Ты сделана из тьмы

      Было что-то совершенно неправильное в том, чтобы просыпаться в стенах Мэнора в хорошем настроении. Образы прошедшего дня, покалывая щеки, закружились перед глазами, стоило Гермионе распахнуть их утром. Щекочущая лёгкость в груди, не испытываемая ей, должно быть, с четвёртого курса, не давала забыть того, как жарко и волнительно находиться в объятиях Драко Малфоя. Драко Малфоя!       Натянув одеяло до самой макушки, она зарылась в подушку лицом, чувствуя мурашки от неизвестности перед грядущим днём в ее новой роли, попутно пытаясь ужиться с осознанием того, как стремительно это произошло. Малфой был не тем, кто месяцами довольствовался бы лишь прикосновениями к руке и невинными поцелуями в щеку, и, в конце концов, Гермиона и раньше предполагала, что это может случиться… а она так легко поддалась!       Со стоном откинув одеяло, она села в кровати, разглядывая ясное небо за окном и с горечью клеймя себя словом «предательница». Забыться со своим похитителем, с пожирателем смерти — какая потрясающая безмозглость! Но сколько она ни силилась, рациональная часть сознания не могла заглушить острой потребности впервые за несколько месяцев ощутить себя не пустой оболочкой. Гермиона думала о нем даже во время его отсутствия, но когда он оказывался рядом, дотрагивался до талии, обжигая шею шепотом, все и вовсе летело к чертям. Образ избалованного школьного задиры стерся, оставляя после себя совершенно другого Малфоя: порой все такого же ядовитого, но сдержанного, мрачного и неосязаемо притягательного. В этом доме он стал единственным человеком, связывающим ее с прошлым. Не от того ли рядом с ним она могла ощутить шаткое чувство безопасности?       Прикрыв глаза, Гермиона перевела дыхание. «Позже ты можешь все забыть» — сладким успокоением пронеслись в голове сказанные Малфоем слова. Будь что будет…       Она успела принять душ, привести себя в порядок и застелить постель, а Тинки все не было. Часы пробили десять: невообразимо поздно для завтрака. Не выдержав, она тихо позвала эльфа по имени. Тот возник в ту же секунду, выжидательно глядя снизу вверх своими огромными глазами.       — Ты не приходил за мной, а завтрак подаётся в восемь… — извиняющимся тоном проговорила Гермиона.       Ей было не по себе от возможности вызывать существо по малейшей прихоти. А ещё от того, что он действительно пришёл, хоть она всегда считала, что эльфы откликаются только на вызов хозяина.       — Тинки не нужно провожать мисс, мисс может сама, — сминая лапками ткань наволочки, пропищал он. — Но если мисс хочет, Тинки может проводить.       — Не нужно. Извини, что потревожила, — пробормотала Гермиона, сбитая с толку внезапными привилегиями.       Что ж, раз мисс может сама… Тинки вновь исчез, а Гермиона направилась на первый этаж, осмысливая новость. Ее комната давно не запиралась, и она могла свободно перемещаться по Мэнору, но все же утренняя дорога в столовую в сопровождении эльфа до этого момента оставалась каким-то обязательным ритуалом. Будто напоминанием, что она в плену. Индикатором, показывающим, ждут ли ее вообще.       Тем утром, ее, пожалуй, уже не ждали. Это ясно было написано на лицах всех присутствующих, среди которых не было самого главного.       — Будильник сломался? — с елейной улыбкой первой заговорила Дафна, сканируя взглядом от макушки до пят, будто бы стараясь разглядеть в облике причины опоздания.       — Можно и так сказать, — безэмоционально ответила Гермиона, мысленно отмечая, насколько ее утомил ежедневный спектакль.       Каждое утро будто под копирку: войти и встретить взгляды, за которыми последует реплика одного из немногочисленных участников сценки, определяющая тон всего завтрака. И все же в тот день даже ястребиный взгляд Гринграсс не смог пошатнуть ее внезапный моральный подъем.       — Справедливо будет отметить, что я тоже опоздал, — с выверенным, ободряющим, вкрадчивым, самым что ни на есть Малфоевским дружелюбием протянул Люциус, чуть развернувшись к Гермионе корпусом, когда она опустилась на своё место по правую руку от него. — Завершим завтрак вдвоём.       Она чуть повела бровью, неуловимо напрягшись от такого внимания. Однако, все указывало на то, что Драко не было в поместье, а значит, по негласно сложившимся правилам, компанией на утро станет его отец. Убедив себя в том, что не происходит ничего необычного, Гермиона принялась за блюда, благодаря магии горячие, будто прямиком со сковородок.       Дафна, чуткая к малейшим намекам, вскоре сослалась на необходимость написать эссе, утянув за собой сестру. Гермиона проводила их взглядом. Как бы ей хотелось иметь такие же заботы! Исписать свиток конспектом, второй или третий раз прочесть главу для предстоящего урока, чтобы с самого начала знать, о чем пойдет речь. Любимая ей учеба теперь казалась баловством, почти что отдыхом, в сравнении с грудой жизненных, каких-то слишком взрослых и грязных проблем, свалившейся на неё в начале осени.       