Ри

      Ладонь Господина омеги поддела Ашин подбородок, вынуждая рыжика приподнять голову.       — Посмотри-ка на меня, — велел Господин омега.       Аша подчинился и замер, не смея ни моргнуть, ни вытереть слезы со щек. Некоторое время Господин омега, покусывая губу, изучал лицо рыськи через прищур, потом спросил:       — Боишься меня?       Аша коротким взмахом ресниц подтвердил: «да, боюсь» и сглотнул набегающую в горло соль.       — А почему боишься? Я разве давал тебе повод для страха? Кричал на тебя, бью? Ну, голос чуть-чуть повысил вначале, каюсь — но ты очень неожиданно ворвался, напугал меня. Прости, — Аша удивленно приоткрыл рот, а омега закопался по карманам — что-то искал. Вытащил скомканный носовой платок.       — На, — предложил, усаживаясь у порога и откидываясь затылком на дверной косяк. — И давай ко мне садись, хватит пол коленками протирать. Так удобней разговаривать.       Аша подчинился с едва слышным благодарным вздохом, распрямил затекшую спину. Сидеть было, без сомнений, куда мягче, чем стоять коленками на твердом каменном полу!       Господин омега одобрительно хмыкнул.       — Теперь нос. — сказал. — Высморкайся, пожалуйста.       Аша послушно исполнил указание. Господин омега наблюдал с теплотой в зрачках.       — Меня зовут мэсс Кар, — вздохнул, протягивая раскрытую ладонь, когда рыська закончил с носом. — Киф, котенок. Не трясись, просто хлопни.       Пораженный кощунственной идеей обменяться на равных кифом со свободным рыжик икнул и забыл про слезы.       — Мяут…неут, — замяукал в растерянности, отшатываясь назад. — Ашау раб… Ашау накажаут…       Путь к бегству юноше преградила стена. Уперевшись в нее лопатками, бедный жалко пискнул — Господин омега придвинулся следом, продолжая держать на весу ладонь. Ждал кифа. Похоже, не отстанет, ненормальный, пока не получит. Что ж, у разных господ разные прихоти. Киф — мелочь, безобидно, не болезненно и не опасно…       — Вот и молодец, — похвалил робкое прикосновение пальцев рыжика Господин мэсс Кар. — Неплохо. Повтори посильнее, и хватит для первого знакомства.       Не сердился, не щерился кривым оскалом — лучисто улыбался! Значит, Аша угодил…       — Кто твой хозяин, котенок? — рыська не уловил момента, когда Господин омега взял его за руку. Мягко и бережно пристроил рефлекторно сжавшийся кулачок юноши в своей широкой ладони, закачал, успокаивая.       От вожака-гиены — а в том, что Господин омега именно гиена и именно клановый вожак, рыжик не сомневался — пахло сливочной карамелью, бергамотом и еще, едва уловимо, то ли ванилью, то ли цветами.       «Господин мэсс Кар беременый, — с уверенностью подумал вспомнивший о доме, папи и замужних папиных братьях-оми Аша, — от Господина Ри и еще кого-то одного». А вслух мяукнул, смущенно розовея мордочкой: — Мой хозяин — Господин Бабра. Со вчера.       «Да, со вчера», — кивнул сам себе, опять же мысленно. Невольно сравнивая при этом ласково бурчащего Господина Бабру и отвешивающего с размаху направо и налево оплеухи, вечно зло шипящего сквозь зубки приказы предыдущего Господина. Во рту до сих пор ощущался вкус съеденой на завтрак клубничной овсянки…       В груди у рыськи задрожало, тоненько-тоненько, и будто бы отпустило некую напряженую до звона струну. Совсем немножко расслабилось, и вдруг стало… хорошо?       Определенно, лучше сидеть на полу после плотного завтрака в компании чудаковатого Господина омеги, любителя кифов, чем в карцере голодным мерзнуть.       Заметивший просветление в раскосых желтых глазищах раба Кар облегченно выдохнул.       — Котенок, — окликнул жмурящегося Ашу. — Помоги-ка мне встать, что ли? — Аша с готовностью подскочил, поддержал подмышку, и Кар, кряхтя, поднялся. — Мне врач запретил нервничать и резкие движения, малыш, — пробормотал извиняющимся тоном, тяжело опираясь о плечо рыськи и морщась. — Эх, опять живот затянуло… Лечь омеге явно было остро необходимо, но некуда— единственную в комнате кровать занимали хнычущий Лэ и укачивающий его в объятиях Ри.       Не спрашивая у пошатнувшегося, посеревшего Господина разрешения, Аша схватил с изножия постели скомканное одеяло, быстро расстелил на полу, добавил подушку и знаком показал: «Ложитесь здесь».       Сейчас перспектива наказания за самоуправство раба почему-то не пугала.       Прячущий под веками замерцавшие довольной зеленью глаза мэсс Кар милостиво позволил Аше уложить себя на одеяло, удобно устроил под затылком подушку и расслабился. На самом деле у омеги нигде ничего не тянуло и не болело, просто закружилась, когда встал, голова, но рыську было необходимо занять и отвлечь от страха. Сосредоточенный и спокойный, рыжик нравился Кару гораздо больше трясущегося и плачущего.       Простенькая хитрость вожака вполне удалась — Аша захлопотал вокруг наседкой, разве что крыльями не хлопал и не кудахтал.       — Подушку взбить? — лепетал, ломая руки. — Вам не холодно, Господин? Может, воды? Позвать кого-нибудь? Я мигом, только прикажите!       Мэсс Кар поразмыслил пару ударов сердца и велел подать с подоконника мобилку.       «Пора звонить Гого, » — решил. Не для себя, для не могущего угомониться с истерикой Лэ. Беспрерывный скулеж альфочки мучительно ввинчивался в грудь буравчиком. Разбуженный им родительский инстинкт требовал вскочить, крепко обнять чужого щенка, защищая от мира, задрать лицо к потолку и подвыть.       Наблюдающий исподлобья за передергивающим напрягшимися мышцами, копающимся в памяти незнакомого аппарата вожаком гиен Аша некоторое время молчал, потом очень робко спросил:       — Господин, позволите, Аша поможет Лэ? Аша умеет!       Рыська опустился напротив омеги на колени, смотрел ясно, чисто, крутил по пустому, без украшений, запястью кольцом из пальцев. Кар мягко улыбнулся юному рабу.       — Можно, — кивнул. — Но с одним условием, — Аша заполошенно мяукнул, и Кар закончил: — Ты сейчас повторишь за мной, что скажу.       Рыська встрепенулся, готовый служить доброму Господину верой, правдой, ртом, животом и жопой, по требованию, и Кар потрепал его по бедру.       — Мэсс Кар, — вымолвил, жестом приглашая Ашу присоединяться.       — Позвольте, я помогу Лэ? Я умею.       Рыжик удивленно мявкнул и замялся. Не соображал, хмурил бровки.       — Говори о себе «я», котенок, — облегчил омежке задачу Кар.       Аша икнул, моргнул и протестующе замотал головой. — Неу, — отшатнулся с уже ставшим привычным Кару, выдающим волнение примяукиванием. — Запрещеноу… Хозяин… — и замолчал, задумался, забавно округлив рот.       Хозяин Господин Бабра запретил лишь поклоны. Про «я» — ни звука пока не упоминал! К тому же, Господина Бабры сейчас в комнате нет, а Господин мэсс Кар так тепло, поощрительно улыбается. Господину Кару очень хотелось угодить, чтобы продолжал улыбаться!       Рыська сжал кулачки, зажмурился, собрался и единым духом выпалил не к месту, но до крайности взволнованно:       — Спасибоу Господин!       Запутался в господах, хозяевах и собственных чувствах повторно за утро.       — Нет-нет! — подхватил с кровати вроде успокоившийся Лэ, затявкал, напуганный новым шумом. — Не-е-т! Не отдавай!       Мэсс Кар великим чудом сумел не поддержать альфочку, задушил в горле народившийся вой, но поперхнулся.       — Ууу, ёба! — выдавил через накативший кашель, хлопая побледневшего Ашу по предплечью. — Вперед, котенок… Помоги Лэ, раз умеешь…       Обрадованный полученным от Господина разрешением, рыська на четвереньках метнулся к кровати, взобрался на нее с воистину кошачьей грацией и обнял мечущегося, отталкивающегося локтями Лэ со спины поверх рук Ри. Губы рыжика быстро зашевелились, произнося какие-то слова, возможно — утешения и даже любви.       Что именно шептал раб товарищу по борделю, для Кара осталось неизвестным, да и не вслушивался омега. Не ему предназначался шепот Аши, другому.       Зато Лэ явно услышал. Отпихнув Ри, подросток гибко развернулся в талии, как бескостный, коротко-мутно глянул на лежащего на полу омегу, резко оборвал скулеж, уткнулся рыжику мокрой мордашкой в шею…       …И настала тишина. Сразу. Словно альфочку выключили.       — Мой хороший, — донеслось до Кара последним отголоском отбушевавшей истерики. — Больше не бросай меня… Или я умру…

/Примерно три часа спустя, в том же доме/       Омеги мыли полы в коридоре. Волк поругивал то и дело норовящую соскользнуть со швабры тряпку и расспрашивал рыську о житье-бытье.       — Что значит, не знаешь, когда следующая течка? — Леся в очередной раз поправил тряпку. — Последняя когда закончилась? Месяц, два, больше?       Аша виновато пожал плечами — забыл, и волк ему покивал.       — Ясно с тобой, — сказал. — Отведу тебя на следующей неделе к оменологу, сдашь кровь на гормоны. Да ёба! — взвыл, потеряв тряпку. — Достало! Надо новую швабру уже съездить купить, с креплением! — и разразился витиеватой матерной тирадой.       Аша вздорогнул, опасливо покосил на хозяина желтым кошачьим глазом, молча наклонился и сунул свою тряпку в ведро, полоскать от набравшейся грязи. Омежка боялся хозяйского гнева, но хорошо скрывал страх: успел маленько привыкнуть к волку во время совместной уборки, понимал — хозяин злится не на него.       Выплеснувший с матами недовольство орудием труда Леся топнул ногой и присел на корточки напротив рыжика.       — Эдакими темпами мы с тобой до ночи провозимся, — вздохнул, кривя рот. — Скоро уже обед, а полкоридора пока вымыли.       Отжимающий тряпку Аша посмотрел с недоумением. В борделе рабов кормили утром, вечером и ни крошкой больше.       Положа руку на сердце, рыська считал мужа хозяина очень странным омегой — выполняет рабскую работу, по кухне возится, матерится в голос, к Господину Бабре относится без должного уважения. Свободный? Или такой же раб, как Аша, но хозяин его просто избаловал попустительством? Они с хозяином, вроде, истинные — еще одна загадка загадок. Волк и медведь, ранее Аше подобные смешанные пары не встречались…       «Ничего я не знаю о настоящей жизни, — с горечью размышлял юноша, наяривая тряпкой по плиткам пола. — Совсем-совсем ничего. Кроме леса, нашей деревни и борделя нигде не был. А вокруг же целый город, море где-то рядом. Два года живу у моря и никогда его не даже видел. Только чую водоросли и слышу иногда, ночами — шумит»…       Пожмурившись, рыська сглотнул набегающую слюну, решительно прогнал из головы напрасные мечты о море и вцепился в швабру с утроенным рвением. Со стороны кухни полз, дразня аппетит, вкуснейший запах запекающейся в духовке рыбы. Там, за неплотно прикрытой дверью кухни, негромко переговаривались, брякали посудой и лили воду альфа Господин Гого и его муж альфа Господин…ммм… Мэдса? Они забрали Шая, сказали — Шай будет чистить рыбу.       Аша обожал рыбу, любую — вареную ли, жареную, он и сырую бы съел, доведись утащить сейчас кусочек. Дома у папи рыба считалась лакомством, ее привозили издалека и подавали по праздникам.       К аромату рыбы примешивалась незнакомая Аше, раздражающая обоняние острая вонь. Не ведающий о существовании в мире креветок раб брезгливо морщил носик, гадая, что так противно пахнет. «Наверное, какое-нибудь особое средство для раковин или унитазов, » — решил он в конце концов, утомившись.       