Ри

      /Очень, очень много лет спустя. Мир похож на наш — электричество, микроволновки, компьютеры и мобилки, антибиотики, прививки, подавители течек, контрацептивы и самолеты. Большой город, столица некоего государства, в котором говорят по-русски/       Два щенка-подростка беззаботно резвились у озера с мячом посреди зеленого парка, под приглядом взрослого — пребывающего тоже в человеческом облике немолодого родителя. Омега сидел, откинувшись мощной, слегка ссутуленной спиной на толстый ствол клена, поглаживал тяжелый, беременный живот и улыбался прыжкам сыновей. Те его забавляли.       Пусть скачут последние деньки свободы — оба уже выгодно проданы, в конце недели их заберут в новые стаи. Красивые мальчики, особенно Ри, стройненькие, грациозные. И совсем не схожи между собой — рыжик Ри вылитый покойник Кап, русый Лэ — копия другого, вполне живого мужа, Исэ.       Даже жалко где-то в душе, что продал. Но куда еще прикажете девать девять штук альфят из трех пометов, а на подходе четвертые роды, подгузники, зубки и соски? Вот именно.       Сколько деньжищ вгрохано в воспитание и кружки, сколько сил, мужей и своих. Зато мальчики - скромные фиялочки, школу на отлично закончили, девственники, обучены рисованию, музыке, танцам и хорошим манерам, за столом не чавкают, не писают мимо унитаза, взрослым не тыкают и в разговор без разрешения не встревают.       Гордость рода.       Подумав так, омега фыркнул.       «Гордость рода - это омеги, — буркнул он себе под нос. — Литые мышцы, бокс, самбо, прицельная стрельба из винтовок по мишеням, охота в горах на коз и марафон, не запыхавшись. Тьфу».       У него на данный момент имелось, кроме альфят, всего три сына-оми, возрастом восемнадцать, шестнадцать и шесть лет — еще четверо умерли младенчиками. Почему альфята не передохли, а? Голова бы меньше болела.       И кто возглавит стаю, случись что с ее вожаком? Ведь стареет неотвратимо, проблемы с сердцем, бедренный сустав воспален и остеохондроз замучил. Эх…       — ПапА! — переливом серебряного колокольчика подкатил под бок Ри и прижался к плечу родителя раскрасневшейся свежей щечкой. — Дай на две мороженки? Пожалуйста!       Вожак аккуратно убрал с лица сына налипший, выбившийся из косы медно-красный локон колечком и вздохнул. Он был уверен только в одном — подобрал мальчикам достойных старших супругов. Опытные омеги, из небедных стай, не обидят щенков понапрасну. Щенкам при них будет хорошо, сытно. Может, и учиться в университете разрешат куколкам? Ри точно нет — альфенок наивно мечтает о физ-мате. Какой уважающий себя вожак отпустит младшего мужа на абсолютно омежий факультет? С Лэ проще, тот хочет в педагогический…       — ПапА! — Ри заглядывал снизу в глаза, настойчиво дергал за рукав. — Ну, дай на мороженку! На два рожка!       Не в силах противостоять лучезарному очарованию лапочки-детки, омега потрепал Ри по подбородочку, гладенькому, с ямочкой, и полез в карман за кошельком. Мальчики получат по мороженке. Иди знай, как с ними мужья будут обращаться-то…       Что бы он ни говорил вслух об альфятах — любил обоих искренней омежьей любовью. Родная ж кровь, носил под сердцем, рожал в муках, титькой кормил, качал…       — Спасибо, папА, ты лучший! — прозвенел Ри, принимая в ладошку монетки и невесомо взлетел на ноги.       Убежал, Лэ следом. А омега остался сидеть — с пузом за подростками не угонишься. С озера потянуло прохладным вечерним ветерочком, оборотень привычно затрепетал ноздрями, ловя принесенные им запахи, миг, и его сонливость испарилась — резко пахнУло мятой и апельсинами.       — Клан Бра! — взвыл вожак. — О нет!       А охрану не взяли…       Опасность! Опасность щенкам! Переловят, скрутят и увезут в неизвестном направлении, ищи потом свищи, и женихам деньги возвращать придется, а взять неоткуда, потрачены уже!       Омега встал, с некоторым трудом, и тут же со стоном оперся о ствол клена — поясницу и низ живота скрутило опоясывающей болью. Продолжая скулить, родитель снова полез в карман и выудил оттуда мобильный телефон, недорогой, кнопочный. Быстро по памяти набрал номер брата-однопометника, дождался соединения и тявкнул в динамик:       — Май, бери Юли, и в парк к нам! Немедленно! Здесь клан Бра! У кого-то из ихних течка! Мужьям молчок — придушу!       О том, что он рожает, супругам пока знать не нужно — впадут в панику, нервные цветочки. И зачем господь наделил альф столь тонкой душевной организацией, непонятно? Мая и Юли, единоутробников-омег, спортсменов-самбистов, подлинной гордости рода, должно хватить отбить щенков.       