The only world I've ever known sleeps beneath the waves
Хаос ядовитым дымом поднимается в траурно-чёрное небо, разгорается где-то снаружи, за окнами, за скрытыми поворотами и замкнутым кольцом задыхающихся небоскрёбов, а внутри, в стенах здания Бюро — зарёванные сирены и эхо перекликающихся голосов. — Как думаешь, на этот раз всё рухнет? — спрашивает Акааши, смотрит вслед пронёсшемуся в тревожных огнях вертолёту и затягивается. — Это не переворот, — покачивает головой Ойкава, отпивая из кружки кофе. — Просто очередное разоблачение лживой утопии. Досадная оплошность, которую едут исправлять наши ребята. — Использовать полицию в качестве живого щита — дерьмовая стратегия, если честно. — Никто не в восторге, ты и сам знаешь. Между ними отмалчивается стажёр Кагеяма, задумчиво потягивает молоко из трубочки, суровым взглядом окидывает воспалившийся за окном город и выдаёт: — В воздухе вот-вот запахнет кровью. Кейджи и Тоору смотрят на него в немом шоке и испуганно переглядываются. — Ну тебя в задницу, Тобио-чан! — взмаливается Ойкава. — Не нагнетай вот только! К ним подлетает Суга, как никогда мрачный, докуривает и попутно накидывает куртку. — С нашими поеду, — объясняет он, туша сигарету о дно пепельницы в руке Акааши. — Так уже ведь выезжают врачи на места происшествия? — удивляется Ойкава. — Скорая в первую очередь будет помогать гражданским, а на наших им плевать будет, если что-то случится, тем более на исполнителей. Ойкава с Акааши провожают Сугу молчаливыми и понимающими взглядами. Кагеяма допивает молоко, растерянно вертится с пустой коробкой в руке, отдаёт её в руки Ойкаве, что-то неразборчиво бурчит на прощание и бежит догонять Сугу. Тоору опускает глаза, с щемящей тоской смотрит на оставленную Кагеямой коробочку. — Если это дитё вернётся, мы с Ива-чаном его усыновим. — Все вернутся, — поправляет Акааши и оборачивается на подошедшего Кенму. Кенма замирает напротив окна неподвижной статуей, неотрывно смотрит на тонущий в дыму и сигналах тревоги город. — У бунтующих есть огнестрельное оружие, — говорит он едва слышно. Между аналитиками повисает тревожное молчание, и остаётся лишь смотреть из окна, как одна за другой отъезжают от здания Бюро истерично мигающие полицейские машины. Город полыхает подожжёнными машинами и магазинами с разбитыми витринами. Разнесённые рекламные экраны продолжают в искажённом изображении прокручивать ролики Министерства Благосостояния, и хочется рассмеяться, да только горло режет от едкого дыма горящих покрышек. Толпы людей в нимбах, вооружённых битами и ножами, расползаются по разгромленным улицам — непреувеличенное безумство, зашкаливающая жестокость и отсутствие последних остатков рассудка и страха быть наказанными. — Кто вообще придумал название “нимбы”? — поражается Сугавара, привалившись к окну машины. — В каком месте эти неадекваты могут считаться ангелами? — Они называют себя благословенными посланниками и освободителями, сумевшими вырваться из подчинения бездушной системе, — цитирует Шимизу, пролистывая комментарии в соцсетях. — А этих ребят неплохо так вставляет, может, и мне эту хрень на голову попробовать нацепить? — усмехается Суга и присвистывает, впечатлённый видом подорванного уличного сканера. Дайчи чертыхается и тормозит машину перед толпой. — Говорит Бюро Общественной Безопасности! — объявляет он по громкой связи. — Немедленно прекратите насилие, сложите руки за голову и лягте на землю! Нечитаемая доминаторами толпа продолжает надвигаться прямо на машину, и Дайчи достаёт припасённую электромагнитную гранату. — По-хорошему не получится, — цедит он сквозь зубы и швыряет гранату в толпу. Электромагнитный импульс выводит из строя нимбы оказавшихся на участке людей, превращая их в обычный кусок металла, и преступники падают на колени, предстают теперь перед Сивиллой во всей красе своих накопившихся цифр. — Как на ладони, — улыбается Суга, наблюдая за