал бы у меня страх, если бы не дикий гнев, который всё ещё бушует немым штормом в моей голове. Герман с каменным лицом продолжает смотреть на «ауди» с тонированными окнами. Лишь по вздувшейся на его шее жилке и слегка подрагивающим рукам понимаю, что парень встревожен, а в остальном он создаёт впечатление абсолютно равнодушного ко всему на свете человека. Ева кошачьим взглядом обводит всех людей вокруг, по-видимому пытается найти кого-то знакомого. Макс, больше похожий на воина, заслоняет девушку собой и гордо смотрит вперёд. Брата всегда было нелегко чем-либо напугать, даже в подростковом возрасте. Он никогда не становился зачинщиком драк и потасовок, но каждый раз выходил из них победителем, и именно поэтому его всегда уважали. Он умеет приструнить свой гнев и направить его в нужное русло, в отличие от меня. Я привык лезть на рожон. Это лицо я запомню надолго. Эти жилки и маленькие шрамы на бледном лице. Холодные, бесчеловечные, карие, почти чёрные глаза, которые пронзают тебя насквозь и напоминают глаза монстра. Светлые волосы, в свете фар кажущиеся льдисто белыми. Костюм слишком яркого синего цвета, от которого рябит в глазах. «Фигура Аполлона и взгляд Люцифера», — именно так бы я описал этого человека сейчас. Он выходит из машины самым последним, расправив руки в приветственном жесте. Его пухлые губы растягиваются в широкой голливудской улыбке. Мне кажется, что их неестественная белизна даёт света больше, чем фары всех тачек, вместе взятых. Слышу за спиной сдавленный вздох Евы. Герман оглядывается на меня через плечо. По его взгляду понимаю, что он не против говорить с этим ублюдком. Макс будет хранить молчание, и я уважаю его за это. Он никогда не лезет не в своё дело. Именно поэтому меня удивляет тот факт, что брат выходит вперёд, скрещивая руки на груди, и становится чуть впереди меня, по левую руку от Германа. — Добрый вечер, молодёжь, — говорит мужчина, испепеляя меня своим взглядом. Не понимаю, почему он смотрит лишь на меня. Его голос кажется мне знакомым. Ощущение, что я слышал его во всех американских триллерах. Подобные личности озвучивают голоса самых злобных киллеров и убийц. Он подходит к нам на расстояние метра и в этот момент оглядывает каждого из нас по очереди, видимо оценивая нас как потенциальную угрозу. Чувствую, как от злости у меня начинает передёргивать мускулы лица. Стараюсь отвести взгляд, чтобы не видеть его чудовищное лицо и холодные глаза, но вместо этого смотрю на него, словно заворожённый. Так смотрят друг на друга хищники в ожидании прыжка или нападения от соперника во время битвы. — Я очень рад, что мы с вами правильно поняли друг друга. Вы даже представить себе не можете, как я обожаю иметь дело с понятливыми молодыми людьми. — Он говорит, как оратор на сцене, наслаждаясь каждым своим словом. Я выхожу вперёд, подходя к нему вплотную. Чувствую запах дорогого парфюма, его резкость и чрезмерное количество, от которого дышать становится труднее. Мужчина протягивает мне руку, широко улыбаясь. Да уж, у этого нарцисса явно имеется комплекс Адониса или проблемы с потенцией, раз он самоутверждается таким образом. Я боюсь представить, что бы он сделал с Настей, если б мы не захотели отдать деньги раньше срока. Розы, в случае с ним, в буквальном и переносном смысле цветочки. Я скептически рассматриваю его небольшую, чуть больше Евиной руки, ладонь, испещрённую шрамами и странным витиеватым рисунком, похожим на листья папоротника. — Где она? — спрашиваю я, но его руку всё же пожимаю. Стараюсь сжать её не так сильно, но, слыша хруст его кости, понимаю, что мне не удаётся. Мужчина остаётся непоколебим, даже улыбка не сползает с его лица, но по блеску его глаз понимаю, что сейчас мне предстоит ответить за свой грубый жест. Кто-то из его людей чертыхается, приближаясь ко мне. Если бы у меня были глаза на затылке, я уверен, что сейчас бы сгорал от пронзительного взгляда Евы. Мужчина опускает руку, слегка потирая запястье, и продолжает мне улыбаться. Он на секунду оборачивается к своим людям. Вижу, как из толпы выходит небольшого роста парень. Его лицо обезображено огромным шрамом, тянущимся от левого виска, вдоль левого глаза и носа, до подбородка. Его голову украшает копна густых тёмных волос. — Кажется, вы, молодой человек, Кирилл, не так ли? Я слышал вашу музыку. Мне кажется, что тексты прекрасны, немного над стилем поработать, и из вас бы вышел толк, — как бы мимоходом говорит мужчина. Как он смеет учить меня музыке? В этот момент паренёк подходит ко мне вплотную. По сжатому кулаку я понимаю, что сейчас он ударит меня, и мне нельзя сопротивляться. Думаю, что бить он будет чуть выше паха, именно поэтому в момент, когда темноволосый со шрамом заносит руку, успеваю незаметно двинуться чуть вправо, и его удар прилетает прямиком мне в кость. Чувствую резкую боль, из-за которой падаю на колени и пару секунд не могу дышать. Включаю все свои актёрские способности и изображаю выражение дикой боли на своём лице. По ухмылке паренька понимаю, что ударом он удовлетворён. Придурок. Даже не знает, куда бить, чтобы было по-настоящему больно. Мужчина удовлетворён не меньше, хотя пытается сохранить равнодушное выражение на своём лице. Чувствую крепкую знакомую ладонь на своём плече. Макс. — Доволен? — шепчет брат мне на ухо, поднимая меня с земли. Откашливаюсь, слишком неправдоподобно и усиленно, но, кажется, эта «мафия» ведётся. — Заткнись и стой в стороне, — шипит Ева и даёт мне лёгкую затрещину. Подруга протягивает мужчине небольшую стопку долларовых купюр. Лицо Евы скрыто в тени. Даже, если