И все же Гринграсс — не те, кому стоило завидовать. Дафна всегда была настороже, мгновенно ощущая перемены вокруг: она всегда уходила раньше, чем кто-то мог в открытую сказать, что их присутствие больше не желательно. А оно, казалось, было нежелательным большую часть времени! Своим вниманием их тешила лишь Нарцисса, но с отъездом той сёстры словно потеряли последний оплот стабильности в Мэноре. Малфои, отец и сын, едва ли уделяли им времени больше, чем требовали правила приличия, при любом удобном случае учтиво отмахиваясь. Дафна и Астория стали каким-то фоном, хотя им должна была быть Гермиона, ведь в роли пленницы была здесь именно она.       Двустворчатые двери захлопнулись, а эльфы уже сменяли блюда, разливая по двум чашкам знакомый чай.       — Что за жизнь без маленьких традиций? — изогнув уголки губ, повёл бровью Малфой, наблюдая за тем, как Гермиона делала первый глоток.       По горлу прокатилась привычная терпкость.       — Астория выглядит не слишком радостной, — чтобы как-то заполнить тишину, спустя время проговорила Гермиона, откусывая кусочек печенья.       — Астории не о чем грустить, — невозмутимо пожал плечами Люциус, а в его голосе проскользнули по-отцовски твёрдые нотки. — Родители устроили ей блестящее будущее. Девочка хорошо послужит своей семье и сама останется в выигрыше, стоит только окончить школу.       — А что потом? После школы? — спросила Гермиона, стараясь не показывать неприязнь к такой потребительской манере говорить о девушках.       — Потом она выйдет замуж за Драко.       Уже съеденное печенье показалось вставшим в горле комом. Сглотнув через силу — внезапно возникшая во рту сухость ощущалась как Сахара — Гермиона нервно потянулась к чашке, чтобы сгладить заминку. Делая большой глоток, краем глаз она заметила, как внимательно Люциус следил за ее реакцией. Впрочем, стоило ей отставить фарфор и, чтобы не выглядеть совсем дурой, одобряюще-вежливо улыбнуться, Малфой ответил ей такой же вежливой невозмутимостью и перевёл все внимание на свежий выпуск Пророка. Будто давая время, чтобы распробовать новость на вкус.       Что ж, не то что бы это вообще было новостью.       Астория приехала в Мэнор с чистейшим восторгом, который испытываешь лишь тогда, когда впереди большие перемены. И то, как она осматривала залы поместья, будто примеряя на себя роль хозяйки…       «Хотя бы тебе достанется муж, верный Темному Лорду» — однажды кинула Беллатриса ей, но тогда, следя за зарождающимся приступом Нарциссы, Гермиона не обратила на фразу должного внимания. Мерлин, все же было на поверхности… Похоже, этот вопрос был до того давно решённым, что знала даже Лестрейндж. Астория приехала в качестве будущей невесты.       Уставившись в стену напротив невидящим взглядом, Гермиона почувствовала, как это слово кололо рёбра изнутри. Верно, никаким сюрпризом это не было, но отчего оказалось так тяжело услышать этот простой факт? Она и сама не раз отмечала, что Астория будто рождена чтобы носить его фамилию.       Но всегда была ещё Пэнси… Ни для кого с курса не была секретом близость их отношений: то и дело по-собственнически покоившаяся на ее колене рука Малфоя говорила громче любых слов.       Тут Гермионе захотелось ударить себя по лицу. Вот именно, что всегда была ещё и Пэнси! То, с каким беззаботным легкомыслием она не вспоминала о ней, заслуживало награды за наивысшую степень безмозглости.       Пэнси, для которой камин Мэнора не был закрыт. Пэнси, которая оставалась с ним на ночь. В конце концов, Пэнси, откровенные видения с которой он, насмехаясь, показал в ответ на попытки Гермионы проникнуть в его разум на уроке… Даже удивительно, что следующей миссис Малфой станет не она.       Асторию Драко держал на расстоянии прохладной вежливости. А впрочем, учитывая консервативные взгляды чистокровных, на роль жены действительно больше подходила Астория: совсем невинная, ещё более юная и, в отличие от Пэнси, ни разу не замеченная в компании старшекурсников после отбоя. А что до холодности… Быть может, это чисто аристократическая традиция — соблюдать дистанцию даже в кругу семьи? В конце концов, союз Люциуса и Нарциссы со стороны тоже не выглядел, как романтическая сказка.       — Что скажете, Мелиссандра? — донёсся голос сбоку.       — Простите? — рассеяно переспросила Гермиона, обнаружив, что пробыла в мыслях непозволительно долго.       — Вы, должно быть, задумались. Не продолжить ли нам в саду? — уголок его губы подрагивал, будто Люциус сдерживался от того, чтобы усмехнуться.

