***
Когда Тинки вернулся, Гермиона была уже готова и сидела на подоконнике, стараясь запомнить открывавшийся вид на сад до мельчайших подробностей. — Мы можем пройти пешком? — спросила она, не спеша дотрагиваться до молча протянутой лапки эльфа. — Хозяин приказал перенести мисс в обеденный зал. — Перенести или проводить? — чуть подняв бровь и склонив голову в бок, переспросила Гермиона, мысленно прося прощение у Тинки за грязное манипулирование. Ей было очень необходимо видеть все своими глазами, очень! Эльф замялся, нахмурился и схватился за край наволочки. — Наверное, он не уточнял? — осторожно продолжила Гермиона, благодаря небеса за то, что Тинки, кажется, не стремился наказывать себя при любой оплошности, как в своё время делал Добби. Видя, что ему не хватает совсем крупицы, чтобы решиться, она добавила: — Твой хозяин вчера повёл меня пешком, а не с помощью аппарации. Ну же, мы теряем время, ведь завтрак подают ровно в восемь, — выразительно скользнув взглядом к часам, подталкивала его Гермиона. Ещё пару мгновений потоптавшись на месте, Тинки дернул ушами и, наконец, согласился: — Тинки может проводить мисс пешком. В коридорах все было по-прежнему. Так и не решившись спросить у Тинки напрямую, она предположила, что недалеко от ее комнаты действительно находилась спальня Малфоя: она располагалась в самом конце коридора и была по меньшей мере в два раза больше её собственной. Гермионе стало не по себе от такого близкого соседства. В остальном же по пути ей не встретилось ничего примечательного: путь был простым и запомнить его не составляло труда, поэтому на этот раз она знала, как скоро они окажутся в столовой, и по мере приближения ощущала растущую дрожь в коленях. Ведь там будет он. Потому, увидев Пэнси, сидящую сбоку от Малфоя, Гермиона почти почувствовала слабое облегчение. Паркинсон казалась ей кем-то вроде нейтральной персоны, и ее присутствие должно было словно бы разбавить густой страх быть с Малфоем наедине. К тому же, можно было надеяться на то, что они будут заняты друг другом. Опустившись на указанный Тинки стул, Гермиона рассеянно оглядела стол перед собой. Приготовленная еда походила на блюда, подаваемые на завтрак во французском отеле, в котором они останавливались с родителями однажды на каникулах. Грудь кольнуло горькое чувство потери. Она стёрла им память этим летом. Будут ли ещё такие каникулы? Выдохнув, Гермиона скользнула взглядом по серебристым подносам с едой. Она была голодна. Очень. Тинки залечил ее порез, но потерянная кровь должна была восполниться естественным путём. Но она не могла есть, она не представляла себе, что может просто наполнить свою тарелку беконом и омлетом и просто съесть это. Ей было неудобно. Некомфортно. Она была в чужом доме и среди чужих людей, и абсолютно точно не могла вести себя естественно. Сцепив под столом пальцы в замок, она так ни к чему не притронулась, намереваясь просто молча переждать этот приём пищи и надеясь, что на неё не будут обращать внимания. Она вообще не понимала, зачем Малфой настаивал на ее присутствии. Краем взгляда ей удавалось подмечать детали обстановки: на Паркинсон была школьная форма, в которой она вчера пришла. Пэнси сидела по правую руку от Малфоя и с небрежным аристократическим изяществом, которое, кажется, им прививали с детства, отламывала кусочки круассана, и, намазывая на них десертным ножом джем, отправляла в рот. Она чувствовала себя как дома. Малфой же был более собран: белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, платиновые запонки, фамильный перстень и Ежедневный Пророк