смотреть на её спину, почему-то невольно задумываешься о её сходстве с богинями или величественными царевнами, гордыми и сильными. — Добрый вечер, Владлен Владимирович. Прошу простить моего друга за неподобающее поведение. Он очень сильно переживает за нашу подругу и, поэтому слегка не сдержан. Пожалуйста, это небольшой задаток. После того, как мы заберём девушку, получите остальное, — говорит Ева абсолютно менторским тоном. Я удивляюсь тому, как подруга это делает. Её голос настолько уверен и бесстрашен, что я невольно начинаю гордиться выдержкой и силой Евы. Несмотря на смазливую внешность и хрупкость, она умеет держать удары судьбы. Про себя отмечаю, что Макс не сводит с неё взгляда. Владлен Владимирович широко улыбается Еве и даже слегка обнимает девушку, шепча ей что-то на ухо. Кажется, они знакомы. В этот момент Макс так сильно сжимает моё плечо, что я едва не начинаю кричать от боли. — Как же ты похожа на своего отца, — качает головой Владлен, передавая стопку купюр пареньку со шрамом. — Не сравнивайте меня с ним, — выдаёт Ева гораздо более резко, чем ей этого бы хотелось. — Я ещё раз прошу прощения за поведение моего отца и за поведение Кирилла. Ева делает предупреждающий шаг назад и скрещивает руки на груди. — Сейчас мы бы хотели забрать Настю, — говорит она. Толпа, стоящая у машин, переглядывается. Владлен Петрович становится серьёзен и слегка кивает головой, будто прикидывая что-то у себя в уме. — Безусловно. Уговор дороже денег. Девушка находится в доме. Один из вас может пойти за ней, но… — Он предупреждающе поднимает руку вверх. Слышу странный звук. Кто-то в толпе перезаряжает пистолет. — Если вы, детки, всё же решились обмануть меня… В чём я сомневаюсь, но перестраховка была необходима… Дом заминирован, а мои люди вооружены. Если появится полиция… увы, погибнут все. В этот момент я почему-то не жалею о том, что мы решили играть по его правилам. Хоть это и показатель слабости. Мы наступили на горло собственной гордости, и, думаю, что это спасает нам жизнь. Владлен приглашающим жестом указывает на дом. Я переглядываюсь с Евой. Меня едва не сшибает с ног взгляд её глаз. Он настолько уверен и бесчеловечен, что я едва узнаю в этой девушке свою подругу. Наверно, Владлен прав, и сейчас она действительно — копия своего отца. Слегка киваю головой Владлену и, похлопав по плечу Макса, уверенно отправляюсь в дом. — Присмотри за ними, — по пути говорю я Герману. Парню хочется пойти со мной, но я боюсь оставлять Еву и Макса одних тет-а-тет с этим бесчувственным ублюдком. Герман смирно остаётся стоять на месте. Лишь ступив на голую, покрытую грязным снегом тропинку, ведущую к тёмной покосившейся двери дома, чувствую, как по коже пробегает морозный воздух, как он проникает глубоко в лёгкие, отчего становится немного трудно дышать. Я словно лишь сейчас осознаю факт того, что происходит в данный момент. Я вишу на волоске от смерти и, самое удивительное, что меня это совершенно не пугает. Иду быстрым размашистым шагом, сжав до боли кулаки. Мысленно я понимаю, что никаких сюрпризов в доме быть не должно, но тревога не оставляет меня. Я готовлюсь к атаке, если это будет необходимо. Хватаюсь за металлическую ручку и, в моей голове тут же возникает мысль, что дверь может быть заперта, но она поддаётся на удивление легко, даже не скрипит. Несмотря на свой потрёпанный вид, она явно новая. Дом похож на необжитую, полузаброшенную гостиницу. Повсюду потрёпанная мебель, какие-то шкафы с книгами, папками и документами, полупустые картонные коробки, один длинный стол, на котором валяются пустые коробки из-под пиццы и бутылки энергетика, куча стульев. Освещение тусклое, из-за чего становится тяжело разглядеть остальные детали. Не сразу замечаю в углу человека, который с чрезмерным усердием листает какой-то древний журнал или газету. Это мужчина лет сорока, лысый и с бородой. Он поднимает на меня взгляд, чуть приспустив чёрные очки. — Она в подвале. Левый коридор. Пойдёшь прямо, потом повернёшь направо, там дверь под ковром, — говорит он басовым голосом и тут же снова утыкается в свой журнал. Я без лишних вопросов следую указанной мне дороге. Странный запах медицинских препаратов и чего-то кислого ударяет мне в нос, как только меня поглощает тьма узкого коридора. Чем ближе я подхожу к пункту назначения, тем сильнее становится запах. Коридор резко сворачивает в правую сторону, и я тут же оказываюсь в тупике. На стене висит какая-то картина с изображением типичного русского пейзажа. На потрескавшихся половицах лежит не менее потрёпанный ковёр с витиеватыми узорами. Одёргиваю ткань, приподнимаю деревянный люк, и моему взору открывается небольшая лестница, ведущая в темноту. Не мешкая, спускаюсь по лестнице, держась за потолок подвала, пока не касаюсь ногами деревянного, скрипящего пола. — Твою мать, ну неужели нельзя было сюда электричество провести? — шиплю я, натыкаясь в темноте на нечто твёрдое. Шкаф. С полки что-то падает, звонко разбиваясь о пол. Я вздрагиваю, смачно матерясь. В этот момент коридор озаряется неярким светом. Я удивлённо озираюсь по сторонам. Мой взгляд ловит высокую рыжеволосую женщину в конце коридора, стоящую около выключателей. Вот таких особ называют «грозами района». Пирсинг, взбитая фигура, чёрный латекс, кричащий макияж и ногти, как у Росомахи, — всё это характеризует мою новую знакомую. — Осторожней, мальчик. Ты мою любимую чашку разбил, — тихим голосом говорит женщина, но полупустой коридор разносит её голос по всему помещению. Меня посещает странное ощущение дежавю. Я тут же вспоминаю свой сон. Только в нём не было света и этой странной женщины, а в остальном коридор выглядит абсолютно также: длинный, узкий проход, полупустой и серый, с несколькими пустыми проходами и железными дверьми. Голые металлические стены в нескольких местах поцарапаны или испачканы какой-то грязью. Я помню, чем закончился мой сон. Я нашёл едва живую Настю. От мысли о девушке всё внутри снова переворачивается, словно разум попадает в водоворот страха. — У вас тут бомбоубежище что ли? Или атомную бомбу здесь фигачите? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Стараюсь сохранить вид независимого подростка с равнодушными взглядами на жизнь. Женщина фыркает, играясь с чем-то чёрным в руках. — Ты симпатичнее чем на фотографиях, — улыбается женщина, а от её хищного оскала внутри меня всё подёргивается от отвращения. Это она резала Настю. Я узнаю эти бледные руки с длинными пальцами и чёрными ногтями. Сдержаться или всё же расквасить ей лицо? Всё равно мы быстро уедем, а, когда её обнаружат, мы будем далеко. Но мысль, что она всё же женщина, останавливает меня. В своей жизни я лишь один раз поднял руку на женщину. Мне было четыре года, и Марина, соседская дочка, тогда отняла у моей «жены» дорогущую книжку со сказками. И то я не ударил её, так, слегка толкнул. — Где Настя? — резко спрашиваю я, подходя к женщине вплотную. До меня долетает этот странный кисловатый запах, смешанный с запахом спирта и таблеток. Взгляд ледяных зелёных глаз пронзает меня насквозь, словно лазеры разрезают меня на части. Чувствую, как внутри всё лопается от тревоги. Вдруг, она что-то с ней сделала? Женщина суёт мне в задний карман телефон (Настин) и прямо в ухо шепчет: — Твоя принцесса уже тебя заждалась, сладенький. Скользкий, мокрый язык прикасается к мочке моего уха. Меня едва не рвёт от такого ощущения. Я делаю шаг назад и, стараясь сохранить спокойствие, киваю на дверь по правую руку от меня, задавая немой вопрос. Женщина удовлетворительно качает головой, и я приоткрываю металлическую дверь. Она оказывается тяжелее, чем я думал, и открывается с противным скрипом. На дверях в доме он всё же сэкономил. Я оказываюсь в светлой, похожей на медицинскую операционную, комнате без окон. Запах хлорки и больницы заполняет все мои лёгкие. Сердце ухает в пятки, когда я вижу Настю, лежащую на узкой белой кровати. Подбегаю к ней, наклоняясь к её обезображенному лицу. Кожа девушки болезненно бледная, словно у мертвеца. Волосы спутаны и испачканы кровью. Одежда разодрана в нескольких местах. На ней в буквальном смысле нет ни одного живого места. Повсюду ссадины, синяки и засохшая кровь. Но ужас вызывает не то, как избита Настя, а то, что у неё на руках. Бледные тонкие руки лежат по швам, ладонями вверх. От запястья вверх до локтя вьётся цветок розы, просунутый в трёх местах прямо под кожу. Это до ужаса прекрасно. Раны перевязаны и обработаны. Засохшая кровь виднеется повсюду, из-за этого сложно понять, бутон ли это красной розы или же куски человеческой плоти. Странный месяц вырезан у неё на шее, отчего к моему горлу подкатывает тошнота. Но след уже засохший. Видимо, это было давно. Ужасающий след потушенной сигареты на левой руке. Всё это она скрывает под одеждой. Весь этот ужас, и как много его на её прекрасном теле. Я должен узнать. Чувствую и знаю это. — Что они с тобой сделали? — шепчу я, проводя рукой по волосам Насти. Её кожа холодная, но грудь девушки мерно вздымается, из-за чего внутри меня растекается странное тепло и эйфория. Она жива, и это самое главное. Поражаюсь собственным мыслям, но она очень красива. Несмотря на уродливые шрамы, синяки и царапины, слипшиеся от пота и крови волосы, Настя очень красива. Пухлые губы слегка приоткрыты, словно она едва закончила рассказывать какую-то историю. Мирное, тихое дыхание, из-за которого грудь то опускается, то поднимается. Длинные ресницы, тень от которых узором лежит на резко выступающих скулах. Длинные пальцы, переплетённые со стеблями роз. Я любуюсь ей всего минуту, но запоминаю каждый участок её тела. Сердце начинает биться сильнее, когда веки девушки начинают дрожать. Из правого глаза Насти вытекает небольшая слезинка, и девушка слегка приоткрывает его. — Кто… кто здесь? — шепчет она и сглатывает слюну, морщась от боли. Её голос настолько тих, что я едва разбираю слова. Аккуратно высовываю из её вены иголку капельницы, стараясь не зацепить розу, развязываю ремни. Тут же меня вводят в ступор странные царапины. Она резала себе вены. Стыдно признать, но я боюсь трогать её руки, чтобы, не дай Бог, сделать ей больно. Пусть врачи сделают всё сами. — Кирилл? Я что умерла? Усмехаюсь. Ну, наконец, слышу её голос и иронию. — И попала в свой персональный рай. Ты всё верно угадала, — говорю я. Настя заходится кашлем, из-за чего мне становится страшно. Наклоняюсь вплотную к её лицу и вижу боль в её глазах. — Опять галлюцинации? — едва не плача, спрашивает она. Сколько надежды и боли в её взгляде. Я убираю её волосы за ухо. — Клянусь, это не сон. Я забираю тебя отсюда, — уверенно говорю я и осторожно беру её на руки. Она гораздо легче, чем я думал до этого. Она словно не весит ничего вообще. Или же адреналин и волнение внутри меня придают мне невиданную силу. Движение получается чрезвычайно медленным, но по-другому нельзя. Настя постанывает и морщится от боли. Её слабые руки стараются обнять меня за шею, но чёртовы розы не дают этого сделать. — Кирилл, я… — Я мечтаю услышать, что она хочет сказать, но не сейчас. Сейчас главное вывезти её из этого ужасного места. Настя теряет сознание. Её глаза закрываются, и