***

      — Почему Драко сегодня нет? — задать волновавший ее вопрос она решилась лишь когда они миновали аллеи терновника.       Зима полностью вступила в свои права. Сухой холодный воздух покалывал горло и заставлял прятать руки в карманы мантии — Гермиона выбрала чёрную, подарок Драко. Надевать вещь его невесты показалось ей ещё более неправильным.       — Драко отбыл ночью. Тёмный Лорд призвал сторонников, — брови Гермионы взметнулись вверх, взгляд невежливо и вопросительно скользнул по Люциусу. Похоже, в этот день чувство такта ее совсем покинуло.       — Извините, — стушевалась она, заметив, как Малфой неуловимо поджал губы на ее слова.       — Не стоит, — сухо ответил он, и, смерив взглядом заснеженный простор, чуть скривил уголки губ в нерадостной ухмылке. — Ваш интерес понятен.       Опустив взгляд на покоившуюся на сгибе его локтя руку — Гермиона и сама не могла уловить тот момент, когда она там оказалась — она вновь подумала о том, что воронка событий затягивала ее все глубже. Неужели возможно приспособиться вообще ко всему? То ли дело было в принявшемся отступать юношеском максимализме, то ли в том, что какими бы невероятными ни казались действия, при частом их повторении они становились обыденностью. Прогулка с Малфоем-старшим уже и вовсе не вызывала больших моральных дилемм, но скажи ей кто-то о таком в начале года — Гермиона из прошлого скривилась бы в презрении. Но, в конце концов, выбор был невелик, а Люциус, положа руку на сердце, являлся не худшим из пожирателей.       — К тому же, — спустя какое-то время продолжил он, подводя к полюбившейся ей лавочке у пруда, — Для вас это вовсе не секрет. Тёмный Лорд не слишком благосклонен после моего… промаха.       Отточенным движением он послал согревающее, вместе с этим сметая с сидения осевший за ночь снег. Гермиона проследила за тем, как Люциус изящно вернул палочку — новую, результат отсутствия «благосклонности» Лорда — в полость трости. Дождавшись приглашения, она присела, задумчиво глядя на подмороженные склоны пруда, уходящие блестящим полотном в скованную тонким льдом поверхность воды.       — Что тогда произошло? Беллатриса упомянула, что вы упустили Гарри, — ещё одна фраза Лестрейндж, которой она не уделила тогда должного внимания. Имя друга глухим щемящим эхом отдалось в груди. Она прекрасно помнила часы, проведённые в неведении, скручивающие внутренности цепкой хваткой ужаса. Волдеморт использовал видение с ней как приманку. Бесчестно, грязно и больно.       Люциус, опустившийся рядом — казалось, ближе, чем стоило — ответил не сразу.       — Они были обнаружены в лесу на севере Шотландии. Вместе со мной аппарировали Лестрейнджи, Долохов и Мальсибер.       Замерев, Гермиона, не надеявшаяся на ответ, ловила каждое слово, стараясь не упустить ни малейшей детали.       — Место было скрыто, но, впрочем, — он усмехнулся, — не слишком умело. Мы наложили антиаппарационный барьер и разрушили защитный купол.       Не слишком умело? Как это возможно, если с ними был директор? Что они вообще делали в лесу?       — Поттер и Уизли оборонялись, но вскоре их что-то скрыло. Не похоже на дезилюминационные чары.       «Мантия! Они, должно быть, скрылись под мантией!» — взволнованно подумала Гермиона, прикусив губу. Похоже, Дамблдора с ними не было…       — Мы рассчитывали на более… открытое сражение. В конце концов, ранее напоминание Беллатрикс об убийстве Блэка действовало безотказно.       Гермиона нервно провела ладонью по лицу, прекрасно помня, что спусковым крючком стали именно крики Лестрейндж во время нападения на Нору. Хвала Мерлину, что в этот раз Гарри не стал рисковать…       — Что было дальше? — хрипло спросила она, замечая, как странно Люциус воспринял ее волнение.       Нахмурившись, он задержал взгляд на ее сцепленных руках.       — Я почувствовал движение рядом и ухватился за них. Перед аппарацией удалось дотронуться лишь до Долхова, но, к несчастью, он уже был ранен. Его бы расщепило, если бы я не отпустил, — сухо закончил он.       