Ри

      По утру Бабру растолкал Леся.       — Кончай дрыхнуть, — тявкнул севшему, осоловело моргающему мужу, тыкая пальцем куда-то в середину гостинной. — Почти час тебя ждут, когда встанешь.       Бабра крутанулся, куда указывал волк, и узрел двух замерших на коленях, лбами в ковер, рысек. Перед собой юнцы держали, в вытянутых по полу руках, ремни. Тот ремень, который у Аши, принадлежал — Бабра узнал — Лесе, второй был военный. У Кара утащили, что ли, из номера?       Получалось, опять провинились, без разрешения ходили, пока хозяева спали, по комнатам и рылись в чужих вещах?       — Шай, — окликнул медведь альфочку строгим голосом. — Посмотри на меня. Приказ.       Шай заметно передернулся напряженным в струну, подчиненно согбенным телом, медленно поднял серовато-бледную, осунувшуюся, несчастную мордочку и встретился с Баброй полным муки, влажным взглядом. Замер, не дыша.       — Откуда у тебя этот ремень?       Рыжик судорожно сглотнул, собираясь с силами, и ответил тихо-тихо, с жалким подмяукиванием: — Господин Лесь дал, по моей просьбе. Чтобы вы смогли выпороть своих нерадивых, заслуживших наказание рабов, Господин, — и уронил голову обратно к полу.       Бабра внимательно выслушал альфочку, поскреб ногтями голую грудь, потом, через трусы, почесал в паху и корпусом повернулся к сидящему рядом, на корточках, хмурящему брови Лесе.       — Что все это значит, — осведомился у волка, — может, объяснишь, мой лучик?       Леся лишь пожал плечами.       — То и значит, — фыркнул. — Или выпори, или помилуй. Кстати, — омега забавно сморщил нос. — На завтрак у нас овсянка с клубникой, Мэдса наварил большущую кастрюлю. Вкусная, я уже пробовал. — В доказательство вкусности каши волк, шаловато подмигнув, сочно облизнулся кончиком языка.       — Еще новость есть, — сообщил, загадочно щурясь, придвигаясь к мужу вплотную и обдавая смесью запахов сладких цветов и мятной зубной пасты. — Кар из больницы сбежал. Сейчас на кухне, овсянку трескает и клубникой закусывает…       Ошарашенный последним известием Бабра икнул и вскочил на ноги.       «Ну, Кар, ну, придурок! — едва не взвыл. — Мало мне тут проблем!»       — Аша, Шай! — прорычал. — Бросайте ремни, быстро! Бегом зубы чистить! Завтрак стынет!       Рыськи не сдвинулись с места, только тряслись. Решили — новый хозяин изволит шутить. Какой завтрак, какие зубы после вчерашнего? Да у обоих и зубных щеток-то не имелось, старый хозяин подарил, в чем на кухне выцепил — в простеньких, домашних футболочках и шортиках, босиком…       Леся мягко тронул мужа выше локтя и вздохнул.       — Не так с ними нужно. — вымолвил сквозь зубы. — Скажи: посмотрите на меня! — Бабра повторил — Аша с Шаем послушно посмотрели, боялись, дрожали. —  Ваше наказание отменяется — Господин не в настроении кого-либо сейчас пороть. Ремни положите на пол. Встаньте и идите за мной получать зубные щетки. — Бабра опять повторил, слово в слово, и покорные хозяйской воле рыськи завозились, неуверенно распрямляя спины. Встали с колен, ссутулив плечи. Оба, заметно пошатываясь, недоверчиво косились на медведя, молчали, подавленные неизвестностью, бурчали пустыми желудками. Лично у Бабры создалось стойкое впечатление, что они близки к голодному обмороку. Котят хотелось обнять и понежить, но ведь испугаются! Хотя, если аккуратно и без резких движений…       Аша отреагировал на прикосновение к боку широкой ладони медведя рваным всхлипом.       — Господин чего-нибудь желает? — откликнулся, с готовностью подаваясь навстречу ласке.       Бабраа желал, искренне и горячо — накормить рыжиков овсяной вкусной кашей с клубникой, срочно. А предложенных робко, изжеванных до кровоточащих трещинок Ашиных губок не желал, Леси, истинной пары, хватало — целовать не перецеловать.       