About lost wolf

Тэхёна от злости колотит и успокоиться не получается. Это очень выматывает, когда вот так. Зверь рвется наружу мстить, но Тэхён держится. Идет, иногда останавливается перетерпеть боль. Тело предательски готово подчиниться волку и нет-нет, да где-то да дергает попыткой перекинуться. Но Тэхён держится, вдыхает глубоко, считает про себя, ждет, когда боль утихнет и двигается дальше. Чонгук, к счастью, не прячется, не таится. Тэхёну бы привыкнуть, что с омегой ему повезло очень. Что характер там вспыльчивый, гордость, но рассудительности и здравого смысла куда больше. Чонгук часто понимает всё правильно и не делает трагедии там, где другой бы обязательно сделал. Но Тэхёну всё равно страшно. Ему все поверили, каждый на площади поверил, Тэхён сам поверил в то, что говорил. Отчасти сказанное правда: Тэхён его силой, и своим сделал не так уж и обоюдно, как хотелось бы. Они ведь это уже обсуждали. Очень размытая грань в их случае между насилием и выбором. Чонгук сидит под деревом далеко от границы деревни, на обрыве берега. Внизу шумят волны и елозят мелкие камушки да ракушки, в небе кричат чайки. Чонгук на фоне всего этого такой маленький, ссутулившийся. Бесконечно одинокий. Тэхён кружит у него за спиной, не решаясь подойти. Волк требует, чтобы он шел. Это его, он имеет право быть здесь. Сам же Тэхён… — Я не держу на тебя зла, — говорит Чонгук не оборачиваясь. — Ты его хотел обидеть, не меня. Тэхён выдыхает облегченно и сжимает кулаки. Подойти так и не решается. Волк рычит внутри зло, уже на него рычит. Тэхён его одергивает, шикает сквозь зубы. — Но обидел, верно? — спрашивает и замирает натянутой тетивой. Ноги ноют, в груди болит. Ему обидно за Чонгука, страшно за него. И хочется сказать: «потерпи немного, всё закончится». Чонгук жмет плечами неопределенно и молчит. Тэхён ломается под натиском вины, которой придавило, как только он свою омегу увидел там, в деревне на площади, что ноги не держат на слабых коленях. Он падает, цепляясь за мелкую высохшую траву, и сдается. Обращение болезненное, но пройдет быстро. Тэхён чувствует, как зверю не терпится, и держать его больше не может. Чонгук оборачивается и мажет по нему мутным взглядом. Качает головой. Омега всегда его осуждает, когда Тэхён позволяет злости брать верх над его поступками. Но не в этот раз. Чонгук поднимается со своего места, подходит и опускается на колени. Тэхён успевает увидеть сожаление, сочувствие. Осуждения — нет. Тэхён не умеет справляться с волком. Он сам боится зверя до смерти, потому что не контролирует. — Перестань, — говорит Чонгук и зарывается пальцами Тэхёну в волосы. Гладит, сжимает и пропускает пряди сквозь пальцы. Чонгук не просит, Чонгук требует. — В тебе нет необходимости, уходи. Уходи, я в безопасности, — говорит Чонгук и всё гладит по волосам. Тэхён не понимает. Омега его гонит — это объяснимо, но о какой безопасности может идти речь. Тэхён скулит беспомощно. Волчий язык не умеет говорить. А потом боль стихает. Ветер пробегает по голой коже, Чонгук целует его в лоб. И Тэхён понимает, едва не давясь слезами. Он не умеет справляться с волком, хоть и живет с ним всю жизнь в одном теле, а Чонгук — да. Омега не его — Тэхёна от себя гнал, а со зверем разговаривал. И тот нехотя слушается. Тэхён перебирается головой омеге на колени, и тот гладит его по лицу. Водит осторожно пальцами по щекам, скулам, стирает следы от слез. Тэхёну за них стыдно, что из него за альфа такой, если от боли ревёт, но Чонгук никому никогда не расскажет, а перед ним Тэхён не привык притворяться. Он живой, ему больно, это нормально. Этому его сам Чонгук и учил. — Я так на тебя злюсь, — шепчет Тэхён. — За то, что не сказал ничего, за то, что ушел один. Ты ведь знал, что так может быть. Пальцы Чонгука замирают около губ, выжидают и скользят вниз к подбородку. Это не ласка, его больше никто не успокаивает, но Тэхён всё равно подставляется. — Я делал тебе больно? — спрашивает. Чонгук задумывается и пожимает плечами, целует Тэхена смазано в лоб и выпрямляется. Смотреть на него на фоне ясного неба практически больно. — Я не