Удушливо пахнущая мятными апельсинами жуть выскочила наперерез мирно облизывающим подтаивающее мороженое мальчишкам, принюхиваясь, жадно протянула мощные ручищи с растопыренными волосатыми пальцами-сосисками и пробасила: «мое!» Застигнутые врасплох, подростки дружно взвизгнули, в крайнем испуге, Лэ выронил рожок и закрыл ладошками побледневшее лицо, Ри же заорал в голос, с размаху впечатал свое мороженое жути в перекошенную похотью харю, схватил брата за запястье и рванул прочь, таща его за собой. И продолжал верещать, пронзительно, на весь парк, ломясь сквозь кусты и зовя на помощь папА. Слабый альфячий разум отказал напрочь — ну чем мог помочь против ужаса омега на сносях?       Позади пыхтело и топало: ноги у жути были куда длиннее альфячьих и не стеснялись путающимися между бедер юбочками и туфельками на каблучках. Лично Ри ненавидел и юбки, и туфли, предпочитая им удобные джинсы и кроссовки, но папА переспорить не мог. Приходилось терпеть, скрежеща зубами, и носить.       А что папА бы сказал, узнай — дядя Май тайно обучает его приемам рукопашной? Наверное, прибил бы дядю Мая, и Ри с ним заодно. А может и не прибил бы, только разорался и родил преждевременно…       Мешающие свободе передвижения туфли улетели в жуть и, судя по донесшемуся злобному рыку жути, минимум один из них попал в цель, юбка прямо на бегу была задрана Ри почти на талию. Запах течного омеги в иной ситуации непременно бы вызвал возбуждение, но не сейчас — уж больно страшен оказался омега. И не юн, за сорок ему, похоже, но весьма спортивен, гад — не отстает. Или так приперло, что крылья за спиной отрастил?       Лэ споткнулся о выступающий из земли корень и растянулся во весь рост, Ри попытался поднять брата, но тот лишь барахтался, жалко скуля, с зажмуренными глазами.       Жуть наскочила и сграбастала Ри поперек туловища, вздернула в воздух как пушинку и — поцеловала. Накрыла раскрывшийся в протесте нежный ротик альфочки грубыми, влажными, толстыми губами.       — Ааа! — завопил подросток, не щадя голосовых связок, передергиваясь от отвращения, отчаянно извернулся и коленкой приложил напавшего аккурат в пах.       Течный жалко захрипел, разжимая кольцо объятия, сложился пополам и завалился набок. Ри не преминул воспользоваться победой, уцепил Лэ за шкирятник, вздернул в вертикальное положение, и паническое бегство возобновилось. Ослепшие от страха и застилающего глаза пота, альфочки мчали, не разбирая дороги. Видимо, они свернули куда-то не туда, ошибившись поворотом, ибо вместо озера неожиданно выскочили на примыкающую к парку трассу и еле успели затормозить у обочины. Лэ рыдал, размазывая по щекам текущие в тридцать три ручья слезы, Ри икал на сухую.       — Прекрати реветь! — грозно шикнул Ри на брата. — Заплесневеешь!       Лэ всхлипнул.       — Куда ты меня приволок? — спросил он дрожащим, тоненьким голосочком. — Где папА? Хочу домой…       Ри тоже хотел к папА и домой. А толку? Дом сам не прилетит, не волшебный. А сзади опять затрещало — похоже, жуть оклемалась и приближалась, отрезая подросткам путь назад. Оставались лишь ноги — босые, отбитые о камни и израненные острыми сучками. Или сдаться на милость течного омеги и позволить совершиться групповому изнасилованию — небогатый жизненный опыт братьев уверял — омеги хватит на обоих, скрутит, свяжет, разложит на травке и заскачет до полусмерти.       И не пикнут. О пощаде молить бесполезно, нет в мире зверя агрессивней, безжалостней и потрахучей, чем течная гиена оборотень. Будет иметь, пока сознание не потеряют оба, и бессознательных будет продолжать иметь.       Отдаваться жути на растерзание альфочки не собирались, потому с визгом рванули по шоссе направо. Им показалось — вход в парк там. И вновь они выбрали не то направление, увы, бежали, бежали…       А входа в парк не было. Зато на шоссе появилась машина типа открытый джип, а в машине сидели омеги. Помоложе и посимпатичней, чем настигающая жуть. Но — целых трое, и от них за километр несло течкой, в этот раз — клубникой и цветами…       Очевидно, красавцы мчали разряжаться в «веселый», то есть публичный дом. Завидев замерших соляными столбами подростков, омеги разразились характерным хохотом и тявканьем, подтверждающим их принадлежность к племени гиен.       