Ри

      Ри потревожило движение — рядом в постели ворочалось нечто большое, куда крупнее Лэ, сопело и знакомо, вкусно пахло сливочной карамелью. Пребывая где-то на границе сна и яви, подросток на ощупь нашел мужа, уткнулся носом в его сильное, родное плечо и недовольно вопросил неверным, плывущим голоском:       — Ты зачем из больницы сбежал, сволочь? Уши отрову и в жопу засуну…       Ожидавший несколько иного приема мэсс Кар кхекнул горлом и напрягся.       — А ты, я вижу, совсем по мне не соскучился, — упрекнул Ри печально, отодвигаясь и разрывая едва состоявшийся контакт тел. — Впрочем, — он сглотнул, — я уже догадался, не дурак: за двое суток ни разу меня не навестить даже на полчасика… Предатель. Получай свой панакх и подавись! Отпускаю!       Мгновенно проснувшийся Ри подскочил, широко распахивая глаза, перехватил садящегося омегу за запястье и опрокинул обратно на спину.       — Собрался далеко? — осведомился, зло оскаливаясь и придавливая его для надежности локтем поперек груди. — Лег быстро и сохраняйся здесь, раз из отделения сбежал! Зачем мне нужен твой панакх, я передумал давно! Предпочитаю помет наших, общих щенков!       Кар тявкнул, ошарашенный напором ранее всегда почтительного и робкого подростка, и послушался, опустил голову на подушку.       — Ты изменился, мой цветочек. — вымолвил задумчиво, разглядывая ерошащегося Ри сквозь оценивающий прищур. — Стал… взрослее. Что у вас стряслось в мое отсутствие? Давай колись.       Ри повторно показал омеге зубки — кололся, но отнюдь не так, как велел муж.       — Позже все расскажу! — рыкнул, откатываясь прочь. — События последних нескольких суток научили альфочку расставлять приоритеты и отличать просто важное от супер важного.       «Куда девался Лэ?» — учащенно билось о ребра сердце.       Сдернув со спинки стула халат, подросток торопливо запаковался в него и подвязал разъезжающиеся полы пояском.       — Я отойду, — сказал моргающему с подушки мэссу Кару весьма холодно. — Ненадолго. Узнаю, где Лэ, и немедленно вернусь. А ты, — он грозно показал мужу кулак, — лежи ровно. Не скакать, не бродить — запрещаю. Только в туалет можно. Вот пульт, — омега без возражений принял протянутый пульт, — телевизор включи, если скучно, полистай каналы. В потолок поплюй, в конце концов. Но — лежа. Приказ.       Кар приподнялся на локте и удержал подростка жестом.       — Почему у Мая недоступен телефон? — тявкнул, ощерившись. —  Ранен? Убили? Потерял мобилку?       Ри пожал плечами.       — Твой Май, — фыркнул с оттенком превосходства, чеканя фразы, — жив и здоров, но абсолютно безответственный. Забыл дома подавители. Гон у него.       Кар поперхнулся.       — То есть как — гон?! — изумился, заламывая бровь. — А кто тогда нашел Лэ?! Не он?!       — Не он, — подтвердил хмурый Ри, кивая, и развел руками. — Но, в принципе, какая разница-то? Главное — Лэ найден. Другой вопрос — где он сейчас. Где-то в доме точно. Наверняка, к рыськам побежал.       Видевший рысек лишь мельком Кар скривил уголок рта.       — Это которые рыженькие, с волосней по попок? — уточнил омега. — Их Бабра в кладовку на кухне уволок, минут сорок назад. Альфочку и омежку. На редкость хорошенькие котики, но странные…       «Кхм… Странные — мягко сказано». — покинувший номер, с сохраняющейся в нем на кровати истинной парой, Ри горько вздохнул, вспоминая рысек — валяющегося в ногах у Бабры, лепечущего мольбы зареванного Шая и воющего диким зверенышем, мечущегося, вниз головой, царапающегося, приветствующего яд Ашу. И как Лэ с Ашей обнимались на пороге кухни, и брат лизал Аше лицо.       Подростку ужасно не хватало сейчас поддержки кого-нибудь взрослого и опытного. Просто по-щенячьи похныкать ему и пожаловаться — на ватную, сковывающую мышцы усталость, медленно, но верно нарастающую, стягивающую виски боль, жажду, голод и поднимающуюся из пустого желудка противную тошноту, результат действия снотворного.       «Воистину — меньше знаешь, лучше спишь, — приободрил он себя, шлепая босыми ногами по направлению к кухне. — Мэсс Кар беременый. Ему нельзя нервничать. Я сам справлюсь, не малюська, да и не впервой уже, похуже переделки случались. Мой омега сможет мной гордиться по праву.»       Для нытья есть Гого, Бабра, Леся и, конечно же, тять Кап. Но — снова потом. Где, ёба, Лэ?! Не вляпался бы в очередную неприятность!       Уже на полдороги Ри вдруг притормозил, осененный внезапной мыслью. Крутанувшись на пятках, он мелькнул в воздухе распускающейся косой и почти бегом устремился обратно, к оставленному в неизвестности мужу.       