Ты сделана из тьмы

Кресло. Ещё одно. Больше ничего - в этой части комнаты. В другой - интерьер чего-то вроде совсем маленького зала для приема гостей, с несколькими картинами, камином и софой. Она ожидала по меньшей мере подземелий, цепей с кандалами и Лестрейндж с палочкой наготове в придачу. Горькая ирония заключалась в том, что такая не пугающая на первый взгляд обстановка страшила ее, кажется, больше. Малфой молча привёл ее сюда и оставил переминаться с ноги на ногу у дверей. Коротко взмахнул палочкой, зажигая в камине огонь. Еще раз - и настенные лампы озарили помещение приглушённым светом. Двери за спиной Гермионы захлопнулись, заставляя вздрогнуть от неожиданности и обнять себя руками. Малфой остановился посреди комнаты, оглядывая внесённые изменения. Коротко кивнув, словно бы самому себе, он развернулся к Гермионе и жестом поманил в сторону кресел. Неуверенно приблизившись к ним, она с подозрением покосилась на ближайшее, мысленно прикидывая, могло ли то быть зачаровано каким-нибудь опасным заклинанием. Сбоку послышался раздражённый вдох. - Тебе нужно особое приглашение? Хлёстко, по нервам. С неприкрытым напоминанием о том, кто из них контролирует ситуацию. Верхняя губа Гермионы чуть дрогнула в раздражении, но она сдержала себя. Взгляд украдкой скользнул по Малфою. Не поднимая глаза выше, она могла видеть лишь часть его фигуры: легко удерживая палочку одной рукой, он плавно постукивал кончиком по раскрытой ладони. Ей показалось, что под «особым приглашением» он подразумевал их связь, но теперь она сомневалась, не говорил ли он о более распространённых среди пожирателей методах. Мог ли он использовать круциатус? Делал ли он это раньше? Гермиона все ещё не могла свыкнуться с новой реальностью и переплести в голове отдельные факты. Малфой был пожирателем смерти и входил... в ближний круг? Если считать, что Волдеморт более всего ценит в своих сторонниках жестокость, она с трудом могла представить, что должен был совершить Малфой, чтобы в свои годы стоять чуть ли не наравне с участниками битвы в отделе тайн. Когда успело закончиться детство, в котором Малфой был лишь избалованным школьным задирой? Неужели эти, смотря правде в глаза, красивые руки совершали пасы палочкой, причиняя адскую боль? Ей не хотелось верить в это, но... То, с какой легкостью он накладывал на неё империус, и каким холодным мог быть его взгляд - все это не оставляло шанса и дальше играть в наивное неверие. Перед ней был не однокурсник. Перед ней был пожиратель. - Я жду. Обняв себя за плечи, она, помедлив секунду, глубоко вдохнула и все же села на самый край кресла, буравя взглядом собственные коленки. Если она чувствовала себя так беззащитно и отвратительно даже после его «успокойся», то что было бы, не скажи он этого? Увидев на полу перед собой пару чёрных туфель, Гермиона взметнула взгляд вверх, встречаясь с серыми глазами. В мыслях тут же что-то переменилось. Нет. Она не могла целиком и полностью воспринимать его, как пожирателя смерти. Он пугал ее. Она презирала его идеологию. Они никогда до этого не обменивались бóльшим количеством слов, чем того требовали взаимные оскорбления. Да, и тысячу раз да. И все же... в отличие от большинства пожирателей, Малфой не был безумным. В его глазах она не видела такой чистой жажды крови, как у других. Лестрейнджи, Кэрроу, все прочие верные последователи - для Гермионы они были сумасшедшими, и заключение в Азкабане еще больше повредило их психику. Какая глупость. Он! Он будет делать с ней что-то плохое, и в нем же она пытается отыскать что-то человечное. - Тебе нужно сесть удобно. Вновь без приказа. Скользнув кончиком языка по сухим губам, она нервно кивнула и двинулась дальше на сидении. Повинуясь его взгляду, расположила руки на подлокотниках, а затылком прижалась к спинке кресла, и на секунду стыдливо прикрыла глаза, борясь с желанием с размаха удариться головой о деревянную часть кресла, чтобы потерять сознание. Что она делает? Она совсем не достойна Гриффиндора. Ей