***
Прошло, должно быть, не меньше часа, прежде чем они достигли крутого разворота проложенной тропинки. Впереди открылся простор, залитый искрящимся светом, от которого перехватывало дыхание. Вдалеке Гермиона заметила ту самую беседку, в которой они однажды пили чай, а чуть поодаль — блестящее зеркало пруда. Поместье, казалось, имело забор и четкие границы лишь с фасада. Конечно, едва ли Малфои долго сомневались, прежде чем прибрать к рукам парочку лесов и поле в придачу. Скользнув взглядом по Люциусу, Гермиона поняла, что пришло время возвращаться. Ей показалось, что его лицо, лишённое всяких эмоций — лишь вежливое прикрытие тому, как он на самом деле жалел, что вообще взял ее с собой. Обычно он возвращался куда раньше, и то, как на протяжении всего пути Гермиона то и дело останавливалась, чтобы посмотреть на очередную птицу, должно быть, порядком вывело его из себя. С досадой в последний раз оглядев сад, она сунула руки в карманы, и, чуть склонив голову, направилась следом. Тут же разом навалились и ощущение до ужаса замёрзших ног, и понимание того, насколько ей не хотелось идти обратно. Гермиона была так увлечена самим фактом прогулки, что, казалось, вовсе не успела ей насладиться. Еще один день в четырёх стенах виделся ей хуже пытки, и она предпочла бы ещё раз замерзнуть, чем вновь бесцельно слоняться по спальне. Ей стоило быть благодарной хотя бы за эту короткую передышку, но все внутри отчаянно кричало о том, что этого было чертовски мало. Когда уличная свежесть осталась далеко за тяжёлыми дверями Мэнора, а руки Люциуса скользнули по плечам, помогая снять мантию, Гермиона даже шмыгнула носом. Конечно от мороза — так ей хотелось думать, но на самом же деле ей до слез не хотелось прощаться с ощущением свободы. — Спасибо, что пригласили, — переступив с ноги на ногу, проговорила она, хотя такой тон больше подходил для чтения эпитафии, чем для благодарности. — Вам понравилось? Вопрос прозвучал совсем неожиданно. По правде сказать, она едва ли рассчитывала на то, что он хотя бы учтиво кивнет. Обернувшись, Гермиона скользнула взглядом по тому, как Люциус снимал перчатки. — Конечно, — невесело усмехнувшись, ответила она, перекидывая мантию через предплечье. Вид перчаток напомнил кое о ком ещё, и настроение сделалось совсем отвратительным. Гермиона попыталась отвлечься, разглядывая бордовую ткань. — В таком случае, — продолжил он, — Смею надеяться, что и завтра вы не откажетесь составить мне компанию. Удивлённо взметнув брови, Гермиона перевела взгляд с мантии на Люциуса. Тот, откинув перчатки на полку камина, откуда они тотчас пропали благодаря эльфийской магии, оправил полы пиджака и, кивнув в прощании, двинулся в сторону коридора.***
Вернувшись в спальню, Гермиона впервые позволила себе наполнить ванну и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Учитывая напрочь замёрзшие ноги, ощущения почти граничили с болью, но едва ли такая мелочь теперь могла ее расстроить. Радость от очередного приглашения тоже перемежалась с горечью: не было ничего нормального в том, чтобы воспринимать прогулки с Малфоем-старшим как подарок. В каком-то изощрённом смысле это было даже унизительно, но склонность к таким жестам, кажется, передавалась вместе с кровью от отца к сыну. В любой другой ситуации Гермиона не провела бы с ним наедине и пяти минут, но все было лучше, чем изнывать в одиночестве. К тому же, все мысли были заняты именно этим, вытеснив и постыдное происшествие с меткой, и самого Драко. Чай, чуть позже принесённый домовиком Люциуса, был очень кстати, хотя на этот раз ощущался более терпким. И все же, завернувшись в одеяло и усевшись на подоконник, Гермиона медленно потягивала его, осматривая местность, по которой уже довелось пройтись. Казалось, с каждым глотком она все больше ждала наступления следующего дня.***
Их вторая встреча нисколько не отличалась от первой. Разве что прогулка заняла ещё больше времени, но едва ли Гермиона могла пройти мимо тех самых белых павлинов, которых видела лишь однажды. Люциус, благодаря то ли крайней тактичности, то ли безразличности, никак не выказывал раздражения от долгих остановок. На этот раз он и вовсе вел себя так, что с лёгкостью можно было представить, что рядом никого не было. Не в пример сыну, который имел способность одним своим присутствием заполнять не только пространство, но и чужие мысли. Молчание с Люциусом не было в тягость, с Драко же — звучало громче рева мантикоры. Даже находясь Мерлин знает за сколько миль от Мэнора, он то и дело вспышкой проскальзывал в ее сознании. Драко невозможно было не замечать. Но она старалась, думая о всяких мелочах. Например, о том, что замёрзла только к середине прогулки, предусмотрительно попросив домовика наложить утром согревающие чары на туфли. Или о том, что чай вновь был терпким, почти горьким. Или о том, что Люциус пригласил ее и в третий раз.***
