Post Mortem

«Я не мог выдавить из себя ни строчки. Ни одного блядского слова. Но во мне нестерпимо извергался вулкан оргазма. Я чувствовал причастие к большому замыслу. К великой идеи, которая станет воплощением моей спеси и болезненных амбиций. Но мой взор устремлялся на равнину без единой торчащей травинки. Она была отшлифованной и никчемной - взгляду не за что зацепиться. Каждое слово выходило из-под пера с придыханием. Я выводил букву за буквой и не дышал. Зажмурившись, обливаясь потом, давал себе отсрочку. Еще каплю времени на раздумья. Что дальше? Что последует за этим несчастным словом, которым я разрождался два с половиной часа?! Нельзя же взять и загубить эту строчку. Каждую минуту во мне сверлило вожделение и зуд. Бесконечно донимающая чесотка, с которой ты не можешь ни спать, ни есть, ни высраться. Это была моя идея фикс. Моя отдушина и моя вербальная мастурбация. Я горел идей, но одновременно чувствовал, что перегорел в исполнении. Сжег себя дотла. Будто у тебя есть вдохновение, но не хватает мастерства. И мысли в голове роятся, а сформулировать не можешь. Калека. Импотент.» В руках Пауля дрожал смятый лист в клетку, наспех вырванный из тетради. Этот лист, подписанный Тиллем, он вытащил из тяжелой папки с макулатурой. Незваный гость пришел в твой дом и обокрал, забрав самое болезненное и интимное, пока ты не видишь. Сейчас, когда Ландерс прочитал, ему стало не по себе. Гадко, на самом деле. Совсем гадко, если быть до конца откровенным. Лучше бы он забыл о свертке в кармане куртки. Лучше бы случайно не нащупал его в салоне такси. Проплывали пейзажи Мюнхена. Вновь расцвели улицы под лучами солнца. Ну что за кокетливое непостоянство погоды! Ландерс сотни раз читал авторство друга. Каждый раз смятение перебивалась чувством сплоченной ответственности и коллективного суда. А сейчас ему было противно, потому что он насильственно заглянул туда, куда его не приглашали. — Приехали. — Уже? — Уже как пару минут. Пауль не заметил, что машина больше не в движении. Рассчитавшись, он вышел. День близился к вечеру, но у него еще было немного времени. Мужчина купил сэндвич и томатный сок в ближайшем кафе. Ланч был пропущен. Но какая разница, если весь мир стадно перешел на интуитивное питание? — Добрый день. У вас назначено? — в белоснежном пространстве за стойкой сидела девушка. Такая же, как стюардессы. Такая же, как официантка в дорогом ресторане. Все они были одного телосложения, с одним количеством макияжа на лице, с одинаково подобранными волосами и одной фальшивой улыбкой. Сбой в матрице или эстетика буржуазии, диктующая свои правила?! — Нет, не назначено. Но это не имеет значения. Передайте Герру Зиверсу, что Пауль Ландерс хочет его видеть, — гитарист решил не совершать прошлых ошибок. Своим тоном он давал понять, что возражения не принимаются. Во всяком случае, ему так казалось. — К сожалению, Герр Хелмут Зиверс не на месте. Я сообщу ему, что вы приход… — Эрма, чашку чая с бергамотом, пожалуйста, — раздался четкий голос по переговорному устройству, перебив девушку. — Эрма, будьте добры, принесите две чашки с бергамотом, — Ландерс, подмигнув, улыбнулся секретарю и быстрым шагом направился в офис позади стойки, наслаждаясь спецификой этой нелепой и совершенно киношной сцены. Остановить его не пытались. Постучав для приличия, Пауль, не дожидаясь ни секунды, сразу открыл дверь. В глаза ударила белизна еще ярче, чем в приемной. Офис был оформлен в стиле минимализма. Очень много свободного пространства, воздуха, света и минимум деталей. Безликость разбавляли картины в жанре модерна. Брызги краски на полотнах, пятна и яркие