Поэтому оборотень аккуратно остранил омежку, с трудом удержался от гневного, в адрес барса-рабовладельца, плевка на ковер — Леся заругает, не в лесу и не в поле — и отмахнул рыськам кистью.       «Потопали, мол, детеныши, за зубными щетками, пожалуйста, достали бояться, никто вас здесь не обижает, вроде.»       Разумеется, растерянные, хлопающие ресницами рабы без возражений последовали за хозяином — заплетающимися в собственных ногах тенями, глаза долу. Пугаясь и не соображая, чего хочет новый хозяин. От переживаний и голода их мозги застилал тошнотворный сизый туман.       В коридоре на процессию натолкнулся несущий в стирку ворох грязного постельного белья Мэкса.       — Господи! — воскликнул, случайно скользнув рассеянным взглядом по бредущим за медведем экскортом и застопорившись, будто налетел на стену. — Бабра! Куда ты тащишь котят?! Они же у тебя падают! А бледненькие-то какие, — запричитал, хватая Ашу за запястье — омежка оказался ближе.  — Натуральные привидения! — альфа закрутил рыжика, с беспокойством всматриваясь в его понуренную мордашку. — Детеныш, — спросил он мягко, — ты точно себя хорошо чувствуешь? Когда вы с братом в последний раз ели?       Воспринявший заботу Мэдсы как проявление недовольства Аша сдавлено мяукнул нечто нечленораздельное, попятился и без предупреждения рухнул на колени. Следом за ним, с секундной заминкой, позу покорности торопливо принял и Шай.       — Простите, Господин, — залепетали рыськи хором, сгибаясь лбами в пол и скрещивая за спинами руки. — Простите…       Не угодили, а чем, не знали. Боялись-боялись-боялись. Кормить обоих на кухне, посадив за общий стол, было бы безумием — не проглотят ни кусочка. За ложку взяться в присутствии хозяев не осмелятся.       Наконец осознавший весь размер щедро презентованной барсом двойной проблемы Бабра глухо заворчал. Если котята от любого звука валятся кланяться, поднимать конкретно замаешься.       Перевоспитывать придется.       Вопрос кормления рысек выпер ребром, и Бабра крепко задумался, зачесал бритую макушку.       — Мэдса, — буркнул альфач, дергая мнущего ком стирки друга за футболку. — Куда нам их определить, в тихое место, чтобы они спокойно поели? Может, в кухонной кладовке накроем столик? Журнальный прикатим, маленький, из моей спальни?       Пока Мэдса прикидывал, влезет ли в заставленную разным хламом кухонную кладовку журнальный столик, медведь сердито скомандовал коленнопреклоненным рыжикам:       — А ну встали быстро!       Подняться рыськам оказалось сложнее, чем упасть — у бедняжек откровенно подкашивались ноги. Бабра, ругаясь сквозь зубы, наклонился, ухватил обоих подмышки и вздернул в вертикальное положение.       — Без приказа на колени не валитесь, — рыкнул, нависая над рабами скалой. — А не то…       Что «не то», альфач не договорил — из кухни в коридор на голоса выглянул Гого.       — О, котята! — обрадовался, расплываясь в белозубой улыбке. — Давайте их сюда, каша остывает!       Напуганные суетой вокруг рыжики прильнули друг к другу, смотрели округлившимися, медленно наполняющимися влагой глазами. Сглатывали набегающую слюну. Боялись-боялись-боялись, но и кушать хотели неимоверно, а из распахнутой двери кухни так вкусно пахло свежей клубникой…       Бабра повторно подхватил робеющих до полуобморока рабов подмышки и поволок завтракать.       — Обойдемся без столиков, — бросил через плечо устремившемуся следом Мэдсе, протащил растерявшихся, хлопающих ресницами котят через кухню, мимо сидящих за общим столом Леся и Кара, и толчками между лопаток запихнул в кладовку. — Я придумал. Надо на пол пару подушек. Мэдса, ты добрый, сгоняй!       К методично уничтожающему овсянку Кару у медведя имелся отдельный разговор, но — попозже, без свидетелей.       