Разыгравшаяся с самого утра головная боль не оставляла ни единого шанса почувствовать себя нормально. Гермиона успела с десяток раз пожалеть, что предложила Люциусу обойти Мэнор с другой стороны: на первый взгляд ничем не отличавшаяся тропинка была куда менее ухоженной и ровной, замёрзшая в углублениях вода грозила сломанным носом, а корни деревьев, выпуклыми бороздами пересекавшие дорогу, не давали смотреть куда-либо, кроме как под ноги. Перед глазами рябили черно-белые мушки, похожие на прерванный эфир. Как бы она ни грелась по вечерам в ванне, этого оказалось недостаточно: состояние, близкое к простуде, накатывало с каждым часом все больше и больше. Мысли казались прогоркшей, душной и медленно тянувшейся патокой, которая покрывала липким слоем всю черепную коробку изнутри. Во всем теле ощущалось непринятие чего-то, хотя Гермиона не могла бы припомнить, испытывала ли когда-то настолько буквальную борьбу организма с болезнью. К тому же, вот уже несколько минут она чувствовала на себе чей-то взгляд. Чуть замедлившись, Гермиона приподняла голову в поисках его обладателя, проходясь от окон первого этажа все выше, пока не заметила женскую фигуру в одном из них. Надоедливые мушки не давали разглядеть наблюдателя, и Гермиона чуть зажмурилась, в надежде сморгнуть их. Тут же одна из замёрзших луж, вызывавших опасения с самого начала, дала о себе знать: горизонт стремительно начал наклоняться перед резко распахнутыми глазами. Чуть вскрикнув, Гермиона совсем неожиданно почувствовала под подушечками пальцев плотную ткань мантии Малфоя — избегая падения, она ухватилась за сгиб его локтя. — Извините, — стушевалась она, поспешив освободить руку, но, стоило ей шагнуть в сторону, как нога вновь нашла особо скользкий участок, и на этот раз Гермиона точно растянулась бы на дорожке, если бы не возникшая на талии ладонь. Перед глазами мелькнули белые волосы и серые глаза, одновременно знакомые, но совсем чужие. Снова это чувство: будто она только обнаружила, что перед ней именно он, Люциус Малфой. На периферии сознания и вовсе промелькнула абсурдная мысль: «Как ты вообще оказалась здесь с ним?!» — Пожалуй, это лучше оставить здесь, — проговорил он, сам устраивая ее ладонь на сгибе своего локтя. — Если, конечно, вы не любите вкус костероста. Гермиона смерила взглядом свою руку на фоне чёрной шерстяной ткани, будто картину душевнобольного художника. Будто что-то, что пугало, вызвало неверие и дискомфорт, но отчего-то никак не давало оторвать от себя взгляд. Кончики пальцев чуть сместились в сторону, ощущая под собой слегка колючую, плотную ткань. Словно для того, чтобы убедиться, что ей не кажется. Она правда держится за Люциуса. Смутившись, Гермиона отвела взгляд. — Я оскорбил вас этим жестом? Что вы, мистер Малфой! До уровня вашего сына вам все равно едва ли добраться. — Нет, — Гермиона качнула головой. — Вам просто не слишком приятна моя компания, — понимающе усмехнувшись, он чуть приподнял бровь. Совсем как Драко. — Как и вам — моя, — пожала плечами Гермиона, не видя смысла в притворстве и попутно отмечая, что это, должно быть, самый длинный их диалог. Головная боль чуть утихла, и Гермиона осторожно шагала вперёд, надеясь на как можно более долгое ее отсутствие. Пальцы нещадно покалывало просто от мысли о том, что они все ещё на его руке. — Время — самый большой шутник, — взгляд Люциуса устремился куда-то вдаль, пока они продолжали путь. — Было ли когда-либо между нами так много общего, как сейчас? — совсем тихо добавил он, заставив Гермиону вскинуть голову. — Я вовсе не про вашу метку, Мелиссандра, — краем взгляда увидев ее реакцию, объяснил он, но все ещё не повернулся. Гермиона нахмурилась, глядя на его профиль, попутно изучая подбитый чёрным мехом воротник мантии и белые, белее, чем у Драко, волосы. Она, наверное, впервые смотрела на него так долго и так близко. От этого сделалось странно. Гермиона, конечно, знала, как выглядит Люциус Малфой, но лишь сейчас (а это была их третья встреча!) обратила внимание на какие-то мелочи. Все в нем кричало о совершенно другом укладе жизни. Ей, в общем-то, не так часто доводилось разглядывать одежду, для которой она даже в уме не могла придумать более точное и менее гадкое описание, чем «которую носят чистокровные». Не многие преподаватели отличались кичливостью, и из года в год облачались в, за редким исключением, похожие друг на друга мантии. Ученики носили форму, а в магических районах Гермионе не очень приходило в голову разглядывать незнакомцев. И даже Драко неизменно выбирал хоть и строгие, но вполне понятные, по меркам магглов, пиджак или мантию. Люциус же был… ну, воплощением своего мира. Острыми краями выглядывающие из-под мантии рукава рубашки, сиявшие на лацканах броши в форме змей, едва виднеющийся платок у шеи, глубоко-чёрный, расшитый объемной нитью… что? Камзол? Пиджак? Мерлин, Гермиона не знала названий, пожалуй, половины его вещей. Взгляд прошёлся от шейного платка чуть выше, спотыкаясь на едва видневшемся номере заключённого, скользнул по щеке, тонкой сети морщин у глаз, чуть приподнятому уголку губ, улавливая явные сходства с сыном, и, вместе с тем, отмечая разительные отличия. Ещё один злодей ее детства сбросил морок неприкосновенности и обрёл лицо. Ещё у одного оно оказалось красивым. Словно природа всегда стремилась компенсировать внутренний яд внешней привлекательностью. На вязе вдруг гаркнула и взмыла в воздух ворона, а за ней — ещё десятки. Хлопки крыльев и раскатистый гомон чёрных птиц звучали едким смехом сквозь надсадный кашель. — Разве мы не оба теперь, в каком-то смысле, в тюрьме? — проследив за стаей, будто бы сам у себя спросил Люциус, а затем внезапно перевёл взгляд на Гермиону. Серые, светлее, чем у Драко, глаза, смотрели глубоко и внимательно. Почувствовав себя пойманной за разглядыванием его лица, она поджала губы