разводы. Словом, современное искусство. — День добрый, — Пауль прошел и, не дожидаясь приглашения, присел. Он предварительно потратил несколько минут в интернете. Навел справки, просмотрел официальный сайт издания, заглянул на форум и в конечном счете наткнулся на личный инстаграм директора журнала. А потому, заходя в помещение, соревнующиеся своей стерильностью с дорогой клиникой, гитарист отлично понимал, кого он там увидит. — Добрый. У меня не было встреч на этот вечер… — Теперь есть одна. Хелмут пропустил мимо ушей слова мужчины. Он выглядел потрясающе. Потрясающе для человека, управляющего журналом о музыке. В нем не было ни капли консерватизма, он придерживался лишь тех порядков, которые придумывал сам. А придумывал он их на ходу. Если надо - менял и деформировал. Это был человек живого и гибкого ума, быстрой речи, хороших манер, прогрессивного взгляда на жизнь. Это был человек-полиглот: сдержанный, начитанный, целеустремленный, одетый очень стильно и просто. Человек, который каждую секунду своего времени проводит с толком и пользой. Живет осознанно, имеет хорошие связи и настоящих друзей. Пауль, сам того не ожидая, проникся уважением к Хелмуту. Но сейчас дела требовали отстранения личных чувств, мнений и взглядов. — Чай, — коротко оповестила Эрма, зайдя в офис и поставив перед начальством белоснежную чашку на блюдце с двумя ядрышками кардамона и одним кубиком сахара - очевидно, излюбленные предпочтения босса. Чашка была единственной. Пауль посмотрел на секретаря и улыбнулся еще шире. Та, поймав на себе взгляд, залилась краской и поспешила удалиться. — Присоединитесь? — немец указал на чай, — Кофе, сок, вода… Чего желаете? — Нет, благодарю. Зиверс разговаривал так, будто у Ландерса не просто было назначено время для посещения, а он являлся долгожданным гостем в этом залитом светом пространстве. Это не могло не льстить. Из открытого настежь окна доносилась приятная мелодия холодной свежести. Только Пауль открыл рот, как дверь опять открылась. Эрма на пороге больше не выглядела смущенной. Она, игнорируя присутствие гитариста, напряженно оповестила: — Герр Зиверс, фрау Кольфман у здания. Ждет во дворике. — Ох. Прошу меня извинить, — Хелмут резко вскочил со своего массивного офисного стула на колесиках, — Нужно отойти. Буквально минута. Вам не обязательно ждать в приемной, можете остаться здесь. Мужчина быстро направился к выходу и через секунду скрылся. Видимо, прибывшая дама была действительно важным гостем, встреча с которой не терпела отлагательств. Пауль оказался в комнате наедине с собой и светом. Он медленным шагом прошелся до окна. Вид, к сожалению, выходил не на упомянутый дворик. Хелмуту было действительно нечего бояться. Он мог спокойно оставить гитариста в своем обителе. Компьютер оставался на пароле. На столе не лежало никаких личных вещей. Только пару ручек и несколько журналов, включая издание «бунт». Всевозможные шкафчики и ящички были наглухо заперты и, более того, замаскированные в белоснежности. Их едва можно было разглядеть. На полочках, сделанных в стиле хайтек, мирно покоились типичные побрякушки. Статуэтка-награда, несколько миниатюрных каменных роз в горшочках из необработанного холодного камня, живая фигурка банана Энди Уорхола и пару фотографий в рамочках. Тоже миниатюрных. Офис представлял собой торжество стилей: скандинавская любовь к грубым материалам; японская стерильная простота; футуристичная современность модерна. Лишь одно фото на полке заинтересовало Ландерса. На нем - двое мужчин, сидящие за столиком в уличном кафе. Два друга. Заметно самым непрофессиональным взглядом. Два близких друга, улыбающихся