Два дня спустя.
Меня разбудил голос Ханя: — Бен Бэкхен, поднимай задницу с кровати и беги спасать свой средний балл! Боже мой, ну нельзя же так забивать на учебу из-за парней! Ты потом все это не расхлебаешь! Я негодующе хмыкнул в одеяло и только потом высунул голову: — А кто тут забил на учебу? Хань минуту назад вышел из душа и и грозно стоял надо мной, замотанный в полотенце: — Ха-ха! Очень смешно. Вставай. Я фыркнул, продолжая лежать: — У меня со всеми предметами все в порядке. Могу я хоть один завалить? Лу разинул рот: — Ты сам себя слышишь? Я себя слышал. Моя трусость бесила меня не меньше, чем друга. А может быть, даже больше. Но я и думать не мог о том, чтобы трижды в неделю по часу отсиживать рядом с Ифанем. Я не знал, как он собирался пользоваться своим новым статусом свободного мужчины: с кем флиртовать, кого клеить. В любом случае смотреть на это не хотелось. От одних только мыслей становилось паршиво. И зачем я записался на тот же курс, что и он? В начале семестра он спросил меня, почему я решил ходить на экономику. Ведь я получаю музыкальное образование, и это для меня необязательный предмет. А вдруг Ву уже тогда чувствовал, что нашим отношениям скоро придет конец? Или даже знал? — Не могу я. — Еще как можешь! — Хань стянул с меня одеяло. — Теперь вставай и иди в душ. Если я из-за тебя опоздаю на французский, месье Бидо замучает меня своим passe compose*. Я и в английских прошедших временах не силен, а уж en francais**, да еще в такую рань, я вообще двух слов не свяжу. Я подошел к аудитории ровно в девять. Ифань наверняка был уже там, ведь он никогда не опаздывал. Лекции по экономике проходили в большом зале, где парты располагались веером. Я шмыгнул в заднюю дверь, сразу же заметив Ву в середине шестого ряда. Место возле него, мое место, было свободно. Доктор Чжан еще на втором занятии записал, кто где должен сидеть, чтобы он мог сразу видеть, кого нет (посещаемость учитывалась при выставлении зачета). «Придется к нему подойти и объяснить, что я хочу пересесть», — подумал я. Оглядев аудиторию, я увидел два свободных места сзади. Одно в четвертом ряду от конца, между парнем, который спал, подперев щеку рукой, и девчонкой, которая пила что-то из большущего стакана и непрерывно болтала с соседкой. Другое — в самом верху, рядом с молодым человеком, рисовавшим что-то на полях учебника. Я остановился на втором варианте. Профессор вошел в аудиторию, и «художник» поднял голову. Я замер: это был тот самый парень, что спас меня два дня назад. Если бы я не застыл на месте, я бы развернулся и выбежал из помещения. Меня с головой накрыли воспоминания о том ужасном вечере: беспомощность, страх, унижение. Придя к себе в комнату, я свернулся клубком на кровати и всю ночь проплакал. Я облегченно вздохнул, когда Хань написал мне, что останется у Сехуна. На следующий день я решил не рассказывать ему о произошедшем: во-первых, я не хотел, чтобы он чувствовал себя виноватым, потому что это он попросил меня пойти на вечеринку, а потом позволил мне уйти одному, а во-вторых, хотелось поскорее это забыть. — Если все сядут за свои места, то мы начнем. Услышав голос профессора, я вышел из ступора. Все, кроме меня, сидели. Я бросился к свободному месту между болтушкой и соней. Когда я плюхнулся на прикрученный к полу стул, девушка на секунду обернулась и продолжила свой рассказ о том, где, с кем и до какого состояния она напилась в прошедшие выходные, а парень только приоткрыл заспанные глаза и даже не пошевелился. — Здесь не занято? — шепотом спросил я. Он покачал головой и пробормотал: — Было занято. Но она давно не ходит. Видно, бросила. Немного успокоившись, я достал из сумки тетрадь. На Ифаня я старался не смотреть, но при таком расположении парт это было довольно трудно. Стоило ему пошевелиться, его тщательно уложенные светло-русые волосы и выглаженная рубашка, так хорошо мне знакомая, сразу