помню, — говорит. — Откровенной боли, кроме ранения, я не помню. Многое забылось, Тэхён. Многое изменилось. Тэхён сглатывает вязкую слюну. Тело такое тяжелое, уставшее и ощущается своим собственным. Тэхён наконец его контролирует. Он перехватывает омегу за запястье, отводит руку в сторону от своего лица и поднимается, чтобы сесть. А вот руку Чонгука не отпускает, гладит неосознанно большим пальцем по запястью. Омега ловит его взгляд и качает головой, вот теперь осуждает. Тэхён читает это по поджатым губам, по вздернутым вверх бровям. — Вероятно, пришло время обсудить мои страхи, — говорит Чонгук. — И почему я хотел быть здесь один. Чонгук чешет шею и переводит взгляд к морю. — Мы не можем ничего изменить, и у меня был выбор либо принять тебя, либо уйти. Война не могла не оставить отпечаток на наших поступках, действиях, мыслях, и это, ну… не наша вина. Я выбрал принять то, что произошло. Мы не лучшим образом познакомились, но в целом, — Чонгук ведет плечами, словно ему зябко, улыбается уголком губ. Совсем немного, но Тэхён улыбается в ответ, потому что в целом — им вместе хорошо. — Выбрал меня? — Тэхён подаётся вперёд, прижимается лбом ко лбу омеги, цепляет пальцами за затылок, чтобы не отстранился. Чонгук морщит нос, но вырываться даже не думает, как и отвечать. Тэхён знает, ответ же очевиден, омега здесь, с ним, и всё это время с ним был, так какие могут быть варианты. Но Тэхёну важно услышать, чтобы тот сам сказал, признался. Ну, пожалуйста. Чонгук молчит упрямо, но сдается. Бодает не сильно Тэхёна лбом и говорит уверенное: «выбрал тебя». — Мои кошмары, — Чонгук отстраняется, отсаживается подальше, сцепляет пальцы в замок и немного кривится. Тэхён двигается ближе, но не лезет. — В моих кошмарах я главное зло. — Что за глупость? — Мне часто кажется, что я их предал. Первым предал всех их, — говорит Чонгук, кивая в сторону деревни. — Ты не выбирал где родиться, не выбирал отца, не решал за него развязывать эту войну. Ты не злой, не садист, ты жил по правилам, по которым тебя растили. Я всё понимаю, Тэхён. Я выбрал тебя, да. И это меня гложет. Чонгук облизывается и опускает голову. — Я выбрал тебя с такой уверенностью и легкостью, словно всё остальное не имело значения. Но как оно могло не иметь? Оно было, этого не вычеркнешь. Я верю тебе, но именно эта вера меня и пугает. Я их всех предал, выбрав тебя без боя. Я сдался тебе, — Чонгук пожимает плечами, — просто сдался. Я не хотел бороться, я хотел спокойствия. Правильно ли это? Так уж ли они не правы, обвиняя меня в бесчестии? Тэхён молчит и переводит взгляд на море. Он никогда не видел такого количества воды — бесконечная синяя гладь. Беспокойная, пугающая. Чонгук укладывает свою голову ему на плечо. — Я принял вызов, — говорит Тэхён спустя еще пару минут молчания. Чонгук вздрагивает, выпрямляется и цепляется Тэхёну в плечи мертвой хваткой, разворачивая к себе лицом. — Не смей, — шепчет, захлебываясь. — Нет. — Чонгук. — Оно того не стоит. — Ты стоишь, - отрезает Тэхен. - Это твоя семья, твой дом, и если им это нужно, чтобы они успокоились, то я согласен… — Умереть? — перебивает Чонгук дрогнувшим голосом. Чонгук смаргивает слёзы, опускает голову и качает ей, поджав губы. — Ты мой дом. А в этом позор смывается кровью. Не нужно этого делать. Чонгук тянет свои руки к себе и отворачивается. У Тэхёна внутри все немеет. Они женаты. Перед лицом предков друг другу клялись, но на Чонгуке нет метки, и в этом месте все это видели, все чувствовали. Нет никакого позора, но в этом месте Чонгук для всех и навсегда останется блудливым омегой, которого и на порог не пустят. — Нет, — Чонгук дергается и поворачивается. Тэхён не хочет на это смотреть, но заставляет себя посмотреть в ответ. — Они тебя бросили мне на растерзание, я так не сделаю. Я буду тебя защищать. Это важно. — У него дети. Это все имело значение лишь потому, что с войны он привел двух маленьких сирот. Они просто хотели остаться здесь, чтобы им дали жить спокойно. Он бы позволил мне сбежать, когда появилась бы возможность. А теперь, кто из вас должен погибнуть? Мой отец или ты?