в свободной от чашки кофе руке. Золотые дети из золотых семей. Гермиона, с ее туго скрученным на макушке пучком и в чёрном платье с глухим воротником, на их фоне могла сойти разве что за какую-нибудь гувернантку. Ее изучающий взгляд не ускользнул от Малфоя. Посмотрев на неё поверх Пророка, он едва уловимо кивнул в ее сторону, после чего Тинки щелкнул пальцами, и на тарелке перед ней появилось всего по чуть-чуть. — Тебе лучше поесть, — безразлично кинул Малфой, возвращаясь к чтению газеты. Поняв, что это как-то связано с тем, что ее ждёт, Гермиона все же взяла вилку в руки. Вообще, она старалась об этом не думать. Возможности узнать раньше времени о том, что это были за «разработки» не представлялось, а изводить себя мучительным ожиданием было не лучшей идеей. Она успела расправиться с половиной порции, прежде чем двустворчатые двери распахнулись, и звуки шагов в перемешку со звонким стуком трости о мрамор наполнили помещение. Все стало в тысячу раз более неловко. Гермиона гипнотизировала взглядом кувшин с водой, не переставая орудовать в тарелке вилкой и ножом, отчаянно надеясь, что если она закончит трапезу, то сможет вернуться в свою комнату. Стул напротив скользнул по полу. — Мисс Сеймор, — учтиво кивнул Люциус Малфой с лёгкой улыбкой. Рука Гермионы с прибором остановилась на полпути к ее губам. Это он ей? Не сразу сообразив, она медленно подняла взгляд, исподлобья посмотрев в его сторону. От неё не утаилось то, как на крошечную долю секунды он замешкался, край его рта чуть дернулся, но тут же он вновь легко склонил голову и отпил немного кофе из фарфоровой чашки, не отводя от Гермионы своего скользкого взгляда. Ее вилка с так и не съеденным ломтиком помидора опустилась обратно на блюдо чуть громче, чем следовало. Разыгравшийся аппетит безнадежно пропал, уступив место противной тошноте. — Мисс… — тишину прорезал другой голос, теперь женский и явно пытающийся сгладить неловкость момента. — Мелиссандра, — ее новое-старое-неправильное имя прозвучало почти вопросительно. — Вы хорошо разместились? Нарцисса Малфой смотрела на нее с натянутой на губы улыбкой, вся выпрямившаяся в струну. Ее аккуратная рука методично помешивала чай в чашке, и Гермионе показалось, что делала она это просто так, и сахара там вовсе не было. Лицо Нарциссы было уставшим и осунувшимся, глаза — блестящими и какими-то отчаявшимися, отчего губы, накрашенные красной помадой и растянувшиеся в улыбке, выглядели совсем уж неестественно, словно перед Гермионой сидела не живая женщина, а заводная кукла. Люциус кинул на жену недовольный взгляд, и, заметив его, Нарцисса вздрогнула, отчего ложечка в ее руке звонко стукнулась о тонкую фарфоровую стенку. Чуть левее раздался шорох газеты — Малфой-младший опустил Ежедневный пророк, его верхняя губа чуть дрогнула в каком-то раздражении, и колкий взгляд скользнул к Люциусу. Гермиона видела, как миссис Малфой, заметив реакцию сына, попыталась поймать его взгляд, выглядя почти умоляюще, но, так и не получив внимания в свою сторону, с горечью поджала губы, затем заставила себя расправить и без того сведенные вместе лопатки, моргнула пару раз и вновь растянула губы в подобии улыбки. Вся эта сцена заняла не более нескольких секунд, но выглядела как отдельная драматическая пьесса, составленная из взглядов, дыхания и мимики. Гермионе внезапно стало жаль эту женщину, и, выдавив из себя тихое «да, спасибо», она опустила взгляд на свою тарелку, мысленно молясь, чтобы весь этот фарс поскорее закончился. В семье Малфой определено что-то происходило. Гермиона так хорошо помнила