About lost wolf

Как альфа Тэхен взрослеть не торопился. Отец заботился, чтобы тот рос сильным, выносливым, не трусом. Тэхён таким и рос, ходил на тренировки, был прилежным учеником, не халтурил. Рос хорошим воином, отец смотрел и гордился, пока ещё был в своём уме. Как бы то ни было, сыновей своих он любил, как умел. Тэхён не интересовался омегами. Вообще не понимал в чём разница между альфами и омегами. Вроде бы две ноги, две руки — такие же. Ну, слабее физически, и что с того — защищать, да не обижать. Тэхён не заглядывался по чужим дворам, на прислугу и их отпрысков. У него Чимин был на глазах, красивее омегу ещё поискать. И так было до тринадцати, пока однажды послы не приехали. Откуда-то издалека, с поклонами и подарками. Тканью красивой, неизвестными материалами, оружием, с которым в битву идти жалко — такое оно красивое. И омегами. Послушными, разодетыми в золото, шифон, ложившийся на молодые тела полупрозрачной вуалью. Вроде и не скрывает ничего, а толком не разглядеть. Все босые, на руках и ногах браслеты с камнями сверкают, волосы лоснятся, взгляд покорный из-под опущенных ресниц, густых и черных. Все, как на подбор, от красоты дух захватывало. Тэхён глаз оторвать не мог ни от гибких спин, ни от изящных рук, длинных шей и гладкой кожи. Те пахли так, что голова кружилась, и свербело внутри, что не усидеть на месте. — Они наложники, — шипел Чимин зло, откуда только знал о таком в своём возрасте. — Себе не принадлежат. У них нет выбора и жизни нет. Один альфа на всех, захочет — приласкает, не захочет — на улицу вышвырнет, как собаку старую. Или другому отдаст, подарит. Они, как вещи. Нельзя так, Тэхён. Тэхён согласен — так нельзя, но и согласен на любого из омег, которых послы привезли в подарок. Те двигаются в танце слаженно, грациозно, звенят браслетами, сверкают золотом. Гнутся, выгибаются. Манят, гипнотизируют. Любого дайте. Просто дайте дотронуться, скользнуть рукой под облачение, коснуться горячей влажной поясницы, голос услышать. На Тэхёна накатывало возбуждением, восхищением, жадностью, завистью и чем-то таким низменно звериным. От стыда горели уши, щеки, ладони. Скрывать такое он не умел, а взрослые смеялись, добродушно хлопали по плечу и говорили что-то о взрослении. И «наконец-то». Чимин обиделся с грохотом и злился на него ещё с неделю. Наверное, впервые, за всю их жизнь. Отказывался разговаривать, даже находиться в одном помещении. Намджун, уверял, что всё нормально, что так и должно быть. Альфы хотят омег. Отец просто не придал значения произошедшему. И лишь мать пыталась объяснить, что есть некоторые вещи, заложенные природой, и контролировать их можно, но только, если думать сердцем. Тэхён был маленьким и не понимал. Путался между желанием и совестью, возможностями, любопытством и чувством вины. Стал заглядываться по дворам, на прислугу и хорошеньких омег, заезжающих иногда в их края. Не те, что ему показали на празднике, но, если умыть и причесать некоторых, вполне сгодились бы. Тэхён пробует. Ему нравится, и он пробует ещё и ещё. Учится, разбирается, что к чему. В конечном счёте, понимает, что это всего лишь весело на какое-то время, и не так много усилий нужно на то, чтобы хорошо стало, да и на то, чтобы контролировать позывы. Больше не было стыдно, неловко тоже больше не бывало. Свой собственный гарем отец завёл скорее для статуса и для иллюзорного ощущения своей почитаемости. Жена его жалела и никогда не любила, так хоть с кем-то он мог представить, что его ждут, в нём нуждаются. Собирал самых красивых омег, не брезгуя тех забирать из семей насильно, женщин забирал и не скупился на вознаграждения тем, кто их привозил издалека. Когда послы вернулись по весне, то королю было чем похвастаться. Его гарем не уступал ни в красоте, ни в навыках. И когда ему подарили в знак почтения мальчишку, лет двенадцати, с красивыми тёмными глазами, лишь посмеялся. Осмотрел со всех сторон, как лошадь, и с лёгкой руки подарил сыну на забаву. — Красивый, — сказал тогда Тэхён, усмехаясь. Словно маленькая копия отца, мальчишку он осмотрел, дотронулся, да только наигрался уже вдоволь. — Тебе двенадцать. Зачем ты мне сдался? Вот подрастешь, научишься нужному, тогда и увидимся. И отослал с глаз долой. С тех пор мальчик явно подрос и научился нужному, Тэхён даже не сомневается. И вот вернулся, как и обещано. Красивый, словно не настоящий вовсе, взгляд такой же темный и вязкий. В нём, как в болоте, можно сгинуть. Спину держит прямо, почтенно, но готовый в любой момент кинуться выполнять желания. Лишь подзови. На секунду Тэхён поддаётся, на манкость, на грацию, на изящество. Звериным своим поддаётся. Но там во взгляде ни гордости, ни достоинства собственного. Это правильно, для таких, как этот мальчик, только так выжить и можно. — Ваше Величество, — шелестит до мурашек приятным голосом. Тэхён порывается поправить — Чонгук всё время путает, говоря «Высочество», но вовремя осекается. Конечно, этот этикету вымуштрован, как солдат кодексу. Тэхён коротко кивает в ответ, скользит взглядом по телу, отмечая, что в этот раз одежды больше. За окном наперебой щебечут птицы, серые грозовые облака ползут с западной стороны. Было бы неплохо, если пойдет дождь. Его не было давно, и земля, иссыхая, страдает. Это грозит урожаю, грозит животным, грозит людям. — Всё взаимосвязано, — так не вовремя думает Тэхён и подходит к окну. Он надеялся увидеть Чонгука, но того нет. Ни под окнами, ни за дверью Тэхён его не чувствует. Зато чувствует жасминовое масло, которым натирают кожу, чтобы она была гладкая, бархатистая. Это заставляет думать, от этого горят ладони, словно он уже прикоснулся. Тэхён сжимает пальцы, всё-таки гроза сейчас была бы очень кстати.