Анданте для скрипки с гитарой

Алекс скатился с теплого тела, нашарил упавшее одеяло и накинул на них обоих. Павел, раскрасневшийся после секса, рассеянно, но благодарно улыбнулся. Потерся колючей с утра щекой о плечо Алекса: ласка не ласка, но что-то интимное, свойственное только ему, — и прикрыл глаза. — Спать будешь? Павел что-то согласно промычал и повернулся на бок, подложив локоть под голову. Алекс каждый раз удивлялся: как так можно вывернуть руку и, более того, находить это удобным? Но Павлу так, кажется, было хорошо. За окном ярко светило солнце. В его косых лучах убогость обстановки приобретала почти сказочный вид и не казалась такой унылой. Кожа Павла, обласканная солнечным светом, как будто светилась изнутри, и к ней хотелось прикасаться, ощущая тепло и гладкость. Алекс не утерпел и провел губами по шее, легонько поцеловал в уголок рта. Павел сонно улыбнулся и засопел сильнее. Алекс пристроился было рядом, собираясь подремать еще полчасика, но какофония звуков ударила по нервам, заставила поморщиться и закрыть уши руками — в храме звонили в колокола. — Ненавижу, — пробормотал Алекс и скатился с топчана. — Какой дурак этот кошмар называл малиновым звоном? Он посмотрел на Павла — тот продолжал спать. Его не тревожил этот бешеный трезвон, годный разве что оповещать о пожаре: привычка благое дело. Так люди привыкали жить у железных дорог и трамвайных депо, но сам Алекс был уверен, что никогда не сможет жить там, где настолько шумно. Он повел плечами, потянулся и, найдя возле кровати свои спортивные брюки, надел их. Раз уж поспать не удастся, так хоть выпить чая или, быть может, кофе, вроде бы вчера в банке еще оставалось. Прихватив рубашку и надевая ее на ходу, Алекс отправился на кухню. У порога он обернулся — Павел спал, как молодой Адонис на весеннем лугу — и прикрыл дверь, скорее избавляя себя от искушения любоваться дальше, чем руководствуясь заботой о ближнем. На кухне его ждал сюрприз. Алька. Алька, которой совершенно точно не могло здесь быть, Алька, которая ни свет ни заря умчалась сдавать невероятно сложный зачет и которая слезно просила ругать ее часов до двух точно и клятвенно обещала позвонить, если вдруг управится раньше… Она сидела за кухонным столом, сложив перед собой руки и смотрела на вошедшего Алекса, не мигая. Колокола в тот же миг замолкли и тишина навалилась свинцовым одеялом, от нее хотелось потрясти головой, чтобы избавиться. — Э-э, — выдавил из себя Алекс. — Привет. Алька медленно наклонила голову, все так же не отрывая от него взгляда. Алексу стало не по себе. Он хорошо представлял себе, что именно видела девчонка, просто не могла не видеть — крайняя ко входу комната, распахнутая во всю ширь дверь, и яркое солнце, как нарочно выглянувшее именно сегодня, наверное, чтобы ни одна подробность не укрылась от стороннего взгляда. — Виделись уже, — Алька моргнула и откинулась на спинку стула. Алекс осторожно сел напротив, не имея в голове ни единой мысли, как спасать ситуацию. Да и как ее спасешь? Узнать, что твой брат спит с мужиком, да еще с тем, которого сама притащила в дом, — такая новость кого хочешь с ног свалит, не то что юную девушку. Внутри у него все сжалось. Стало даже больно дышать. И не сказать, что Алекс собирался оставаться с ними на всю жизнь, да даже про несколько месяцев особо не думал, но вот внезапное осознание, что придется убираться из квартиры и из жизни Павла, подкосило. Он с ужасом понял, что не готов к расставанию. — Если ты обидишь Пашку, я тебя уничтожу, — Алька говорила пугающе медленно, но с такой убежденностью, что не оставалось ни малейших сомнений — уничтожит. Ни перед чем не остановится. — Нет, — у Алекса пересохло в горле. — Я его… «Люблю» едва не совалось с его губ, но Алекс вовремя себя одернул и до боли прикусил язык. Внезапно открывшаяся правда ударила под дых, как камень из пращи, выбила воздух из легких и заставила мир перевернуться. Он испуганно посмотрел на Альку, та улыбалась, но от такой улыбки хотелось спрятаться под стол. — Ты его? — Люблю, — буркнул Алекс. — Глупо отрицать очевидное. — Но? — поторопила Алька. — Ведь есть какое-то страшное препятствие, которое ты себе надумал. Какое? — Я его недостоин. Я не очень хороший человек, а Павел другой. Открытый, честный. Чистый. — Так себе причина. Надуманная, я бы сказала. Если он тебе не нужен, то так и скажи, отрежь разом — пусть отболит, лучше пережить предательство сразу, чем… Алекс вскинулся: — Алевтина, ты не понимаешь! А вдруг я убийца?! — Убийца? Ты? Неужели вот этими самыми руками, — она схватила его за запястье и поднесла к глазам, как бы силясь разглядеть кровь на ладонях, — убил? Не верю. Врешь ты все.  — Убивать необязательно руками. И вообще я мерзавец, тебе любой мой знакомый легко подтвердил бы, а уж бывшая пассия… — Наврала бы с три короба, — Алька села и подперла подбородок кулачками. — Ну, так кого ты убил, убивец? — она явно не верила и развлекалась попытками Алекса выставить себя в черном цвете. — Отчима, — холодно бросил он и отвернулся к окну. — И не жалею ни капли. Наоборот, от радости, что он сдох, пил целую неделю. От радости. Алекс оскалился своему отражению в стекле, чувствуя, как перехватывает горло и свербит в носу. — Бедный, — Алька обошла стол и прижала его голову к своей груди. — Сильно он тебя доставал? — Сильно, — глухо отозвался Алекс. — Я его ненавидел все свое детство, юность и… — Старость, — совершенно серьезно подсказала Алька, но внутри у нее все дрожало от еле сдерживаемого смеха. — Ну что ты за человек такой, — Алекс запрокинул голову и смотрел на острый Алькин подбородок. — Я тебе душу выворачиваю, в смертных грехах признаюсь, а ты… — Я знаю, что ты никого не убивал. — С формальной точки зрения — да. Но как только позвонили из больницы с предложением отключить его от аппаратов, я сразу помчался подписывать документы и давать распоряжения насчет похорон. А потом напился на радостях и готов даже сейчас сплясать на его могиле, если только узнаю, где она. И если я не велел кремировать тело и развеять прах по ветру. Представляешь, ничего не помню. Только слепящую радость и бурный восторг оттого, что эта тварь сдохла. — Это стресс. — Кхм, ну если ты так считаешь. — Сколько он лежал в коме? Я правильно понимаю, что он был именно в коме? — Месяца два, наверное. Я был в отъезде, когда он ложился на плановую операцию. — Я думаю, что он к тому времени был уже мертв, умер на операционном столе. Больнице нужны деньги, вот они и выставили счет на пребывание и якобы поддержание жизни. Тебе не показалось странным, что позвонили в день приезда? К тому же, — Алька замялась, — то, что ты рассказал, сильно похоже на сериал какой-нибудь, английский или немецкий, но очень далекий от реалий нашей жизни. — Целый детектив, — пробормотал Алекс и отстранился. — Думаешь, стоит разобраться? — Тебе это надо? Ты платил? — Нет, он сам, разумеется, не знаю, как там было устроено, может быть, фонд. Я только похороны, — Алекс замолчал, чем больше думал, тем больше вся эта история казалась шитой белыми нитками: звонок лечащего врача практически в тот момент, как самолет коснулся земли, странная поспешность, с какой ему подсовывали документы, и коньяк, после которого он уже ничего не помнил. В заговор против своей персоны он не верил, а вот версия Альки перестала казаться бредовой, уже не хотелось покрутить пальцем у виска и сказать, что девушка перечитала дамских романов. Но заниматься расследованием? Привлекать внимание, когда только-только удалось наладить жизнь и отстоять кое-какую самостоятельность? Алекс не знал, стоит ли овчинка выделки. Кажется, мудрая не по годам Алька снова была права, задав удивительно правильный вопрос: «Тебе это надо?». Теперь с полной уверенностью он мог сказать, что и правда не надо. Незачем. Докторишка на самом деле оказал ему огромную услугу, иначе не встретиться им с Павлом никогда. История была однозначно мутная, и разбираться в ней Алекс не хотел. — Ой, — всклокоченный Павел появился на кухне и удивился, увидев сестру. Смутился, не знал куда спрятать глаза. — А ты чего так рано? — Вышла из метро, позвонила староста: перенесли зачет, заболел наш лектор. Пришлось вернуться, — Алька многозначительно замолчала на полуслове. Павел покраснел и затравленно посмотрел на сестру, потом на Алекса. — Не паникуй, нас благословили, — сжалился над ним тот. — Двери только прикрывайте, не травмируйте больше мою нежную девичью психику. — Что?! — Хотя не скрою, это было красиво, — мечтательно протянула Алька, — почти как античная скульптура, и солнце так удачно подчеркивало… Павел покраснел еще сильнее и сбежал в ванную, громко хлопнув дверью. — Плавные изгибы, я хотела сказать. Все равно особо ничего видно не было, ракурс не… — Алевтина, не травмируй мою нежную мужскую психику, — Алекс, едва сдерживая смех, поспешил тоже спрятаться в ванной комнате: Павлу требовалась дружеская поддержка, а самому ему стоило подумать, как вести себя дальше.