следовало до последнего отказываться выходить из комнаты, отбиваться и насмерть стоять за то, чтобы с ней ничего не делали. Хотя бы ради самого факта сопротивления. Грубо говоря, исключительно ради факта сопротивления. Без палочки, под империусом и подверженная воздействию связи Малфоя с ее меткой, единственным спасением, по сути, было самоубийство. Ей хотелось жить, и она горько осознавала, что это было трусостью. Что если он сделает что-то, что причинит вред Гарри? Что если его действия повлекут за собой чью-то смерть? Она не простит себе этого. Если бы только знать, что Малфой затевает! Она смогла бы оценить степень опасности, и тогда... она бы нашла способ убить себя, если бы это значило спасти кого-то, кто ей дорог. Гермиона искала варианты того, что Малфой мог сделать, и не находила их. Взять ее кровь не составило бы труда, прядь волос у него уже была. Что ещё? Какой-то ритуал? Что может быть «почти не больно, по крайней мере, физически»? - Петрификус тоталус, - вырвал ее из размышлений голос, заставив теперь паниковать по-настоящему. Идиотка! Нужно было сопротивляться, нужно было бежать! Куда? Куда получится! Не имея возможности пошевелиться, ей только и оставалось, что отчаянно скользить взглядом по Малфою напротив. Теперь она действительно жалела, что села добровольно! Сердце оглушительно колотилось в груди. Все происходящее походило на сонный паралич: оглушающий ужас от невозможности пошевелиться. Она чувствовала себя овцой, которая по собственной глупости сама забежала на живодерню, а вырываться начала лишь когда над шеей занесли топор. По щекам побежали капли слез, оставляя после себя щекочущие кожу дорожки. Жалкая, глупая, трусливая предательница - слова отвращения к себе гремели в голове постоянным фоном. Прости, Гарри! Ты всегда был храбрым, но твоя подруга так и не смогла этому научиться, сколько бы ни думала о себе обратное. Шляпа ошиблась. Все ошиблись. И ты тоже ошибся. Мерлин! Если это будет стоить его безопасности, пусть она умрет прямо сейчас! Сквозь застилавшие взгляд слёзы Гермиона увидела руку Малфоя рядом с собой. Медленно, он дотронулся до ее виска. - Абску сенсу. Контраст ее пылающего лица и прохладных пальцев Малфоя стал последним, что она почувствовала, прежде чем ее сознание заполнил словно медицинский наркотик, отрезая все чувства. Она перестала ощущать себя в пространстве и даже... в мыслях. Ее словно больше не существовало. Сплошное ничего. Люди, излечившиеся от слепоты, говорят, что отсутствие зрения не похоже на чёрный экран перед глазами. Они просто не видят. То же самое ощущала Гермиона: перед глазами не было черноты. Не было ни цветов, ни света, но не было и их отсутствия. Тело оставалось неподвижным не так, как от петрификуса: его словно бы просто не существовало. Не это ли называют нирваной? Куда-то делись страх и паника, ощущение мокрых дорожек на щеках и пальцев Малфоя на ее лице. Быть может, ее молитвы были услышаны и она действительно умерла? Гермиона обязательно бы об этом подумала, если бы могла. Гермиона? Ее не было. Каждый атом. В ее теле. Исчез. Растворяясь. В спасительном... пугающем, успокаивающем, непривычном, ес-тес-твен-ном, желанном, близком! Далеком... единственно правильном, знакомом, родном, чужом, монотонном, сладком, пресном, безвкусном, не существующим ни...че...го... Раз! Внезапно вернувшееся зрение, словно вспышка камеры в упор, отдалось мерзкой болью в зрачках. - Фините. Чары петрификуса спали с тела, оставляя после себя вибрирующее ощущение онемения на конечностях. Это она. Гермиона. Она снова существует, и она... Мерлин! Воспоминания ураганом ворвались в сознание. Не различая перед собой ничего, она хватается за что-то, словно от этого зависит ее жизнь. Нет, от этого зависит куда большее! Цепляется пальцами, двигаясь вперёд, падая вниз. Это кресло! Она сидела на кресле и соскользнула с него. Затёкшие ноги отдают болью от соприкосновения с полом. Потом, все потом! - Что... - пересохшее горло отказывается воспроизводить