моё сердце летит в пропасть. Я едва не задыхаюсь от страха, но понимаю, что она всего лишь засыпает. Она дышит, медленно и прерывисто, но всё же дышит. — Тебя больше никто не тронет, — уверенно шепчу я прямо ей в макушку. Не знаю, почему, но мне кажется, что она слышит. Мне нужно многое обдумать, в голове бушует шторм, но я оставляю каждую грёбанную мысль позади. Сейчас передо мной единственная цель: доставить Настю в больницу, и как можно скорее. Пока она не будет в безопасности, я не позволю себе думать о чём-то другом. Выхожу из комнаты и тут же ловлю взгляд рыжей. Она злобно ухмыляется. Стерва. Но всё же она перевязала раны Насти и не дала ей умереть от потери крови. — Да простит тебя Господь, — говорю я, вкладывая в свои слова всю искренность, на которую я способен. И мне действительно удаётся ошарашить женщину. В её бесчеловечных зелёных глазах пробегает искра чего-то доброго и настоящего. Её душа ещё не совсем омертвела. Я прощаюсь с ней лёгким кивком головы и быстро покидаю чёртов дом. С трудом мне удаётся закутать Настю в свою куртку. В одной футболке на морозе паршиво, но тепло Настиного тела и её дыхание греют меня не только снаружи, но и внутри. Картина за забором не меняется. Ева всё так же переговаривается о чём-то с Владленом. Макс стоит чуть позади неё, но достаточно близко к ней. Люди в чёрном словно не меняют своих поз. Ощущение, что это не люди вовсе, а какие-то роботы в обличие человека. Единственное, что поменялось, — это Герман, который, едва я покидаю калитку, подлетает ко мне и Насте. Парень с тревогой смотрит на подругу, но боится к ней прикасаться, чтобы не сделать больно. — Она жива? — тихо спрашивает он. В его глазах сквозит глубокая печаль и тревога. Но по блеску я понимаю, что он рад видеть Настю. Я чувствую укол ревности. — Да, но нужно срочно убираться отсюда, — говорю я, взглядом следя за Владленом. Эта мразь может выкинуть, что угодно. Ева и Максим замечают меня. Я вижу, с каким трудом подруге приходится держать себя в руках и не броситься к Насте. Но мне кажется странным, что Ева ни на шаг не отходит от Владлена. Девушка не сводит яростных и тревожных глаз с Насти, повисшей на моих руках. — Ей нужно в больницу, срочно, — громко говорю я, давая понять, что обмен должен быть завершён. Макс подходит ко мне, предлагая помощь. Брат с ужасом смотрит на руки Насти. Я отрицательно качаю головой, потому что решительно отказываюсь давать кому-то Настю. Ева достаёт пакет с деньгами и передаёт его Владлену. — Там вся сумма. Пока вы будете пересчитывать, позвольте, Кирилл отнесёт Настю в машину, — говорит Ева всё тем же деловым тоном. Ей определённо стоит стать бизнес-вумен с такими данными. Я понимаю, что моя машина отгорожена от меня двумя тачками из кортежа Владлена. Мне придётся пройти мимо его людей. Я слегка киваю Герману и тот сопровождает меня на пути к машине. Перестраховка не помешает. Свет фар буквально ослепляет, ветер хлещет меня холодными пощёчинами, но это лишь подстёгивает мою решительность, словно я взбираюсь на вершину Олимпа. И тут моё сердце останавливается. Я задерживаю дыхание, чувствуя дуло пистолета, упирающееся мне в висок. Поднимаю удивлённый взгляд на блондина в чёрном. Тут же узнаю в нём того самого «охранника» в «Облаках». Он злобно ухмыляется. Его дружок, чуть пониже ростом, упирает пистолет в голову Насти, и у меня тут же неприятно сосёт под ложечкой. Неужели это ловушка? Оборачиваюсь на своих друзей. Германа окружают двое, один из которых упирает пистолет прямо ему в макушку. Гера настолько зол, что мне кажется, будто он сейчас набросится на весь кортеж. Он смотрит на меня пронзительным взглядом. Этот пацан, хоть и гей, а всё же не промах. Он готов пожертвовать собой, если это будет нужно. Макса скручивают двое, когда он порывается броситься ко мне. Я сжимаю кулаки, смотря на то, как моего брата ставят на колени. Ублюдки! Но тут Ева, явно не входившая в планы Владлена, совершает совершенно неожиданный приём. Я думал, что за воротом куртки она прятала деньги, но нет. Она прятала серебряный пистолет. Девушка подставляет дуло прямо в лоб Владлена, который явно сбит с толку. Он стоит, предупреждающе расставив руки по сторонам. Как же жаль, что я не могу видеть его чёртово лицо. Но решительности и уверенности на лице Евы мне хватает, чтобы понять, что ей удаётся сбить этого сукиного сына с толку. Её рука не дрожит, ровно держа оружие напротив врага. Кажется, она занималась уроками стрельбы вместе с отцом в юности. Грёбаный голливудский боевик, честное слово. — Вам незачем убивать нас, Владлен Владимирович. И я не хочу убивать вас. Но как только ваши люди навредят моим друзьям, я спущу курок, и вы прекрасно знаете, что я не промахнусь. Вы помните, как я стреляла тогда на охоте вместе с вами и отцом? — Ева театрально наклоняет голову вбок. Ей только в боевиках и сниматься, или вести переговоры с мафией. Она была на охоте с этим психом? Поводов для разговоров у нас будет явно больше, чем я думал. Если выживем, конечно. Настя в моих руках слегка шевелится. Я пытаюсь посмотреть на неё, но ледяное дуло пистолета прижимается к моему виску ещё сильнее. — Только двинься, сучонок, — шипит блондин, дыша мне в лицо. Плюнуть бы тебе в харю, скотина! Ева продолжает свой монолог ещё увереннее. — Я знаю, как вы и мой отец ведёте свой чёртов бизнес. Именно по этим причинам я поняла, что обращаться в полицию бесполезно, поэтому клянусь всем, что у меня есть, что мы приехали совершенно одни. К тому же я прекрасно знаю, что вы всё это время следили за нами, поэтому вы