друг другу, хорошей выпивке, солнечной погоде, миру и жизни. Одним из них был Хелмут. На столике - пинтовая кружка пива, пепельница и пачка сигарет. Второй мужчина оставался неизвестен, но его лицо привлекало все внимание гитариста. Интересного в нем, в сущности, было не много. Мужчина спортивного телосложения, как и сам Зиверс. Лет пятидесяти, может чуть больше. Густые рыжие волосы, приличная щетина на подбородке, серая футболка «Поло». Ничего примечательного. И все же, чутье подсказывало Паулю, что он стоит на отметке «тепло». Если сейчас двинется в нужном направлении, отметка достигнет станции «горячо». А затем - кипяток! Ландерс не шевелился. Интуиция проснулась от дремоты. Осталось лишь понять, почему. Он еще раз вгляделся в лицо мужчины, судорожно исследуя взглядом его черты. Что же не так? Что же в нем особенного? ЧТО?! Глазу не за что зацепиться. Однако, при виде этого человека внутри у него колыхнулось. Неспроста. Хм… Может, это был… — Еще раз прошу извинить, — Хелмут громко оповестил о своем присутствии. Он сел за стол, откинулся на спинку кресла и пригубил немного чаю, — Ну что ты будешь делать! Совсем остыл! — Могу я поинтересоваться, кто это? — ритмач неопределенно махнул головой в сторону фотографии. Ему не хотелось показывать сильную заинтересованность. Он и так выглядел подозрительно. Явился без приглашения и что-то вынюхивает. — О, потрясающий человек! Один из лучших, кого мне доводилось знать! А вы… Черт, должно быть, я ошибаюсь… Пауль? Пауль Ландерс? — Собственной персоной. Гитарист наспех кивнул. Ему не хотелось сходить с намеченной тропы, которую он бережно прокладывал кирпичиками правды. Сейчас перед ним маячила только одна цель - узнать человека на изображении. — Это неожиданный визит. Что-то стряслось? Оба делали вид, будто трагедии на концерте не существовало. И самого концерта тоже. Только один из них напускал этот вид искусней, ведь именно в журнале под его руководством выходит статья с названием «без права на ошибку». — Нет. Прошу прощение за внезапный визит. Очень… хм… очень специфичное лицо. Ритмач снова аккуратно повернул рычаг разговора в верном направлении. Он чувствовал, что в ближайшую минуту должен узнать какую-то правду. Маленькую или большую - не имело значения. Это правда должна послужить новым ключиком к двери, которую еще предстояло отыскать. Пауль решил отступить от своего плана и действовать наобум. Он больше не собирался расспрашивать про выпуск и статью. К черту. Сейчас у него другая задача. Зиверса ему не напугать и истину не вытрясти. Если только тот не решит подать ее на блюдце. А для этого следовало воспользоваться не напором, но хитростью. — Специфичное? Что ж, возможно. Это мой приятель. По совместительству - один из старейших спонсоров журнала. Хелмут выглядел так, словно вот-вот пустится в долгую повесть. Расскажет об их крепкой дружбе, встрече, заикнется о семье своего спонсора, парочку слов накинет и про свой отчий дом. Все в таком духе. Но этого не произошло. Зиверс в одну секунду напрягся. Вспомнив о чем-то, он решительно сказал: — Пауль, мне было бы приятно с Вами побеседовать. Но, пожалуй, в другой раз. На сегодня есть еще несколько неотложных дел. Надеюсь, вы меня понимаете. Дедлайн поджимает, так что, полагаю, если у вас не намечен со мной деловой разговор, нам пора попрощаться. Мужчина улыбнулся. Коротко и сдержанно. Ландерс сидел в смятении. Он не знал, как себя повести. Рыбка соскочила с крючка в самый последний момент. Что делать? Надавить на Зиверса? Черта с два. Тот ничего не скажет и угрозами его не пронять. В лучшем случае выпроводит. В худшем - попросит