Анданте для скрипки с гитарой

Пашку повело. Он не ожидал такого поворота и оказался к нему совершенно не готов. Растерялся. Поддался наплыву чувств, не соображал совсем ничего. Алик, мерзавец, целовался как бог, а потому Пашка совсем не ожидал, что он отстранится именно тогда, когда сам Пашка был готов сдаться. В ушах шумело, голова слегка кружилась, и было до чертиков обидно, что все закончилось вот так… Ничем. Алик молчал и стоял рядом. Дышал ровно. Пашка зло дернул головой, чувствуя, как внутри закипает гнев. — Тебе не кажется… — начал он. — Кажется. Но я предпочитаю все же спросить: не против ли ты продолжения? — А то не ясно! — Я застал тебя врасплох, и это было неправильно. Ты не похож на человека, который ляжет в постель с первым встречным. К тому же незащищенный секс, сам понимаешь… — Я… — Пашка мучительно покраснел. — Я тоже едва не потерял голову, — Алик улыбнулся. — Ты очень красивый. Пашке показалось, что он собирался сказать нечто совершенно другое, и такая замена вызвала острое чувство благодарности. Услышать что-то вроде: «Ты очень податливый» или «Ты очень отзывчивый», - было бы неприятно. И теперь, когда муть вожделения, застилавшая сознание, медленно, но верно рассеивалась, Пашка начинал видеть произошедшее совсем иначе. — Я не знаю, что на меня нашло, — буркнул он и отошел подальше, обнял себя руками. — Кхм, ну я бы сказал, что желание потрахаться с привлекательным партнером вполне естественно, — Алик подошел ближе. — Просто нужно… — Думать головой, а не другими местами, — закончил Пашка. — И ты совершенно прав, что остановился. Спасибо, наверное. — Возможно, я не прав и нужно было сначала поговорить, но согласись, что сложно поднимать такие темы с малознакомыми людьми. — Лучше сразу лезть с поцелуями? — Пашка не удержался, съязвил и посмотрел на Алика насмешливо. — Зато сразу все кристально ясно: получил по роже — разговоры излишни. Спонтанные реакции — они самые честные. — Угу. — Я так и не понял: идти в аптеку за презервативами, или все-таки останемся просто друзьями? — Алик вложил столько иронии в это его «останемся друзьями», что в воздухе почти осязаемо повисли жирные кавычки, и Пашка не выдержал — засмеялся. — Алька придет скоро. И я бы не торопился, наверное, но резинки пусть лежат, да? — Конечно, — покладисто согласился Алик и добавил: — На случай внезапной страсти. Пашка оценил попытку разрядить обстановку и тут же предложил поискать пальто. Чертово пальто! Куда его могли засунуть? Он с отвращением порылся в куче барахла в углу, заглянул в шкаф — нету. Алик открыл скрипучую дверцу древнего гардероба, попорченного жучком, и поморщился — понятно, что запах лежалых тряпок омерзителен, раз долетает даже до Пашки. — Может быть, оно в другой комнате? — Нет, это пальто Гертруда, покойного брата Рины Ивановны. Он ушел из дома и не вернулся, а она все ждала. Дочка не разрешила в новую квартиру хлам тащить, я помню, как они ругались. — Гертруд? — Алик выглядел удивленным. — Герой труда, мода была такая. Рина тоже по паспорту была Тракторина. Мода, говорю же, — Пашка залез в диван — последнее место, где могло оказаться проклятое пальто. — Надо же! — Алик едва не присвистнул, когда Пашка вытащил на свет божий аккуратно переложенный пергаментной бумагой и стеблями сухой полыни сверток. — У бабы Рины были своеобразные представления о хранении вещей. Пашка встряхнул пальто и протянул его Алику. От пестрой ткани в старомодную елочку терпко и горько пахло травой. — Тебе идет, — сказал Пашка, когда Алик натянул на себя обновку, и постарался не заржать — образ бомжа стал завершенным. Алик с сомнением повернулся к пыльному зеркалу в гардеробе. Попытался поднять воротник, потом опустил: на его высокой сухощавой фигуре пальто покойного Гертруда смотрелось ничуть не