и отвернулась. — Только не говорите, что раскаиваетесь, — с долей скептицизма проговорила Гермиона, попутно пытаясь отвлечься и вновь найти стоявшую у окна фигуру, но тщетно: уже никого не было. Астория или Дафна?.. — А вы бы поверили? Тихо усмехнувшись, Гермиона покачала головой и обратила взгляд вперёд: они почти миновали рощу и уже приближались к пруду. — А вы бы раскаивались, если бы прошлое собрание не состоялось? — отстранённо парировала она, имея в виду то, что его палочку забрали. Настала очередь Люциуса усмехаться. — Вы никогда не лезете за словом в карман, верно? Впрочем, это правильный вопрос. — В таком случае, ваша тюрьма заслуженна, а моя — нет, — пребывая скорее в собственных мыслях, проговорила Гермиона, невольно вновь скользя взглядом по своей руке, контрастирующей на фоне ткани его мантии. В сознании промелькнуло желание ее убрать, но вскоре все разрешилось само собой: миновав поляну, Люциус подвёл их к обнаружившейся у пруда скамье под раскидистой ивой. Усевшись по правую сторону от него, Гермиона сложила руки на коленях, наблюдая за нырявшими в воде утками. Украдкой она поглядывала на Малфоя: тот сидел, отложив трость, в неизменно горделивой позе, но взгляд его был направлен словно в никуда. В душе разлилось странное чувство. Его ведь… могло не стать в любой день. Практически в любой час. Совсем скоро он превратится лишь в воспоминание. Куда-то денутся его кольца, его трость, серые глаза навсегда закроются, и никто в мире больше не услышит его голос. Слово «умрет» совсем не подходило. Его просто… Сейчас он есть, а потом его не станет. Она находилась рядом почти что с мертвецом. Она почувствовала себя потерянным ребёнком, впервые столкнувшимся со смертью. Малфой тысячу раз ничего не значил для неё, но, все же, мысли о его недалёком будущем давили, гудели похоронной мелодией, комками тяжелой грязи оседали на сознании. Будто у него уже можно было спросить: «Ну и как там, на том свете?» Не об этом ли он сам сейчас думал? Не поэтому ли он стал неизменно посещать сад именно после собрания? Предположительно, кто-то вроде Люциуса Малфоя совсем не вязался с образом человека, который мог бы так просто и бесцельно… гулять и смотреть на уток. Когда ещё сознание воспринимает сущие мелочи прекрасными и завораживающими, как не перед смертью? Каким бы изворотливым и не заслуживающим сочувствия этот человек ей ни казался, она не могла заглушить щиплющего душу сожаления. Торг. Когда дело касалось справедливости, в ее голове не замолкали голоса, наперебой вопрошавшие: «Возможно ли было что-то исправить?» «Так ли плох этот человек?» «Имеешь ли ты право судить?» То, что Гермиона сказала Драко, было чистой правдой. Она ничего не могла поделать с тем, что сердце упрямо находило сочувствие для всех и каждого, и лишь одно могло остановить его. Некий маркер. — Мистер Малфой, вы когда-нибудь убивали? Слова сорвались быстрее, чем она могла бы подумать. Приобняв корпус руками, Гермиона заставила себя перевести взгляд с пруда на Люциуса. Тот выглядел удивлённым, но не взволнованным. Пару мгновений он не двигался, а затем, чуть приподняв брови, коснулся змеиной головы на трости, слегка повертев ее в руках. Затем выдохнул. «Мерлин, неужели ведёт подсчёт?» — успела разочаровано подумать Гермиона, и уже отвернулась в сторону, как сбоку послышалось короткое: — Нет. — Никогда? Гермиона замерла, сжав пальцами ткань мантии, так и не находя в себе сил вновь посмотреть на него. — Никогда, — после короткой паузы, он продолжил: — Полагаю, Джинни Уизли могла стать единственной. Выдохнув и на секунду зажмурившись, Гермиона прошлась ладонями по лицу, будто это могло смыть напряжение. Затем, сложив руки в замок на коленях, все же обернулась к Люциусу. — Откуда мне знать, что вы не лжёте? Несколько секунд он и вовсе не подавал виду, что услышал. Затем чуть изогнул уголок губ, не отрывая взгляда от простора впереди. Гермиона истолковала это по-своему. — Стало быть, это — неправда, да? — пальцы теребили ткань мантии, а на краю сознания плескалась мысль о том, какая же она наивная дура. — Вы убивали, — то, что должно было звучать как утверждение, вышло жалким сдавленным шепотом. Он чуть склонил голову в бок, сильнее изогнул губы в молчаливой усмешке, и, наконец, обернулся к ней. — Я говорю вам чистую правду, Мелиссандра. Потому, что… Он медленно прошёлся по ней взглядом. Почти сочувствующим. Почти снисходительным. На мгновение остановился на сжатых руках, скользнул выше, оглядывая плотно сжатые губы и горящий в глазах вопрос. Пальцы, затянутые в плотную кожу перчатки, вдруг прошлись по щеке. Неприятно и холодно. Он проследил за своим же жестом почти изучающе. — Вы все равно этого не вспомните.***