это сделать охрану. Да и какие угрозы?! Что он может? У Пауля не было ни связей, ни мишени. Он не знал, куда целиться, где надавить и сам не понимал, зачем приперся в этот офис. Чего ожидал получить? Правда заключалась в том, что это был единственный доступный путь. Он его использовал целиком. Не сработало. Пауль прошел до упора. Или все-таки нет?.. Гитарист сидел, настолько разочарованный положением дел, что походил на слабоумного. Ему открытым текстом указали на дверь, пусть и в вежливой форме, а он уставился перед собой и не двигался. И тут случилось самое немыслимое. В офис зашел человек. Густая рыжая шевелюра, крепкое тело. И даже футболка «Поло». Правда, уже не серая. Белая, под зимней курткой. Ландерс обомлел. Перед ним стоял человек с фотографии. Тот, о котором он так надеялся услышать. Хотя бы пару слов… Тот, кто был виновником безнадеги и сокрушения последней минуты. — О, прости, ты занят? Я подожду в приемной. Мужчина собрался закрыть за собой дверь, когда Пауль подскочил, словно петухом клюнутый. — Нет, не стоит. Мне пора. Спасибо за встречу. Гитарист выбежал из офиса. Сконфуженный, смущенный школьник, которого застали врасплох. Но его грудь разрывало неизвестное ликование. Было плевать, что подумал Хелмут. Должно быть, он хотел представить Ландерсу своего приятеля, о котором шла речь за секунду до его появления. Зиверс начал бы со слов «О, неужели! Пауль, разрешите познакомить — мой старый друг. Послушай-ка, а мы только о тебе говорили…» А, впрочем, к черту! Может, ничего похожего бы не произошло. Хелмут скрытен, умен и чрезвычайно хитер. По какой-то причине он не желал представлять своего спонсора постороннему лицу и придавать огласке его имя, сейчас Пауль был в этом уверен. Он быстрым шагом спустился по лестнице на первый этаж. Белоснежность пространства слилась в однородную массу перед глазами. Тоннель в рай?! Гитарист больше ни о чем не думал. Он знал, что появление загадочного незнакомца в дверном проеме являлось фатальным знаком свыше. Так должно было произойти. Все незримые силы встали на сторону Ландерса и помогли ему, в этом нет никаких сомнений. Выйдя из здания, гитарист зашел за угол и вызвал такси. В его голове сформулировался четкий и ясный план, элементарный в своем исполнении. Парковка у здания оставалась в поле зрения. Машина с шашкой подъехала через несколько минут. Оказавшись в темноте салона, Пауль испытал облегчение. Он больше не был открытой мишенью. Благо, окна из офиса Зиверса выходили на другую сторону. Ландерс дал четкие указания машинисту. Тот припарковался и оба они погрузились в молчаливое ожидание. Нервы были натянуты струной. Когда рядом со зданием показалась складная мужская фигура в белой футболке, внутри у Пауля оборвалось. Он затаил дыхание. Как хищник, выслеживающий свою добычу. Но еще скорее - как жертва, застывшая в зарослях двухметровой травы саванны. Он ждал. Впиваясь взглядом в каждое движение мужчины, гитарист ждал, когда тот сядет в свое авто, чтобы последовать за ним. Незнакомец проходил машину за машиной, не сбавляя бодрого уверенного шага. С каждым пройденной легковушкой внутри Пауля разрождалось семя сомнения. Неужели хитрое сплетение жизненных троп опять свернет в неверную сторону? Ритмачу стало не по себе. Казалось, жизнь нагибает его раз за разом. Тогда зачем все это было нужно?! Зачем рыжеволосый мужчина явился в офис? Быть может, и нет какой истины?.. Просто череда событий и их последствий. Все просто. — Видишь его? Смуглый таксист напряг зрение и направил взгляд в сторону, куда указывал палец немца. — Сейчас дадим ему время, затем поедем следом. Через несколько