Мэсс Кар был достоин хотя бы поцелуя после двух суток разлуки! Пусть одного и короткого, но нежного и полного любви. Омега не виноват, что влез в бой с кланом Бра из-за Шашии и получил пулю. Не виноват, что забеременел не вовремя, не юн и угодил на сохранение. А еще он — истинный, без которого ужасно пусто, холодно и страшно. Дышать им и не надышаться.       Запаковавшийся в одеяло на боку наподобие большой потерянной гусеницы перед выключенным телевизором мэсс Кар встретил вернувшегося подростка вопросительно приподнятой бровью.       — Что-то забыл? — осведомился подозрительно неверным голосом.       — Да! — радостно подтвердил Ри и присел на край постели. — Поцеловать тебя, мой воин! Я соскучился, очень-очень…       Кар смотрел недоверчиво, не спешил раскрывать объятий.       — С чего такая перемена, кактусенок? — спросил и совершенно фиялково, беспомощно шмыгнул носом. Из последних сил сдерживал недостойные вожака, готовые брызнуть слезы.       Ри нервно потер зачесавшуюся метку через толстую ткань халата и подавил вздох.       — Иногда, — сказал альфочка мужу, кладя ему ладонь на плечо. — Требуется некоторое время, чтобы осознать собственную глупость. Так вот — я осознал. Прости меня за холодность и небрежение. Просто… я сильно рассердился сначала, что ты сбежал из больницы, и с Лэ у меня серьезные проблемы. Давай я тебя сейчас поцелую и побегу искать брата, а потом вернусь и все-все тебе расскажу, с подробностями? Потерпишь полчасика?       Мэсс Кар просветлел глазами, пошебуршался, выпростал из-под одеяла руку и мягко потрепал Ри по щеке тыльной стороной кисти. — Ах, теперь я спокоен, — улыбнулся и добавил, жалко всхлипнув: — Ри, и ты меня прости, ладно? Я, похоже, добавил тебе головной боли…       От омеги пахло карамелью и недавно съеденной клубникой.       — Я люблю тебя, Кар, — шепнул Ри мужу, наклоняясь и сближая лица. — Береги себя, пожалуйста. Когда тебе плохо, мне темно.       Губы накрыли губы, и супругов затопило теплом. Обоим стало невыразимо спокойно и уютно…       Скрипнула, распахиваясь, дверь, и мяукающий, хрипловатый голосок возвестил:       — Господин! Аша привел вашего брата! Господин Бобра велел! Застигнутные врасплох Ри и Кар шарахнулись друг от друга и в едином порыве уставились на явление.       — Не Бобра, а Бабра! — рявкнул первым опомнившийся Кар, гневно зыркая на рыську и прячущегося за его спиной Лэ. — Это раз. Два — тебя стучаться, вообще, учили, нахал?! Вламываешься как к себе домой!!!       Знал бы омега, к кому обращается, выбрал бы тон помягче. Не знал, увы. Реакция рыжика последовала незамедлительно: позеленел мордашкой, бухнулся на колени и, согнувшись в три погибели, уткнулся лбом в пол, руки, скрещенные в запястьях, за спиной. Испуганный же криком Лэ метнулся к Ри.       — Не отдавай меня им! — залепетал, становясь белее мела и хватая брата за предплечья. — Я не хочу! Не хочу!       Пораженный представлением мэсс Кар лязгнул зубами и подскочил в сидячее положение, откидывая одеяло.       — О Господи! — воскликнул он, бледнея не меньше Лэ. — Ри! Что тут происходит?!       «Ничего особенного, — мог бы ответить мужу Ри, — так, война за разумы», — но промолчал — занимался отрыванием от себя брата. Брат отрываться не желал — мертво вцепился скрюченными пальцами в рукава халата и подвывал, умоляя о защите.       От порога альфочке вторил Аша — горестными, задушенными всхлипами. И гиенка, и рыська боялись-боялись-боялись — шума, мэсса Кара и, конечно  — наказания.       Чуть-чуть поборовшись с Лэ, отчаявшийся освободиться по-хорошему Ри плюнул на приличия — а кого стесняться-то, в трусах, не голый — скинул халат и крепко обнял однопометника.       — Лэ, не дури, — взмолился, гладя его по напряженной в струну, дрожащей спине. — Не бойся, глупый. Это же мэсс Кар, мой муж, вы столько лет знакомы…       Лэ скулил, уткнувшись брату носом в шею, трясся крупным трясом.       — Не отдавай, — бормотал, моча шею Ри слезами. — Не отдавай…       Не выпуская бедного из кольца рук, Ри покосился на лежащую на подоконнике и недоступную на данный момент мобилку.       — Кар, — попросил мужа негромко. — Вон телефон, видишь? Встань, только плавно, и возьми его. Набери Гого или Бабру, номера вбиты в память. Прямо немедленно. Я с ними двумя сразу не справлюсь.       