сами понимаете, что ни одного лишнего шага мы не сделали. Кстати, о бизнесе. Я знаю о махинациях своего папаши, знаю, что он отнял у вас все акции, но сумма, которую я вам сейчас передала, компенсирует все ваши убытки. Я всё рассчитала. Весь долг отца будет погашен, от нуля и до последней цифры. — Молодец, девочка. Но тебя ждут крупные неприятности. Василий… — хрипит Владлен, не двигаясь. — Плевать на отца. Это мой личный счёт, открытый матерью, поэтому он ничего не сделает. А вы так и не поняли, к чему я всё это говорю. Эта девочка спасла мне жизнь, и мне плевать, сколько я потеряю, спасая её. Наверно, это и называется дружбой. Я прекрасно знаю вас, Владлен Владимирович. Вы цените в этой жизни настоящее, в отличие от моего отца. За это я вас уважаю. Вы оставили её в живых не из-за денег, по другой причине. И за это я благодарю вас. И… я прошу отпустить нас. Ева опускает пистолет. Чувствую, как напряжение кортежа стихает. Владлен медленно опускает руки. Ева взмахивает правой рукой. В воздухе мелькает что-то серебряное, и Владлен сжимает что-то в руках. Мне кажется, что моё сердце перестаёт биться. Не знаю, почему, в голове мелькает дурная мысль о том, что это пуля. На самом деле это какое-то украшение. — Стащила это из папиного сейфа. Как раз в вашу коллекцию. Считайте это небольшим бонусом. Я клянусь, что никто и никогда не узнает о произошедшем. Ни одна живая душа, — спокойно говорит Ева. Повисает напряжённая тишина. Мне кажется, что я слышу, как высоко в небе пролетает птица, слышу взмах её крыльев. — Отпустите наших гостей, — наконец, говорит Владлен, задумчиво рассматривая украшение. — Благодарю тебя, Ева. Ты — это единственное стоящее достижение своих родителей. Чувствую, как дуло пистолета отстраняется от моего виска. Я вновь начинаю ровно дышать. Макса грубо отпускают. Брат, стараясь сдерживать гнев, поднимается на ноги и подходит к Еве, беря её за руку. В другое время я бы удивился и отпустил колкое замечание, но сейчас меня заботит лишь судьба девушки, повисшей на моих руках. — Двое моих людей сопроводят вас на машинах до больницы. Я должен убедиться, что вы не поедите в полицию, — словно сам себе говорит Владлен, пока его люди расходятся по машинам. — У тебя большое будущее, Ева. Не стань такой, как твои родители, и такой, как… — Вы, — заканчивает за него фразу Ева. Я боюсь, что эти слова взбесят Владлена, но он лишь грустно усмехается. — Именно так, — кивает он и двигается в сторону «ауди». Не желаю видеть его глаз. Я быстро подхожу к своей машине. Герман открывает заднюю дверцу. Я осторожно кладу Настю на сиденье, складываю куртку в подобие подушки и подкладываю ей под голову. Девушка всё ещё без сознания, и к лучшему, что она не видит весь этот кошмар. Герман выжидающе смотрит на меня. Я уже собираюсь сказать ему что-то, как силуэт чего-то ярко-алого заставляет меня заткнуться. Владлен подходит к нам с букетом алых роз, неестественно ярких. Я едва не заношу руку для удара. Он, что вздумал издеваться? Холодные карие глаза всё ещё режут мою душу, но сейчас они обрели какой-то светлый, более человечный оттенок. На секунду у меня создаётся ощущение, что этот человек плачет. — Кирилл, — тихо говорит он. Букет состоит из семнадцати красных роз. Каждая по-своему красива. И это тяжело объяснить. У одной чёрный ободок на лепестках, у другой белый, третья роза темнее, чем остальные… Эти розы не похожи на те, что вшили Насте под кожу. — Отдай этот букет Насте, когда она придёт в себя, пожалуйста. Эти розы из Королевских ботанических садов, очень редкие и дорогие. — Издеваетесь? — едва ли не рычу я. От злости у меня темнеет в глазах. Этот человек ещё более больной на голову, чем я думал. Но его взгляд… Он бесчеловечен, но искренен. Этот человек явно сильно хочет, чтобы я отдал этот букет. — Передай его Насте. Это всё, чего я прошу. Уваж, мальчик, старого человека, — улыбается Владлен, и я едва сдерживаюсь, чтобы не накинуться на него. Он меня, что, другом возомнил? — Хорошо, — сдаюсь я, беря в руки букет. Шипы противно вонзаются в кожу. Как только я принимаю букет, Владлен выразительно кивает мне головой в знак прощания и удаляется гордой походкой в сторону дома. От меня словно удаляется какая-то противная, липкая зараза. Даже воздух каким-то волшебным образом становится чище. Герман удивлённо смотрит ему вслед. — У него всё с головой в порядке? — спрашивает парень. — Судя по всему нет, — отзываюсь я, кладя букет на пассажирское сиденье. Я хочу выкинуть его, но какое-то шестое чувство подсказывает мне, что я всё же должен отдать его Насте. — Езжай с Евой и Максом. Скажи им, что я везу её в Боткинскую. Макс поймёт, о чём я. — Уверен, что поедешь один? — с сомнением спрашивает Гера. — Да. Вы за мной не угонитесь, — ухмыляюсь я, быстро обходя машину и садясь за руль. В тишине салона, пока машина прогревается, я слышу лишь сдавленное дыхание Насти и стук собственного сердца. Я успеваю подумать о том, как же нереально и далеко от меня сейчас всё, что произошло пару минут назад. Вся эта чёртова история с похищением Насти, с её спасением и этот чёртов Владлен. Мы все были на волоске от смерти, а у меня внутри сидит мысль, что этого и не было вовсе, как будто это была обычная типичная история небольшого приключения, которое едва ли вспомнится потом. Но я запомню всё это на всю оставшуюся жизнь. Особенно взгляд этих бесчеловечных глаз и прекрасное израненное лицо Насти. Выезжаю на дорогу, и в зеркале заднего вида вижу, как по пятам за мной, до самой больницы, как провожатый, следует чёрная тонированная «ауди».

