Анданте для скрипки с гитарой

— С легким паром, — весело сказала Алька и солнечно улыбнулась. — Угощайтесь. Алекс непроизвольно улыбнулся в ответ: — Спасибо. Пашка, заслышав голоса, тут же появился на кухне, встал, привалившись плечом к косяку и раздраженно поправил ободок в волосах — он держал плохо и норовил все время съехать. Старый. — Прошу прощения, но я, кажется, забыла, как вас зовут. Я иногда бываю такая рассеянная… — Александр, — Алексу стало неловко, что не представился сразу. — Шурик, — мстительно сказал Пашка, пытаясь отвлечься от обтянутого футболкой торса. На кухне было прохладно: Алька открывала форточку, чтобы запах масла выветрился, и бугорки сосков слишком сильно выделялись под тонкой тканью, будоража и вызывая злость. — Можно Саша. — Нет-нет! — воскликнула Алька. — Ни то, ни другое не подходит! — Да? Предлагаешь обращаться к нашему гостю по имени-отчеству? Или… — Алик, — постановила Алька и засмеялась. — Вы же не возражаете? — Нет, — Алекса новая интерпретация имени тоже развеселила. Он снял с головы полотенце, встряхнул рассыпавшимися по плечам волосами, попытался расчесать спутанную гриву пятерней. — Расчески не найдется? И желательно фен? Пашка замер. Мышцы Алика упруго перекатывались под гладкой кожей, и тонкий трикотаж только подчеркивал их рельеф. Захотелось облизать внезапно пересохшие губы, и Пашка быстро отвернулся. Сказал что-то про расческу и ушел, почти сбежал, коря себя за странные реакции и дурную башку. У себя он достал старый, бабкин еще, фен. Узкое сопло держалось на прозрачном скотче, а кнопку давным-давно кто-то заклеил куском пластыря — контакты дурили. А так дул он исправно, несмотря на солидный возраст, Алькин ровесник, елки! Перед кухней Пашка замедлил шаг. Несколько раз глубоко вздохнул и вошел, как ни в чем ни бывало. Сунул Алику — что за дурацкое имя сестрица придумала — фен и отвернулся к плите, собираясь поставить чайник. Простые действия давались с трудом, он лопатками ощущал странный, чуть задумчивый взгляд карих глаз.  — Ой, я же опоздаю! — спохватилась Алька и убежала, продолжая громко ойкать, детская привычка, которая никак не изживала себя. Пашка не торопясь зажег газ под чайником и повернулся с независимым видом, напустив на себя равнодушие. Но усилия пропали втуне — Алика на кухне уже не было. — Все, я убежала! — донеслось из коридора. — Пока-пока! Хлопнула входная дверь, по полу потянуло холодом, и Пашка поежился: сразу стало зябко. В ванной надсадно загудел фен… — У тебя нет случайно какой-нибудь резинки? — голос Алика раздался за спиной совершенно неожиданно, Пашка так ушел в себя, что не услышал шагов. — Да, конечно, вот, — он сдернул с головы ободок и протянул его Алику. — Эм, а тебе? — тот медлил. — У меня есть. Есть, правда. Поискать надо, в комнате, — Пашка блеял, как подросток, и ненавидел себя за это. Подумаешь, смазливый мужик, подумаешь блондин с красивым телом! И невольно задержал взгляд на лице Алика, наткнулся на чужие внимательные глаза и тут же отвел свои, смутившись. — Спасибо, — мягко сказал Алик и забрал ободок, вольно или невольно коснувшись Пашкиных пальцев, тот вздрогнул от прикосновения. — Чай будешь? — Пашка отвернулся к плите, обрадовавшись закипевшему чайнику как спасителю. — Не откажусь. Пашке пришлось вместо того, чтобы сбежать в комнату, доставать чистую чашку, искать заварку и насыпать ее в алюминиевое ситечко-заварник. Алик смотрел с любопытством и удивлением. — Какая интересная штука, — он поболтал в чашке витой ручкой, — я все больше к пакетикам привык. — Дешевые пакетики та еще дрянь. Лучше дешевая заварка, в ней хоть краски нет. — Наверное, — согласился Алик и отхлебнул чай. На его лице отразилась задумчивость, наверное, ожидал большего. — Дай завариться-то хоть пару минут. — Угу, — Алик снова поболтал заварником в чашке. — К чаю ничего нет, только сахар. — Не люблю сладкий чай, спасибо. — Если тебе от меня ничего больше не надо, то я пойду в комнату, — сказал Пашка куда резче, чем собирался и почувствовал неловкость. — Ты можешь занять комнату тети