Мэсс Кар встал плавно, как велел Ри, но вместо окна пошел к распростертому у порога рыське. Присев рядом с ним на корточки, омега доброжелательно спросил:       — Как тебя зовут? Аша?       Рыжик поплотнее уткнулся лбом в пол, молчал, старательно демонстрируя подчинение. Бедный разрывался между страхом перед наказанием и желанием ответить Господину, не понимал, что ему можно и чего нельзя. По идее, нужно было отвечать, раз интересуются, да еще столь спокойным тоном, и до сих пор не бьют…       — Да, Господин, Аша, — наконец решился шепотом, мелко вздрагивая напряженными за спиной руками. — П-простите, Господин…       Кар внимательно выслушал омежку и вздохнул.       — Аша, а почему ты в этой позе? Тебе разве так удобно? — выдал он. — Может, выпрямишься и на меня посмотришь?       Не меняющий положения тела рыська сдавленно мяукнул и задумался. Юноша прекрасно помнил сказанное хозяином Боб… Баброй «в нашем доме не принято кланяться» и его запрет на поклоны. Но тут — совершенно незнакомый Господин, неизвестно как относящийся к поклонам… И голос у Господина резкий. Был. Сейчас — приятный и музыкальный.       Страх перевесил, и Аша остался коленопреклоненным: ведь приказа вставать не поступало. Поэтому не видел выражения лица рассматривающего его омеги и, соответственно, не заметил исказившей черты того страдальческой гримасы.       — Ри, — Господин загудел над ухом негромко, бархатно, с отчетливо различимыми нотками растерянности. — Аша здесь раб, что ли? А чей именно? Гого? Не знал, что Гого держит рабов… Ну новость… Потрясающе…       «Похоже, разозлился. — облился холодным потом Аша. — Но на кого? На меня или на Господина Гого?»       Господина Гого, на данный момент, рыська считал вполне хорошим хозяином, другом хозяина Боб…тьфу, приклеилось — Бабры: шакал не кричал, не бил ни его, ни Шая, улыбался приветливо при редких встречах. А муж Господина Гого — имя Аша забыл — подарил им с братом одежду для дома, абсолютно новую, с ярлычками, хоть и простенькую, и пообещал купить попозже одежды понаряднее. А еще… еще Господин Гого и Господин муж Гого ни разу не пытались схватить или облапать рысек. Иногда мимолетно трепали по плечу или по щеке, как когда-то, в иной и минувшей, свободной жизни делал папи. Странные хозяева альфы… Или Аша их не привлекал как омега? От обилия столпившихся в кучу, толкающихся локтями господ и хозяев рыжик всхлипнул, запутался в размышлениях и сдался — немножко расслабился. Ощущение внезапно легшей на макушку чужой гладящей теплой ладони опять заставило бедняжку замереть и внутренне поджаться.       Крупный Господин, определенно связанный с Ри — эээ, тоже, вроде, не злым — запахом, пах омегой, но за два года в борделе Аше встречались разные омеги, увы. Некоторые из тех омег вели себя совершенными альфами и творили с Ашей отвратительные, причиняющие невообразимые муки, грязные вещи…       Короче, рыська забоялся-забоялся-забоялся. Стиснув челюсти до зубовного скрежета, чтобы не замяукать от ужаса малым котенком, он привычно стукнулся лбом о пол и застыл согбенным изваянием.       И снова голос омеги Господина, сдержанный, тихий, наполненный состраданием и искренним возмущением:       — Ри, кому принадлежит котенок? Изувечу сволочь!       Остатком затопленного паникой разума рыжик сообразил — увечить собираются не его, загнал подальше в горло жалкий стон и вдавил лоб в плитку пола с утроенным рвением. Господин омега сердился, факт. Но — не на Ашу. На Господина Гого, кажется. Значит, Аша не виноват и не будет наказан. Облегчение…       Юноша все же заплакал, беззвучно и безнадежно  — достиг верхней планки выносимости страха. Ожидание драло звенящие нервы острыми когтями, вступив в жестокую схватку с волей и привитым прошлым хозяином долгом идеально вышколенного постельного раба.       «Карцер! — выли едва ли не кипящие мозги рыжика, перед его зажмуренными глазами яркими картинками вспыхивали отдельные, самые ранящие, самые пугающие воспоминания „общения“ с клиентами. — Плети! Жажда! Свяжут… Дыбы… Наручники… Кляп…»       Он сумел не разреветься. Чудо. И молился в душе страстно, сбиваясь и глотая слезы — поскорее бы решилось. Абсолютная неизвестность пугала куда больше карцера и порки.       — Ри, кактусенок. — низкий, насыщенный модуляциями голос Господина омеги дрожал. — Кто хозяин котенка?! Ты онемел, нет?! Обрати на меня уже внимание, пожалуйста!       Ответом послужила прерываемая тоненьким скуляжом Лэ тишина и неясные шорохи — словно кто-то возился и боролся. Страшно до судорог, не вырвать бы завтрак, тогда точно накажут…