хуже, чем на огородном пугале, к тому же было коротко. Он закусил губу и в конце концов тоже рассмеялся, махнув рукой: — Жалко, что шапку пришлось выкинуть. Очень бы в тему пришлась. Народ бы рыдал от жалости. — Я тебе свою одолжу, — пообещал Пашка. — И шарф. Будешь настоящим франтом. — Спасибо, ты очень любезен. И раз уж мы закончили с поисками и одели, меня как настоящего парижского франта, то пора бы и порепетировать. Нет? — О боже! Мы же не к концерту готовимся! — воскликнул Пашка, но посмотрел на удивленное лицо Алика и подумал, что тому, может быть, как раз и надо восстановить навыки. Что он будучи пьяным в зюзю, играл вполне пристойно, никак не гарантировало того же в трезвом виде. Подсознание порой играло странные шутки с людьми, Пашка это знал. Он согласился, хорошо, что у Альки две скрипки: — Ладно. Давай попробуем. Ты что-нибудь наиграешь, а я подхвачу. Он указал Алику на вешалку, чтобы тот мог избавиться от пальто, и пошел в комнату за скрипкой. Наверное, репетиция все же удачное решение, иначе им обоим было бы неловко. Да и заняться все равно нечем. Пашка с сожалением вспомнил, что за интернет в этом месяце тоже не плачено. Алик как порядочный долго разогревался и подстраивал скрипку. Пашка даже почувствовал раздражение, сидя с гитарой на стуле. Гаммы, какие-то невнятные импровизации, которые порой обрывались едва начавшись. Хотелось прикрикнуть, чтобы поторопился, но приходилось сдерживаться — куда спешить-то? До вечера все равно долго. Он встал и принес стопку нот, просто на всякий случай. Алик пролистал верхний альбом, отложил. — Так что играем? — спросил он. — Что хочешь, — пожал плечами Пашка. Алик кивнул и довольно хорошо исполнил каприс Паганини, отдал должное канону Пахельбеля. Потом перешел к Вивальди и, кажется, совершенно забыл, что не один. Пашка пытался щипать струны гитары, но музыка Алика была самодостаточной, и вмешательство только вредило ей. Подстроиться не получалось. — А ты? Что ты сидишь как на именинах? — Кхм, — Пашка откашлялся. — Просил же, так и говори, что надо играть. Давай так: ты начинаешь, а я подхвачу, — Алик в раздражении крутанулся вокруг своей оси и замер напротив Пашки, буравя сердитым взглядом. Все-таки некоторые слишком серьезно относятся к концертам в подворотнях, решил Пашка и назло, чтобы поставить на место зарвавшегося любителя классики, заиграл недавно вошедшую в моду испанскую песенку. Алик с полминуты вслушивался в ритм и неожиданно легко подхватил, улыбаясь так ехидно, что сомневаться не приходилось — коварный пашкин план провалился. До вечера они перебрали бог знает сколько композиций. Что-то забраковали сразу — скромные возможности рядовой скрипки не позволяли, что-то не ложилось на гитару, но на часовое выступление наскребли. Алик продолжал бы и дальше терзать инструмент и Пашку, но приход Альки положил конец его мучениям — никогда еще он не был так рад видеть сестру. — Вы что, даже и не поели? — Алька скрестила руки на груди и попыталась грозно посмотреть на обоих, но вышло скорее комично. — Прости, заработались, — мягко улыбнулся Алик, и дуреха-Алька расплылась в ответной улыбке. — Некогда было, — отрывисто бросил Пашка и пошел на кухню, испытывая острейшее желание придушить Алика. Или объяснить сестре, чтобы не строила планов на этого… индивидуума. — Паш, ты чего? — Алька прибежала следом. — Устал немного, — он достал кастрюлю и поставил воду для пельменей. — И поесть правда надо. Алька покачала головой. Потрогала узкой ладошкой Пашкин лоб, пожала плечами и принялась трещать про то, как прошел день и что именно говорил Марк Израилевич на занятиях. Пашка был ей благодарен. И еще больше благодарен Алику, что тот проявил деликатность и не поперся вместе с ними на кухню, добавляя градус неловкости в общую атмосферу.