About lost wolf

Чонгука Тэхён находит там же, где и оставил. На том же месте, в той же позе. Омега стоит на краю обрыва, смотрит вдаль, где вода и небо смыкаются в одну линию, обнимает себя за плечи и выглядит очень одиноким. С одной стороны — ничего не изменилось, Тэхён словно просто отходил на секунду, с другой — не было его слишком долго, раз Чонгука успело окутать такой дымкой одиночества. Как углы заброшенного дома паутиной. На самом деле — всё это лишь кажется. Тэхён улыбается немного, пока идет ближе, а ветер треплет край его накидки, раздувая за спиной в парус. Чонгук мог нервничать, переживать — для этого у него множество поводов, а вот для одиночества нет ни одного. У него есть сестра, есть Чимин, мама, которой Тэхён поделился, половина прислуги в замке. Чонгука любит столько людей, и ко всем Тэхён ревнует, со всеми готов соперничать. У Чонгука даже есть волк. Море очень волнуется. Плюётся пеной, закручивает огромные волны и рушит их на берег с такой силой, что камни стонут. Все чайки попрятались, а где-то далеко-далеко сверкают молнии. Чонгук пахнет солью и немного водорослями, он не вздрагивает, не отстраняется, когда Тэхён обнимает его со спины и тычется губами в затылок. — Никто не умер, — сообщает Тэхён и прижимается крепче. Его накрывает бесконечной усталостью. Он упирается подбородком омеге в плечо, чтобы тоже посмотреть на линию горизонта. У него глаза закрываются. Чонгук немного подаётся назад и бодает его макушкой по щеке. — Я знаю, — говорит так тихо, что слова съедаются шумом накатившей на берег волны. Тэхён не удивляется и больше ничего не отвечает. У него внутри штиль, пусто, тихо, наконец, спокойно. Зверь молчит — успокоился, ни сомнений, ни терзаний — совсем ничего. — Ты бы не убил его, — говорит Чонгук после минуты молчания и кивает сам себе для убеждения. Улыбается вдруг. — У тебя милосердное сердце. Я тебя потому и выбрал. Ну, не только поэтому конечно. Тэхён прикрывает глаза, делает пару глубоких вдохов. Тот факт, что Чонгук знал — в нём никак не откликается. Чонгук дышит под его ладонями, ему наконец тоже спокойно. Легко. — Разобрались? — спрашивает Тэхён тихо. Омега согласно кивает — разобрались. Нет больше никаких сомнений, метаний, вины, угрызений совести. Всё правильно. Всё хорошо. Спать Тэхён устраивается на песке, под деревом, головой на коленях Чонгука. — Спи, — говорит Чонгук, лениво перебирая его волосы. Тэхён засыпает почти мгновенно, но мягкий поцелуй в щеку поймать еще успевает.