Гермиона перевела дыхание, откинувшись на спинку лавочки и обдумывая услышанное. Что-то определённо не сходилось: в конце концов, разве не должен был Малфой пожертвовать соратником ради более важной цели? Должно быть, ему просто не удалось удержаться за схваченных ребят. Как бы то ни было, череда случайностей привела к единственно возможному хорошему исходу: их не смогли поймать.       — Спасибо, что рассказали. Вы понимаете, почему я не могу вам посочувствовать, — проговорила Гермиона, все ещё замечая его пристальное внимание.       Люциус чуть наклонился к ней всем корпусом.       — Это бы было очевидно, но, Мелиссандра, — взгляд с неверием скользнул по ее лицу. — Неужели вы все ещё помните?       Гермиона нахмурилась.       — Помню что?       Сведя брови к переносице, он беззастенчиво сканировал ее, будто раздумывая, отвечать или нет.       — Что я могу не помнить? — вновь повторила Гермиона, отчётливо слыша в голосе нервные нотки.       Люциус повёл челюстью, словно прежде чем произнести, пробовал слова на вкус. Взгляд, до этого скользивший от одного ее зрачка до другого, покинул ее лицо и устремился вперёд, что-то обдумывая. Гермиона выжидательно смотрела на него, едва сдерживаясь от третьего вопроса. Глубоко внутри завертелись догадки, и самая главная из них горела ярким огнём. Она уже будто бы знала.       — Друзей.       Позвоночник Гермионы будто бы вытянулся в струну. Малфой обнажил хранившуюся в трости палочку, выверенным движением возводя купол непроницаемости.       — Это содержится в строжайшем секрете, — выдержав паузу, заговорил он, заставляя сердце Гермионы глухо ударяться о рёбра.       — Ваше истинное происхождение — огромный подарок для Темного Лорда, но не пока вы — это вы, Гермиона, — на звуке своего имени она замерла, заметив, что взгляд Люциуса вновь обращён к ней. — Драко было поручено это исправить.       — Исправить? — переспросила Гермиона, будто бы ответ не пощипывал кончик языка. Будто бы ещё можно было услышать что-то другое.       Малфой слегка поднял брови, подтверждая ее догадки.       — Нет, — она почти усмехнулась, нервно поведя головой. — Вы, должно быть, ошиблись… Легиллименцию невозможно не ощутить. Нельзя запомнить обливиэйт, но выборочное изменение воспоминаний всегда оставляет последствия, и, зная о возможности вторжения в разум, маг не может их не почувствовать, — сбиваясь, шептала она, чувствуя, как под конец голос предательски ломался и затухал под снисходительно-сочувствующим взглядом Малфоя.       — Полагаю, такая лёгкость обусловлена связью вашей метки. Именно поэтому вас поручили Драко. В конце концов, в начале лета именно он предложил такого рода… воздействие на ключевые фигуры.       Гермиона едва дослушала фразу, не в силах выносить взметнувшийся рой мыслей. Все происходящее чувствовалось как ржавый нож, вспоровший грудину. Слишком. Все это было слишком для того, чтобы в раз осознать.       Рывком поднявшись на ноги, она коснулась пальцами висков, словно бы так могла прощупать образовавшиеся в памяти пустоты. Тут же разум пронзило осознание всех тех нестыковок, воспоминания о том, как разбито она ощущала себя после каждого вечера в беспамятстве, о том, как вырванные воспоминания причиняли физический дискомфорт, буквально заставляя ее мерзнуть от нехватки чего-то неуловимого.       Тихий всхлип утонул в ладонях, переместившихся от висков ко рту. Прижимая пальцы к губам, она попятилась назад, а затем сорвалась с места, будто бы ещё можно было скрыться от накатывающих волнами боли и страха.       Послышался оклик Люциуса, но едва ли он мог остановить ее, ощущавшую, как обида и беспомощность, подобно лавине, погребали под собой все неосмотрительно выстроенное за последнее время спокойствие. Как она могла хоть на секунду подумать, что имеет на него право? Острое чувство предательства, неуместное и постыдное, шипя, распространялось по венам.       Не успела Гермиона преодолеть и нескольких метров, как споткнулась, и, неуклюже взмахнув в воздухе руками, стремительно покатилась по крутому склону вниз.       Послышался треск тонкого льда.       Обжигающий холод сковал движения, а затем почувствовалась тяжесть: намокавшая мантия, путаясь в ногах, тащила ее на дно. Тут что-то мелькнуло, и в мутно-зелёной пустоте она не сразу поняла, что. Следом за одним чёрным пятном начали появляться другие: два, три, десяток.       «Не подходите к озеру. Кажется, его облюбовали гриндилоу» — вспышкой пронеслись в голове слова Драко, но было уже поздно.       Они кружили вокруг, быстро перемещаясь из стороны в сторону, становились все ближе, пока вдруг один не возник прямо перед ее лицом, так, что даже в воде ей удалось разглядеть ряд мелких острых зубов в огромной, кривящейся в предвкушении пасти. Сорвавшийся с губ крик ужаса позволил грязной воде хлынуть в горло, гася и без того глухой звук ее голоса. Завозившись, Гермиона попыталась всплыть, но ее мантию уже тянули подплывшие сзади твари. Никакой адреналин не помогал мозгам работать быстрее, она лишь едва сообразила попробовать расстегнуть застёжку, но пальцы, онемевшие от холода, совсем не слушались. Едва взяв себя в руки, она попыталась стянуть мантию через голову. Хотелось кашлять, попавшая внутрь вода, казалось, била по самому мозгу, раздражала гортань, клокотала словно бы уже в легких. Гермионе удалось выпутаться из плена длинной материи, но, не дав сделать и движения в сторону поверхности, гриндилоу уцепились за ее руки.       Сквозь толщу воды проникла вспышка заклинания, распавшаяся тусклым облаком, даже не достигнув ни одного из существ. Затем ещё одна: слабый импульс прошёлся по стае, лишь замедляя ее часть.       Палочка не слушалась Люциуса в полной мере. Магия ее не спасёт! С ужасом чувствуя когтистые лапы, Гермиона из последних сил держалась за скатывающееся к панике сознание.       Существа тянули ее глубже: вокруг становилось все темнее, а давление воды противно распределялось по черепной коробке. Понимая, что вот-вот совсем захлебнётся, она принялась что есть мочи вырываться из крепкого захвата, не чувствуя того, как раз за разом твари соскальзывающими когтями раздирали кожу.       Ей почти удалось освободиться, как вдруг что-то толкнуло ее в бок. Сперва это казалось лишь сильным давлением, но затем это что-то двинулось прочь, провернувшись, и живот прострелило сильной болью. Едва до Гермионы дошло, что случилось, как все вокруг уже принялось окрашиваться ее кровью.       «Они проткнули его рогами!» — с ужасом подумала она, а твари, воспользовавшись заминкой, вновь облепили ее со всех сторон.       В окружении мельтешащих существ она уже не могла понять, с какой стороны находилась поверхность пруда. На сознание обрушилась странная невесомость, и Гермиона даже не сразу почувствовала новый укол боли: они сделали это вновь. Сперва показавшись незначительным, второе ранение медленно, но отчётливо послало накатывающую волну нестерпимого жжения по всему туловищу.       Опустив голову, чтобы увидеть рану, Гермиона не смогла ничего рассмотреть за грязно-красной дымкой и завесы собственных волос.       «Такая жалкая смерть, и в одиночестве» — закрыв глаза, она попыталась воссоздать образ Гарри и Рона, но они ускользали от неё вместе с остальными чувствами. В уголках ещё теплившегося сознания не нашлось даже и сотой доли того самого Гриффиндорского духа, чтобы бороться. Словно было не за что.       Вокруг бесновались щупальца, кривились жуткие оскалы, то там, то здесь мелькали вспышки бесполезных заклинаний. Должно быть, стоял невообразимый гул, но Гермиона ничего не слышала, будто уже со стороны наблюдая за последними минутами.       Вдруг что-то переменилось. В образовавшемся вокруг вакууме вдруг отчётливо зажегся страх, а ещё — злость, но они принадлежали не ей: жар прокатился от метки.       Гермиона была едва в сознании, когда вглубь чёрной воды ударила волна магии, разметавшая гриндилоу в стороны, а затем сила, немыслимая, взбешённая, рычащая, рывком вытянула ее на поверхность, припечатывая к белому снегу. Откашливая грязную воду, она ревела от боли, которой отдавалось каждое сокращение мышц живота, а в голове судорожно металась лишь одна мысль: она во что бы то ни стало должна вспомнить цвет глаз лучшего друга.       Стало слишком громко, вокруг была какая-то суета, хлопки аппарации, кто-то крепко и больно зажал ее кровоточащую рану.       — Держись, Грейнджер, — сосредоточенный голос кого-то, кто баюкал ее метку, но разрывал душу в клочья.       — Они зеленые, — только и смогла прохрипеть она, прежде чем провалиться во тьму.