внятные звуки, но Гермиона морщится, сглатывает, и продолжает шептать срывающимся голосом, быстро моргая и смотря куда-что вверх перед собой: - Гарри! Что с Гарри?! Ответа нет, и она сжимает руки сильнее, ногти царапают что-то мягкое, а зрение начинает приходить в норму, являя ей очертания... плевать! Плевать, что она на коленях перед Малфоем, плевать что держит его руку! - Что с Гарри?! - голос срывается на надрывный визг. Проходят ещё секунды, тишина почти сквозит скорбью, и Гермиона уже чувствует подступающие от ужаса тошноту и приступ удушья, но раздаётся спасительное, как прыжок в прохладную воду: - При чем здесь Поттер? Шумно втягивая носом воздух, она откидывается назад, спиной чувствуя кресло. Закрывает глаза, прикладывает ладони к груди, затем к лицу, и пытается успокоить сердцебиение. Раздражённое непонимание, которым сквозил вопрос Малфоя, говорило больше, чем все другие слова. Гарри в порядке. Она не навредила ему. Она не убила его своей трусостью! Когда головокружение от слишком большой дозы кислорода в лёгких спадает, разум возвращается к другим, не таким пугающим, но не менее важным вопросам. Она все ещё ничего не знает. Отняв от лица руки и найдя взглядом настенные часы, Гермиона обнаружила, что с момента их с Малфоем появления здесь, прошло, по меньшей мере, три часа. Словно мгновение! - Что ты сделал? - ошеломлённый взгляд скользил по его фигуре, в то время как она пыталась найти объяснение случившемуся. Малфой все ещё стоял напротив. Чуть более усталый вид, руки в карманах брюк, закатанные до локтей рукава рубашки, и пиджак... отброшенный на другое кресло. Гермиона едва ли могла с точностью воспроизвести название заклинания, которое он использовал. Что-то связанное с чувствами. Он лишил ее всех ощущений? Она никогда не слышала о подобном, но если оно действительно существовало, то все приобретало смысл. Отсутствие ощущений и правда было бы аналогом наркоза, и любой промежуток времени казался бы мгновением. Гермиона настороженно перевела взгляд от Малфоя к своему телу. Быстро оглядела платье, ноги, предплечья, для верности прошлась ладонями по рёбрам и животу - на первый взгляд все было как прежде. - Я не трогал тебя, - лениво следя за ее действиями, произнёс Малфой. - Что ты сделал?! - ее только и хватило на то, чтобы нервно повторить вопрос, тем временем быстро перебирая в голове варианты, и не находя их. В ответ он лишь отрицательно повёл головой, вгоняя Гермиону в новый приступ раздражения, а затем подхватил пиджак с кресла и взмахнул палочкой, гася в камине огонь. - Уже поздно. Пойдём. Поднявшись с пола на кресло, Гермиона сжала пальцами гладкую обивку подлокотников, не собираясь следовать за ним. - Леди вперед. - Я никуда не пойду, пока ты не расскажешь, что сделал, - нелепость и неубедительность ее слов подтвердились иронично вздёрнутой бровью Малфоя. - Останешься здесь до следующего раза? - поддельно участливо бросил он и двинулся к выходу. - До какого следующего раза? - не желая позволить ему вновь уйти от объяснений, Гермиона все же поднялась на ноги и сделала пару шагов в его сторону, почти поравнявшись. - Мы не закончили, Грейнджер. Продолжим завтра, - удостоив ее лишь коротким взглядом, Малфой продолжил свой путь. На секунду потеряв дар речи от возмущения и раздражения, Гермиона в последний момент все же скользнула вперёд и успела плечами прижать уже приоткрытую дверь. Малфой замер на мгновение, а затем раздраженно повёл челюстью, медленно переведя взгляд от дверной ручки к лицу Гермионы. - Хочешь сказать, что ты будешь каждый день лишать меня сознания и делать что-то, о чем я не знаю, а я должна быть не против?! - прищурившись, сквозь зубы процедила она, решительно вскинув подбородок и всем своим видом пытаясь показать, что больше так легко не сдастся. Если он и отметил ее возмущение, то не спешил реагировать так же бурно. С минуту Малфой внимательно изучал ее, чем заставил порядком подрастерять пыл: его действия сбивали с толку. Все также сжатые губы, задумчивый