Леся тронул за локоть, и рыжик встрепенулся.       — Мняу, хозяин? — мяукнул с испугом, роняя швабру. Он бы и на колени встал, но запрет хозяина Бабры на поклоны продолжал действовать.       А Господин Леся, всего-то навсего, протягивал запотевшую пластиковую полулитровую бутылку.       — На, котенок, — попросил со светлой улыбкой, вытирая вспотевший лоб предплечьем. — Жарко…       Изрядно запыхавшийся Аша принял подношение с благодарностью и, жадно припав губами к прохладной воде, махом выхлебал половину. Леся забрал у него бутылку обратно, допил остатки и, опустевшую, отставил к стене.       — Давай, — велел рыське, шевеля бровями. — Поднимай швабру свою. Тут не грязно, подмахнем влажными тряпками песок, и все. Я жрать хочу дико.       Уверенное высказывание волка намекало на непременный грядущий дневной прием пищи.       «А может мне тоже дадут, — робко понадеялся Аша, захлебнувшись предвкушающей слюной. — Хоть хлеба с рыбной подливкой, за старания.»…       Кряк (!) — швабра рыжика не выдержала остервенелого голодного напора желающего угодить хозяину раба и жалобно хрустнула, разваливаясь на палку и щетку.       — Мяоу… — в ужасе всхлипнул омежка, оседая в позу покорности и привычно скрещивая за спиной руки в запястьях. Глухо тнулся лбом в пол. Он сломал. Сломал швабру.       Прощай хлеб, прощай ароматная рыба, прощай ужин и красивая, добрая улыбка Господина Леси… Здравствуй палкой поперек спины и ледяной карцер…       Леся пошевелил валяющуюся щетку пальцами босой ноги, фыркнул и, наклонившись, потрепал Ашу по макушке.       — Эй, — окликнул с беспокойством, теребя волосы замершего изваянием рыськи. — Ты чего, котенок? Поскользнулся, что ли? Ударился? — потом сообразил и тявкнул недовольно. — Тьфу, — сплюнул. — Вставай, бестолочь, — повысил слегка голос. — Не событие, старая швабра доломалась. И без нее лихо домоем, вручную. Вот, держи и вперед. — Омега сунул потерянно моргающему Аше мокрую тряпку.       Не раскричался. Не ударил. Хихикал.       Честное слово, хихикал! Не сердился на неуклюжего Ашу, не собирался наказывать. Чудо…       Так быстро и радостно Аша никогда еще пол в жизни не домывал. С четверенек, едва ли не мурлыкая песенку. Впервые за последние два года вспомнил обрывок из веселенькой детской песенки, да.       Когда домыли коридор, Леся и Аша отнесли ведра с грязной водой и швабры в прачечную. Волк слил ведра в унитаз, омеги начисто прополоскали тряпки и развесили их сушиться за окошко.       — Теперь, — велел Леся рыжику, — в душ и обедать. Вот, — он открыл не замеченную ранее Ашей в углу за дверью узкую душевую кабинку и подал стопочкой полотенце и чистый костюмчик, желтый, взамен надетого сейчас на омежку голубого, пропотевшего. — Сначала ты, я за тобой, — и отвернулся к стене, мол, я не подглядываю.       Мог бы и смотреть — Аша давно уже не смущался наготы, жизнь отучила. Скинув несвежие футболочку и шортики, юноша комом кинул их в стоящий на полу небольшой пластиковый тазик, с зароком попозже постирать, и юркнул в кабинку. Как же показалось хорошо смыть с кожи противный, липкий пот… Плескался бы и плескался, вечность… Но Господин Леся ждал своей очереди, не понаглеешь.       — Быстро, — удивился волк, протягивая перекрывшему воду рыське уже расправленное полотенце. — Прям по-солдатски, на раз-два-три. Хотя… волосы на ночь тебе намоем, ты прав, сейчас не стоит. Пока Аша вытирался и одевался, он тоже не задержался. И искоса бросаемые Ашей взгляды заметил.       — Спроси уже, — разрешил, натягивая шорты на голое, влажное тело. — Не мучайся. Хочешь, потрогай — шраму не больно.       