же притягивали к себе взгляд. Эта ткань в зеленую клетку очень шла к его карим глазам. Мы с ним были знакомы с девятого класса. Я видел, как он постепенно превращался из пацана в шортах и кедах в молодого человека с глянцевой обложки, который отдает свои идеально подогнанные вещи гладить в прачечную и следит за тем, чтобы его обувь всегда блестела. Фигура у него была безупречная, и даже преподавательницы нередко оборачивались ему вслед, а потом быстро отводили взгляд, как от запретного плода. В старшей школе мы вместе ходили на английский. Фань заметил меня на первом же уроке: перед тем как сесть, улыбнулся и предложил заниматься в его группе. Потом спросил про мои планы на выходные, а вскоре и сам стал частью этих планов. Он ухаживал за мной без робости, не сомневаясь в успехе. Как староста нашего класса, Ифань старался со всеми дружить: он придавал большое значение тому, чтобы всем нравиться. Это был один из лучших учеников, спортсмен — гордость школьной баскетбольной команды, звезда дискуссионного клуба — в споре он всегда находил веские доводы, которые помогали ему победить. Со мной Ву был терпелив и внимателен, не форсировал события, никогда не забывал про мой день рождения или годовщину нашего знакомства. Я даже не сомневался в том, что у нас все серьезно. Когда мы начали открыто встречаться, он переименовал меня в Бэкки, и все это подхватили. Даже я сам стал так себя называть. «Меня зовут Бэкки», — говорил всегда я при знакомстве. В политику Ифань пошел из-за родителей. Они вечно ссорились друг с другом и были помешаны на политике. Прошло три года с тех пор, как я перестал быть просто Бэкхеном. Теперь я старался отвоевать свое прежнее имя — частичку себя, которой я когда-то пожертвовал ради Фаня. Я поступился не только этим, но и другими, более важными вещами. Просто это было единственное, что я мог вернуть.***
Итак, две недели я пропускал занятия, а теперь пришел и потратил пятьдесят минут лекции на то, чтобы не позволять себе смотреть на Ифаня. Вялые мозги не слушались. Когда прозвенел звонок, я понял, что не много усвоила из рассказа профессора. По пути в кабинет доктора Хеллера я усиленно соображал, как же уговорить его дать мне возможность наверстать упущенное. До этого момента мне было наплевать, сдам я экономику или нет. И вот теперь я испугался: я ведь еще ни разу не заваливал ни одного предмета, а сейчас все к этому шло. Если я получу «F»***, эта оценка останется у меня в дипломе на всю жизнь. Что я скажу родителям и куратору? — Что ж, мистер Бен, — достав из дипломата учебник и кипу листов, доктор Чжан принялся ходить по аудитории так, будто меня рядом не было, — изложите ваши обстоятельства. Я прочистил горло: — Обстоятельства? Он устало посмотрел на меня поверх очков: — Вы отсутствовали две недели подряд, пропустили промежуточную аттестацию, и сегодня вас тоже не было. Надо полагать, сейчас вы пришли ко мне, потому что все-таки хотите сдать макроэкономику. Слушаю вас, затаив дыхание, — тут он вздохнул и поставил учебник на полку. — Мне кажется, что я уже слышал обо всех мыслимых и немыслимых причинах студенческих прогулов, но, может быть, вам все-таки удастся меня удивить? Попробуйте! Только у меня мало времени, и у вас, наверное, тоже. Я сглотнул: — Сегодня я был. Просто сидел не на своем месте. Он кивнул: — Хорошо. Поскольку вы подошли ко мне в конце лекции, я вам поверю. Один пропуск зачеркнем: четверть балла ваша. Но все равно у вас остается шесть пропущенных занятий и ноль баллов по результатам аттестации. Боже мой! В этот момент из меня будто вытащили пробку — и наружу полились бессвязные извинения и оправдания: — Меня бросил любимый, а он тоже к вам ходит, и я даже видеть его не могу, не то что с ним рядом сидеть… Господи, я пропустил аттестацию! Я могу все завалить! Но ведь я никогда еще не проваливался! После этого монолога из глаз у меня брызнули