Пока рыськи пытались сообразить, на каком пребывают свете, Мэдса сбегал в гостиную за подушками и вернулся, а Леся подал из кухни две почти до краев наполненные овсянкой фаянсовые тарелки. В кашу омега воткнул по ложке, обычной, десертной, стальной. Клубника, порезанная тонкими кружочками и пересыпанная сахаром, прилагалась, с горочкой, в отдельной мисочке.       — Вот, — сказал переминающимся у порога рыськам Бабра, кидая подушки под окошком и ставя тарелки, в ряд, прямо на пол. — Ваш уголок на сейчас. Садитесь, и чтобы съели все. Вернусь через полчаса.       Дожидаться ответа медведь не стал и прикрыл дверь, оставив рабов наедине с овсянкой. Когда он вернулся, через обещанные полчаса, котята сидели, опять плотно прижавшись друг к другу, и протягивали пустые, начисто вылизанные тарелки. Личики у обоих заметно порозовели.       — Почему не на коленях? — поинтересовался у юнцов альфач. Рыськи поморгали, с подушек, и ответили, очень неуверенно, заикаясь, вразнобой:       — Вы приказали сидеть, Господин… — Бедняжки даже не догадывались, что для них пришло время первого урока перевоспитания.       Полюбовавшись на котят секунд с пять, Бабра удовлетворенно кивнул.       — Ладно, — сказал. — А теперь, по вашему мнению, что надо сделать? Только не торопитесь с ответом, пожалуйста, подумайте.       Думать рыжики, очевидно, не умели, отучил предыдущий хозяин, потому, ни сколько не сомневаясь в правильности совершаемого, скатились с подушек, бухнулись на колени и глубоко закланялись, залепетали слова благодарности за вкусный, вкусный, потрясающе вкусный завтрак. Продолжая протягивать тарелки, естественно.       — Неверное решение, — огорчил бедняжек медведь. — Кланяться за еду у нас не принято, достаточно простого «спасибо, было вкусно». Давайте-ка сядьте обратно и еще чуть-чуть подумайте, но как будто меня здесь нет и вы только вдвоем. Что тогда нужно сделать?       Сесть рыськи не сели, слишком озадачились, замерли на колешках, с тарелками в руках, снизу преданно глядя на хозяина. Размышляли. Подсказывать юнцам Бабра не собирался.       — Помыть посуду, — вдруг сдавленно мяукнул Шай. — Да, хозяин? Но… вы же нам не разрешали выходить на кухню… И там… — альфочка замолчал, задрожал. Возражать хозяину он не осмелился, и так считал — разболтался более обычно дозволенного. Непочтение…       — Там — свободные-незнакомые? — подхватил медведь. — Боитесь?       Аша и Шай тихим мяуканьем подтвердили — боятся до полусмерти.       — Значит, пора вас перезнакомить. Вставайте, пожалуйста, и вперед, к новой жизни!       Сытые, по-прежнему ничего толком не понимающие рыськи бодро повскакали на ноги и заели хозяина прояснившимися глазками, готовые по его воле хоть в прорубь, хоть голой жопой в муравейник, хоть без скафандра пехом на луну.       «Не бьет, не кричит, тон ласковый, „спасибо“-„пожалуйста“, вчерашнее неповиновение простил, вместо карцера — молочная каша и сладкая клубника, — буквально слышал Бабра лихорадочную работу их извилин. — Добрый? Угодить, угодить, не разозлить чем-нибудь случайно. Пусть и дальше такой будет»…       Улыбающийся медведь аккуратно приобнял обоих за плечи, ободряя, и сразу же отпустил.       — Идемте уже, — вздохнул, подталкивая замерших напугавшимися столбиками котят по направлению к кухне. — С вашим статусом в моем доме разбираться. Малыши, кто из вас помнит, куда я сунул вчера ваши документы? Я забыл…       Ни Шай, ни Аша, увы, не имели понятия, где папочка с дарственными на них — вчера было совсем не до папочек — и замотали, виновато понурившись, головами, побледнели.       «Сейчас хозяин ка-а-а-к разозлится, ка-а-а-к примется кричать и ругаться». — решили, и задрожали. Но на колешки не попадали, только пальцы заломили отчаянно, до хруста — ведь не велено на колени, хозяин не одобряет поклонов.       