***
Сестры Гринграсс переехали, как оказалось, на неопределенный срок. Гермиона видела их исключительно за завтраками — в идеально завязанных галстуках факультета, готовых после этого отправиться в Хогвартс. Все было до зубной боли идиллическим, как живое пособие по столовому этикету. Дафна вела себя преувеличено вежливо и отстраненно, а Астория трепетала, казалось, от любой мелочи: от вежливой помощи Малфоя, который подвигал ее стул, от обсуждения подчеркнуто-не-политических новостей с Нарциссой, и совсем опускала глаза в пол, стоило Люциусу Малфою к ним присоединиться. Словом, она отчаянно стремилась произвести хорошее впечатление на родителей Драко, и очень боялась оступиться. Гермиона выбиралась из спальни каждую ночь, и с осторожностью исследовала этаж все дальше, но едва ли там было что-то, что могло ей помочь. В сущности, она даже не знала, что ищет, и есть ли вообще что-то, что можно найти. Однажды она осмелилась спуститься до зала, в котором проходило собрание. Горшочек с летучим порохом на каминной полке был призывно наполнен до краев: стоило только протянуть руку, назвать место и оказаться за сотни километров от этого дома. Такая близость недоступной свободы едва не доводила до бешенства, но, вместе с тем, заставляла мозг усиленно думать над новыми решениями. Одним из них стало понимание того, что тактика избегания любого общения — провальная. Если не Малфой, то Нарцисса или Гринграсс могли обронить в разговоре хоть немного полезную для Гермионы информацию. Начать было решено следующим же утром. Гермиона принялась аккуратно, чтобы не вызвать подозрений, поддерживать очередную беседу о Франции. Все выглядело так, будто ей стало слишком скучно постоянно отмалчиваться. — А вы… не посещаете маггловскую часть Парижа? — Гермионе даже не пришлось изображать кротость — впервые обращаться к Астории было странно, особенно учитывая то, как все взгляды в одночасье устремились к ней. — О… — она пару раз хлопнула ресницами, но затем тепло улыбнулась и вежливо продолжила. — Не слишком часто. Но, по правде, мы с мамой очень любим одно заведение, и стараемся посетить его хотя бы раз за поездку. Дафна с папой не разделяют наши вкусы, — она быстро коснулась плеча сестры все с той же по-детски сияющей улыбкой. — А ты там тоже бывала? — Да, пару раз, — уклончиво ответила Гермиона, возвращая взгляд к своей тарелке. Будь на ее месте Лаванда — дамские разговоры строились бы куда лучше. А Гермиона же совсем не знала, что еще можно сказать, и как: витающая в своем особом аристократическом и жизнерадостном мире Астория была безумно далека от ее понимания. Неожиданно послышался звук отставленной чашки чая, а за ним голос… Малфоя-старшего. — Готов поспорить, мисс, — не будь здесь Гринграсс, Гермиона была уверена, он обязательно бы добавил ее новую фамилию. — Для этих поездок вы выучили французский. Гермиона не сразу нашлась, что ответить. Астория украдкой бросила на нее заинтересованный взгляд: больше, чем ответ, ее наверняка интересовало то, как Гермиона поведет себя в разговоре с Малфоем. Ее очень сковывало его присутствие, и теперь все выглядело так, будто она была готова подмечать малейшие действия, чтобы взять их на вооружение. Гермиона встретилась взглядом с Люциусом, и к большому удивлению поняла, что почему-то не испытывает такое же раздражение, как обычно. — Un petit peu*, — она мягко-натянуто улыбнулась и помешала чай в чашке, просто чтобы занять руки. Он одобрительно поджал губы и чуть приподнял брови. — Louable.** Гермиона коротко кивнула из вежливости и вернулась к своей еде. Проявлять слишком активное участие в разговорах и дальше было бы подозрительным. Ей казалось, что она еще не перешла черту, за которой у присутствующих могли начаться вопросы, но ровно до вечера того же дня…***
— Решила взять Асторию себе в подружки? Она только очнулась от ставшего уже привычным небытия, и увидела Малфоя, со снисходительной улыбкой легко потиравшего линию челюсти, сидевшего в кресле напротив. Гермиона повела головой, чтобы сбросить ощущение онемения с шеи. — О чем ты? — О твоей милой попытке влиться в беседу сегодня утром. Из тебя хорошая актриса, но не настолько, чтобы я не заметил. Он убрал руку от своего лица и разместил ее на подлокотнике, в вальяжной манере свесив кисть. Взгляд Гермионы выхватил тусклое сияние фамильного перстня, и она ухватилась за эту картину, не поднимая глаз на Малфоя, чтобы не выдать себя еще больше. — Мне просто скучно. Он еле слышно хмыкнул. — Астория действительно очень… отзывчивая. Я даже не удивлен, что твое хваленое добродушие не помешало тебе выбрать именно ее для своих затей, — Гермиона подавила желание зло взглянуть на него в ответ. Ради Мерлина, не собиралась же она использовать Гринграсс в каких-то грязных