метров, если он не поднимется в метро, я выйду. — Э, подожди-ка. Я водитель, а не шпион. Таксист запротестовал своим грубым басом. Пауль, едва ли обратив внимание, всучил купюру и разногласие было улажено. Машина медленно тронулась. Когда они выехали на главную дорогу, гитарист сразу увидел маячащую впереди цель. Фигура отдалялась очень быстро. На мгновение Ландерс запаниковал, но быстро взял себя в руки. Водитель прибавил газу. Когда машину с шашкой и приятеля Зиверса отделяло несколько метров, произошла резкая смена приоритетов. Сейчас Ландерсу предстояло передвигаться не с черепашью скоростью, а как можно быстрее. Черный габаритный джип обогнал преследующее авто и остановился рядом с мужчиной в Поло. Тот сел в машину. Джип сразу дал газу и скрылся за вереницей автомобилей, не дав Паулю моргнуть глазом. Все произошло в считанные секунды. — Черт возьми, гони! Скорее! — Нет, дружище, так мы не договаривались. Я ехать за мужиком должен был, а не сумасшедше гонять по улицам города. — Я заплачу. Поехали. Машина не трогалась с места. Таксист погрузился в тяжелое молчание. — Ну же! — заорал Ландерс, чувствуя, что цель снова ускользает из рук. Его душила горечь и адреналин, надежда и безумие. — Сейчас плати, — недовольно буркнул водитель. Пауль дрожащими руками выудил кошелек, достал самую крупную купюру, чтоб наверняка, и нетерпеливо протянул человеку за рулем. Без лишних вопросов тот вдавил педаль газа и с визгом шин такси тронулось с места. ***

Несколькими часами позднее.

C запахом пыли, с послевкусием смутной свободы, с зияющей пустотой нового дня я вспоминаю свою молодость. Мы тосковали по надежности, которую никогда не пробовали на вкус. Мы жадно впивались в оседлость своими острыми, но все еще плохо сформированными клыками молодого волчонка. Мы ласкали надежду своими шероховатыми языками, как несмелые лучи солнца ласкают макушку головы ранним утром. Мы осушали бутылку за бутылкой и верили, что проснемся в новом мире. В мире, где будут гарантии и счастье. Гарантий не было. Время шло, а мы оставались той же шайкой нечесанных, небритых, в грязных бесформенных лохмотьях. Той же… Но уже не такой молодой. Больше не могли пить днями напролет без последствий. Если влил в себя выше переносимого — готовься. Через несколько часов оно обязательно даст о себе знать. Будешь маяться с раздувшимся животом и башкой, в которой сверлят две сотни дрелей. Если три ночи подряд не спал, то и выглядеть станешь соответственно — чуть лучше зомби из голливудских ужастиков шестидесятых годов. А в пыльных коробках под нашими ребрами по-прежнему тлела надежда на жизнь в беззаботном мире. Я представлял себя самого тридцатилетнего. Держу за руку молодую девушку с копной густых рыжих волос и родным лицом. Она чуть впереди, улыбается, но на меня не смотрит. Этому есть простое объяснение: ей не нужно доказательство моего присутствия. Нет ни единой потребности оглядываться. Она знает, что я рядом. Чувствует мою крепкую руку, опору и тесную духовную связь. Зато я смотрю на нее. На моем лице не осталось ни одного признака пережитков прошлого. Ни одной морщинки, которая навевала бы воспоминания о месяцах запоя, танцев от безнадежности и тоскливого воя того самого волчонка в груди. Мое лицо гладкое, словно я начал жить вчера. Оно искрится умиротворением и благодарностью ЕЙ. За то, что ОНА счастлива. А я знаю, что это так. Самолет набрал скорость и плавно оторвался от земли. На взлете, в эту самую секунду, на меня всегда наваливается облегчение. Иронично, не так ли? Падают самолеты по статистике либо во время взлета, либо приземления. И максимально редко в процессе