Рыськам не помешало бы умыться, расчесаться и переодеться — длинные распущенные волосы обоих спутались безобразными космами, мордочки украшали подсохшие разводы слез вперемешку с, вроде, пылью, по футболке Аши темнели, бурой россыпью, пятна крови Бабры. Да и пахло от них — прокисшим потом и нечищенными сутки зубами. Неухоженный вид юношей определенно требовал вмешательства взрослых.       — Леся! — позвал медведь остервенело драющего в раковине кастрюлю волка, втаскивая Ашу с Шаем, под локти, на кухню. — Бросай кастрюлю! Посмотри!       Леся, не прерывая процесса мытья, обернулся через плечо и глянул. Кроме Бабры и шугающихся, ломающих руки растрепанных котят омега не увидел ничего интересного и вопросительно изогнул бровь.       — Что опять? — осведомился недовольно. — Они не наелись? Так нету больше ни каши, ни клубники. Только булка и сыр остались. Сооруди им быстренько по бутербродику.       Лишь слепой бы не заметил, как у рысек при упоминании о бутербродиках загорелись желтыми огнями глаза. Похоже, и правда не наелись кашей, бедные, но боялись-боялись-боялись даже заикнуться о добавке и показаться наглыми. Вдруг новый хозяин решит, что они слишком прожорливы, и накажет, оставит без ужина? О наличии в этом доме трехразового питания юноши не догадывались.       — Сажай голодающих сюда, — Леся отмахнул облепленной мыльной пеной губкой на стол, в угол. — Сыр в холодильнике, булка на полке. И сок не забудь — Мэкса апельсинов надавил. Тоже в холодильнике, на дверце полная бутылка.       Повинуясь жесту Бабры, рыськи тенями скользнули в указанный волком угол и затихли, теребя край скатерти, с опущенными мордочками. Медведь молча выложил перед ними завернутую в бумажный пакет половинку булки, достал из холодильника початую упаковку сыра и сок, добавил кусок сливочного масла в фольге и выставил на скатерть.       — Стаканы, — буркнул, — нож — вот. Давайте-ка сами, не инвалиды, появятся вопросы — обращайтесь к Лесю, он вместо меня. А я отойду на полчасика.       Оставив рыжиков с мужем, Бабра заскочил, наконец, в туалет, отлить и поплескать в лицо водой, а после, из коридора, позвонил Мэдсу.       — Ты где? — спросил озабоченно. — Посоветоваться хочу с тобой, насчет котят.       Мэдса копался, на данный момент, в дальней, платяной кладовке. Вряд ли гиена умел читать мысли на расстоянии, просто он и медведь одновременно подумали об одном и том же — привезенным практически голыми рыськам требовалась одежда.       — Во! — гордо похвастался альфа ввалившемуся помогать другу, тряся плотно набитым большим белым полиэтиленовым мешком с яркой рекламной эмблемой на боку. — Нашел! Тут десять комплектов — майки и шорты. Купил прошлым летом, по скидке на распродаже, дома померил — на размер меньше. Менять поленился, сунул на полку вместе с ярлычками и забыл.       Распотрошив мешок, гиена вытащил из него навскидку синюю футболочку без рисунков и разложил у себя на груди.       — Я в кости пошире, — тявкнул. — А котятам впору будет, они худенькие. Потом еще прикупим, поприличнее, сгоняю с ними в торговый центр, когда освоятся немножко.       Бабра пощупал футболку, принюхался — приятно пахло новой, не стиранной тканью — и одобрительно ухмыльнулся. Тонкий хлопок без примесей. Идеально на первое время, для дома и жаркого климата. — Ты — умница, — похвалил друга от сердца, — что про них вспомнил. Твоя тогдашняя лень нас сейчас здорово выручила. А тапочек у тебя никаких не завалялось? Котята босые…       Мэдса фыркнул и покачал головой.       — Полы теплые, — отмахнулся. — Не простынут. Да и ножки у них аккуратные, не чета моим лыжам. — Альфа продемонстрировал свою босую, весьма крупную альфячью стопу. Не срочно, похолоданий в ближайшие четыре месяца не предвидится. Держи, — он подал Бабре два сложенных махровых полотенца и два костюмчика, синий и небесно-голубой. — Отнеси малышам и отправь их мыться — пованивают. Расчески и зубные щетки для гостей — в кладовке, где стиралка. Откроешь белый шкаф — в желтой коробке.