беспорядками с заднего сидения, словно за театральной постановкой. Дайчи и Киёко выходят из машины и расправляются с преступниками с помощью доминаторов. Подъехавшие дроны оцепляют разбросанные по земле парализованные тела, и Дайчи с Киёко возвращаются в машину, продолжая патрулирование района. Шимизу проверяет общий канал связи, чтобы узнать, как обстоят дела у остальных, когда с улицы доносится автоматная очередь. — Серьёзно? — возмущается Суга и подскакивает, когда выстрелом задевает машину. — Вашу мать! Савамура выворачивает руль, выводя машину из-под обстрела, пока Киёко с Сугой из окон бросают в толпу последние две оставшиеся гранаты. Преступников с вышедшими из строя нимбами окружают дроны и усыпляют парализаторами. — Дайчи, пригнись! — орёт Суга, когда встречный обстрел приходится на лобовое стекло, но Савамура уже успевает попасть под одну из пуль. Машину резко заносит, и Шимизу тянется перехватить руль, но не успевает, и машина на всей скорости врезается в фонарный столб. - — Этот усыпляющий газ никчёмный на них не действует! — ругается Яку и кидается навстречу движущейся толпе. — Пошло оно всё, доставай гранаты! — Но тут же сканеры и городская техника! — напоминает Лев, догоняя инспектора. — К херам грёбанные сканеры, Лев, кидай гранату и не беси меня! Хайба замахивается и бросает гранату, обличая преступников. Яку поочерёдно направляет на них доминатор, считывает с большинства отметки больше трёхсот. — Ну что, уроды, мамочка вернулась и прервала вечеринку? — ухмыляется он и начинает расстрел. Лев подбегает прикрыть и подключается к стрельбе, держится рядом и успевать бросать восхищённые взгляды. — Ты порой такой дикий, что даже не верится, что ты инспектор, — признаётся он, заметив в глазах Мориске шальной блеск. — Арестуешь меня, если однажды придётся, — смеётся Яку и прикрывает глаза от брызнувшей в лицо чужой крови. - — Кьётани, твою ж! — шипит Яхаба, пригибая голову исполнителя, чтобы спрятался за машину и не лез под пули. Кьётани рычит, приседает и подставляет ладонь. Шигеру отдаёт ему последнюю гранату, а сам оборачивается с нацеленным доминатором к бунтующим без нимбов. — Эти-то куда лезут? — вскрикивает он поражённо, открывая огонь, и прикрывает голову, когда рядом взрывается рекламный щит. Кьётани, расправившись со своей толпой, наклоняется к Яхабе проверить его на наличие ранений. — У тебя кровь, — хмурится он, осторожно касаясь кровоточащего пореза на щеке. — А у самого-то, — фыркает Шигеру, кивнув на руку исполнителя, задетую обломком разлетевшегося щита. Где-то неподалёку в потоке стрельбы раздаётся визг тормозов, и Яхаба вытягивает голову, пытаясь в дыму разглядеть, что произошло. Он велит Кьётани подняться и вместе с ним бежит в сторону аварии, и их взорам предстаёт разбитая полицейская машина третьего отдела. — Чёрт, вы как? — Яхаба кидается на помощь выбравшемся из машины Сугаваре с Шимизу, под руки вытаскивающих с водительского сидения раненого Дайчи. Рядом тормозит ещё одна машина, из который выскакивают Энношита, Танака и Нишиноя. Дайчи укладывают на асфальт, и Суга расстёгивает на нём рубашку, открывая залитую кровью рану в груди. — Продолжайте разбираться с толпой, а я займусь им, — хрипло просит он, вытаскивая из подкатившего медицинского дрона всё необходимое для оказания первой помощи. Сугу вместе с Дайчи огораживают дронами, и Танака с Нишиноей встают вокруг, чтобы отстреливаться и обеспечивать им обоим защиту. Энношита увозит Киёко на машине далее по маршруту, а Яхаба с Кьётани связываются с Ватари и бегут ему на подмогу. — Только попробуй у меня тут помереть, — угрожает Суга, подсоединяя к руке Савамуры портативную капельницу. — Ни за что, ты же тогда страшно на меня разозлишься, — силится улыбнуться Дайчи, с трудом дыша. — Ты будто мой личный ангел. — Дурак, господи, — усмехается Суга, стараясь унять дрожь в руках. - — Вы должны защищать нас, а не убивать