Chapter 11. Проигрыш (часть 3)

В больнице её сразу отправляют в хирургическое отделение. — Молодой человек, что с ней произошло? — спрашивает медсестра, низенькая полненькая женщина лет сорока с длинной русой косой. Сую ей в карман пятитысячную купюру. — Забудьте, — отвечаю я, следя взглядом за тем, как Настю увозят в светлый коридор трое врачей. Врачи не задают лишних вопросов, хотя миллионы вопросов совершенно точно возникают при виде её рук. Даю взятки абсолютно каждому, чтобы они не разглашали информацию. Макс, Ева и Герман решают ехать в нашу с братом квартиру, чтобы увезти людей Владлена. Договариваемся встретиться утром, как только разрешат посещения. Я сижу рядом с дверью операционной, изо всех сил борясь с желанием отправиться обратно к тому злосчастному дому и отомстить этому ублюдку. Чувствую, как всё внутри горит от боли, жажды и злобы. Мои ладони дрожат, а в висках пульсирует противная ноющая боль. Какая-то медсестра приносит мне стакан с кофе. Я даже не запоминаю её лица. Осушаю стакан почти залпом, чувствуя, как горячее пойло обжигает лёгкие. Время тянется до тошноты медленно, словно кто-то останавливает его или переводит стрелки часов назад. Повсюду снуют люди в белых халатах. В помещении витает противный запах медицинских препаратов. Я никогда не любил больницы, а теперь скорее всего и вовсе возненавижу. Ближе к четырём утра мне звонит Ева. Мы бегло говорим о сложившейся ситуации, о том, что Настя всё ещё в операционной, о том, что люди Владлена, покружив немного перед подъездом, уехали. Подруга говорит мне какие-то слова поддержки, но я её не слушаю, мысленно прокручивая всё, что произошло этой ночью. Лишь сейчас я понимаю, как глупо создан человек. Почему он не может сразу, отбросив гордость, пойти кому-то навстречу, понять, что кто-то ему очень дорог? Нет, для этого нужно пройти дебри, пережить боль, сломать себя и дорогого человека, прежде чем понять, как же сильно он тебе дорог. Всё было бы гораздо проще, если бы человек был бесчувственным, безразличным к любым эмоциям. Но нас создали наивными, разумными существами, которые умеют созерцать, созидать и разрушать, чувствовать и мыслить, вдыхать запахи и наслаждаться всем, что окружает, но вот один момент Создатель не продумал. Люди прекрасны и ужасны в равной степени. Они умеют причинить самую сильную и нестерпимую в мире боль, умеют сломать и разрушить всё вокруг себя, умеют быть гордыми и независимыми, прожигая своё существование, гордиться не существующими достижениями, лгать и предавать, продавать своё тело и душу. Я видел это в глазах Владлена. Видел, как далеко этот человек зашёл и как он разрушил нечто очень важное для него. И теперь эта чернота и пустота в его глазах пугает всех вокруг него. Этот человек просто не может быть счастлив. Он уже не живёт. Или же живёт лишь для того, чтобы разрушать. В моих мыслях постоянно, словно кто-то раз за разом заводит одну и ту же шарманку, вырисовывается образ Насти. Каждая деталь её лица и тела рождается в моей голове от головы до пят, словно скульптор с нуля воссоздаёт прекрасную скульптуру. Я не понимаю какого лешего со мной происходит. Голова гудит от бесконечного потока воспоминаний и мыслей, от разрывающей изнутри боли, которая воспламеняется, будто костёр, когда я вспоминаю её слова о том, что мы не можем быть вместе. В скором времени её переводят в палату интенсивной терапии. По началу лысый низенький врач не хочет пускать меня, но что-то убеждает его. Он смотрит на меня своими потухшими серыми глазами и без лишних слов пускает меня в полупустую светлую комнату. За окном всё ещё темнота, несмотря на то, что время близится к утру. Кажется, уже семь или шесть часов. Не знаю. Её лицо в свете заканчивающейся ночи кажется мертвецки бледным. Только сейчас понимаю, что в общем и целом её лицо не так уж и обезображено. Врачи обработали раны Насти, залепив их пластырем. На ней лишь больничная рубашка с длинными рукавами, которые почти полностью скрывают её руки, перевязанные бинтом до предплечья. На тонкой шее девушки всё ещё виднеется вырезанный полумесяц. Нам придётся о многом поговорить. Я знаю это и чувствую, но точно не сегодня. Ещё не пришло время. В тишине предутренней темноты я слышу лишь назойливое тиканье настенных часов, биение собственного сердца и её мирное дыхание. Так странно сидеть рядом с ней и слушать лишь то, как она тихо дышит, прислушиваясь к её дыханию, как к самому потрясающему в мире звуку. Я боюсь брать её за руку и именно поэтому сижу на стуле возле её кровати, уперев локти в колени и пряча собственное лицо в своих ладонях. Сейчас на меня накатывает волна бесконечной усталости. Я чувствую, как мои веки тяжелеют с каждой секундой всё больше, намереваясь закрыть мои глаза и погрузить меня в сон. Я изо всех сил стараюсь держаться, хочу дождаться момента, когда она очнётся.