***

      В круговерти образов, вызванных лихорадкой, не сразу можно было различить, что — реальность, а что — видение.       Ей снились глаза Гарри Поттера, совсем блеклые, бесцветные, но то ли красные, то ли фиолетовые. Ей снились люди без лиц: они смеялись, но на том месте, где должен был быть рот, все шло рябью. Видение сменялось колыбелью, над которой стояла ее мать, пуская к потолку зачарованные огоньки, но тут же ее красивая рука превращалась в когтистую лапу Гриндилоу. Все переворачивалось, бок простреливало болью, и возникал Люциус Малфой. Картинка наполнялась красным, как тот чай, что он вливал ей в горло, попутно шепча что-то грязное на ухо, и трогая так, как Гермиона даже в мыслях стыдилась бы вспомнить.       Среди калейдоскопа образов не было лишь Драко. Он же и не пришел к ней, когда она очнулась.       Тинки неизменно дежурил у ее кровати, и, стоило Гермионе проснуться в первый раз, влил ей в рот какое-то зелье: должно быть, обезболивающее. Позже ей удалось вспомнить, как эльф раз за разом менял ее простыни и одежду, становившиеся от ночной температуры влажными. Он же сообщил ей, что гриндилоу ухитрились занести в рану грязь, и пошло заражение, что и объясняло такое долгое лечение. Впрочем, в мире маглов все могло закончиться куда хуже…       О Драко она ничего не спрашивала, а эльф не говорил. Он вообще мало говорил: лишь подносил к губам зелья, а когда Гермиона достаточно окрепла, чтобы держать их самостоятельно, просто подавал нужные склянки.       Пришедший однажды колдомедик с явной безмятежностью в глазах провёл осмотр и выставил на тумбочку пузатые фиалы взамен старых. Лучше империус, чем смерть…       Во время перевязки Гермиона долго не решалась взглянуть на рану, но все оказалось не так страшно, как она себе представляла: один след от первого случайно вонзившегося рога, и два чуть выше, сделанные уже специально. Чистый бинт, возникнув из палочки, аккуратно, но плотно опоясал ее живот, а колдомедик заверил ее, что при применении специальной мази шрамов не останется.       Выходя из спальни, он обернулся к кому-то — это Гермиона успела заметить за секунду до того, как дверь захлопнулась. Наверное, там был Драко.       В один из дней на столике даже обнаружилось письмо от Нарциссы, в котором она сердечно желала скорейшего выздоровления и приносила извинения за то, что произошедшее случилось именно в их саду. Как будто у Гермионы был доступ к какому-то другому… То и дело она задавалась вопросом, кто именно сообщил миссис Малфой об этом?       Впрочем, времени поразмыслить у неё было предостаточно. Казалось, все часы мира теперь принадлежали ей. Зелье сна прекращало своё действие точно к полуночи, любезно давая шанс тонуть в круговерти собственных чувств, глядя в высокий полог кровати.       Неимоверно трудно грустить о потере чего-то, что забыто. Гермиона ощущала свербящую пустоту, но, сколько ни силилась, не могла понять, каких воспоминаний не хватает. Она знала, что должна тосковать по Гарри, и тосковала, но словно как-то со стороны. Словно она была каким-то механизмом, который разобрали и собрали обратно, обнаружив, что остались лишние детали. И вот механизм продолжает работать, но уже иначе, и детали пристроить тоже некуда.       