Жуть хоть одна была. Теперь вчетвером завалят? Папочка, выручай…       Ри и Лэ, покорившиеся судьбе, смотрели, трепеща, на троих выскочивших из джипа омег, затылками ощущая приближение сзади четвертого, ловили ртами воздух и молчали. Они больше не могли бежать — совершенно запыхались, коленки тряслись и подгибались, израненые ступни горели. Будь что будет, ну не убьют же их, в конце концов. Най, старший брат-оми, проведший уже минимум пять течек в публичном доме, говорил — секс очень приятен для обеих сторон. А доказать утрату девственности невозможно, если процесс соития не записан на видео.       Главное — со стыда не сгореть, когда напавшие разденутся догола — Ри и Лэ раньше видели обнаженных омег только на картинках, и то тайно от папА, одноклассник показал журнал для взрослых. Узнай папА — учинил бы скандал, ведь специально в свое время отправил сыновей в закрытую школу для альф.       Вместе с окружившими омегами на подростков наплыл сладкий, насыщенный феромонами смешанный запах течки, налипая на кожу, проникая через ноздри, туманя сознание, и страх немного отступил, стираемый зародившимся возбуждением. Тела альфочек отреагировали соответственно их юному возрасту и отменному состоянию здоровья, забирая кровь у мозгов и перегоняя ее в пах.       Ощутив нарастающее напряжение ниже пояса, воспитанные скромниками Ри и Лэ в едином порыве прикрылись ладошками, густо покраснели и прильнули друг к другу плечиками.       — Не подходите! — отчаянно пискнул Ри, вновь жутко пугаясь, на этот раз — проснувшегося желания, и торопясь целомудренно одернуть обратно к коленям высоко задранную во время бегства юбку. — Мы просватанные, честные альфы, нас замуж порченными не возьмут! Ответом был издевательский хохот и пронзительный свист взявших в кольцо четверых омег. Теми сейчас управляли гормоны, много-много гормонов, не разум. Потом, возможно, и пожалеют, что изнасиловали почти детей, но — не сегодня и не завтра, когда уже будет поздно.       — А ну отошли от мальчиков! — вскрик вывалившегося из кустов дяди Мая ударил хлыстом. — Не ваше добро, руки убрали, сучки!       Оборотень балансировал на грани трансформации, но пистолет в его руках не дрожал. Рядом с братом встали, поджимая губы, Юли и высокий мощный омега, жених Ри по имени Кар, тоже при снятых с предохранителей пушках.       Породистое, сорокалетнее, пересеченное от виска до подбородка желтоватым шрамом лицо офицера спецназа Кара кривилось отвращением к четверым омегам, настолько потерявшим в течке самоуважение, что нападают на подростков из чужой стаи и особенно — к толстогубому представителю клана Бра.       Сам Кар и его однополчане Май с Юлем, прожившие сложную военную жизнь, давно уже научились контролировать похоть и в течки не гонялись за альфами, предпочитая гарем мужей, а в нередких командировках — подавители. Служба научила всех троих.       Вид оружия отрезвил течкующих омег и те попятились. Получить пулю никому из них не хотелось, знали — закон разрешает вожакам родов стрелять, защищая от посягательств посторонних альфят-щенков.       — Ри, Лэ, — позвал не опускающий пистолета Май племянников. — Быстро к ноге! Вам особое приглашение нужно?       Ри и Лэ не требовалось особого приглашения, и оба поспешно спрятались за дядю.       — Отступаем кучно, — бросил хмурящийся Май подросткам через плечо. — Не отстаем. Чему я вас учил, помните, надеюсь, — и, не дожидаясь ответа щенков, подтолкнул их в сторону парка. — Только не бегите, — посоветовал, — уходим спокойно, головы держим гордо поднятыми.       Ри и Лэ лишь горестно вздохнули — оба сильно хромали и ковыляли с трудом, да и образовавшиеся каменные стояки изрядно мешали нормальному передвижению. Мальчики умирали одновременно от боли в ступнях, вожделения близких омег и стыда перед вожаками.       «Что обо мне подумает Кар, — про себя ужасался Ри, бредя, между Каром и Маем, через кусты и робко разглядывая сквозь ресницы играющую литыми мускулами спину будущего старшего мужа. — Что подумает… Откажется жениться, и папА придется возвращать деньги»…       Не то чтобы альфочка рвался замуж именно за Кара, отнюдь, он боялся этого матерого, рослого воина со шрамом до спазмов в животе, но долг перед родом всосал с молоком папА и не смел противиться воле родителя.       Велели замуж — значит замуж. Могли вообще сосватать толстогубому вожаку клана Бра, мэсс Кар хоть и очень взрослый, но гораздо симпатичнее и добрее. Спасибо папА, позаботился подобрать сыновьям не совсем страшных и весьма небедных женихов, в течку разберутся, наверное…