взгляд, отчетливо проступившая меж бровей морщина, и, о Мерлин! Его пальцы, отчего-то оказавшиеся так близко к ее лицу. - Ты можешь быть против, только... - прикосновение скользнуло по подбородку. - Это ничего не меняет. Надавив пальцами на линию челюсти, он заставил ее чуть опустить голову, и на лице проскользнуло едва заметное довольство. - Я больше не пойду добровольно, - ей вновь хотелось приподнять подбородок в привычном непокорном жесте, но пальцы Малфоя все ещё удерживали ее лицо. Его улыбка на секунду стала чуть заметней, а потом вновь уступила место серьёзности. Секунда. Ещё одна. Ещё. Пусть отпустит ее лицо, пусть уберёт свои руки! - Хочешь, чтобы я заставил тебя? Она уже хотела было ответить на угрозу, но вдруг осеклась. Его большой палец чуть двинулся в сторону, словно бы поглаживая кожу. Нет, конечно, нет! Ради Мерлина, он ведь просто издевался над ней. Но сочетание все ещё спокойного и серьезного выражения лица Малфоя и все же вновь повторившегося неторопливого жеста заставили ее внезапно осознать, что он... просто спрашивал. - О чем ты? - почти шёпотом. - Хочешь ли ты, - взгляд скользит по лицу, почти отдаваясь ощущением покалывания на коже, - чтобы я заставил тебя? - Я... Конечно нет! - ей бы ударить себя, потому что прозвучало почти вопросительно. Лицо Малфоя приняло выражение мрачного самодовольства крайней степени. - Лгунья, - почти с наслаждением. Они поменялись местами. Туманно она осознавала, что изначально сама не хотела его отпускать, а теперь... Повернула голову в сторону, не желая думать о его словах. Хватит. Рука, до этого пытавшаяся удержать дверь закрытой, теперь скользнула к ручке, отчего-то теперь влажными пальцами пыталась провернуть ту, чтобы покинуть комнату. Слишком много, его вновь было слишком много. Сильная ладонь припечатывала дверь, не оставляя шансов выйти. Гермиона почти встала к нему спиной, не ослабляя хватку на ручке. А Малфой, казалось, отстраненно наслаждался внезапной рокировкой. Пусть подавится своей ухмылкой. - Если передумаешь, ты всегда можешь попросить меня. Да, да, да! Что бы это ни значило. Она готова была кивнуть, согласиться, лишь бы поскорее почувствовать больше личного пространства. - Отпусти, - ровно за мгновение до того, как его ладонь оторвалась от гладкой поверхности двери, позволяя Гермионе спешно шагнуть в темноту коридора, показавшуюся глотком свежего воздуха. Позже она подумает, что все началось именно в тот вечер, именно у той тысячу раз проклятой двери, и раз за разом будет раздраженно корить себя за то, что пыталась показать характер, вместо того, чтобы закрыть рот и вообще лишний раз не взаимодействовать с Малфоем. Ещё позже - иронично, с нотками истерики поймёт, что все было предопределено ровно в ту секунду, когда месяцем ранее она вошла в Хогвартс-экспресс. Она была обречена, когда прошла мимо его купе, и любое ее действие или бездействие все равно привело бы к одному и тому же результату. А ещё позже... расскажи ей кто-то, что произойдёт потом, она бы поверила этому не больше, чем непрошеным предсказаниям Трелони после бутылки хереса. А тогда, вырвавшись в коридор, она по памяти направилась в свою комнату. Малфой, конечно же, шёл за ней, но чуть поодаль, и это дарило ощущение почти что свободы. Все было самообманом, но, все же, в ее положении даже возможность самой закрыть дверь спальни доставляла удовольствие. Хотя бы не под конвоем. Оказавшись одна, Гермиона устало прислонилась спиной к двери, по которой секундой позже прошлась вибрация от запирающего заклинания с другой стороны. Будь на месте Малфоя кто-то вроде Петтигрю, она бы уже давно нашла способ сбежать. Пока что все выглядело так, что Малфой едва ли допустит ошибку. Он действовал слишком четко, до тошноты скрупулёзно и не оставлял ни единого шанса сбежать или украсть палочку. Но все рано или поздно ошибаются! Быть может, он уже в чем-то просчитался, а она этого не видит, точно так же, как в первое утро в Мэноре, когда ещё была возможность позвать