полета. Зато все поголовно нервничают при турбуленции, в то время как она - меньшее из зол. Я помню свой первый полет. Мне было двадцать шесть и несколько часов, вглядываясь в серое молоко через иллюминатор, я ощущал себя в подвешенном ничто. Зависшем в нигде. За весь полет лишь однажды прояснились облака под нами, ударил луч солнца в окошко и пронзил им весь салон самолета. В нем отчетливо виднелись застывшие пылинки. Тишина и глухое гудение. Пассажиры, завернувшиеся в пледы, спят летаргическим сном, не подавая признаков жизни. Лампочки выключены. Стюардесс не видно. Тишина, покой, мы рассекаем пространство и время. Облака под нами. Луч света. Стало невыносимо хорошо. Такая убийственная эйфория, от которой люди стреляются в голову, потому что страшно, они понимают: похожего больше не будет. Даже близко. Всем ведь хочется умереть счастливыми. Много лет прошло с тех пор. Новизна ощущений исчезла. Ты теперь не двадцатилетний мальчишка. Взрослый мужчина. Веди себя подобающе. Не удивляйся. Не ликуй. Не радуйся. Не восхищайся самолетами. Всем давно известно, что это. Все летали. Не веди себя инфантильно. Брось маяться дурью. Не делай того. Не делай этого. Ты взрослый. Взрослый. ВЗРОСЛЫЙ, МАТЬ ТВОЮ! Но и когда был маленький, история такая же: не бери в руки нож. Он опасный. Ты еще слишком маленький. Не трогай розетку. Не грызи ногти. Не бери эту книгу, она для взрослых. Не смотри на это. Не смотри на то. Не слушай здесь. Не слушай там. Выходит, всегда неподходящее время. Сначала мы слишком маленькие. Потом мы слишком взрослые и нас по-прежнему преследуют сплошные ограничения. А потом просто смерть. Что за мир! Стюард предложил горячие напитки. От его выглаженного костюма исходил тончайший и ненавязчивый аромат парфюма. Я вспомнил Тилля. И голова опустела. Только в груди забилось нетерпение и ликование. Скорее! Скорее же! Лети, крылатая машина! Моя миссия выполнена. Я сделал все правильно. Для него, для себя. Для группы и для Хелльнера. Но результаты будут ничтожными, если останутся в моей голове. Нужно было как можно скорее предать их огласке. Рассказать всем и каждому. Опубликовать в газетах, захватить обложки всех тематических журналов, дать интервью. Устроить бурю возмездия. Умиротворение сменилось сильной возбужденностью. Я заерзал в кресле и стал представлять дальнейшие события. Сначала следовало поехать к Хелльнеру и разложить ему все по полочкам. Сразу потребовать несколько встреч со СМИ и найти приличного юриста. Действовать следовало незамедлительно. Затем… По-хорошему стоило собрать весь коллектив. Но я решил пойти от обратного и сначала встретиться с Линдеманном. Пьянящий вкус победы медленно убивал горечь нашей ссоры. Время - самый жестокий, беспристрастный и справедливый лекарь. Время не станет слушать твои мольбы о болеутоляющей пилюле. Времени не дашь взятку, не заставишь вколоть себе анальгин. Он залечит ровно тогда, когда посчитает нужным. А перед этим заставит пройти все круги ада. Самолет приземлился. Я схватил куртку, пересек взлетные полосы на автобусе. Прошел таможню. В моей голове отстреливалась каждая секунда. Все препятствия по пути к свободе я зачеркивал в мысленном дневнике. Это сделал. То сделал. Осталась минута. Секунда. Все. Свежий воздух. Автостоянка. Выхожу в сеть и первым делом проверяю почту. На часах семь утра. Берлин. Все, что я смог сделать вчера - это написать Лие. Правда обрушилась на меня шквалом, к которому я оказался не готов. И бремя этой лавины нужно было разделить хоть с кем-то. Лихорадочно написав ей несколько страниц сообщения и отправив на мейл, я не стал даже перечитывать свой