Настя

Слышу, как из темноты собственного разума до меня доносится голос Кирилла. Твою мать. Какая же жестокая ирония по отношению ко мне. Послали бы менее приятную галлюцинацию перед смертью. Тело совершенно мне не подчиняется, но всё же мне удаётся открыть глаза, и я вижу перед собой лицо, знакомое лицо, которое тут же расплывается из-за противной ряби в глазах. Господи. Пожалуйста, пусть это не будет иллюзией. Знакомый голос, лицо Кирилла, его прикосновение и… Снова туман. Безумный холод… Сильный ветер… Тёплое прикосновение, словно меня прислонили к батарее… Но это совершенно точно человек… Слышу незнакомые голоса… Снова туман… Мерное тиканье часов. Тепло. Темнота, которую разрывает лишь неяркий лунный свет из окна. Тишина… Дышу медленно, вкрадчиво, пытаясь уловить реальность происходящего. Неужели я всё-таки умерла? Боль притупляется. Я чувствую совсем лёгкое покалывание в руках и тяжесть в голове. В горле слегка першит. Приоткрываю глаза. По началу всё вокруг кажется каким-то чёрным вакуумом. Всё абсолютно мне не знакомо. Где я? Постепенно зрение фокусируется. На белом потолке висит дешёвенькая, но приятная на вид люстра и кондиционер. Слева от меня большое окно, из которого открывается вид на ночную Москву, знакомые огни и тихий шум города. Я в больнице. Совершенно точно, как минимум потому что все мои раны перевязаны и обработаны. Кто-то надел на меня больничную рубашку, очень приятную к телу. Я лежу на чрезвычайно удобной кровати. Возможно она кажется мне такой удобной лишь потому, что последние дни я провела лёжа на холодном полу подвала. Ужас тех ночей пронзает меня насквозь, воссоздавая в памяти каждый фрагмент того времени и, я чувствую резкую головную боль. Что произошло? Меня вытащили? Что, чёрт возьми, произошло? С трудом приподнимаюсь, садясь на кровати. Руки перевязаны бинтами, из-за чего ими тяжело шевелить. Протираю глаза и понимаю, что, наконец, моё лицо вымыли. На нём больше нет того слоя грязи и нестёртой косметики. Меня бросает в дрожь, когда мой взгляд ловит фигуру, сидящую на стуле подле меня. Из-за чёрной футболки по началу мне кажется, что это Натали. Но знакомые светлые волосы, длинные пальцы с кольцом, запах парфюма и табака… Кирилл. Я снова протираю глаза и слегка щиплю себя за кожу на ноге, чтобы понять, сон это или нет. Понимаю, что это реальность, и едва не задыхаюсь от щемящего чувства радости и спокойствия. Кирилл сидит, упирая сжатые ладони в лоб. Его веки слегка подрагивают. Луна светом рассекает его лицо на две части. Бледная кожа отливает магическим сиянием. На секунду мне кажется, что он светится. Да уж, кажется меня всё ещё накрывает от препаратов, которые мне вколола Натали. Я так хочу прикоснуться к нему, но мне страшно. Что, если он исчезнет? Или уйдёт? От подобных мыслей моё сердце начинает болезненно хныкать. Переборов сомнения, протягиваю в сторону парня ладонь и осторожно касаюсь холодной кожи его руки. Кирилл дёргается так, словно его только что пробудили от жуткого кошмара. Я пугаюсь не меньше, чувствуя, как моё сердце ухает в пятки. На секунду наши взгляды встречаются, и в этот момент моё дыхание останавливается. От красоты Кирилла, блеска в его голубых глазах у меня начинает кружиться голова. — Ты какого хрена поднялась? — спрашивает он вовсе не злым тоном, скорее испуганным и назидательным. Парень странно смотрит на меня и уверенным движением убирает мне волосы за уши, приближаясь к моему лицу. От его горячего дыхание на моей коже по телу бегут мурашки. Ощущаю себя маленькой наивной девочкой, о которой заботится старший брат. Я едва не задыхаюсь, чувствуя приятное тепло внутри. Его глаза оказываются в нескольких сантиметрах от моих. В темноте они кажутся мне ярко-голубыми, напоминающими прекрасный топаз. — Я в больнице? — тихо спрашиваю я, слыша незнакомый мне голос. Это даже не голос, скорее хриплый шёпот. Кирилл заботливо убирает выбившуюся прядь мне за ухо и возвращается на своё место. Странный холод и пустота окутывают меня. Лучше бы он не отстранялся. — Да, — кивает Кирилл, опуская голову. Парень сжимает кулаки, пялясь в какую-то невидимую точку. Он чрезвычайно сильно напряжён, взволнован и утомлён. Ему нужно поспать… — Как Ева? Макс? Они в порядке? — спрашиваю я первое, что приходит в голову. Мне не хочется, чтобы он молчал. Я слишком давно не слышала его голоса. — Да, — снова говорит Кирилл и поднимает на меня взгляд. Меня прошибает холодный пот. Почему-то мне становится очень жарко. Я с трудом дышу. Кирилл берёт меня за руку и с интересом разглядывает мои руки. Я крепко сжимаю его большую шершавую ладонь, словно хватаюсь за спасательный плот. Я не знаю, каким образом осмелилась сделать это. Даже Кирилл поднимает на меня удивлённый взгляд, но не отпускает мою руку, сжимает её ещё крепче, отчего на душе становится ещё спокойнее. Я хочу держать его руку всегда. Мне плевать на всё, что произошло. Сейчас я не хочу знать никаких подробностей. Я слишком устала, чтобы сопротивляться, что-то слушать или спорить с ним. Хочу оставить все разговоры на потом. — Она меня транквилизаторами накачала. Я… плохо помню, что было, — неуверенно говорю я, рассматривая то, как наши с Кириллом пальцы медленно переплетаются. Мне всегда казалось, что мои пальцы длинные, но пальцы Кирилла гораздо длиннее. Моя ладонь идеально входит в каждое углубление его ладони, словно две части головоломки соединяются вместе. Я едва заметно улыбаюсь от собственной глупости. — Давай поговорим обо всём позже, — слышу его шёпот едва ли не на собственных губах. Испуганно поднимаю на него взгляд и понимаю, что его лицо ещё ближе. Он осторожно прислоняет свой лоб к моему. Сердце бешено колотится в груди, и я слышу его стук, пульсирующий у меня в висках. Мне кажется, что кровь у меня в жилах стынет. — Главное, что мы все живы, и что ты, наконец, в безопасности. — Кирилл, — говорю я, наконец, вернувшимся ко мне громким голосом. Парень отстраняется от меня, собирая ладони в замок. Я удивлённо пялюсь на него, разочарованно сжимая ладонью воздух, где секунду назад была его ладонь. Неужели я сделала что-то не так? Сейчас мне плевать, нравлюсь я ему или нет. Внутри меня сидит навязчивая мысль, что моя