***

Тэхёну снится детство. Они с Чимином даже ходить толком не умеют, только топтаться, да плюхаться смешно на землю. Отец счастлив. Улыбается, смеётся, любуется. Он их любил. Тэхён помнит, Чимин тоже помнит на самом деле. Жаль, что Чонгук его таким не застал. Тэхён улыбается во сне и в пограничном состоянии сна ловит шелестящее «я так тебя люблю». А утром жмурится от солнца, сидя на ступеньке рыбацкого домика, и чертит на земле глупые картинки, вырисовывая их сухой веткой. Девчонка крадется тихо, но Тэхён ловит краем глаза движение тени. Он выжидает момент, позволяет подойти ближе, заглянуть через плечо, и только потом поворачивается. Девчонка не кричит, как ни странно. И почти не боится, ей любопытно, но видимо строго-настрого запретили подходить. Она тоже щурится, морща веснушчатый нос. — А я не люблю рисовать, — говорит вдруг она, цепляясь за подол платья. Голос у неё по-детски высокий и резкий, с провалом на некоторых звуках. — Я тоже, — признается Тэхён. — Просто мне скучно. Она кивает и уходит. На самом деле просто обходит дом вокруг, подходит с другой стороны, но уже с очень серьёзным лицом. Тэхён смеётся, откладывая палку, вытирает руки о брюки и поднимается на ноги для приветствия, как его учили — по-королевски почтенно, с уважением, но все-таки с напускной привилегированностью. Девочка на это очень теряется. Она отходит назад и снова цепляется за подол платья. — Кажется у Вас ко мне разговор, — Тэхён старается, чтобы голос звучал мягче, но он всё равно басовитый и хорошо поставлен. Для правителя это важно — быть услышанным, но при этом никого не перекрикивать. Голос короля должен уметь быть всегда поверх прочих, нести разборчивую, спокойную речь. Доносить до людей важное. Тэхёна голосом наградила природа, но ребёнок вряд ли в таком хорошо разбирается. Девочка неловко переступает с ноги на ногу, но детское любопытство берёт своё. Она подходит на пару шагов ближе, наклоняет голову к плечу и спрашивает тихо, будто боясь, что кто-то услышит. — А ты правда король? Вот прямо настоящий? — Правда, — Тэхён кивает для убедительности пару раз, — даже корона есть. — О, — девчонка тянет пораженно и подходит ещё ближе. — Ты накажешь папу, да? И смотрит на Тэхёна во все глаза. Они у неё непонятного болотного цвета, блестят, но не ожиданием ответа. Она уже словно знает — сказали, наверное. Может и пришла для того, чтобы просить. — За что мне его наказывать? — спокойно спрашивает Тэхён и снова берёт в руки палку. — Я не собирался. — Папа сказал. Сказал, что ты на него очень разозлился. — Разозлился, — Тэхён пожимает плечами и улыбается, вскидывая взгляд. Палка в его руках останавливается. — На Чонгука я тоже злюсь очень. — Меня всегда наказывают, когда я делаю что-то плохое. Они взрослые, могут себе позволить. А ты вообще всех можешь наказать, — девчонка расставляет руки широко, и Тэхен фыркает, не сдержавшись. Смеётся он от души, до слез и уставших щек. Девочка смотрит на него подозрительно, не понимает — маленькая еще, но на всякий случай улыбается осторожно. — Могу всех. Но за что именно их наказывать? Моя злость — не повод обижать кого-то. Они сделали что-то плохое? Тэхёну вдруг неудержимо хочется взять девочку на руки, ну или хотя бы просто дотронуться. Посадить около себя, погладить по голове, чтобы она — маленькая такая, тёплая, яркая в своём синем платье, прижалась и слушала его истории, смеялась над ним или с ним вместе, засыпала на его коленях, прибегала к нему искать защиты, жаловаться, когда больно и делиться всем, когда счастлива. Тэхён до отчаяния хочет своего ребенка. — Папа говорил, что виноват. Он позволил обидеть своего сына. Два раза. Папа плакал вчера. — Взрослая жизнь, — Тэхен пожимает плечами. — Кажется, что ты всё знаешь, но на деле только притворяешься, что знаешь. Я не стану его наказывать. Он рассказывает еще что-то, прислонившись головой к перилам, смотрит, как девочка танцует в солнечных лучах, и украдкой смахивает слезы, которые появляются внезапно. Чонгук кладет свои ладони Тэхёну на голову, гладит. Тэхен перехватывает его за запястье, тянет к себе и целует в ладонь. — Извини меня, - просит омега. — Ммм, — тянет Тэхен, — теперь ты у меня просишь прощения. Как забавно. За что, позволь узнать? — Что рисковал. Рисковал своей жизнью. Тэхен кивает - согласен абсолютно. За это стоило извиниться. — Очень на тебя злюсь, - говорит он, - не делай так больше. Чонгук ластится, даже подлизывается. Тэхен старается не думать о том, что могло случиться, не приди он, и позволяет Чонгуку себя уболтать. Они уходят до обеда, Чонгук рассказывает о море, ураганах и дельфинах. Тэхен слушает, ему море понравилось — красивое зрелище, но чайки надоедливы, а волнующая вода пугает. Тэхен любит сушу. Любит лес, траву, уханье филинов, шуршание мышей, тихую поступь диких котов. В лесу есть еда, пресная вода, в лесу можно найти убежище, найти жилье. В море же лишь гибель. Тэхен снова слышит их первым: топот копыт и голоса. — Нагулялись, надеюсь? — Юнги спешивается с лошади и морщится. Как любой волк он предпочитает стоять ногами на земле, но иногда уступает принципам. Когда дело срочное. Тэхен дергается, что с Чимином что-то, с детьми, но черта с два Юнги самолично бы сюда примчался в таком случае. — Намджун? — Стоит поторопиться, — говорит Юнги. — Хотя всё уже закончилось.