ищущий одобрения взгляд двенадцатилетнего светловолосого мальчика перед его первой игрой в квиддич. И такое восторженно-гордое «Видишь ли, Уизли. В отличие от некоторых, мой отец может купить лучшее», сказанное за пару месяцев перед игрой. Где это все теперь? Ей не показалось прошлым утром. Между отцом и сыном пролегла какая-то безмолвная ненависть, какое-то непонятное ей соперничество, витавшее в воздухе каждый раз, когда они находились в одном помещении. Почему Малфой-младший сидел во главе стола? Почему Тинки мог помнить детство своего хозяина? Все говорило о том, что именно Драко по какой-то причине считался… как это называется в чистокровных семьях? Главой рода? Хозяином поместья? Чистокровно-снобские уклад жизни и традиции, пожалуй, были одними из немногих тем, в которых Гермиона не смыслила ровным счётом ничего. — Сегодня понедельник. Ее отсутствие заметят, — вырвал ее из размышлений голос Пэнси. Та обращалась скорее к Малфою, лишь легко кивнув в сторону Гермионы. — Я это улажу, — ответил Драко, все ещё не слишком отвлекаясь от чтения, заставляя Гермиону гадать, как именно он собирался все уладить и связанно ли это с теми «разработками». — Миссис Малфой, мама все ждёт, что вы присоединитесь к ней в Монпелье, — пожав плечами на ответ Малфоя, Пэнси переключила все своё внимание на его мать. — О, у Люциуса в этом месяце меньше, — ещё одна небольшая заминка, — работы, и мы подумали, мне стоит отправиться чуть позже. Но так жаль пропускать осень во Франции… Завтрак казался бесконечно долгим. Гермиона то и дело чувствовала на себе взгляд Малфоя-старшего под мелодичные разговоры его жены, увлечённо беседовавшей с Пэнси о Монпелье и о том, что погода в Уилтшире скоро окончательно испортится. Пару раз он задержал взгляд на ее запястье с розовым шрамом, и Гермиона поспешила одернуть рукав. Когда все подошло к концу, она наконец могла выдохнуть с облегчением. Нарцисса и Люциус Малфой удалились, а Пэнси, послав Драко воздушный поцелуй, скрылась в зелёном пламени камина, при этом назвав «Горбин и Бэркес». Гермиона мысленно сделала пометку — подумать о том, как им удаётся перемещаться в Хогвартс, и какую роль в этом играет лавка в Лютном. Эльфы кружили по залу, наводя порядок. Исчезли подносы с едой, белая скатерть скользнула со стола, явив вид на темное дерево столешницы. Пожилой эльф отлеветировал на центр большую вазу с белыми тюльпанами, и покинул зал. Стало тихо. Гермиона смотрела прямо перед собой, надеясь, что сейчас вернётся Тинки и заберёт ее в комнату, но ничего не происходило. Ни через минуту, ни через две. Сцепив пальцы под столом, она глубоко выдохнула и чуть повернула голову в бок, осторожно скользя взглядом по столу, отложенному в сторону Пророку, руке Малфоя поверх газеты, и, наконец, на выдохе достигнув его лица. По нему никогда нельзя было сказать наверняка, о чем он думал. Губы слегка сжаты, брови чуть сведены к переносице, а взгляд… от него ей становилось не по себе. Такой же она видела разве что у Снейпа: тяжелый и проникающий под кожу до самых костей так, что ты сам уже готов сознаться в том, чего не совершал, лишь бы не чувствовать его на себе. Как будто он смотрит на тебя сквозь призму каких-то минувших событий. Такой взгляд не должен был принадлежать юноше. Это было отвратительно неправильно. — Тинки! — одними губами. Гермиона прикрыла глаза, отвернувшись от него, и с облегчением выдохнула. Она отправится в комнату и успокоится. Но следующие слова, послышавшиеся сбоку, заставили ее распахнуть глаза и с непониманием вернуться к Малфою взглядом. — Принеси перо