жизнь едва не оборвалась и тратить её на сомнение в этот момент глупо. Я буду делать то, что чувствую, и лучше пожалею о том, что я сделаю, чем о том, чего я не сделаю. Сердце начинает биться ещё быстрее. Дыхание учащается. Я чувствую неприятную дрожь в коленях. Рассматриваю его так, словно больше никогда не увижу, запоминаю каждую деталь. Линию мышц под тканью чёрной футболки. Бледные руки, сжатые в замок. Растрёпанные светлые волосы, блестящие в свете уличных огней. Синяки под глазами. Следы синяков и царапин на идеальной, бледной, как у вампира, коже. Тонкая линия плотно сжатых, слегка влажных губ. Чёрный рисунок, вьющийся на его коже чуть выше локтя. Безумно хочу нарисовать его, навсегда запечатлеть не только в памяти и на фотографиях, но и на бумаге. Запах миндаля, мяты и табака я вдыхаю так жадно, словно больше никогда в жизни не смогу почувствовать его. Кирилл устало вздыхает, поднимая на меня такой печальный взгляд, что от страха и тревоги моё сердце останавливается. Что с ним случилось? Он передумал? Те слова были ложью? — Я помню, что ты говорила мне тогда, у твоего дома. Ты считаешь меня звездой, которая хочет лишь поиграться с тобой, трахнуть и выкинуть, как использованную игрушку. Но, Настя… — Он не успевает договорить. Я понимаю, почему он ведёт себя так неуверенно. Он считает, что я не хочу его, что он не нравится мне. Глупый. Возможно сейчас он играет, обманывает меня, но мне до безумия хочется верить ему. Я, как маленькая, глупая девочка, одержимая им, верю ему. Верю и не хочу думать ни о чём другом.сторожно беру Кирилла за руку, обрывая его на полуслове. Замечаю его растерянность. — Помолчи сейчас, ладно? — шепчу я, снова сжимая его ладонь. Кирилл вопросительно смотрит на меня, а я лишь улыбаюсь ему. Вижу, как лёд в его глазах слегка тает. Парень хмурится, словно я только что оскорбила его. Его лицо становится таким милым, что я начинаю тихо смеяться. — У тебя температура? — спрашивает Кирилл, искренне удивляясь моему поведению. Парень наклоняется ко мне, прислоняясь губами к моему лбу. Его губы тёплые, несмотря на то, что его кожа холодная. Сердце ухает куда-то в бездну, вырывается из груди. Прикрываю глаза, наслаждаясь этим моментом. Кирилл слегка отстраняется. — Да вроде нет. — Ты снился мне, — резко говорю я. Кирилл замирает, внимательно смотря мне в глаза. Я слышу, как громко бьётся его сердце. Наши лица находятся в паре сантиметров друг от друга. Я не знаю, что я говорю. Слова сами срываются с моих уст, словно я действую по чьей-то указке. — Когда я была в том подвале, мне снился мой отец и… ты. Я улыбаюсь, чувствуя, как по моей щеке ползёт слеза. — Я так долго ждала, когда ты придёшь за мной, — шепчу я, не контролируя себя. Что-то вырывается из моего сердца наружу. Вся боль, которая так долго жила в глубинах моей души, как шторм, сметает всю логику, оставляя волю лишь чувствам. Слёзы чрезмерным потоком выливаются из моих глаз, капая на ткань одеяла. Кирилл притягивает меня к себе. Я проваливаюсь в тёплые объятия, утыкаясь парню в плечо. Мне больно от того, как сильно он сжимает меня. Но я так давно мечтала почувствовать это… Почувствовать себя нужной, почувствовать тепло и заботу мужских рук, ощутить себя в абсолютной безопасности. Я чувствую себя странником, который, наконец, нашёл собственную обитель. Я слышу лишь стук его сердца. Чувствую, как его лицо зарывается в мои волосы. Чувствую, как его руки крепко сжимают мою талию. Чувствую горячее дыхание на своей коже. Чувствую себя живой. Наконец, это не сон, не иллюзия. Всё это реальность. Отрываюсь от него. Моя голова всё ещё касается его плеча, но на сей раз я вижу его глаза. Вижу в них такую глубокую бездну, что становится немного страшно. Я уверенно собираюсь прыгнуть туда и плевать, если я утону в ней и сгину навсегда. Рядом с ним я готова быть, где и кем угодно. Я словно преданная собака смотрю на него, слегка улыбаясь. — Прости за то, что я сказала тогда, звезда, — тихо говорю я и, чувствуя жжение и трепет в животе, слегка касаюсь его губ своими губами. Сердце едва не вырывается из груди. Я едва могу дышать, чувствуя, как дыхание сбивается, будто я только что пробежала кросс. Мои щёки краснеют. Я молча смотрю на Кирилла, который, не отрываясь, смотрит мне в глаза. От его тёплых объятий мне становится слишком жарко. Я едва не начинаю умолять его о том, чтобы он не молчал. За время его молчания я успеваю нарисовать в его глазах космос с миллиардом звёзд. — Ты… — сдавленно начинает Кирилл и, слегка покачивая головой, впивается в мои губы так сильно, что в первую секунду я едва не кричу от боли. Мурашки бегут по моему телу, когда я чувствую его язык, прикасающийся к моему нёбу. Кирилл осторожно сжимает моё лицо ладонями. Затем его рука спускается по изгибу моей талии и обвивается вокруг моего туловища. Кирилл прижимает меня к себе вплотную. Животом чувствую, как напряжены его мышцы. Второй рукой он зарывается в мои волосы, крепко поддерживая мой затылок. А я не знаю, куда мне деть собственные ладони. Мешкая, осторожно обвиваю ими его шею, чувствуя, как его кожа с каждой секундой становится всё горячее. Никто и никогда меня так не целовал. Да чего уж скрывать, я ни разу до этого не целовалась. Прыщавый Серёжа в третьем классе не считается. Его губы на вкус напоминают листья мяты. Во вкус поцелуя примешивается ещё и табак, что успокаивает меня, так как я обожаю этот запах. Кого я обманываю? В этот момент меня ничто не успокаивает. Моя кожа горит так, словно я прикасаюсь к горячим углям. Миллиарды мурашек пробегают по всему моему телу. Кирилл посасывает мою нижнюю губу, отчего я ощущаю приятное покалывание чуть ниже живота. Парень медленно отстраняется от моих губ и проводит губами по моей шее. Я инстинктивно впиваюсь ногтями в его футболку. Но Кирилл, обжигая мою кожу горячим дыханием, прислоняет свой лоб к моему, слегка улыбаясь. — Ты будешь со мной, — шепчет он. Я бы стала упираться и качать свои права, но сил на это у меня не остаётся. Я лишь устало ложусь на кровать, увлекая Кирилла за собой, и засыпаю в ореоле его длинных рук, обвивающих мою талию. Этой ночью сны мне не снятся. Реальность слишком прекрасна, чтобы жить во снах.