Чай горчил пуще прежнего. Казалось, ещё немного — и у домовых эльфов получилось бы пюре из чайных листьев, а не напиток. От горечи хотелось поморщиться, пройтись языком по внутренней стороне щёк и сплюнуть вяжущий вкус в раковину, но Гермиона насильно заставляла себя глоток за глотком опустошать чашку, попутно обдумывая, не было ли это предвестником какого-нибудь психического отклонения. Нет, едва ли. Просто крепость чая, граничащая с абсурдностью, немного заглушала тотальное внутреннее опустошение. Обида. Обида и, кажется, чувство несправедливости острыми клыками вгрызались в сердце, облизывались, громко чавкали и сплевывали кровавые куски. В голове мельтешили лишь обрывки недавнего разговора с Люциусом. «Драко юн, и ему присущи категоричные идеи» Она решительно не хотела верить, но с каким бы отчаянием ни искала поводы солгать ей, они не находились. «Какими бы безобидными ни были наши прогулки, он предпочтёт заставить вас их забыть. Ещё ребёнком он стремился к тому, чтобы последнее слово оставалось за ним» Ей так хотелось воскликнуть: «Это чушь!» Придать лицу уверенное выражение, съязвить, отшутиться, но правда заключалась в том, что в мире не было ни единой причины, почему Драко мог бы так не поступить. А у неё не было ни единой причины говорить о нем так, будто она его знала. Если что и было чушью, так это как раз-таки тонкий голосок внутри, неустанно оправдывающий Драко. Что его остановило бы? Почему бы и нет? «Это слишком жестоко и мелочно» — покровительственно шептал голосок. «Так ты его только жестоким и называешь!» — вторила рациональная часть сознания. Гермиона отставила чашку и прошлась по комнате раз в двадцатый, скользя кончиками пальцев по всему, что встречалось на пути: гладкая столешница, плотная ткань портьер, резной узор столбиков кровати. Казалось, если оставаться на одном месте слишком долго, безысходность выплеснется наружу, образовывая под ней болото, трясина которого ее и засосет. Имитация деятельности обманывала сознание и создавала иллюзию того, что Гермиона хоть что-то предпринимает. На самом же деле даже в предстоящей потере своей же памяти она займёт лишь второстепенную роль. Смех. «Но я не сделала ничего такого. Зачем бы ему?..» — с искренним непониманием спросила она Малфоя. Тот неуловимо повёл бровью, будто вопрос был о чем-то до ужаса очевидном. «Боюсь, вы тут вовсе ни при чем. Всего лишь ещё один способ досадить мне» О, в это она могла поверить! Безоговорочно, с лету, с размаху, без единого сомнения. Это даже было сущим пустяком по сравнению с тем, что Драко, на правах хозяина поместья, не давал Люциусу возможности аппарировать внутрь. Это было настолько вероятно, что Гермиона тут же приняла ответ как самую очевидную истину. Под конец она, кажется, сдавленно выдавила что-то вроде: «А мы? Он? Уже?» Виделись ли они с Люциусом до этого? Изменял ли Драко уже ее память? Малфой, Мерлин знает каким образом поняв вопрос, чуть выждав, ответил: «Если вы помните нашу встречу в беседке, то нет — все ваши воспоминания нетронуты» Ее устроил ответ, и она отчаянно хотела, чтобы так оно и оставалось. Мысль о том, чтобы расстаться с любым, даже самым незначительным воспоминанием, взращивала внутри остервенелое чувство несогласия. Становиться случайной жертвой нездоровых семейных отношений виделось ей жалкой и унизительной перспективой. Остановившись у окна, Гермиона вновь, как несколькими днями ранее, взглянула на метку. Отчаянно захотелось провести по ней рукой и выплеснуть все те негодование, несогласие и раздражение, но этот выпад лишь приблизил бы ее участь. Драко и без того мог вернуться в любой момент. Время в воображаемых песочных часах стремительно утекало, шурша будто где-то над ухом. Может быть, Драко вернётся прямо сейчас. Вернётся, обязательно заметит ее простудный жар, не покидающий ее весь день, и даст новую порцию бодроперцового. Вылечит, вновь скажет что-то таким тоном, чтобы ее обезумевшее от одиночества сердце жалко содрогнулось, остро реагируя на крохи тепла, а потом колким взмахом палочки сотрёт все воспоминания к чертям. Гермиона зло стукнула ладонями по оконной раме. Драко всегда называл ее настоящим именем, но теперь Гермиона отчаянно хотела бы услышать это от кого-нибудь ещё, просто чтобы убедиться, что она — действительно все ещё та, кем себя считает. Что Мелиссандра Сеймор — лишь не случившиеся с ней имя и фамилия, а не отдельная личность, растворившая ее в себе, как сахар в горячей воде. Потому что Гермиона Грейнджер по определению не могла чувствовать себя такой жалкой и беспомощной. В ее диапазоне чувств этих двух просто не существовало, до тех пор, пока на руке не появилась метка, а Драко Малфой не начал переворачивать всю ее жизнь с ног на голову. Мерлин, Гермиона Грейнджер могла многое. Даже интересоваться им. Отбрось она мысли о потере памяти, в сухом остатке его возвращение… волновало ее. Капитулируя перед собой, Гермиона скорбно могла бы признаться, что, к своему собственному позору, ждала бы его, хотя не имела ни повода, ни права это делать. Пусть так. Это она сможет себе простить, в отличие от игры в трясущуюся робкую лань. «Ты была бы такой притягательной, если бы перестала играть святую» Что ж, Драко, в следующий раз формулируй свои желания правильно, ведь именно святые подставляют вторую щеку и смиренно ждут своей участи.***
Попасть в библиотеку не составило большого труда. И без того привыкшая к беспорядочному режиму сна, Гермиона выждала до полуночи, а затем тихо пробралась на первый этаж, с удивлением обнаружив, что дверь не заперта. Главная проблема обнаружилась позднее: абсолютно все книги, связанные с окклюменцией, исчезли с полок, хотя она могла поклясться, что Тинки вернул их на место после того, как Драко запретил читать. Забираясь под самый потолок на приставной лестнице, Гермиона силилась найти хоть что-то, но среди пыльных фолиантов было все, кроме того, что могло ей понадобиться. На каких-то книгах даже не было названия, либо оно совсем стерлось, и Гермиона распахивала их, едва ли не зажмурившись и молясь про себя, чтобы те не оказались чем-то вроде ревущей демонической сущности, хотя не могла припомнить, от кого именно слышала о чем-то подобном. Так ничего и не найдя, она спустилась вниз, принявшись проверять все стопки, громоздившиеся на низких столиках между диванов. Среди вороха легкомысленных журнальчиков и редко попадавшихся школьных книг едва ли можно было что-то обнаружить, но внезапно одна единственная книга привлекла ее внимание. Непримечательная, с серой тряпичной обложкой, но вычурным золотистым тиснением.«Никто не узнает. Непопулярные методы окклюменции»