планах! Нет ничего ужасного в том, чтобы надеяться, что кое-кто рано или поздно скажет что-то лишнее. — Но она очень прислушивается к моим словам, и, будь уверена, первым делом я дал ей четкие указания на твой счет. Гермиона чуть закатила глаза. — Мне все равно. У меня не было никаких планов. Он прошелся большим пальцем по ободку кольца, словно что-то обдумывая. Гермиона прикрыла глаза, собираясь с мыслями, а затем все-же перевела на него взгляд. — Я не понимаю тебя, — она устало выдохнула, сложив руки на коленях. — С первого дня ты сам приказываешь эльфам приводить меня на завтраки, но моя малейшая попытка заговорить сразу пресекается. Ты обращаешься со мной… хорошо, но не забываешь напомнить о том, что я в плену. Ты будто бы… не хочешь проявлять жестокость, но дразнить голодную собаку костью — еще более жестоко, чем не кормить совсем, — последние слова звучали почти горько, и Гермиона отвернулась в сторону, сглотнув ком в горле. На несколько минут в комнате повисло молчание. На какое-то мгновение Гермионе даже показалось, что ей все привиделось, и никого кроме нее здесь не было — настолько чистой была тишина вокруг. Но затем соседнее кресло чуть скрипнуло, Малфой поднялся и прошел к окну. — Уж вы, Гриффиндорцы, лучше всех знаете, что — хорошо, а что — жестоко. Дай мне парочку уроков, раз уж ты здесь, — он не усмехался и не иронизировал, и если бы… если бы это был не Малфой, слова, сказанные таким тоном, заставили бы Гермиону подумать, что этот человек действительно просто… просит. Он вглядывался в черноту ночи за окном, и одновременно словно бы ждал и не ждал ответа. — Есть очевидно жестокие вещи, — несмело начала Гермиона, поднявшись на ноги и скрестив руки на груди. — Заставлять эльфов быть свободными, например. — Заткнись, Малфой, — Гермиона поморщилась и успела мысленно посетовать на то, что разговор вновь скатывается в его иронию, но Малфой неожиданно продолжил: — А есть неочевидно жестокие вещи, Грейнджер. Так ли ты всегда знаешь, не приведут ли твои благие намерения к чему-то более ужасному? — Нельзя же знать все наперед… По крайней мере, можно хотя бы попытаться сделать то, что считаешь правильным. — Звучит как снятие с себя ответственности. Дыхание на крошечную долю секунды перехватило. Его слова, вся эта тема… были глубже, чем, как Гермиона до этого могла себе представить, любые теоретически возможные разговоры с Малфоем. С Гарри и Роном они никогда не разговаривали о подобном. Да и вообще, кажется, ни с кем. Не то чтобы это было какой-то глубоко научной темой, в которые она иногда любила погружаться, но спустя столько времени заточения обсуждение чего-то неоднозначного, над чем можно было задуматься, будто бы делало воздух вокруг свежее и объемнее. — Но если ты правда не знаешь, к чему могут привести твои действия? Нельзя ведь оставаться в стороне, когда можешь помочь, ссылаясь на то, что неосознанно сделаешь только хуже. — А если ты можешь сделать что-то плохое, спасая этим от ужасного? — Малфой поднял голову и Гермиона встретила отражение его внимательного взгляда в окне. Она нахмурилась. — Приведи пример. Он даже не повел бровью, и начал, не выпуская ее из пут своего внимательного взгляда: — Если ты знаешь, что человека ничего не спасет, и впереди его ждет жестокая и мучительная смерть, ты бы убила его сама? — Ну… — Не фигурально, Грейнджер, — он жестко оборвал ее. — Ты бы убила своими руками? Грудная клетка замерла на вдохе. Лицо Малфоя с лёгшими на него глубокими тенями выглядело почти гротескно, особенно подсвечиваемое отражением люстр, казавшихся теперь кроваво-красными. Он смотрел на нее резко, колко и внимательно, одним своим взглядом заставляя судорожно думать над ответом. Всерьез. — Я… — она сглотнула, но, словно подгоняемая его в нетерпении взметнувшийся бровью, тут же продолжила: — Мне кажется, я бы вообще никогда не смогла кого-то убить. Он словно этого и ждал. — Что же, ты бы струсила ради себя, обрекая другого на самую мучительную смерть? — Перед людьми вообще обычно не стоит такой выбор! Зачем это обсуждать? — раздраженно произнесла она, а Малфой как-то странно усмехнулся. — Давай попроще. Ты бы служила Лорду в обмен на жизнь твоих родителей? Ноги подкосились, и она едва успела ухватиться за спинку кресла рядом с собой. — Что… — Это просто вопрос, Грейнджер. Никто их не искал, — поняв ход ее мыслей, буднично произнёс Малфой, и дышать тут же стало легче. Она на несколько секунд приложила ладонь к груди, прикрыв глаза, дожидаясь нормального пульса. — Ну? — казалось, ему не терпится узнать ответ. — Если бы им угрожали расправой, ты приняла бы другую сторону? Гермиона открыла глаза, вновь встречаясь с его отражением. Кровавые огни мерцали над их головами, словно бы заливаясь ехидным смехом. У нее появился новый