Ри

      Едва барс покинул кухню, в ту же дверь из коридора просочился Леся. Тявкнув на сидящего в прострации на полу, с задранными, заголенными коленками Ри, волк обошел рысек по дуге, остановился напротив Шая и, наклонившись, попытался заглянуть альфочке в лицо. Раб не шевельнулся, его макушка поникла еще больше — демонстрировал полнейшее подчинение. Ждал ли бедный удара? Возможно.       — Дрессированный, — с заметной грустинкой вздохнул Леся, — качественно. Ох, чую, и намаемся мы с ними обоими…       — Отомри, а? — ласково обратился волк к рыжику, ловя его подбородок в ковшик ладони и насильно приподнимая ему голову. — Пожалуйста.       Рыська смотрел в ответ, не моргая, в желтых, раскосых, сухих глазищах юноши плескался животный, огромный мутный страх. Ни единая черточка точеной мордашки оборотня не дрогнула.       Миг, и Леся присел перед рыжиком на корточки.       — Беда, Ри, — сказал хлопающему ресницами гиенке с надрывом, и нахмурился. — Они так и будут карячиться, пока Бабра не вернется. Блядь! — омега пристукнул себя кулаком по икре. — Не понимаю и никогда не пойму. Вот что нужно сотворить с живым, разумным существом, чтобы оно даже дышать без приказа боялось?!       Шай еле слышно выпустил воздух сквозь плотно сжатые зубы, заведенные за спину руки юноши перетряслись мелким трясом. Рядом с альфой беззвучно всхлипнул его брат омежка. Рыськи, увы, очень хорошо помнили весь пройденный ими курс жесточайшей дрессуры, пошагово.       Оторвавшийся от созерцания Шая Леся поискал по карманам и скривился, не обнаружив мобилки. Ри молча, по полу накатом, послал волку свою. Никогда ранее не видевший подлинных бордельных рабов гиенка напрочь утратил дар речи.       Пока Леся дозванивался до мужа и вкратце объяснял ситуацию, подросток перекатился из сидячего положения на четвереньки, подполз вплотную к Аше и рукавом халата бережно промокнул с его щеки единственную убежавшую из-под трепещущих ресниц слезку. Омежка не смел плакать в присутствии свободных. Невероятно…       Точно блядь.       «А ведь и у меня на родине есть публичные дома, — подумал гиенка, содрогаясь. — Неужели заточенные в их стенах, обслуживающие течных омег хир-ха такие же смертельно запуганные, как эти рыськи? Какой кошмар!»       Зато теперь Ри вдруг стало ясно, почему ни дядя Май, ни дядя Юли, ни мэсс Кар услугами борделей не пользуются, предпочитая объятия супругов. Да по сравнению с бордельными рабами ограниченные строгими рамками гаремов альфы-гиги — свободнее птиц в небесах…       Познавший истину, подросток икнул, порывисто обнял продолжающего старательно изображать статую Ашу за плечи, привлек его голову к себе на грудь, вплел пальцы в распущенные роскошные медные волосы омеги и подавился рыданием. Рыська пискнул нечто недоумевающее и забился, пытаясь освободиться — утратил, сбитый с толку происходящим, контроль над телом и эмоциями.       — Не смей! — вскрикнул Шай, лихорадочно сглатывая, но не меняя позы — преданно ел клубящимися нарастающей паникой глазами лицо Леся. — Тебя накажут!       Тоже не выдержал пытки напряжением, испугался за брата. И охнул, когда вместо оплеухи Леся нежно погладил его по бледненькой, островатой скуле.       — Не накажут, котенок, — прошептал волк, часто-часто моргая. — Ни порок, ни карцеров больше не будет. Считай — вы с братом к неправильным хозяевам попали… — омега собирался добавить что-то еще, но не смог — захлебнулся слезами.       Шай тихонько заскулил под его рукой, жалобно-жалобно, и немножко расслабил затекшие от долгого стояния на коленях мышцы. Не верил во внезапно свершившееся чудо, разумеется, и боялся, боялся, свихиваясь от неизвестности. Рядом с братом в голос замяукал Аша — Ри же не отпускал, целовал (!) в лоб и виски.       Успешно начавшейся коллективной истерике помешал Бабра — ввалился на кухню неуклюжим медведем, в руках куча шуршастых полиэтиленовых пакетов, шмякнул ношу на стол и сходу кинулся поднимать всех подряд, не разбираясь, где муж и где остальные. Короче, абсолютный конец света. Ну, и хоровой рев Леси и Ри, и отчаянные вопли полностью потерявшихся во времени и пространстве рысек.       Заключающим аккордом сцене послужило появление в дверях заспанного, трущего кулаками глаза, кутающегося в простыню босого Лэ и семенящего за гиенкой серо-зеленого Капа.       — Аша! — недоуменно тявкнул Лэ, просыпаясь толчком. — Ты откуда, Боже мой?! Аша!!! Ашонка!!!       — Немедленно его отпусти! Не смей! — прорычал Лэ, сжимая кулаки. Миг, и отшвырнувший стесняющую движения простыню, перекинувшийся в зверя подросток лязгнул клыками у самого лица как раз поднимающего с пола Ашу Бабры.       Бабра небрежно, вслепую отмахнулся от гиенки, альфачу было сейчас не до слетевших с катушек щенков. Нечаянно зашибленный им Лэ кувыркнулся из прыжка набок, забарахтался, загребая лапами, вскочил и завыл человеческим голосом.       Еще миг, и рыська, которого медведь только-только собрал в охапку, гибко извернувшись, полоснул альфача выпущенными коготками по физиономии. Вряд ли рыжик понимал, что именно делает, расцарапывая пленителю щеку в кровь — просто защищался, обезумевший.       Повторно ударить себя Бабра не дал — ловко скрутил шипящего диким котом, частично обернувшегося омежку, слегка пристукнул его поперек спины, чтобы не рыпался, зажал, брыкающегося, подмышкой и, выцепив взглядом замершего с открытым ртом Капа, оглушительно гаркнул, одновременно отпинывая прочь норовящего укусить за бедро Лэ:       — Мэкса, ёба твоего папу в зад! Гого зови! Где аптечка, бренди?! Бегом! Не видишь, меня эти бешеные дети живьем жрут?!       У ног медведя Шай, ломая руки, с колен, молил, запрокинув к альфачу мокрое от слез лицо, пощадить Ашу и не убивать немедленно, позволить последующим честным служением искупить вину. А ведь мог броситься на защиту брата… Не бросился — не осмелился даже дотронуться до нового хозяина.       — Аша хороший раб! — лепетал, захлебываясь ужасом. — Господин, не надо! Пожалуйста! Он хороший… Он будет слушаться…       — Не буду!!! — перекрывая общий гвалт, рыдал пребывающий в полном помрачении рассудка, висящий вниз головой Аша, дергаясь и извиваясь по-змеиному. — Пусть убивает!!! Лучше смерть!!! Хочу сдохнуть!!! Шай, трус, заткнись!!!       — Лэ! — кричал, вырываясь, отчаянно прыгающему вокруг, рычащему гиенышу, терзая коготками предплечье Бабры. — Лэ, не давайся им! Они чудовища! Чудовища! Лучше смерть!       Вкатившийся на кухню с аптечкой Гого оттолкнул с дороги не вовремя сунувшегося Ри, сцапал Лэ за шкирку и вышвырнул в коридор.       — Лежать тихо! — рявкнул, захлопывая дверь и задвигая засов. — Без тебя разберемся!       Под завывания колотящегося телом в запертую дверь с обратной стороны подростка шакал раскрыл аптечку, вывернул ее содержимое на пол и зашуршал, готовя сразу несколько инъекций.       — Ура!!! — приветствовал укол в каменно напряженную ягодицу Аша, колотя Гого стиснутыми до белых костяшек кулаками, куда доставал. — Яд!!! Да!!! Шай, братик, прощай!!!       Психоз омежки продолжался.       С чего бедный, вдруг, решил, что ему вкатили именно яд, а не наркотик или снотворное, оставалось тайной за семью печатями. Переубеждать его, такого спятившего, не имело смысла. Потом, завтра. Угомонить бы для начала — котенок оказался на удивление сильным. Следующим дозу успокоительного получил Шай, после Шая — Ри. Гого колол щедро, благо запас лекарства позволял вырубить с десяток оборотней до утра.       — Кому еще? — осведомился, скалясь, у привалившегося, в шоке, лопатками к стене Леся. — Тебе?! Запросто, плечико подставляй, дружок!       Волк клацнул на шакала зубами и рыкнул, отрицая.       — Обойдусь, я не щенок! — заявил, гордо выдвигая подбородок. — Мне полстакана бренди вполне хватит! Котятами занимайся, Лэ! Бабра и Кап, разумеется, тоже хором отказались от инъекций — обоим нужны были думающие, не замутненные мозги.       — Хватит! — шикнул медведь на мечущегося без толку, царапающегося Ашу. — Жди смерть, как подобает воину — с достоинством!       Омежка не воспринял сказанного альфачом из глубин захлестнувшей истерики, хрипло, надсадно мяукал, отбиваясь. Острые коготки рыськи безжалостно драли предплечье пленителя, на плитки пола капала горячая, густая медвежья кровь. Бедра альфача обхватил плотным кольцом из трясущихся рук Шай, уткнулся новому хозяину мордашкой в пах.