Гермиона могла почти почувствовать, как потеплели ладони в желании ее открыть. — Что ты здесь рыскаешь? Она едва не подпрыгнула от внезапно раздавшегося голоса. Дафна, оперевшись о дверной проем и скрестив руки на груди, скользила по ней флегматичным взглядом, лишь слегка приподняв бровь. На ней был длинный серый халат, и весь вид говорил о том, что она, если не спала, то точно собиралась. Гермиона отстранённо подумала, могла ли не заметить их эльфа, пока лазила по лестницам. — Следишь за мной? — намеренно безразлично протянула она, переступив с ноги на ногу, пытаясь за этим жестом скрыть то, что отвела руку с книгой за юбку. — Иногда, — Дафна усмехнулась, но улыбка так и не тронула ее глаз: они, как всегда, смотрели остро и пристально, будто принадлежали хищной птице. — Так что ты здесь делаешь? — Тебе-то что? — Гермиона едва удержалась от того, чтобы закатить глаза. — Или тоже ищешь повод написать Малфою? Гринграсс чуть поморщилась, а Гермионе внезапно открылась простая истина, которая была настолько очевидной, что не понять этого раньше казалось слишком смешным. Совсем другой взгляд. Совсем другая одежда, выправка и манеры. Нелюбимая дочь, которая привыкла заботиться о той, что родители ценили больше. — Не ищешь, — в ответ на свой же вопрос Гермиона медленно повела головой в отрицании. — Ты устраиваешь личную жизнь сестры, но не свою, да? — Не твоего ума дело, — все с тем же вышколенным безразличием на лице произнесла Дафна, чуть сощурив взгляд: наверняка заметила книгу. — Если мы закончили обмениваться любезностями, не могла бы ты оставить меня в покое? — выдохнула Гермиона, за усталым тоном маскируя раздражение и нервозность. Ей было необходимо прочитать эту книгу. — Разумеется. Ещё минутку, — словно проникнув ее мысли, Дафна взмахнула внезапно показавшейся в рукаве палочкой и в следующую секунду уже держала фолиант в руках. — Немедленно. Верни, — разделяя слова, отчеканила Гермиона, тут же подавшись вперёд и вытянув руку. Вновь поведя бровью, Дафна с прищуром прошлась по обложке. — Иначе подожжешь ее в моих руках? — Если понадобится, — Гермиона не отрывала взгляда от книги, во что бы то ни стало готовая ее вернуть. — Беги, жалуйся Люциусу. Только отдай. Чуть изогнув уголок губ, Дафна играючи подкинула фолиант в руке. — Он уже Люциус? Нахмурившись, Гермиона хотела было что-нибудь ответить, но Дафна уже протягивала фолиант обратно. Стоило Гермионе коснуться обложки, как холодные тонкие пальцы сошлись на запястье левой руки, и в следующую секунду Дафна отвернула рукав. Даже с такого ракурса можно было заметить, как полыхнули ее глаза, когда перед ней предстала метка, но Гермиона тут же вывернула предплечье из хватки, грубо оттолкнув руку. — Откуда? — От Драко, — Мерлин знает зачем прошипела Гермиона, одёргивая рукав. С минуту они сверлили друг друга взглядами. Дафна выглядела так, будто решала в уме сложную задачу с несколькими переменными. В ней не было и сотой доли той святой очаровательности, что вечно плескалась в чертах Астории. Нет. Сухой расчёт. Наверняка аналитический склад ума. Острый внимательный взгляд и строгость в чертах лица. Сестры Гринграсс попали не в те магические школы: по младшей плакал Шармбатон, в то время как Дафна идеально вписалась бы в северную расчетливость Дурмстрангских нравов. Гермиона почти успела подумать, что при других условиях они, возможно, нашли бы общий язык, как Гринграсс произнесла неожиданное: — Доброй ночи. И покинула библиотеку.***
Первым, что она увидела, проснувшись, были блекло-голубые глаза. Сперва подумав, что Драко уже вернулся, Гермиона резко подскочила на месте, но взгляд выцепил длинные волосы и поблёскивающих змей на чёрной ткани, и она протяжно выдохнула, скользнув ладонью по лицу. — А мы вас уже потеряли, — елейно протянул Люциус, чуть склонив голову в бок. Устроившись на диване напротив, он вальяжно положил одну руку вдоль спинки и закинул ногу на ногу. — Я читала, — хрипло отозвалась Гермиона, прогоняя остатки сна, в который провалилась против собственной воли, исчерпав лимиты организма. Да, и правда, она читала всю ночь. Если судорожное перелистывание страниц в стремлении охватить как можно больше всего и постоянные взгляды на дверь можно было назвать чтением. Она боялась не успеть, боялась, что тихое «доброй ночи» Гринграсс было насмешкой, и она действительно сдаст ее с потрохами. Гермиона наскоро скользила по строчкам наискосок, стремясь запомнить как можно больше всего, прежде чем у неё заберут и без того единственную полезную книгу. Но за окном уже светило солнце. Дафна так никому и не рассказала. — В самом деле? Как интересно, — не меняя тон, продолжил Малфой, не скрывая того, что прочёл название книги, упавшей на пол. Гермиона оторвалась от