Ри

      Лэ проспал до позднего вечера, проснулся в слезах, с криком, подскочил, мучимый тошнотой, запутался в одеяле и забился. Он непременно скатился бы с кровати, не подхвати бдящий возле, на стуле, Бабра.       Увидавший незнакомца подросток в ужасе распахнул глаза, оборвал вопль и замер, мертво вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в запястье альфача. Застыл пойманной пичужкой, ожидая ставших в последнее время привычными побоев и мата.       — Шшшш… — шепнул бедному осознающий собственные мощные, скалообразные габариты медведь, тоже замерев — не хотел пугать еще больше лишним совершенным движением. — Тихо. Все хорошо, ты дома, вокруг друзья. Клянусь.       Лэ смотрел, не мигая, и мелко-мелко дрожал. Боялся. Бабра медленно, очень медленно, словно под водой, поднял свободную руку, положил ее на ледяные пальцы гиенки и начал ласково, но настойчиво разгибать их по очереди, от большого до мизинца. Лэ продолжал безмолвно трястись и смотреть.       Так и не проронил ни звука, пока альфач полностью не освободился, а потом, храня абсолютное молчание и даже не всхлипывая, пополз назад, к стене. А ведь ему было больно тащить по простыням заштопанную попу!       Гадать, как именно щенка довели до подобного душевного состояния, Бабре не хотелось. Скорее всего, пустили по кругу, отдав на несколькочасовую «обработку» охране, и случилось это совсем недавно — гиенка пока не отошел от глубокого шока. Или последний клиент сломал — кто знает, какой садист купил его «поиграться». Без разницы, в принципе, результат-то в обоих возможных случаях был одинаковый — тяжелая психологическая травма.       Наверняка Лэ сейчас чувствовал себя невыносимо грязным изнутри и снаружи, истоптанным, измаранным и мечтал развеяться туманом, только чтобы бритый огромный альфач не напал и исчез!       — Шшш, — повторил Бабра, бочком отступая к ведущей из спальни двери и выскальзывая в коридор. — Подожди чуть-чуть, пожалуйста, я Ри позову.       Подросток проводил медведя мутным взглядом и похожим же встретил вошедшего через пару минут брата. По мере приближения Ри его разукрашенное синяками лицо постепенно менялось — выражение безграничного ужаса таяло, уступая не менее безграничному изумлению и первой, робкой радости. Узнал.       Получивший от Капа подробнейшие инструкции по поведению в ближайшие дни Ри осторожно присел рядом с братом на край постели.       — Привет, — сказал негромко, не пытаясь прикоснуться, и показал бутылочку минералки.       Лэ молчал, смотрел.       — Воды дать?       Лэ едва заметно кивнул и жадно облизнул саднящие, потрескавшиеся до крови губы. Подросток не был уверен, что не вырвет, если сделает несколько глотков, но во рту у него царила пустыня.       — Тогда возьми?       Лэ не торопился протягивать руку за вожделенной бутылочкой, опасался подвоха. В принципе, воду предлагал Ри, брат однопометник, но вдруг ударит… Хотя, по идее, Ри раньше без веской причины не дрался…       Наконец, жажда победила осторожность. Частично.       — Я не могу, — прошептал альфочка сквозь всколыхнувшее грудь рыдание, и глухо закашлялся. — У меня… руки… не поднимаются… Ри, помоги…       Разрешил сократить разделяющую их дистанцию, хоть и боялся телесного контакта до судорог.       И Ри понял — медленно, как учил тять Кап, придвинулся на десяток сантиметров, свинтил у бутылочки пробку и опять же медленно поднес Лэ к губам. Не настаивая на обнимашках и поцелуях, о которых молила исстрадавшаяся по родному с утробы папА существу душа.       Успеется еще. Дать Лэ время заново привыкнуть к любви и членам семьи, постепенно.       «Хорошо, что я расчесал и заплел ему волосы, пока он спал, — подумал Ри печально, с трудом сдерживая слезы, пока брат давился водой. — Сейчас не подпустил бы, наверняка. До завтра коса продержится, не распустится, а утро вечера мудренее. Но вот как уговорить его обработать швы, неясно совершенно. Задачка…»       Выпитую воду Лэ вырвал почти сразу, прямо на одеяло, отполз в самый дальний угол постели и скорчился там, завалившись от слабости набок, в позе эмбриона и закрывая руками голову — ждал наказания за провинность. Всхлипывал тоненько, бормоча словно в бреду: «господин, я нечаянно, нечаянно… я не хотел…»       К каким господам взывал подросток, если в спальне кроме него и Ри никого не было? Хоть рабом себя не называл, уже счастье. По идее, испачкавшегося в рвоте бедняжку надо было поднять, отвести в ванную, умыть и переодеть, но стоять самостоятельно он сейчас вряд ли бы смог. И Ри растерялся — не знал, что делать.       Немного подумав, альфочка намочил под краном полотенце и, не спрашивая у трясущегося ознобом, зажмурившегося от страха брата разрешения, стянул с него пижамную, заляпанную слизью рубашку и обтер ему руки, лицо и грудь.       Пока искал в шкафу чистый пододеяльник, голый по пояс Лэ запаковался по макушку в одеяло и через оставленную для дыхания дырочку внимательно наблюдал за передвижениями однопометника. Молчал.       — Я нашел тятю Капа, — сказал Ри брату от шкафа. — Мы думали — он умер, а он вовсе не умер, просто сбежал к истинному. Помнишь тятю Капа?       Лэ шмыгнул из одеяльного кокона носом, подтверждая — конечно, помнит, и Ри продолжил:       — Тять Кап живет здесь, в соседней комнате. Его муж — врач. Хороший врач, добрый и веселый. Можно он тебя осмотрит?       Лэ протестующе икнул и мотнул головой. Боялся чужого.       Готовый уговаривать до посинения, Ри, с пододеяльником в охапке, присел на край кровати и невесомо коснулся кончиками пальцев бедра брата через одеяло.       — Муж тяти Капа, — вздохнул. — Тебя не обидит. Клянусь. Он очень-очень хороший! Давай сделаем так, — Лэ икнул, — я его позову, он постоит в дверях, а ты на него посмотришь. Просто посмотришь. А потом уже решишь, злой он или нет. Договор?       Лэ зашебуршался, похрипывая горлом, поразмышлял несколько ударов сердца и ответил, чудо, голосом:       — Договор.       Это была маленькая победа, и окрыленный надеждой Ри достал из кармана телефон — звонить. Гого пришел минут через пять. Просочившись через приоткрытую щелью дверь, он замер у порога скромной тенью.       — Привет, — поздоровался со светлой улыбкой. — Я — Гого, врач. Лысый, да, — парень смущенно похлопал ладонью по бритому черепу, — так жарко у нас тут, в Шувуе, климат… — и развел руками, сокрушаясь по отсутствию волос на голове.       Лэ тихонько фыркнул, приветствуя явление, и поглубже закопался в одеяло. Боялся-боялся-боялся — ведь незнакомец пах альфой! Не такой огромный, как тот, первый, но довольно высокий и крепкий.       Страшно.       Нечто кликнуло в затуманенном мозгу подростка, складываясь в картинку, и гиенка глухо заворчал. Тять Кап — альфа. Альфы не женятся на альфах. Обман!       — Пусть уйдет! — взвизгнул бедняжка, мгновенно проваливаясь в накатившую цунами панику. — Не-е-т!!! — и забился, не соображая, скидывая одеяло прочь и оборачиваясь. — Нет-нет! — мечась, выл не предназначенным для человеческой речи звериным горлом, захлебываясь слезами, подхваченный и удерживаемый на месте подскочившим Ри, пока Гого доставал из своей аптечки шприц и наполнял его успокоительным. — Не-е-т!!! Я все сделаю, все-все, что вы прикажете! Господин, не надо!!!       Укола в плечо он даже не почувствовал. Ри не отпускал, прижимал брата к матрасу за передние лапы, игнорируя впившиеся в предплечье острые, терзающие плоть клыки.       По мере действия лекарства рывки Лэ становились тише и тише, отчаянный, безумный вой сменился жалким скулежом, и подросток обмяк, разжимая стиснутые челюсти. Из его пасти сочилась кровь Ри, смешанная с пенящейся слюной, пачкала простынь.       Совместными усилиями Ри и Гого уложили бедняжку поудобнее и, повинуясь жесту шакала, Ри тоже принял гиений облик, скользнул к брату под одеяло и крепко прижался к его спине боком, согревая и утешая.       Вопрос с обработкой швов отпал — оборот залечил заштопанную промежность Лэ. К сожалению, против раненой души хир-ха одного лишь оборота было недостаточно.       Сколько гиенки так пролежали, грея друг друга, Ри не знал, с кровати не видел настенных часов, но, едва он начал задремывать, на стуле затренькал телефон.       