Жвачка

В три он рассаживает свои игрушки на кровати, ходит перед ними по комнате и что-то рассказывает, старательно изображая учителя или воспитателя. В пять он утаскивает все кастрюли и сковородки к себе в комнату и готовит только ему одному известные блюда. В шесть он лечит свои игрушки, заматывая бинтами или туалетной бумагой им ноги и делясь своими таблетками. В восемь он впервые сталкивается с реалиями жизни. Стать великим футболистом он не может из-за здоровья. Мама говорит, что спортом ему вообще заниматься нельзя. В тринадцать мамочка рассказывает ему о том, какая у него должна быть жизнь. Он закончит престижный колледж, выучится на фармацевта. Начнет работать в местной аптеке и скорее всего станет новым владельцем, когда старый окочурится. Заведет жену и пару детишек. Эдди старательно кивает, слушая, но на слове «заведет» непроизвольно морщится, будто жена и дети какие-то животные, как собака или кот. Соня не обращает на это внимание, продолжая свой рассказ о будущей жизни сына. Он купит красивый домик неподалеку, на который возьмет ипотеку с возвратом на четверть века. Его дети будут хорошо учиться и посещать разные кружки, но, конечно, пойдут по стопам отца, в медицину или науку. У них будет совместный семейный ужин каждую субботу и поход в церковь каждое воскресенье. Она льет ему в уши про церковь и бога, у которого придется просить прощение, непонятно только за какие грехи. В пятнадцать набожная мамочка по секрету сообщает, что все писатели, художники, архитекторы — в общем люди искусства — голубые. Она говорит об этом с нарастающей громкостью, вскоре переходя на крик. Она орет, что её сын не будет одним из них. Что он будет фармацевтом или врачом. Кричит, что у него и таланта то нет. Выплевывая оскорбления и море слюны, она обвиняет во всем друзей Эдди, но больше всех одного кудрявого парня. В семнадцать он забивает на аттестат, заваливаясь на заднее сидение старенького Форда. И где только Ричи его взял? Он плюет на все приличия и нормы морали, развязно целуя своего парня, прежде, чем тот отвернется и заведет автомобиль. Может быть, все писатели и архитекторы — геи, но какая разница, если дорога всем лежит в ад.