невинных! — Вы все одинаково нарушаете закон, дебилы! — орёт Бокуто в ответ возмущённому парню с битой и выстреливает в него парализатором. — Акааши, какого чёрта творится? Мы должны были спасать невинных жителей от психов в нимбах, а теперь они все объединились против полиции! — Весь интернет верещит о том, что полиция ездит по городу и без разбору убивает людей, — отвечает Кейджи в наушник. — Мы стреляем только в тех, у кого завышен коэффициент, освобождаем заложников и помогаем эвакуироваться обороняющимся, вон Ямамото с Фукунагой двинули разбираться с обстрелянным автобусом, — возмущается Бокуто, продолжая бежать. — Обороняются везде: в машинах, в магазинах и банках, а эти же просто подхватили психозаражение и тоже начали громить город и нападать на прохожих! Хорошо хоть не на всех есть нимбы, можно сразу применять доминаторы. — Дурдом и мракобесие, охренели совсем! — делится впечатлениями бегущий позади Куроо. — Мы будто останавливаем херов зомби-апокалипсис. Он хватает Бокуто за шкирку и утягивает за угол, чтобы стрелять из-за прикрытия, не успевает отскочить и ловит пулю в ногу, зажимает рану рукой и валится к стене, шипя от боли. — Сука! — Бокуто устраняет стрелка и кидается к пострадавшему Куроо. — Что у вас случилось? — звучит в наушнике встревоженный голос Акааши. — Куроо в ляжку подстрелили! — кричит ему в ответ Бокуто, осматривая пульсирующий кровью прострел. — Говори “бедро”, а не “ляжка”, а то звучит совсем не по-геройски! — недовольно ноет Тетсуро, перетягивая ногу галстуком. — Нет ну какие сволочи, поранить мою ляжку — это преступление века, это всё равно, что на произведение искусства руку поднять, просто кощунство. Акааши на том конце с досадой матерится, и Бокуто видит летящую в них самодельную гранату, хватает Куроо под руку и отскакивает с ним в сторону, увернувшись от взрывной волны. Тетсуро держится за ногу, опасно бледнеет и кривится от нарастающей боли. — Блин, ты как вообще? — Бокуто снова склоняется над ним, тянет руку к ране и тут же одёргивает от шлепка. — Буду хорошо, если смогу наконец до конца наложить жгут, — Куроо поднимает голову и кричит в сторону разбегающейся толпы, — спасибо, ребята, что даёте мне это сделать, ублюдки! Бокуто видит нескольких человек в нимбах и мысленно себя материт — он даже не сомневается, что они с Куроо самые первые растратили свои гранаты. Он уже готовится отбиваться в рукопашную, но видит чью-то гранату, летящую откуда-то со стороны. Преступники сгибаются пополам от полученного импульса, и прямо перед ними вылетает Ячи, боком проезжается по земле и расстреливает из доминатора. Следом за ней бежит Шимизу, за которой цепочкой тянутся дроны, тут же замыкающие обездвиженные тела арестованных в круг. — О мой бог, Ячи, это было охренительно! — верещит Бокуто, восторженно размахивая руками. — Мы разобрались со своим участком, так что прибыли вас спасать, — докладывает Хитока и встаёт с Киёко спина к спине, обе готовые продолжать стрельбу. Куроо тем временем останавливает кровотечение и поднимается с земли, элегантным движением отряхивая брюки. — Дамы, — улыбается он, нацеливаясь на бегущего впереди преступника с убийственным коэффициентом. — Сражаться с вами бок о бок — великая честь. - — Что там? — спрашивает Кенма, по лицу Акааши поняв, что на другом конце связи что-то случилось. Акааши отключает микрофон и с сочувственным видом вздыхает. — Куроо в ногу ранили. Кенма нервно сглатывает, но продолжает сохранять спокойствие. — Савамуру тоже подстрелили, Суга сейчас с ним, пытается остановить кровь, — ровным тоном сообщает он, отворачиваясь к компьютеру. Акааши ругается себе под нос и тянется за очередной сигаретой, которым уже успел потерять счёт. - — Ребята, надо каждый день так веселиться! — хохочет Ханамаки с крыши полицейского фургона. — Ты мне давай свались ещё оттуда, бестолочь! — орёт ему высунувшийся из окна Иваизуми. Ханамаки отдаёт