текст. Открыв почту на автостоянке, меня кольнуло разочарование. Ответа не последовало. Быстро преодолев ступор, я внушил себе, что терять времени нельзя. Взял такси и, не заскочив домой, поехал к Хелльнеру. Собственно, домой ехать и не за чем. Ехать туда нужно, когда там кто-то ждет. А у меня голые стены. Уже давно. Ни защищенности, ни уюта родного гнезда я не ощущаю. Это не тот обитель, где ты зализываешь раны. Это не пристанище покоя и надежности. Это не крепость. Не щедрый источник вдохновения. Это несколько стен, мебель из икеи и пару замороженных стейков в морозильнике. — Якоб! Жидкие прямые волосы продюсера прядями спадали на лицо. Он не спал. Уже был в махровом коричневом халате, слабо препоясанном поверх белой майки и шортов-семейников до колен, купленных в ближайшем супермаркете. — У меня для тебя новость. Даже две. Хорошая и плохая. С какой начать? Я застыл в коридоре и начал тараторить. По-хорошему стоило сесть на кухне, сварить утреннее кофе и обстоятельно поделиться последними событиями. Но на это у меня не хватало ни сил, ни терпения. Хелльнер выглядел мрачным, уставшим и не разделял моего энтузиазма. Его, кажется, вовсе не интересовало, что я хочу сказать. — У меня тоже для тебя новость, Пауль. Линдеманн в больнице. Уже несколько дней. По телу пробежал электрический заряд. Голос застрял камнем в горле, выдавить из себя совсем ничего не получалось. Пришлось промолчать и ждать, что скажет Якоб дальше. — К сожалению, мы узнали об этом только вчера. Хелльнер, несмотря на плохое зрение и отсутствия очков на заспанном лице, рассмотрел цвет моего лица и поспешно добавил: — Он очень ослаблен, но состояние стабильное. Все хорошо, Пауль, — мужчина сжал мое плечо, перед этим ободряюще похлопав по нему, — Самое гадкое то, что мы не оказались рядом в критический момент. Само собой, он был без сознания и оценить свое одиночество не мог. А вот умереть - запросто. И я с ужасом думаю о том, что умирал бы он вот так - никому ненужный, в чужом холодном месте среди кафельных плит. По причине, которая нам неизвестна. В минуты, когда мы спокойно пьем чай и разделяем обеденные макароны с супругами. Ощутив обледеневшее тело и онемевшие конечности, я наконец преодолел камень в горле. Холод сковывал снаружи. Холод разил изнутри. Из черной зияющей дыры в моем теле. Он застрелился, подумал я. И сразу понял, насколько противоречивым бы стал этот метод. Причина первая: если Тилль решит стрелять в себя, то непременно в лицо. Омерзительно, но есть вещи, которые я отлично знал о Линдеманне. В крайнем случае в горло или висок. Может быть в раскрытый рот. Но скорее в лицо. И чем-то таким, что размозжило бы его в ошметки. В этом был весь он. Даже в свое последнее действие, в свое последнее телодвижение он вложит максимум ненависти к себе, не пожалев при этом никого из окружения. Потому что ненависть к себе - это вообще самое страшное и эгоистичное чувство. Следовательно, застрелившись в голову, он не выживет ни при каких обстоятельствах. Причина вторая, из-за которой этот метод противоречив: оружие Линдеманна - нож. Всегда нож. Острая сталь. Холодное оружие. «Живое» оружие, взаимодействующее с плотью напрямую. Нож… Пистолет слишком ничтожен. Это я тоже хорошо понимал. Я снова увидел перед собой Хелльнера. Мысли наконец упорядочились. — По венам полоснул, да? — все еще замороженным и бесцветным голосом уточнил я, на самом деле совершенно уверенный в ответе. Теперь он казался очевидным  да. — Что? По венам?.. С чего ты взял? — продюсер нахмурился, — Он едва не умер от удушения. Газом. В машине. Сейчас с ним Шнайдер. Поезжай к нему, он уже пришел в себя.