разравнивания изрядно помятого платья, и, перекинув волосы на одно плечо, на секунду прикрыла глаза, глубоко вдохнув. Все равно и так все понятно… — Я искала способ защитить свои воспоминания. — Безуспешно, я полагаю? Слова Люциуса почти всегда тянулись мёдом, пачкавшим липкой сладостью руки и все вокруг. Вечно вкрадчивая, почти ласковая интонация была прямо противоположна стальному тону Драко, звучавшему скорее как росчерк прямых линий. — Не совсем. Мне удалось кое-что выяснить, — аккуратно начала она, подняв книгу. Крепче сжала пальцами переплёт и встретилась взглядом с Малфоем. — Вы могли бы мне помочь. — Неужели? — невозмутимо уточнил Люциус, который если и был заинтересован, то виду не подавал. — Я не слышала о таком раньше, но в книге довольно подробно описывался метод стороннего блока. Вы что-нибудь знаете о нем? Это был единственный способ. Большая часть глав книги была посвящена глубокой проработке контроля своего разума: автором предлагалась методика, при которой не было необходимости группироваться в моменте атаки на воспоминания. Подразумевалось, что при должном старании человек мог выработать способность не расставаться с щитами вообще никогда. Как привычка держать спину ровно. Все эти главы Гермиона пропустила. Это было пустой тратой времени, не было ни единого шанса, что один вечер даже самой усердной медитации хоть сколько-нибудь поможет против вооруженного палочкой мага. То ли дело — метод стороннего блока, который заключался в том, чтобы… — Предлагаете проникнуть в ваш разум и выставить вместо вас щиты? — чуть вскинув брови, уточнил Люциус. Ну, конечно он знал. Малфои, ровно как и все пожиратели, могли быть сколько угодно неприятными личностями, но в пренебрежении магическими знаниями их нельзя было упрекнуть. Гермиона неопределенно повела головой. — Почему я стал бы помогать вам, Мисс? Действительно. Ответ был лишь один, простой, зыбкий и наивный: — Потому что вам это совсем ничего не стоит. — За исключением того, что вы предлагаете мне пойти против собственного сына, — произнёс он, намеренно-скучающе разглядывая перстни на правой руке, покоившейся на колене. Гермиона невольно скользнула взглядом к ним же. В отличие от Драко, носившего лишь фамильное кольцо, Люциус не пренебрегал демонстрацией роскоши даже в таких мелочах, хотя и его украшения выглядели по-мужски сдержанно. — У вас все равно не слишком тёплые отношения. Едва ли такая мелочь существенно их ухудшит. — Будьте осторожны, — твёрдо осадил он ее. — Рассуждая на темы, которые вас не касаются. Гермиона замолчала, мигом почувствовав себя неуютно. Он был прав, это — совершенно не ее ума дело, но разве от этого правда перестанет быть таковой? Речь шла лишь о незначительных, почти бесполезных воспоминаниях, которые представили ценность лишь для одного человека — самой Гермионы. Кому в этом мире станет хуже, если он ей поможет? От того, что она будет помнить парочку прогулок на свежем воздухе, режим Волдеморта не падет, а Малфой-Мэнор не превратится в руины. Оттого выторговывать по праву принадлежащие ей вещи становилось ещё более абсурдным и унизительным, но она решила идти до конца. — Я могла бы дать вам что-то взамен. — Позвольте спросить, что именно? — его взгляд так снисходительно скользнул по ее фигуре, словно он предположил, что Гермиона попытается выменять воспоминания на своё немногочисленное имущество в виде школьных туфель или мантии Астории. — Сейморы, — вздернув подбородок, решительно сказала она, надеясь увидеть в его глазах хотя бы искру заинтересованности. — У моих… родственников должно же было что-то остаться? Теперь это все мое. И могло бы стать вашим. Для таких разговоров у неё не хватало должных ни опыта, ни сноровки, ни личной уверенности. Она рисковала выставить себя на посмешище, ведь «не все чистокровные семьи одинаковы», и у настоящих родственников, кроме преданности сумасшедшему маглоненавистнику, за душой могло оставаться целое ничего. Люциус чуть прищурился, лениво откинул голову назад и скользнул большим пальцем по подбородку — Тогда, — выдохнула Гермиона, идентифицировав это как «нет», — Возможно, больше, чем деньги, вас заинтересовали бы какие-нибудь артефакты. Уголок его рта изогнулся, но пальцы, находящиеся у лица, почти скрыли эту усмешку. — Какие-нибудь артефакты… Очаровательно, — приглушённо протянул Люциус, легко подхватывая графин с огневиски, вечно стоявший на столике сбоку от дивана. Неспешно наполнив стакан, он сделал глоток, отвёл руку в сторону, с пару мгновений рассматривая жидкость, и опустил кисть на подлокотник. — Вы, стало быть, уже бывали в родовом поместье? — участливо спросил он, прекрасно зная ответ. Гермиона досадливо вздохнула и отвела голову в сторону, поджав губы. — Это лишь предположение. Что бы там ни находилось — оно мне не нужно, и я отплатила бы им… Ладно, — она перебила сама себя и, на несколько мгновений устало прикрыв глаза, постаралась заранее смириться с безуспешностью переговоров, а затем вновь обернулась к Люциусу. — Если вопрос лишь в цене… Чего вы хотите? — Мой ответ в любом случае — нет, Меллиссандра. — Да бросьте вы! На все есть своя цена. Чего вы хотите? Улыбка вновь тронула уголки его губ, будто он только и ждал этого вопроса. Вновь пригубив огневиски, Люциус легко качнул бокал в руке, заставляя жидкость по кругу омывать стенки, и, пока это завладело взглядом