рукой честь и продолжает обстрел. Ему поручено управлять штурмовым доминатором — оружие, большее по размеру и способное на захват сразу нескольких целей. У Ханамаки — гордости выше крыши, на которой он восседает, а ещё зашкаливает ребячество пацанёнка, добравшегося до одной из самых крутых игрушек в Бюро. — Бросайте оружие и сдавайтесь! — разносится по улицам голос Иваизуми в громкоговоритель. — Высокий преступный коэффициент может стоить вам жизни! — Захват заложников в торговом центре через квартал, — сообщает с пассажирского сидения Куними, сверяясь с данными из аналитического отдела. — Киндаичи, поворачивай, этот участок пусть дочистят Яхаба и остальные, — велит Хаджиме. В капот фургона прилетают две пули, и Киндаичи резко выворачивает руль, почти заваливая машину набок. — Мать вашу! Ханамаки! — гаркает Иваизуми, вцепляясь в сидение. — Слезай быстро! Ханамаки запрыгивает в салон через люк, падает на сидение рядом с Куними, тяжело дышит и прижимает руку к боку, где прямо через куртку разрастается кровавое пятно. — Сучье везение у меня конечно, — усмехается он и роняет голову. Машина останавливается у захваченного торгового центра, и Хаджиме хватает доминатор. — Киндаичи, первую помощь оказать сможешь? — наспех спрашивает он. — Д-да, — мямлит инспектор, покрываясь испариной, но быстро берёт себя в руки. — Так точно! — Тогда разберись с Ханамаки, а мы с Куними берём на себя заложников, — приказывает Иваизуми, выпрыгивая из машины. — Просто останови кровотечение, пулю пусть извлекают врачи. Хаджиме напоследок заглядывает в машину, взглядом велит Ханамаки держаться, не умирать и вообще оставаться самым крутым. Такахиро отвечает ему поднятым вверх большим пальцем и слабо улыбается. Иваизуми с Куними бегут ко входу, где дежурят два захватчика в нимбах. Гранат больше не осталось, да и глупо было бы тратить их всего на двух человек. — Бесполезный кусок дерьма, — ругается Хаджиме на доминатор, убирает его подальше и выставляет вперёд кулаки. Если у Сивиллы не получается остановить ублюдков, то он сделает это собственными руками. - — Я считаю, что это всё отвлекающий манёвр. Акааши с Кенмой одновременно отрываются от мигающих экранов. — Как насчёт того, что инспекторов и исполнителей выманили из Бюро беспорядками, рассредоточив по районам особым образом? — продолжает Тсукишима, задумчиво скрещивая руки. — Нас отвлекают от какого-то конкретного места, ты имеешь в виду? — улавливает его мысль Ойкава, поднимаясь со своего рабочего места. — Просто посмотрим, какой участок города остался без присмотра, — Тсукишима выводит на экран карту и выделяет все зоны, где вспыхнули беспорядки. Затемнённым остаётся лишь один район. — Нона Тауэр, охренеть, — восхищённо тянет Ойкава. — Правительственный, мать его, округ, — подхватывает Акааши и вызывает на связь второй отдел. - — …И я просто понятия не имею, где, мать его, Лев! Яку психует и дёргает руль, и сидящие сзади Бокуто с Куроо невольно вжимаются в сидение, когда машину особенно заносит на поворотах. — Может, затерялся просто в толпе и свяжется с нами позже? — пытается предположить Куроо. — Да что за бред, он инспектор полиции или пятилетка безмозглая? — негодует Яку и решает перекинуть свой гнев на Куроо. — Ты какого вообще с нами попёрся? Надо было скорой тебя передать. — Нет уж, я с этой веселухи раньше всех домой не пойду, — упрямится Тетсуро, поглаживая повязку на простреленной ноге. — Значит так, у меня для вас две новости, — врывается в разговор вышедший на связь Акааши. — Во-первых, Лев нашёлся — он в супермаркете. — Он охренел? — вопит Яку. — Договорить мне дай, — просит Кейджи недовольным тоном. — Супермаркет подожгли, где укрывались люди, Лев помогал там раненым. — Балбесина, — Яку наконец-то облегчённо выдыхает. — А второе — срочно направляйтесь в Нона Тауэр и проверьте, как там ситуация. Правительственный округ остался без охраны, у нас есть