страх — она была готова молиться всем известным Богам, чтобы никогда не пришлось встать перед таким выбором. Потому что ответ… Ответ сиял на губах Малфоя победной усмешкой. Он оттолкнулся от подоконника, развернулся и поманил ее двумя пальцами. Жест был в крайней степени возмутительным, но также мог значить то, что он не хотел произносить «подойди» Она остановилась рядом с ним, и с непониманием наблюдала, как он обходит ее, перемещаясь за спину. Отражение в окне услужливо показывало все, что происходит. Ее плечи дрогнули, когда она почувствовала касание его руки на затылке. Он тронул волосы, пропуская их между пальцев. — Ты так раздражаешь, — почти шепотом. — Мне казалось, вы правда знаете, что делаете. Что это что-то… в крови всех на вашем идиотском факультете, — Он легко повел ладонью, накручивая волосы на кулак, но не причиняя никакой боли. Гермиона не находила в себе то ли смелости, то ли жел… смелости, конечно же, даже шевельнуться, завороженно наблюдая за ним в отражении. Его действия не поддавались никакому объяснению. Огни над головами плясали, как бесноватые, словно насмехаясь над чем-то, что никак не могло дойти до Гермионы. — Но у вас, как оказалось, нет никаких сакральных знаний. Вы ничего не знаете, — последние слова прозвучали жестко и обвинительно, и Гермиона даже почувствовала усиление хватки на волосах, но прежде чем она успела что-либо сказать, Малфой провел кончиком носа по ее шее, выбивая из мыслей все возможные ответы. И, словно этого было мало, следом она почувствовала на талии его руку, уверенно прижимающую Гермиону к нему. — Ты так раздражаешь своим лицемерием, Гермиона, — она вдохнула звук своего имени и едва не вздрогнула. — Есть ведь только твоя точка зрения, и неправильная, верно? Посмотри на себя! Фигуральным был приказ или нет, но она все же подняла взгляд к окну, в котором разворачивалась сцена, не имевшая права быть реальностью. Она никогда не видела их вместе со стороны. Малфой продолжал почти шептать где-то возле ее уха: — Тебе не кажется, что знай ты о своем происхождении, шляпа распределила бы тебя на другой факультет? Она дёрнулась в возмущении, но его рука, державшая ее поперёк живота, не оставляла шансов сдвинуться с места. — Нет, конечно! — Ты так любишь раздавать свои высокоморальные советы, но стоит тебя поставить в ситуацию, где мир не поделен на черное и белое, и все твои наставления разлетаются пеплом на ветру. Скажи мне, — она вновь почувствовала прикосновение к шее, и, о Мерлин, он оставил на ней поцелуй. — Неужели ты правда выбрала бы смерть тогда, вместо того чтобы теперь носить метку? Неужели ты думаешь, что есть что-то, на что бы ты не смогла пойти за определенную цену? Все ощущения от его ласки разбивались о скалы хлестких, способных задеть темную сторону в любом человеке, вопросов. — Ты стараешься быть хорошей, но в конечном счете только преследуешь свои интересы. Ты ведь не переживала тогда, когда кентавры утащили Амбридж? Она могла умереть, — Гермиона повернула голову в сторону, но и тут он не дал ей свободы: отпустившая волосы рука легла под ее челюстью, заставляя смотреть прямо. — Ты хотела сбросить меня с метлы, лишь бы все увидели метку, — он усмехнулся, а Гермиона застыла в ужасе. Неужели тогда, на уроке, он увидел и это в ее сознании?.. — Чем ты лучше меня? — рука надавила на шею, заставляя откинуться на его плечо. Его губы почти касались ее виска. — Разве что умело скрываешь то, из чего сделана. Ты сделана из тьмы, Гермиона, — он поцеловал ее висок, и прошептал следом: — И была бы такой притягательной, если бы перестала играть в святую. Пообещав себе позже подумать о последних словах, Гермиона отклонила голову от его губ, а затем повернулась в его объятиях лицом к лицу, не питая надежды вырваться совсем. — Грязь можно найти в любом человеке, — она сложила ладони на его груди, как если бы отталкивала, стараясь сделать все это… менее личным. — Важно только то, что ты в конечном счете выбираешь. Я знаю, что мир не черно-белый, Драко, — его имя вылетело неожиданно легко, будто они никогда не называли друг друга по фамилиям. — Но можно хотя бы стараться выбирать светлое, настолько, насколько способен, иначе мир будет ничем не лучше ада. Едва ли вслушиваясь в ее слова, он лениво скользил взглядом по ее лицу, поглаживая поясницу. — А еще, даже если кажется, что уже сделано слишком много плохого, все равно никогда не поздно начать делать что-то хорошее, — ей очень хотелось, чтобы именно это он услышал. О том, что он обратил внимание на ее слова, могли служить лишь замершие на мгновение пальцы на пояснице. А может, ей показалось. — Поужинаем? Так к добровольно-принудительным завтракам прибавились добровольно-принудительные ужины. Но поздней ночью, когда все остальные уже спали.