Сары, то есть ту, где ты уже ночевал, — попытался он смягчить свои слова. — Спасибо. Пашка вспомнил про пальто. Нервным движением откинул лезущие в глаза волосы — надо искать, рыться в чужих вещах, ходить по чужим комнатам. До сих пор было ощущение неправильности от пустоты квартиры — где привычная толпа, шутки и перебранки, очередь в ванную? Казалось, что соседи отъехали на день-два и вот-вот вернутся, и он, вместо того, чтобы копаться в чужом барахле пошел к себе, прихватив гитару. Алекс в раздумьях смотрел на кровать, на которой провел ночь. Чашка в руке подрагивала — сказывался недельный запой и едва сдерживаемое веселье. Надо же, какие практичные оказались хозяева, уложили на одноразовые пеленки! Прикрыли тряпкой — заботливые. Сам Алекс не был уверен, что смог бы притащить бомжа домой и так ловко минимизировать возможный урон. Хотя… Кровать, вернее пружинный матрас на ножках, обтянутый когда-то бордовой тканью с остатками вензелей, не стоила доброго слова, разве что тряпка служила когда-то шторой в будуаре знатной дамы и была дорога потомкам как память. В принципе, Алекс ничего не имел против одноразовых пеленок, особенно после знакомства с местными удобствами, но от нормального одеяла и хоть какой-нибудь подушки не отказался бы. Ну и прибраться бы — внезапно выглянувшее солнце безжалостно высветило лежащую по углам пыль. Он пошел разыскивать хозяина. Череда заброшенных комнат наводила на мысли об апокалипсисе, хотя разгадка наверняка была простой. Павел нашелся в последней справа по коридору комнате. — Можно? — Алекс стукнул костяшками пальцев о косяк. — Да, конечно. Павел отложил гитару, с которой просто сидел в обнимку. Как некоторые обнимают собак, ища сочувствия или утешения, так и он сидел, поглаживая черный лакированный бок. — Хотел спросить, мы будем репетировать перед вечерним выступлением? — сказал Алекс, чтобы не выглядеть совсем уж глупо. — Выступление, — едва заметно усмехнулся Павел. — Скажешь тоже. Но сыграться надо бы, да. Он избегал прямого взгляда, смотрел куда угодно — на изразцовую печь в углу, на массивное кресло возле круглого стола, покрытого льняной скатертью, удивительно не вязавшейся со строгой обстановкой (здесь подошел бы тяжелый бархат с кистями). Алексу приходилось бывать в старинных особняках, он хорошо представлял, как все должно выглядеть в идеале, и стоимость этого самого идеала. — Я хотел пальто тебе посмотреть, но что-то отвлекся. Пойдем, глянем. Мне одному как-то неловко. — Почему? — Алекс не стал убираться с прохода, вынуждая Павла едва не протискиваться мимо него и любуясь неровным румянцем, проступившим на бледных щеках. Он отметил и сбившееся дыхание, и быстрый взгляд, который скользнул по обтянутому тонкой тканью торсу, на мгновение задержавшись на четко проступающих сосках. Диагноз доктор Алекс мог бы поставить и без дополнительного обследования, но… — Я всю жизнь жил бок о бок с соседями и не могу привыкнуть, что их нет. Съехали, а мне все кажется, что на минутку вышли, — ответил Павел, остановившись у одной из дверей. — Понимаю, — сочувственно произнес Алекс, нарочно понизив голос, добавляя интимности. Павел дернулся, тряхнул головой и завесился волосами. Спрятался. — Где-то здесь может быть, — нервно сказал он спустя почти минуту, когда молчать стало совсем уж неловко. Алекс шагнул вслед за ним в комнату, но Павел остановился так резко, что не налететь на него оказалось невозможно. Как и не воспользоваться ситуацией — Алекс зажал Павла в углу. Запустил руку под его растянутый свитер и поцеловал, плевать, что для этого пришлось привстать на цыпочки — оно того стоило. Тело под его руками почти сразу обмякло, будто из надувного шара выпустили воздух. Алекс чуть осмелел и просунул свое колено между чужих ног, насладился сдавленным стоном, почувствовал вполне определенный отклик, но заходить дальше поцелуев не рискнул — Павел мог и закрыться, счесть, что его принудили. Как бы то ни было, но Алекс Грант был уверен, что выбор: спать или не спать с кем-то — каждый человек должен делать сознательно.