подозрения, что это не просто так. — Башня Министерства Благосостояния? — удивлённо переспрашивает Яку. — Где, согласно слухам, находится сердце Сивиллы, — напоминает Бокуто и задумчиво ухмыляется. — Я же говорил, что рано ещё ехать домой, — улыбается Куроо, готовя доминатор. Вход в башню встречает вспышками повреждённых фонарей, расстрелянными охранными дронами и сомкнутым рядом из десяти человек в нимбах. Бокуто усмехается — если занавес и должен опуститься, то именно здесь и сейчас. — Я так понимаю, что вы, придурки, тоже растратили свои гранаты? — спрашивает Яку на выходе из машины и даже не оборачивается, чтобы увидеть подтверждающие кивки. — Зато у меня есть дубинка, — довольно покачивает оружием Бокуто, которое отобрал у одного из задержанных. — Я как самурай после введённого запрета на ношение мечей. — Они неадекватные и держатся на одном адреналине, но с реакцией у них всяко хуже, так что преимущество на нашей стороне, — рассуждает Куроо, прихрамывая. Троица мерным шагом идёт на замерших дозорных, и Бокуто уже замахивается дубинкой, как все десять человек одновременно выгибаются, словно в агонии. Их нимбы искрят и с хлопком взрываются, снося своим носителям головы. Обезглавленные преступники падают на землю и тонут в лужах собственной крови. — Вот вам и финальный аккорд, — первым нарушает поражённое молчание Бокуто. На связь тут же выходит аналитический центр, докладывая, что все оставшихся в городе бунтующих в нимбах постигла та же участь. Массовые беспорядки официально остановлены. — В башню точно кто-то пробрался, нужно зайти внутрь и выяснить, — не успокаивается Бокуто и дёргается вперёд, сжимая рукоятку дубинки. У Яку сигналит голо-браслет, и он останавливает Бокуто жестом и отвечает на вызов. — Внимание всем отделам, — объявляет по общей связи Глава Бюро. — Все нимбы были ликвидированы сторонним вмешательством, приказываю приступить к оказанию помощи пострадавшим, а также доставить задержанных преступников в Бюро. — Шеф, мы только что застали преступников, караулящих вход в Нона Тауэр, разрешите войти внутрь и проверить здание на наличие посторонних, — сообщает Яку, хмуро поглядывая на замерших Бокуто с Куроо. — Немедленно покиньте территорию правительственного округа и воссоединитесь со своими коллегами в городе, — требует Глава. — Восстание подавлено, теперь займитесь его последствиями. Глава отключается, и Яку стоит какое-то время в замешательстве с поднятым запястьем. — Вы всё слышали, — вздыхает он, сворачивая голограмму. — Возвращаемся в машину. — Как-то странно они всполошились, — прищуривается Куроо, намекая на требование убраться с территории башни. — Будто скрывают что-то. Бокуто продолжает стоять с опущенной дубинкой среди обезглавленных трупов, застывший и жутко притихший. Яку с Куроо вздрагивают, когда он вдруг начинает смеяться. — Наше совершенное, безопасное и справедливое общество — это такая чушь, — говорит Котаро сквозь смех, откидывает назад голову, поднимая глаза к небу — как всегда безучастному, удобно устроившемуся над полыхающим огнём и залитой кровью землёй. Отсмеивается и произносит на сорванном выдохе: — Мы никогда не будем спасёнными. Город догорает, откашливается от дыма, тонет в потоке перекликающихся огней пожарных и скорых, завывает сиренами и зализывает на себе полученные раны. Матсукава подъезжает к освобождённому торговому центру, откуда выводят пострадавших и выносят раненых, застаёт у одной из машин скорой Ханамаки на носилках и в бессознательном состоянии. — Он приходил в себя на пару минут, — рассказывает дежурящий рядом с ним Хаджиме. — Просил передать, что он тебя любит, и чтобы ты никому не показывал море. Иссей опускает взгляд на умиротворённое лицо Такахиро, любуется своим бесстрашным дуралеем и надеется как можно скорее сказать ему о том, как сильно он им гордится и как чуть с ума не сошёл от переживаний по пути из Бюро. — Вроде по голове