— Не убивайте, Господин, — скулил как заведенный на одной жалкой, задушенной ноте. — Не убивайте… Мы послушные, клянусь…       Плачущий навзрыд Ри пытался оттащить рыську прочь от Бабры — бесполезно, только ногти обломал, частично очухавшийся Леся совал гиенке к губам запечатанную бутылку бренди — омега забыл, в раздрае чувств, вытащить из ее горлышка пробку. Кап же вообще сел на стул, с пустым стаканом в ладонях, молчал, бледный-прибледный, смотрел круглыми, немигающими пустыми глазищами — выпал из реальности и не вмешивался.       Поскорее бы подействовало успокоительное — иначе хоть связывай всех скопом. Ну, кроме Гого, тот сохранял относительное спокойствие, коварно подбираясь под шумок к Лесю с заряженным снотворным шприцом.       Леся оборонился от лезущего со шприцом наперевес Гого выставленным локтем и зарычал, ощериваясь.       — Отстань, придурок! — взмолился. — Ну не надо мне укол, я сам справлюсь!       До волка, наконец, дошло, почему из бутылки ничего не выливается, он с кривой ухмылкой выдернул зубами мешающую добраться до бренди пробку, сделал прямо из горлышка пару жадных глотков, скривился и закашлялся.       — Фууу, — выдохнул в сторону. — Ну и гадость…       Понятливый Гого сунул омеге под нос рукав, занюхать.       — А тебе нельзя, — заявил Ри. — Ты маленький еще!       Несогласный Ри хищно оскалил зубки и собрался возразить, но не успел — на него сверху рухнул сумевший вывернуться из подмышки Бабры Аша. Опрокинув гиенку на спину, рыська протоптался по нему и кинулся к двери — отпирать засов. Миг, и он распахнул дверь и вывалился в коридор. Остановить омежку никто не успел. Едва оказавшись за порогом, котенок упал на колени перед пребывающим в зверином облике Лэ, обвил его за шею руками, как собаку.       — Я умираю… — безнадежно замяукал осипшим, сорванным голосом, давясь первым подкатившим зевком. — Умираю… Прости, мой хороший…       Не понимающий, с чего вдруг абсолютно здоровый еще пару дней назад Аша собрался умирать, Лэ утешающе лизнул рыжика в нос.       — Тебе где-то сейчас больно? — довольно невнятно тявкнул он, с недоумением, и тоненько заскулил, учуяв из кухни запах свежей крови, прищелкнул зубами. — Бабра тебя избил, что ли, покусал?! Где рана, покажи?!       Аша уткнулся зареванной мордашкой гиенке в мохнатое, теплое плечо и замученно заикал. По-прежнему толком ничего не соображал, бедняжка, но, вроде, не помнил, чтобы его били или кусали. Хватали, да — страшный, огромный альфач хватал, было. Держали подвешенным вниз головой, поперк туловища, словно котенка — было. Трясли — было. А вот кусали… Не было!       Осознание содеянного бабахнуло омежку по макушке кувалдой, погребая под повторным, смягченным начавшим действовать, наконец, снотворным цунами паники. Он, он (!!!) исцарапал нового хозяина когтями в кровь и сопротивлялся его воле. Он проявил непокорность. Он — плохой раб, достойный жесткого наказания… Папочка… Теперь неизбежны порка и ледяной, темный карцер без еды и воды…       Глаза слипаются и тело обмякает… Почему?.. Ах, точно, яд… А умирать, оказывается, сладко-о-о…       Засыпающего, тихонько мяукающего несвязицу рыжика очень бережно собрали с пола, прижали к широкой, бугрящейся стальными мускулами, явно принадлежащей альфе груди и куда-то понесли, укачивая на ходу.       — Все хорошо, малыш, — ласково шептали ему, проваливающемуся в наполненное яркими, танцующими видениями марево покоя, на ушко низким, бархатным басом. — Все хорошо, котенька, не плачь. Уложу тебя в кроватку, укрою одеялком, проснешься утром…       Растащить «убитых» снотворным подростков по спальням заняло у Бабры примерно с полчаса. Лэ и Ри медведь определил в номер к Ри, благо законный супруг гиенки, Кар, находился на данный момент в больнице и его койко-место пустовало. С ними, на правах тятя, вызвался ночевать Кап. Рысек устроили в гостиной, на коврах, под приглядом Леся.       Гого же вернулся на кухню — истрепанные нервы альфы срочно требовали выпить. Бабра к другу не присоединился — слишком устал.       — Про похмелье не забудь, — посоветовал со вздохом, оставляя шакала наедине с бренди. — Которое — головка бобо, во рту кака. У нас полный дом психов, не добавляй на завтра проблем.       Медведь решил спать в гостинной, с рыськами и Лесем. Быстро перекинувшись «туда» и «обратно», он излечил полученные во время борьбы с Ашей глубокие царапины, лег, натянув лишь трусы, завернулся в одеяло, возле дверей, преднамеренно перегородив выход в коридор, и долго еще ворочался, бурчал ругательства. Заснуть не давали разные невеселые мыслишки.