и пергамент. Раздался хлопок, затем ещё один, и, передав принесённое, Тинки вновь исчез, оставив их наедине. Поднявшись со своего места, Малфой обошёл стол, оказавшись на противоположной стороне от Гермионы, и положил перо и пустые свитки перед ней. — Я хочу, чтобы ты написала письмо своим друзьям. Ее брови изогнулись в непонимании. — Какое письмо? Малфой тем временем уже расположился на стуле напротив, расслабленно откинувшись на спинку. К счастью, его взгляд теперь не источал такую тяжесть, как минутой ранее. — Напишешь, чтобы тебя не искали. Что ты не выдержала разлуки и отправилась за Поттером. Не имею ни малейшего представления, как у вас принято общаться между собой, так что избавь меня от детального описания. Придумаешь что-нибудь. Он коротко кивнул в сторону пера, давая понять, что сказал достаточно, и занял себя созерцанием вида из окон за спиной Гермионы. Аккуратно взяв перо, Гермиона покрутила его пальцами перед собой. Не было похоже, что оно обладало какими-то особыми свойствами вроде того орудия пыток, которое использовала Амбридж. Это было обычное перо, точная копия тех, что Малфой использовал в школе — чёрное, с красивой серебристой ручкой и не нуждавшееся в чернильнице. Похоже, Малфой и правда хотел, чтобы она просто написала письмо. — Мы с соседками не ладили в последние недели, — Гермиона мысленно вздрогнула от воспоминания о неприязни Лаванды и вежливой холодности Джинни. — Могу я написать профессору Макгонагалл? — Хоть садовым гномам или вашему лесничему, — флегматично отозвался он, не удостоив ее даже взглядом. Пропустив глупое сравнение мимо ушей, Гермиона придвинула к себе свиток. У неё появилась идея, и, тут же спохватившись, она постаралась взять себя в руки, чтобы возникший энтузиазм не выдал ее. Перо заскрипело по пергаменту. Время от времени Гермиона останавливалась, усиленно подбирая слова, неосознанно наклоняя перо и проходясь пушистым кончиком по линии челюсти. Было сложно составить все так, чтобы ключевые слова не бросались в глаза и, при этом, подходили по смыслу. Спустя десять минут все было готово.Профессору Макгонагалл. Простите, что оставляю лишь записку — Вы бы не отпустили меня, приди я к Вам лично. Я не должна была возвращаться в Хогвартс. Я не могу заниматься учебной програмой, пока мои друзья в опасности. Я нужна им. Мы втраем начали этот путь и вместе должны его закончить. Если что-то предначертано, оно все равно случится. Я начну поиски с Косой Алеи, и, надеюсь, вскоре смогу присоединиться к Гарри и Рону. Проффессор, прошу Вас не пытаться меня розыскать. Думаю, Вы и так подозревали, что рано или поздно я отправлюсь вслед за ними. Надеюсь, Вы примите мой выбор. Гермиона Грейнджер
Ещё раз пробежавшись глазами по тексту, она удовлетворенно отметила, что все выглядело вполне естественно. Профессор Макгонагл поймёт. Должна понять. Мысленно скрестив пальцы, Гермиона с невозмутимым видом передала Малфою пергамент. Приняв записку, он вновь откинулся на стуле, почти в манере Снейпа скользя взглядом по тексту. Все это время Гермиона, кажется, совсем не дышала. — Отлично, — спустя пару минут заключил он. Она почти поверила во внезапно обрушившуюся на нее удачу, пока не услышала его смешок и продолжение фразы: — Ты и правда такая умная, как говорят. Пергамент полетел в сторону, а в голосе Малфоя вновь заскользили стальные нотки: — Заново. С досадой Гермиона посмотрела на откинутое письмо, и, поджав губы, взяла чистый пергамент и принялась переписывать, на этот раз, без ошибок. План был хорош, и будь на месте Малфоя кто-то вроде Гойла… да что