его не задело, а про какое-то море говорит, — пожимает плечами Иваизуми. — Да дурак он, не обращай внимание, — грустно улыбается Матсукава и гладит Ханамаки по голове. Ханамаки грузят в машину скорой, чтобы доставить в городскую больницу и прооперировать. Туда же в сопровождении Сугавары везут Дайчи. Суга всю дорогу не отпускает его руку и не произносит ни единого слова. Инспекторы и исполнители прибывают в Бюро глубокой ночью, разбредаются по углам и делят их со своими — кто бился рядом или же ждал возвращения. Бокуто вбегает в комнату Акааши, налетает с объятиями, прячет лицо в изгибе его шеи и держит так крепко, будто отпустить Акааши для него сейчас равносильно гибели. — Молодец, что вернулся живым, — шепчет Кейджи, прижимаясь с неменьшим отчаянием. — Я в этом не уверен, — признаётся Котаро, поглаживая чёрные завитки волос. — Кто из нас вообще живой? В комнате Ойкавы привычный идеальный порядок, но он разнёс бы тут всё, если бы узнал, что с Иваизуми что-то случилось во время задания. У Иваизуми разбиты костяшки пальцев — Ойкава касается их невесомо и успокаивающе. — У тебя коэффициент поднялся, — тихо говорит он, как будто, если сказать громче, возрастёт вероятность неизбежного. — Ерунда, — хрипло отзывается Хаджиме, и пальцы его слегка подрагивают. — Девяносто — это не ерунда. — Всё наладится. Тоору осторожно прижимается губами к ссадине у виска и не спорит. В “хорошо”, обещанное Ива-чаном, не получается не верить. Куроо после операции на ноге не слезает с каталки, светит трусами на всё Бюро, пока Кенма молча возит его по коридорам, не упрекает в дуростях и не закатывает глаза — слишком рад его возвращению. — Ты переживал за меня? — Сомневаешься ещё что ли? Куроо хихикает, довольный ответом, у дверей аналитического отдела резко вскакивает, заставляя Кенму притормозить каталку. — Веснушка и вреднючка! — орёт Тетсуро, увидев в офисе Ямагучи, спящего на плече Тсукишимы, спохватывается и переходит на шёпот. — Вы такие классные, я так рад, что у вас всё хорошо! Тсукишима отвечает лишь удивлённо приподнятой бровью и прижимает к себе Тадаши, заворочавшегося во сне. — Простите его, он под обезболивающим, — извиняется перед ними Кенма, увозя умиляющегося исполнителя подальше. — Я так люблю это Пюре, — мечтательно признаётся Тетсуро, оглядываясь по сторонам. — “Бюро” ты хотел сказать? — Ага, — кивает Куроо, укладываясь на каталку. — И тебя люблю. Прям очень. Кенма везёт Куроо до их комнаты, пряча под волосами раскрасневшееся лицо. В приглушённом свете офиса первого отдела Яхаба перевязывает руку Кьётани, напряжённо молчит и надеется, что полумрак спрячет его дурной румянец. Кьётани сидит смирно и не может сдержать улыбку, надеясь, что полумрак скроет и её. В офисе второго отдела Яку и Хайба обрабатывают раны на лицах и наклеивают друг на друга весёлые пластыри. — Куда мне тигрят на лоб, ты дурак совсем? — шёпотом возмущается Яку, прерываясь на ругательства. — Поросёнок, я глава отдела, знаешь ли! — Да-да, конечно, — тихо смеётся Лев, дует на ссадины и целует в веснушчатый нос. Притихший третий отдел ждёт из больницы новостей от Сугавары. Больше всех нервничают стажёры, и Энношита успокаивает их и обещает, что Дайчи непременно похвалит их обоих за проделанную работу, когда очнётся. Оставшиеся в Бюро сотрудники решают наведаться в кафетерий, по пути обсуждая события последних нескольких часов. У диванчика рядом с кофейным автоматом они все дружно останавливаются при виде задремавшей Шимизу, на коленях которой уснула свернувшаяся клубочком Ячи, заботливо умолкают и с улыбками проходят мимо, стараясь не шуметь. — Ханамаки уже прооперировали, я подождал, пока он очнётся, потом он уснул, и я вернулся в Бюро, — рассказывает в курилке Матсукава, принимая протянутую сигарету. — Как он вообще? — интересуется Акааши, поднося зажигалку. — Болтушка он, блин, лежал после наркоза, рот не закрывался, — Матсукава