Добби. Голова начинала нещадно пульсировать от произошедшего ранее и всех мыслей, которые заполняли ее теперь. Нужно было отвлечься от ситуации и посмотреть на все под другим углом, но Гермиона постоянно была либо слишком уставшей, либо слишком испуганной, чтобы включить, наконец, свои мозги. Все то, что началось ещё в Хогвартсе - резкие смены настроения, желание выместить злость с помощью магии теперь усугубилось, и напоминало изматывающий полёт на качелях то в одну, то в другую сторону. И к этим чувствам присоединилось что-то ещё, пока что совсем слабое и невнятное, а потому Гермиона даже для себя не могла решить, к какой категории можно отнести это ощущение, и старалась не думать о нем, надеясь, что если очень упорно его игнорировать, то оно вовсе исчезнет. Ей с лихвой хватало и того, что и так на неё свалилось. Потерев виски пальцами, чтобы немного унять усталость, она вдруг вспомнила о своём чемодане. Мерлин! Этому дню отчаянно не хватало капли хоть чего-то хорошего. В несколько быстрых шагов преодолев расстояние, она опустилась на пол, коснувшись бронзовых замочков. Открыла крышку, уже живо представляя, как сменит платье Пэнси на привычную и удобную одежду, и тут же замерла, сжимая пальцами твёрдые борта и ощущая, как новая волна злости отдаётся покалыванием на ладонях. Почти вся ее одежда представляла собой груду лоскутов, смешавшихся в невнятный разноцветный ком. Гермиона могла различить грубую вязку бордового свитера с уголком буквы ее имени, который связала Молли на прошлое Рождество; совсем рядом, переплетаясь с розоватым трикотажем ее домашней кофты, отливал тусклым сиянием запасной галстук факультета, а вторая его безжалостно отрезанная часть алела на фоне того, что когда-то было джинсами. Все выглядело так, будто в ее чемодане поселился взбешённый учебник по уходу за магическими существами, и только лежавшая поверх всего веточка засушенного цветка была щедрым и однозначным намеком на того, кто это сделал. - Спасибо, Лаванда, - пнув чемодан под кровать, Гермиона опустилась на матрас, скользя пальцами по вискам. Выходка была мелочной и глупой, и вряд ли стала бы большой проблемой в обычное время - в школьном гардеробе Гермионы не было особенно дорогих, в прямом и переносном смысле, вещей. Разве что свитер от мамы Рона. Но, Мерлин, как же некстати пришлась Браун со своей то ли ревностью, то ли тотальной нелюбовью к Гермионе! Ей оставалось только радоваться, что сохранилось хотя бы белье, и свыкнуться с платьями Пэнси, но злость отчаянно требовала выхода наружу. Запустив руку обратно в чемодан, Гермиона нащупала ветку и, достав, покрутила ее перед своими глазами. Она была лучшей ученицей Хогвартса, неужели у неё не выйдет? - Инсендио! Ничего. Больше сосредоточенности! - Инсендио! Покалывание на кончиках пальцев становилось ощутимее, но заклинание так и не удавалось. Немного пройдясь по комнате, Гермиона попыталась лучше сконцентрироваться на своих ощущениях. Однажды у неё получилось, получится и теперь, нужно только почувствовать. Закрыв глаза, она начала представлять магию как нечто физическое, нечто тёплое и живое. Она была в ее руках, пронизывала кожу, нужно было только позволить ей вырваться наружу. Несмотря на постоянные стихийные выбросы, сделать то же самое осознанно было до безумия сложно. - Инсендио! Один листок лишь слегка подпалило, и вверх протянулась тончайшая нить сероватого дыма. Пусть даже так, но это было сравнимо с тем чувством, которое Гермиона испытала, когда ей впервые удалось заострить кончик спички! Воодушевившись, она вновь закрыла глаза, концентрируясь на ощущениях магии в своих руках. Она очень нуждалась в ней! Если бы она научилась творить хотя бы самые простые заклинания, несмотря на то, что Малфой отнял ее палочку... Вскрикнув, она инстинктивно дёрнула рукой и распахнула глаза, в неверии глядя на розоватое пульсирующее пятно на подушечке указательного пальца, а затем медленно перевела взгляд на пол. Вместо лавандовой ветки она увидела лишь пепел.