Косясь на, вроде, уснувшего Лэ, подросток вылез из-под одеяла, ругнулся, перекинулся в человека и схватил мобилку.       — Кто? — рыкнул тихо в динамик, поеживаясь, голяком, в прохладном воздухе.       Зажурчавший в ухо голос Леся успокаивал.       — Ри, к тебе тут гости, — сказал волк немного сдавленно, словно удивляясь чему-то. — Кхм… Неожиданные. Они на кухне. — и сбросил вызов.       Лэ по-прежнему не двигался и дышал размеренно и глубоко, очевидно и правда спал, и Ри решился оставить его ненадолго. Завернувшись в халат и не утруждаясь поиском трусов, альфочка босиком вышел из спальни, аккуратно, без стука прикрыл дверь и последовал на зов, гадая, кто мог прийти к нему в чужой стране.       Как же он удивился, обнаружив на кухне… барса. Омега сидел за столом, уронив на скатерть руки, по обе его стороны стояли на коленях, склонив медноволосые головы, юноши лет примерно семнадцати-восемнадцадцати, судя по запахам — альфа и омежка. Ри признал в них рысят из альбома с фотографиями живого товара, уронил челюсть и обессиленно привалился плечом к стене.       — Эээбэ… — проблеял слопавшей вместо сочного одуванчика колючий чертополох овцой. — А вы… точно ко мне?       Владелец борделя смотрел без намека на улыбку, веки у красавца были красные и воспаленные.       — Не совсем к тебе, — ответил он глухо, заламывая пальцы. — Но Бабры сейчас нет, поэтому… Вот, — омега подбородком указал на замершего слева рыжика. — Тебе передам, за моральный ущерб. Откажется брать — делай с ними что хочешь, хоть освобождай.       Потрясенный до глубины души Ри похлопал ресницами и кучкой сполз на пол — ноги подкосились.       — Зачем? — только и сумел выдавить, хватая ртом воздух.       Барс скривил губы в кислой гримаске, обозначающей, типа, улыбку, и вздохнул.       — Я распродаю свое хозяйство, — объяснил ровным, лишенным модуляций голосом. — Перебираюсь в другой город, открою там ресторанчик. Жизнь с чистого листа, щенок, с абсолютно чистого. Чтобы даже без намека на прошлое. Теперь понятно?       Ри покивал с пола, соображая, икнул и одернул по бедрам задравшийся халат. Нервная система подростка на сегодня сдалась под валом разнообразных сюрпризов.       «Ничего себе номер», — вяло подумал он, а вслух спросил: — Почему именно рыськи и именно Бабре?       Омега вздернул изящную, подщипанную бровь.       — Не торгую соплеменниками, — мяукнул, играя по высоким, бледным скулам желваками.       Логика хозяина «веселого дома», только что спокойненько подарившего едва знакомому медведю аж двоих соплеменников, пришибла остатки разума Ри, и альфочка тупо уставился на протягиваемый барсом, покачивающущийся на витой серебрянной цепочке «морской» опал. Опять «не въезжал» в происходящее.       — Отдай брату, — барс щурился, словно против солнца. — Пожалуйста. Денег и чеков не нужно. Стоимость кулона потрать на хорошего психолога. Аша, — блондин подпнул под ягодицу носком мокасина рыжика-омежку, — где та бумажка, на которой я номер доктора гарры Мозгары записал? Дай сюда!       Встрепенувшийся Аша, не поднимая на хозяина глаз и сохраняя позу покорности, подал картонную тонкую папочку.       — Здесь все документы, которые вы приготовили, господин, — прошелестел.       Барс выхватил у раба папку, швырнул ее на стол, припечатал сверху кулоном и вскочил.       — Значит, долг чести выплачен! — мурлыкнул без особой радости, встряхивая распущенными по спине волнистым каскадом локонами. — Жаль, не удалось повидать Бабру. Но я уезжаю не завтра — если у гарры Бабры возникнет желание встретиться, я в заведении до конца недели. Аша, Шай! — приказал рыськам резким, хлестнувшим, подобно бичу, тоном. — Ждите вашего нового хозяина молча и на коленях. Помните, чему вас учили и не позорьтесь!       Остановить омегу сидящий на полу Ри не успел — тот вылетел вон, напоследок обдав ароматом земляники, и исчез.       А рыськи остались. Застыли ледяными, дышащими изваяниями, с опущенными лицами, запястья по-рабски скрещены за согнутыми спинами, не осмеливаясь шевельнуться, глаза долу. Явится гарра Бабра — разморозит.