улыбается, прикрывает глаза на затяжке и открывает на расслабленном выдохе. — У Дайчи тоже операция была, но он ещё в сознание не приходил, Суга остался с ним пока. Так-то с ним всё в порядке будет. Здорово слышать это “всё в порядке”, особенно, когда оно говорится не ради обманчивого успокоения, и когда за окнами уже потушен последний пожар. Город делает свободный от дыма вдох, но у Акааши всегда есть свой собственный. — Думаю, я умру от рака лёгких, — говорит он таким тоном, будто решает, что съест завтра на обед. — После того, как у тебя повысился преступный коэффициент, отец внезапно решил со мной общение возобновить, — делится вдруг Иссей, потому что такой уютно-скулящий дым так тянет на разговоры. — Надо же, — хмыкает Кейджи, — Я не оправдал надежд, так он на старшего сына переключился? — Угу, все эти годы ему было плевать, а тут решил искать себе новую папину гордость. — Не разочаровывай папулю, Иссей. — Пошёл он. — Наш отец такой мудак. — И не говори. Оба усмехаются, и горчащая солидарность, разбавленная дымом, оседает на потолке.I will burn this world to the ground
В зажжённом свете опустевшего офиса аналитиков можно было бы наконец забыться, но за ночь было пролито слишком много крови, и от неё не спрятаться за закрытыми дверьми. — Через три дня восстановят систему уличного слежения и прочие повреждённые городские объекты, и снова продолжим жить, как ни в чём не бывало, — вздыхает Акааши, просматривая записи с уцелевших камер, наблюдая, как потрёпанный город сшивает самого себя по кускам. — Правильно ли мы поступали, расправляясь со всеми этими бунтующими? — вслух размышляет Бокуто, которого за ночь вдруг начали мучить сомнения. — Они убивали людей, — напоминает Акааши, пресекая его дальнейшие муки совести. — Они уже стали преступниками, как только надели на себя эти нимбы. Бокуто молчит, всё ещё не отпуская свои раздумья, и Акааши знает, что с Бокуто просто так ничего не заканчивается. — В башне точно кто-то был, — не унимается он. — Тот, кто организовал беспорядки, распространил нимбы, снабдил восставших оружием и запустил во все нимбы команду на самоуничтожение. — Проникновение в Нона-Тауэр — самоубийство, — спорит Акааши, который, если честно, предпочёл бы до утра молча обниматься в темноте спальни, а не заводить опасные разговоры. — А если этот некто всё-таки смог? — чёртово любопытство, помноженное на жажду справедливости. — И увидел что-то такое, что никому нельзя знать, и тогда Министерство или ещё какие-нибудь верхушки пообещали сохранить ему жизнь, если взамен он остановит нимбы. — И что, отпустили его спокойно гулять на свободе? Бред, даже если кто-то и пробрался в башню — живым он не вышел точно. — Они могли каким-то образом заставить его хранить молчание. — Не думай об этом. — Ты всегда говоришь мне не думать. — Потому что ты должен понимать, в какие вещи нам лучше не лезть. — А кто тогда полезет, если не мы? Бокуто встаёт со своего места, и Акааши поднимается тоже, замирает напротив, будто так будет больше сил противостоять и убедить не лезть в пламя, которое точно не пощадит. — Системе есть, что скрывать, Кейджи, — не сдаётся Котаро, и в его глазах разгораются огни революции, которые, если дать им вспыхнуть, погубят в первую очередь его самого. — Однажды кто-то откроет обществу истинное лицо Сивиллы. — Поклянись мне, что этим человеком не будешь ты. Акааши плевать на дрожь в голосе, с ней будет даже легче достучаться. В Бокуто есть этот самый перелом — его не может быть у человека, в пять лет помещённого под замок реабилитационного центра и проведшего там большую часть своей жизни, но Кейджи всегда надеялся, что этот перелом всё-таки возможно залечить. Бокуто ничего не отвечает и вместо слов просто прижимает к себе, и Акааши верит, что эти объятия означают обещание, а не попытку спрятать глаза. Свет в офисе не гаснет до самого утра — иллюзорный оберег среди обугленных руин.