Пазл складывался. Тут же стало ясно, почему Драко, рассказывая о ее возможном будущем, упомянул рэйвенко: он просто узнал из ее мыслей, что шляпа действительно предлагала другой факультет. Все ее ночные вылазки, должно быть, точно также стали известны благодаря легиллименции. И ведь она с самого начала предполагала именно это, но так неосмотрительно успокоила себя невозможностью не почувствовать вторжение! Оказалось, змея на предплечье хранила в себе куда больше секретов, чем она предполагала. Должно быть, Волдеморт предусмотрел легкое проникновение в разум сторонников, а ей не повезло быть той, чья метка слушалась Малфоя. Едва ли Лорд занимался бы этим лично, будь все как у остальных пожирателей.       Собственное будущее виделось Гермионе мутной субстанцией. В пору было закончить начатое гриндилоу дело, избавляя себя от роли пешки в войне, но те минуты, проведённые с ощущением смерти на кончиках пальцев, клеймом впечатались в грудь. Она не хотела умирать.       Оставалось надеяться, что удача, верной подругой следовавшая за мальчиком-который-выжил, не оставит их всех, и очередное счастливое стечение обстоятельств переломит ход противостояния.       Люциус Малфой, появившийся в ее покоях однажды днём, разбил и эту хрупкую надежду.       «Альбус Дамблдор мёртв» грохотало в ее голове так, будто бы обрушились стены Хогвартса. Продолжая бездумно смотреть в стену, она даже не заметила, как Люциус ушёл, на прощание коснувшись ее ладони. Казалось, это конец всего.       Улёгшись на раненый бок, она зашлась в беззвучных рыданиях, а ночью у неё открылась одна из ран. Во сне ей почудилось, что до прибытия колдомедика кто-то присел на кровать, гладя ее по голове. Сквозь полудрёму, залитую умиротворяющим бальзамом, ей вспомнился Сеймор-холл, и то, как перед отправлением ей показался странным один шкаф.       — Исчезательный шкаф, — увидев ее интерес, сказал тогда Драко. — Зайдёшь — и окажешься в другом месте.       Он провёл рукой по дверце, отворил ее, закинув внутрь карманный платок, и произнёс какое-то заклинание.       — Но не советую, этот сломан, — проговорил он, когда, вновь открыв дверцу, скользнул взглядом по подпаленной материи.       Тут же все сложилось в одну картинку: выручай-комната, лавка Горбина, то, как Драко и Гринграсс без труда проникали из Мэнора в Хогвартс и обратно…       — Это ты его убил? — прошептала Гермиона, чувствуя, как при ее словах рука, гладившая волосы, замерла.       — Нет, — глухо прокатилось по ее сознанию, прежде чем она провалилась в сон.

***

      Неделя, проведённая в постели, казалась вечностью, ощущалась засасывающим в воронку пустоты лимбом между уже далеким «тогда» и страшным «дальше».       Непревзойдённые, самые дорогие зелья делали своё дело: с каждым днём ряды разноцветных пузырьков на столике редели, а вскоре вновь пришедший колдомедик отменил их все, вручив лишь косметическую мазь для шрамов. Отчаянно не хватало такой же для ссадин, оставленных на сердце. О, Гермиона с радостью бы залечила ноющие внутри рубцы!       Проснувшись однажды утром, она потянулась, удовлетворенно отмечая, что бок больше не болит. Во что бы то ни стало ей хотелось сменить удобные, просторные, но напоминавшие о болезни сорочки на ненавистное шерстяное платье. Причесаться, взглянуть на себя в зеркало и решить, что делать дальше.       Но тут щеки коснулось что-то мягкое.       В неверии распахнув глаза, Гермиона запустила пальцы в рыжую шёрстку, прижимая любимого питомца к груди. Невесть откуда взявшийся Живоглот заурчал, ластясь, и неосторожным движением хвоста смахнул оставленный кем-то на столике Пророк.       Промелькнувшая смутная тревога крепла с каждой минутой, и, придерживая кота одной рукой, Гермиона потянулась за упавшей газетой, чтобы между выверенных лживых строк увидеть то, что и должна была.       Министерство пало. Министр магии убит. Хогвартс захвачен Пожирателями.

***