там, будь на месте Малфоя Рон, у неё бы все получилось. Закончив, она вновь передала письмо, и… в последний момент скользнула подушечкой пальца по краю, не отрывая взгляда от тёмного дерева столешницы перед собой. Пару мгновений ничего не происходило, а затем послышался его голос. Звуча ниже, чем обычно, он заставил ее нервно вздрогнуть. — На тебя не действуют мягкие методы, верно? Малфой поднялся, отложив пергамент. Не спеша обошёл стол, оказавшись теперь позади неё. Слишком близко. Он не касался ее, но она могла поклясться, что физически чувствовала его рядом. Не успев даже повернуться, Гермиона ощутила, как его рука скользнула по ее волосам, распуская туго скрученный пучок, заставляя ее изумленно замереть. В висках запульсировал ритм собственного сердца. Волосы, не скреплённые никакими заколками, рассыпались по плечам. Ещё раз, совсем невесомо, Малфой провел по ним пальцами. И из-за этой обманчивой словно бы ласки она слишком поздно разгадала его намерения. — Секо. — Нет! То, чего она боялась со вчерашнего вечера. Сколько ещё она будет совершать ошибку за ошибкой? Резко развернувшись, она вскинула полный гнева и ужаса взгляд на Малфоя. Тот стоял, зажав между указательным и средним пальцами длинную прядь ее волос. — Я перепишу. Отдай! — У тебя было две попытки, Грейнджер. С тобой не выходит без насилия. — Отдай мои волосы, — процедила она, неотрывно глядя в его глаза. Внутри неё закипала злость то ли на себя, то ли на Малфоя. Конечно она воспользовалась бы любым вариантом, чтобы спастись! Каждый на ее месте поступил бы так же! Она почти задыхалась от несправедливости его безразличия. Резко отодвинув стул, она подалась к нему в попытке отобрать локон. Малфой лишь слегка повёл рукой с зажатой в пальцах прядью, а другой перехватил ее запястье. Дёрнувшись, Гермиона вновь потянулась свободной рукой, но, тут же отреагировав, он легко перехватил и ее, теперь крепко сжимая между собой ее запястья своими пальцами. Не обращая внимания на болезненный захват, она продолжила вырываться, стремясь ударить его локтем и освободить руки. Если бы только у неё была палочка! Ее физическая сила была бесполезна против Малфоя, который был выше и намного сильнее. В очередной раз извернувшись, Гермиона внезапно обнаружила, что он все ещё сдерживал ее запястья, но теперь находился сзади, удерживая ее руки на уровне ее груди. Отчаянно дёрнувшись в попытке укусить его ладонь, она добилась лишь того, что он прижал ее ближе к своему телу, крепко обхватывая рукой. Ее лопатки упирались в его грудь, и это было тысячу раз неправильно. Теперь ей хотелось выбраться ещё больше, но не столько из-за локона, сколько из-за желания избежать такой близости. — Для носительницы чистокровной фамилии ты ведёшь себя отвратительно, — его спокойные слова вкупе с ощущением дыхания, коснувшегося затылка, стали катализатором, переключившим злость на отчаянье. Это было жестоко. Мерлин, почему его постоянное спокойствие казалось ей более жестоким, чем открытая ненависть остальных пожирателей? Всхлипнув, Гермиона повернула голову в сторону, опустив взгляд на прядь ее волос, которую он все ещё держал в свободной руке. В глазах защипало. Он же знал ее! Он знал ее столько лет! Как он мог так холодно смотреть на ее страдания? Как он мог так хладнокровно угрожать ей? Угрожать не так, как в детстве, а имея в виду реальные, ужасные поступки которые теперь он мог совершить? Пусть она никогда ничего для него не значила, но неужели его душа была настолько темной, что в ней совсем не было места состраданию к кому-то, с кем он вырос? Ещё