слезы — как будто специально, чтобы добить профессора. Я прикусил губу, потому что боялся зареветь в голос, и уставился в стол, стараясь не видеть презрительного выражения, которое, как мне казалось, должно было появиться на лице доктора Чжана. Вдруг в поле моего зрения замаячила салфетка и я услышала вздох. — Считайте, что вам повезло, мистер Бен, — я взял салфетку и промокнул ею влажные щеки, настороженно глядя на профессора. — Видите ли, у меня дочь немного моложе вас. С ней недавно тоже произошла неприятность, и умненькая девочка, круглая отличница, превратилась в жалкий комок нервов, который только плачет, спит и снова плачет. Это продолжалось недели две, а потом дочка пришла в себя и сказала, что ни один мальчик больше не помешает ей учиться. Так и быть, я дам вам шанс. Один-единственный. Если вы им не воспользуетесь, тогда в конце семестра получите то, что заслужили. Мы друг друга поняли? — я кивнула и снова прослезилась. — Хорошо, — профессор неловко заерзал и протянул мне еще одну салфетку. — Ради бога, не надо! Своей дочке я сказал: «Парни не стоят того, чтобы так убиваться». Уж я-то знаю, сам был одним из них но… что говорить вам? — он прочистил горло. — Хм, ладно, — профессор нацарапал что-то на клочке бумаги и протянул его мне. — Вот электронный адрес моего ассистента Пак Чанеля. Вы наверняка никогда не были на дополнительных семинарах, которые он проводит. Вам стоит сходить. Без индивидуальных занятий, конечно, тоже не обойтись. Три года назад Чанель был моим лучшим студентом и с тех пор помогает мне. Я объясню ему, какой проект вы должны будете подготовить под его руководством, чтобы исправить свою оценку. Я поблагодарил профессора, в очередной раз всхлипнув. Ему, наверное, было до смерти неловко. — Пожалуйста, пожалуйста, — он вытащил план размещения студентов в аудитории. — Покажите, где вы, начиная с сегодняшнего дня, будете сидеть, чтобы я мог за каждое посещение начислять вам четверть балла. Я показал. Профессор вписал мое имя в квадратик. «Ну что ж, — подумал я, — еще не все потеряно. Осталось только связаться с этим Чанелем и выполнить задание. Но это, похоже, будет нелегко».***
В кафетерий «Старбакс», который находился в здании студенческого центра, выстроилась невероятно длинная очередь. За пределами кампуса, через дорогу, было еще одно кафе, но шел дождь, и мне не хотелось мокнуть. Да к тому же в той кафешке я, скорее всего, встретил бы Ифаня: мы с ним почти каждый день ходили туда на большой перемене, потому что он принципиально игнорировал сетевые гиганты вроде «Старбакса», даже если там продавали действительно хороший кофе, предпочитая уютные маленькие заведения. — Я точно опоздаю на занятие, если и дальше буду здесь торчать! — раздраженно проворчал Хань, высовываясь из очереди, чтобы посмотреть, сколько студентов осталось перед нами. — Девять человек! Девять! И еще пятеро ждут свой кофе. Да кто они все такие? Парень, стоявший впереди, сердито оглянулся. Лу ответил ему не более дружелюбной гримасой, а я поджал губы, чтобы не прыснуть со смеху: — Может, такие же кофеиновые маньяки, как мы с тобой? — Уф! — фыркнул он и вдруг схватил меня за руку. — О, чуть не забыл, слышал что случилось с Тао в субботу вечером? У меня ёкнуло в груди. Ночь, о которой я так хотел забыть, не переставала напоминать о себе. Я мотнул головой. — На Тао напали на парковке за общагой. Двое парней пытались отнять у него кошелек. Скорее всего, это были бродяги. У них, паразитов, ничего не вышло, но избили они его здорово. Черт-те что творится у нас в кампусе, в самом центре города! Но знаешь, — Хань придвинулся ко мне ближе, — по-моему, теперь, с расквашенной физиономией, Тао смотрится даже еще сексуальнее. Мне было противно молча стоять и с притворным интересом слушать это вранье, вместо того чтобы выложить, как все было на самом деле. — Ну ладно. Пойду выпью баночку энергетика, чтобы