Гермионы, едва уловимо склонил голову в бок. Ей совершенно не нравилась эта пауза. Воздух вокруг словно стал суше и холоднее. Подняв глаза выше, Гермиона тут же ощутила, как от его взгляда становится неуютно. Он не был ни оценивающим, ни призывающим, ни пронзительным, но все же что-то в глубине серо-голубой радужки заставляло почувствовать себя так, словно тем самым артефактом, который мог его заинтересовать, была сама Гермиона. Так горел его же, Люциуса, взгляд в отделе тайн, пока пророчество было прямо перед ним. Отчего-то отчаянно захотелось, чтобы Драко вернулся в поместье сию секунду. — Мое возможное предложение не вязалось бы с вашими моральными устоями. Гермиона хотела переспросить, потому что смысл слов доходил до неё очень медленно, но затем, будто наверстывая, громовым раскатом ворвался в сознание, наверняка заставив побледнеть. — Тем не менее, вы могли бы его озвучить, — выдали голосовые связки, хотя вся ее взбунтовавшаяся гордость умоляла отправить его к черту, а чувство самосохранения — молча выйти, чтобы не провоцировать. На что бы то ни было. Он лишь изогнул уголок губы в почти покровительственной улыбке, отставил стакан и медленно поднялся на ноги. Гермиона не знала, за чем следить в первую очередь: за его мимикой, движениями рук или вовсе за дверью, на случай, если она вдруг закроется, а потому ее глаза перебегали с одного на другое за доли секунды. Один шаг в ее сторону сработал как спусковой крючок, и она тут же поднялась с места, хотя это лишь сократило расстояние между ними. В нос ударил его запах: что-то пряно-сандаловое и почти душное, совершенно чужое, но, несмотря на это, рецепторы жадно поглощали витавший в воздухе аромат, призывая вдохнуть глубже. Внутри вдруг что-то заворочалось и стало совсем плохо: Гермиона даже не могла обьяснить, почему губа начала подрагивать, а тело наполняли странные, будто разрывающие ее на две части чувства, формируя состояние, походившие скорее на какой-то припадок или резкие скачки давления. На лице Малфоя проскользнуло удивление, и он сделал шаг в сторону, в то время как сама Гермиона, не в силах совладать с внезапно обрушившимися на неё ощущениями, опустилась обратно на диван, сжимая края сидения пальцами и стараясь успокоить дыхание. — Мне стало нехорошо. Эта простуда… — выдавила она, когда вдохи перестали походить на натужные попытки заполучить хоть немного кислорода. — Ночь среди книг ожидаемо не пошла вам на пользу, — раздался голос Малфоя сбоку, и в этот момент Гермиона даже была благодарна произошедшему за то, что оно развеяло не известно куда ведущий диалог. — Вам следует отдохнуть. — Пожалуй. — Эльфы уже приготовили завтрак. Прошу, — перед ней возникла протянутая мужская ладонь, которую Гермиона смерила таким взглядом, будто та была опасным артефактом. — Вы были готовы впустить меня в свой разум, но боитесь дотронуться до руки? — чуть изогнув бровь, почти ласкательно протянул он. — Я не боюсь, — убеждая скорее саму себя, ответила Гермиона и нарочито смело коснулась ладони. Кожу обдало тепло, а внутри что-то вновь забилось, словно в истерике.***
Взгляды. Они кружились калейдоскопом вокруг Гермионы, мигая десятками оттенков. Она могла даже не поднимать головы, чтобы почувствовать каждое тончайшее переплетение эмоций, пронизывающих воздух. Ещё одна постановка в трёх актах. Взгляд Астории и ее застывшее лицо, словно кто-то дал ей пощёчину, когда тяжёлые двери столовой отворились, пропуская Гермиону и Малфоя. Колкий прищур Дафны и ее делано-легкомысленное и учтивое: — Мы уже заканчиваем, Мистер Малфой! Гермиона заметила, как на ответный взгляд сестры старшая Гринграсс вцепилась ногтями в ее руку под столом, без слов заставляя жевать быстрее. Сверкнувшее во взгляде Люциуса что-то, когда он опустился на стул во главе стола. На место Драко? На своё место? На своё место, которое отнял Драко? Гермиона уже не понимала ничего, а извечные переплетения в Малфой-Мэноре вызывали лишь тошноту. Гипнотизируя взглядом тарелку перед собой, она с усталым раздражением понимала, что теперь и сама в них участвует. Совсем скоро Дафна утянула Асторию прочь. Шуршание юбок пронеслось мимо Гермионы, скрывшись в глубине главного коридора. Они с Малфоем остались наедине. — Что это? То, чего вы хотите, — голос звучал, словно треск разбитого стекла. Отставив приборы, Гермиона сложила руки по обе стороны от тарелки, глубоко выдохнула, и, собравшись с силами, подняла на него глаза. Что бы это ни было, она должна была хотя бы знать. Люциус точно услышал, но отвечать не спешил. — Убрать со стола, — кинул он приказ эльфам и отложил белоснежную салфетку в сторону, затем опустив руки на подлокотники. Тройка шустрых домовиков материализовалась в считаные мгновения, слаженным механизмом повинуясь хозяину: пока один по щелчку пальцев леветировал блюда, другой испарял уже чистые приборы, а третий расставлял вазы с цветами. Когда все стихло, Малфой коротко взмахнул палочкой, запирая двери, и ещё раз — погружая столовую в купол непроницаемости. — Нам с вами не нужны лишние свидетели, — усмехнувшись краешком губ в ответ на немой вопрос Гермионы, он поднялся, заставив ту вздрогнуть. Ей показалось, что он приближается к ней, но Люциус лишь проследовал к возвышавшемуся на каминной полке огневиски. — Вы так сопьётесь, — пробормотала Гермиона, желая развеять затянувшееся молчание хоть чем-то. Люциус