раз дернувшись, она на секунду закрыла глаза, а затем подняла взгляд через плечо на Малфоя. — Неужели ты правда такой жестокий? Раз — слеза катится по ее щеке. Два — и ваза с тюльпанами с грохотом разлетается на осколки. Это снова была ее магия. — Успокойся, — встряхнув ее, рыкнул Малфой сквозь сжатые зубы, а затем легко толкнул в сторону стула, заставляя сесть. В сознании Гермионы промелькнула мысль о том, что это был первый раз с прошлого вечера, когда он сказал ей что-то в повелительном наклонении, неосознанно… или осознанно пользуясь влиянием на метку. Тем временем Малфой сам шагнул в ее сторону — осколки вазы жалобно скрипнули под его ботинками. Он наклонился к ней, не давая возможности избежать прямого взгляда. — Я собираюсь использовать их, чтобы забрать твои вещи, потому что, какая жалость, по вещам тебя тоже можно найти. Конечно, не с идеальной точностью, заклинание покажет лишь область. Ты могла бы догадаться, что Малфой-Мэнор — одно из немногих ненаносимых поместий, так что твой маленький фокус с кровью тоже не удался бы. Но если ты выкинешь что-то ещё, обещаю, я подумаю над другими способами применения этого, — и он потряс локоном перед ее лицом. — А теперь можешь писать. Внезапный выброс магии оставил после себя опустошенность. Гермиона почувствовала, как слёзы продолжали скапливаться в уголках глаз, и шумно втянула воздух. — Если испачкаешь слезами пергамент, будешь переписывать в третий раз, — невозмутимо произнёс Малфой, с помощью магии перевязав прядь волос чёрной лентой и положил во внутренней карман пиджака. Вытерев глаза тыльной стороной ладони, она вновь взяла перо. Пусть. Пусть так. По крайней мере, это письмо не несёт никакой угрозы для ее друзей, а она… она обязательно придумает, как сбежать. Закончив писать, Гермиона отложила перо и повернула голову в сторону выхода. — Я могу идти? Малфой, вновь проверив письмо и не найдя поводов для недовольства, кивнул, убирая пергамент в карман. — Можешь. Я позову тебя вечером. Поджав губы, Гермиона поднялась со своего места, и, дождавшись Тинки, двинулась в сторону выхода, но у самых дверей вдруг остановилась. — В Хогвартсе остался Глотик, — тихо, не смотря на Малфоя. Но тот все же услышал. — Кто? — Мой кот, Живоглот. Она могла бы поспорить, что, услышав кличку, он насмешливо скривил губы. — Надеюсь, ты понимаешь, что я не буду его искать. Конечно. Глупо было даже подумать об этом. Она не могла припомнить, были ли у самого Малфоя какие-нибудь животные, кроме всегда выделявшегося в совятне чёрного филина, к которому он вряд ли испытывал хоть десятую долю таких же тёплых чувств, как Гарри к Букле. — Да, — тихо произнесла она, прежде чем выйти из зала. По дороге к комнате ее не отпускали мысли о том, как не сойти с ума в ожидании вечера, и о том, осознанно ли Малфой избегал прямых приказов. Он не сказал «Ешь», заменив это на «Тебе лучше поесть». Он не сказал «Напиши», вместо этого используя «Я хочу, чтобы ты написала». Повелительное наклонение он использовал лишь единожды, тогда, когда ей это было нужно. А затем использовал его ещё раз. Вечером. Когда уже смеркалось, в комнате Гермионы появился Тинки. Он щёлкнул пальцами, и в свободный угол грузно приземлился ее школьный чемодан. Радость от возможности больше не носить платья Пэнси стремительно сменилась паникой, когда открылась дверь и послышалось короткое «Пора» от Малфоя. А потом… потом, кажется, увидев ее глаза, он поджал губы, скользнул взглядом к окну, чуть нахмурился, будто о чем-то размышляя, вернулся взглядом к ней и произнёс почти спасительное… — Успокойся.