не вырубиться на политологии. Опаздывать нельзя, будет тест. Увидимся вечером, — сказав это, Хань приобнял меня и убежал. Я продолжал двигаться к кассе, в тысячный раз прокручивая в памяти события субботнего вечера. Мне все никак не удавалось отделаться от унизительного ощущения собственной беспомощности. Да, такие парни, как Тао, сильнее меня — это я всегда знал. Ифань часто брал меня в охапку, а один раз даже перекинул через плечо и так побежал вверх по лестнице, а я висел вниз головой у него за спиной и смеялся. Он легко открывал банки, которые я открыть не мог, и двигал мебель, которую мне было не сдвинуть. Я ощущал его превосходство в силе, когда он обнимал меня и мои руки ложились на его. Две недели назад он нанес мне удар в самое сердце. Ни разу до этого я не чувствовал такой боли, такой пустоты. И все-таки Ифань никогда не использовал против меня свою физическую мощь. Этим пакостным ощущением я обязан Цзытао — парню, которого все считали сексуальным, так что у него никогда не было проблем с партнерами на ночь. Парню, который раньше и виду не показывал, будто может хотя бы пальцем меня тронуть: я для него был только парой Ифаня. Может, во всем виноват алкоголь? Хотя вряд ли. Спиртное помогает избавиться от внешних ограничений, но не вызывает тяги к насилию, если она не свойственна человеку сама по себе. — Следующий! Опомнившись, я стал оглядывать прилавок, перед тем как заказать то, что обычно брал, и тут вдруг снова увидела перед собой лицо молодого человека из той самой субботней ночи. Утром на экономике я не захотел сесть рядом с ним. И вот опять стою с разинутым ртом, ничего не говоря. Опять накатили прежние эмоции. Щеки загорелись, когда я подумал, в каком положении этот парень застал меня, прежде чем вмешаться, и каким дураком, наверное, был я в его глазах. Но в тот вечер он сказал, что я ни в чем не виноват, и обратился ко мне по имени. По моему настоящему имени. Какую-то долю секунды я надеялся, что молодой человек меня не узнает. Напрасно. Я посмотрел в его проницательные глаза и понял, что он все прекрасно помнит. В мельчайших подробностях. Я опять вспыхнул. — Будете что-нибудь заказывать? Этот вопрос вывел меня из задумчивости. Голос парня был спокойным, но я чувствовал нетерпение выстроившейся за спиной очереди. — Гранд-американо, пожалуйста. Я пробормотал это так невнятно, что даже удивился, когда молодой человек, не переспрашивая, пометил чашку и передал ее своей напарнице. Тут я обратил внимание, что вокруг костяшек его левой руки в два или три слоя намотан бинт. Я подал карту, и парень пробил мой кофе. — Как дела? Все в порядке? На первый взгляд это был совершенно дежурный вопрос, но нам двоим виделся в нем скрытый смысл. Молодой человек провел моей карточкой по кассовому терминалу. — Да, все нормально — на костяшках у него была просто ссадина, ничего страшного. Когда он возвращал мне карточку с чеком, его пальцы слегка коснулись моих, и я отдернул руку. — С-спасибо. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, но ничего больше не сказал. — Мне двойной карамельный макиато с обезжиренным молоком, без сливок! — нетерпеливо выкрикнула какая-то девушка из-за моего плеча. Она не дотронулась до меня, но подошла почти вплотную, и от этого мне стало неуютно. Когда парень перевел на нее взгляд, на его лице отразилось едва заметное раздражение. Он резко назвал ей сумму, помечая стакан, а потом, перед тем как я отошел, еще раз быстро взглянул в мою сторону. Не знаю, смотрел ли он на меня потом. Я ждал свою порцию в другом конце бара, а получив ее, торопливо вышел, вместо того чтобы, как обычно, налить в кофе молока и высыпать три пакетика сахара. По экономике нам читали обзорные лекции, и ходило на них человек двести. По идее это было не так уж трудно — шесть оставшихся недель осеннего семестра не встречаться глазами всего лишь с двумя людьми из этой толпы.