лишь усмехнулся. — Хотите? Она качнула головой. Наполнив стакан, он сделал глоток и двинулся к Гермионе, остановившись лишь тогда, когда между ними оставалось катастрофически мало места. Оперевшись о стол, Малфой чуть склонил голову вниз, вновь покачивая жидкость. — Мы могли бы… оказать друг другу услугу. Его голос был приглушённым, вкрадчивым и спокойным. Гермиона отстранённо подумала о том, сколько, должно быть, таких разговоров уже было у него за плечами. С политиками, партнерами, пожирателями… Она уж точно не ровня ему в этом. — Чего вы хотите? — приподняв подбородок и сомкнув руки на коленях, спросила Гермиона, неотрывно следя за Малфоем. — Лишь ваше слово, — невозмутимо ответил он, а затем елейно прибавил: — В Визенгамоте. Едва не задохнувшись от смешавшихся внутри облегчения и возмущения, Гермиона приоткрыла рот, шумно выдохнув. Она уже надумала невесть что… Но и то, что он теперь произнёс, было слишком! Ответ она смогла найти лишь через несколько мгновений: — Вы шутите? Это слишком большая цена! — Несомненно, Мелиссандра, я и не полагал, что вы согласитесь защищать меня, — снисходительно протянул он, словно втолковывая что-то первогодке. — Я прошу помощи лишь для своей жены. — Для Нарциссы? — сложив руки перед собой, недоверчиво переспросила Гермиона, неотрывно скользя взглядом по его лицу. — В конце концов, мы всегда стремимся защитить тех, кто нам дорог. Вам ли не знать? Мисс Грейнджер. Ее настоящее имя приятно коснулось слуха, несмотря на то, что его произнёс Люциус. Опустив взгляд себе под ноги, она принялась наспех перебирать возможные уловки. — Допустим, — Гермиона скользнула кончиком языка по сухим губам и в задумчивости постучала подушечками пальцев по собственному плечу, — Я могла бы выступить на стороне защиты, если миссис Малфой никак не будет связана с пожирателями. Он поморщился будто в разочаровании. — Не говорите глупости, мисс. Любой, кто присутствовал хоть на одном собрании, так или иначе связан с пожирателями смерти. Включая вас. Условие действительно было никудышным. — Тогда, — протяжно выдохнув и ещё немного подумав, Гермиона предложила новую: — Если окажется, что Нарцисса не принимала участия в нападениях, убийствах, пытках и других действиях, направленных против магглов, мирных магов и сторонников ордена Феникса. — Очень… — Он повёл нижней челюстью, будто пробуя слова на вкус. — Всеобъемлюще. Пожалуй, это приемлемая формулировка. — Но не поверите же вы мне на слово? — с долей скептицизма проговорила Гермиона, глядя на него снизу-вверх. — А непреложный обет… трудная задача. Едва ли кто-то из них двоих желал посвящать в свои дела Гринграсс, а эльфы по определению не могли скрепить договор. — На наше с вами счастье существует клятва на крови. Гермиона замерла, отведя взгляд в сторону и закусив губу. Об этой клятве ей было известно немногое… Поднявшись на ноги, она прошлась к окну, надеясь, что открывающийся вид поможет собрать мысли вместе. — Какой будет ваша формулировка? Сзади послышались шаги. В стекле показалось отражение Люциуса, навевая воспоминания о том, как она стояла почти так же… но с другим Малфоем. — Вы всеми силами будете оказывать помощь Нарциссе в суде. — И все? Никаких двусмысленных фраз? — нервно усмехнулась Гермиона, обнимая себя за плечи. Он чуть развёл руки в примирительном жесте. — Хорошо… И все же, мне нужно подумать. — Иного я не ожидал, — он скрыл лёгкую улыбку за очередным глотком, провожая Гермиону взглядом. — Мистер Малфой? — уже стоя на пороге, окликнула она, медленно обернувшись. — Я думала о вас хуже.***
«Мне нужно подумать» — почти дежурная фраза, сказанная тогда, когда Гермиона и так приняла решение. Что ей оставалось? Почти пустяковая услуга в обмен на собственную память. Конечно, Нарцисса была виновной. В этой войне любой, кто не оказывал сопротивления, являлся сообщником, и все же миссис Малфой — не та, кто заслужил пожизненное заточение в Азкабане. Наверное, она и так бы защищала ее… Многочасовые скитания по Мэнору закончились поздним вечером в кабинете Люциуса. Из порезов на ладонях брызнула кровь, и они соединились друг с другом, пока каждый произносил свою часть клятвы. Было что-то абсолютно завораживающее в том, как творилась магия в стенах старинного поместья. Возникший из ниоткуда фиал слабо блеснул в свете огня и приземлился Люциусу в руку. — Представьте все наши встречи. Его шёпот клубился внутри, соперничая со все никак не успокаивающейся силой, царапающей ребра. Было… больно, но терпимо. Из книги следовало, что только Гермиона могла решать, какие воспоминания показывать человеку, ставящему щиты, а потому за сохранность других мыслей можно было не переживать. Чужой щит в сознании ощущался как распирающая железная конструкция. Гермиона вернулась в спальню на подкашивающихся ногах и долго не могла уснуть, вновь и вновь прокручивая в голове слова его условия. Как будто уже не было поздно! Но в короткой фразе не могло быть какого-либо подтекста. Она будет обязана лишь помочь Нарциссе. Словно по законам плохого романа в коридоре раздался шум. Дверь вскоре приоткрылась, впуская в спальню полоску золотистого света, и Гермиона поспешила закрыть глаза. Послышались тихие шаги и она почувствовала его присутствие совсем рядом. Спустя несколько секунд холодные пальцы скользнули по локону, упавшему на лицо, возвращая его на место. Драко был дома.