Рыська закусил губу и вспыхнул. Уродующий правый бок Леся неровный тройной желтоватый шрам притягивал загадкой. Будто полоснули огромными когтями.       — Кто это вас так жестоко, Господин? — прошептал омежка, пугаясь.       Леся дернул уголком рта и ответил, совершенно спокойно:       — Бабра. Но мы тогда еще не были знакомы. Сцепились в драчке одной… Сам потом и спасал. С тех пор не расстаемся.       Подавившийся мявом Аша попятился, мысленно зарекшись когда-либо, любым образом злить нового хозяина Господина Бабру — порвет в клочки и не заметит. Медведей родившийся и выросший в крохотной деревушке посреди дикого леса юноша боялся с раннего детства. Впрочем, он боялся и волков, если те собирались в стаи.       Правильно истолковавший напряженное молчание Аши Леся мягко обнял рыжика за плечи и погладил между лопаток, успокаивая.       — А ну прекрати трястись, — тявкнул. — Все было совсем не так, как ты себе навыдумывал. И виноват был я, а не Бабра. После обеда дорасскажу, — волк ухватил Ашу за запястье и потянул прочь из прачечной.       Аша подчинился воле Господина. Леся протащил слабо упирающегося рыську через кухню — на омег обернулся от плиты и приветливо кивнул Господин Мэдса — и запихнул в уже знакомую кухонную кладовку. Здесь оказалось иначе, чем во время завтрака — исчезла часть хлама, у окна стоял накрытый беленькой скатеркой маленький столик на колесиках, под ним — две низкие табуреточки. «Для меня и Шая!» — мгновенно догадался неглупый от природы, просто смертельно затюканный предыдущим хозяином Аша и растерянно заморгал. Им с братом приготовили место, в их отсутствие. Позаботились о рабах.       — Смотри, котенок! — сияющий улыбкой Леся взмахнул рукой, приглашая Ашу радоваться вместе с ним. — Ваш с Шаем уголок, пока не привыкнете. Идем, тарелки тебе дам.       Ровно через минуту потеющий от нетерпения Аша получил от Господина Мэдсы большую плоскую тарелку, на которой благоухал здоровый румяный кус истекающей янтарным жирным соком рыбы и парила горка картофельного пюре. К тарелке прилагался толстый ломоть ржаного хлеба и мисочка с салатом. Двоим два года не евшим досыта рыськам вполне хватит насытиться.       — Чего мяучишь? — Господин Мэдса недовольно вздел темные брови. — Уноси, ставь на стол и возвращайся — для брата тоже тебе отдам. Устал бегать туда-сюда.       Аша принял тарелку на ладони, сглотнул и застыл перед гиеной с открытым ртом, дурак дураком.       «Не напополам с Шаем?! — взвыли его потрясенные, вдруг сообразившие, что к чему, мозги. — Это всё — мне одному?!»       И как бедный не грохнулся к ногам Господина Мэдсы вместе с тарелкой в обморок? Персональная порция подобного размера не укладывалась. Ни в куда вообще. Если лично он, Аша, ее съест целиком — умрет в муках от заворота кишок.       Неправильно истолковавший ошалелое молчание Аши Господин Мэдса смотрел, прищурившись.        — Что не так? — осведомился он несколько высокомерно и строго поджал губы. — Мало? Ты не ешь рыбу? Шай не ест? Странно, мне показалось — вы все едите, — и альфа окинул худенькую фигурку омежки усталым взглядом.       Ох. Аша ел рыбу. И картошку тоже ел, и кашу, и хлеб, и супы, и салаты, и мясо, лишь бы давали. Но как внятно и коротко объяснить это Господину Мэдсе, чтобы тот, сочтя привередой, ничего не отобрал обратно?!       Короче — еду требовалось защитить от посягательств! Бежать с тарелкой прятаться? А куда? Да и накажут потом — голод выгонит рано или поздно из любого угла. Значит, нужно — и желательно, быстро — объяснить Господину Мэдсу, в чем проблема.       Заговорить без приказа — во второй раз с момента пребывания в новом доме, первый был с мэссом Каром — оказалось для рыжика сложно, но не невозможно.       — Мое! — истерически мяукнул опьянный волшебным ароматом рыбы омежка, разворачиваясь к Господину Мэдсу боком и выставляя локоть. И сразу же мелко задрожал, испуганный собственным неприличным поведением.       Сейчас Господин Мэдса ка-а-ак разозлится, ка-а-ак размахнется, и полетит Аша вверх тормашками, а после — в карцер, за хамство и неповиновение…       Господин Мэдса моргнул и отшатнулся.       — Убью барсика, — проворчал на пределе слышимости, ни к кому конкретно не обращаясь, белея напрягшимися скулами. — Вот прямо сейчас поеду и загрызу.       Из сказанного альфой боящийся-боящийся-голодный Аша ожидаемо вычленил единственное слово — «убью», отчаянно взвыл и рухнул на колени, неуклюже прижимая к груди наклонившуюся тарелку. Смесь выплеснувшегося горячего рыбного соуса и пюре обожгла через тонкую ткань футболки, и омежку затопила паника.       В сознание он вернулся висящим подмышкой хозяина Господина Бабры вниз головой — Господин Мэдса прыскал в лицо ледяной водой и хлопал, впрочем, небольно, по щекам. И — сразу же горько, навзрыд расплакался, не веря, что не бьют, не трясут и не кроют трехьярусными матюгами. Не понимая, почему альфы гладят по спине и плечам и умоляют срывающимся, страдальческим хором:       — Аша, Ашонка… Ну… Все хорошо, все хорошо, котенок… Не кричи так, маленький… Тебе дадут еще еду… У нас много…       Не сообразили Господа альфы, что Аша мяучит, захлебываясь слезами, вовсе не из-за погибшей, растоптанной по полу рыбы. Глупые альфы…       Ашина истерика-откровение продолжалась минут десять, потом у рыжика закончились силы и он обмяк тряпочкой, беспомощно всхлипывая. Более не сопротивляющегося, Бабра отнес юношу в ближайшую к кухне душевую, раздел, не спуская с рук, и поставил на пол кабинки.       — Стой, чудо, — велел шатающемуся, кренящемуся вбок рабу и кладя его безвольные ладони на странный железный, прикрученный к стене поручень. — Держись вот здесь. Леся тебя помоет, обляпался весь.       И действительно передал Лесе. Волк помыл Ашу целиком, с головой, распустив рыське косу. А Аша шмыгал носом, икал и жмурился, пытаясь постигнуть ситуацию. Муж хозяина мылил везде, даже в интимных местах, легко и непринужденно, тер и ощупывал кожу рыжика шершавыми, небольшими, юркими ладонями, крутил омежку, словно папи детеныша, бормотал, вздыхая:       — Вот и умница… Вот и молодец… Какие у тебя волосы-то длинные, мягкие, густые… А тут синяк… Еще синяк… Эх, заживут… А здесь рубец… Чем ударили таким, твари…       От прикосновений Леся по телу омежки разливалось тепло, медленно, но верно формирующееся в желание определенного толка, собиралось сладкой, ноющей тяжестью в паху.       Вовремя приметивший, как Аша, блаженно закатив глаза под веки, сам начинает подаваться навстречу ласкам, волк прекратил движение ладони по его инстинктивно отставившейся попе.       — Держи, — усмехнулся понимающе, убирая руку и протягивая омежке мочалку. — Домоешься сам как-нибудь, не маленький.       И ушел, без стука прикрыв дверцу кабинки.       Машинально принявший мыльную мочалку Аша вздрогнул, выныривая из транса, охнул и густо покраснел, пугаясь. Почему Леся не продолжил? Аша не нравился? Не угодил. Не угодил мужу хозяина… Слишком тощий? Некрасивый? Пользованный другими и грязный?       Его нашел безутешно плачущим, сидящим с задранными коленками на полу душевой опять-таки Леся — заинтересовался, почему тишина и до сих пор льется вода.       И опять волк понял верно — не упрекая и не ругаясь, перекрыл воду, вздернул жалко мяукающего Ашу на ноги и всучил ему халат и полотенце.       — Я люблю Бабру, котенок, — сказал только, загадочно и светло улыбаясь. — Мне никто, кроме него, не нужен. — И предложил, прикрывая ресницами мерцающую зелень глаз. — Пойдем уже поешь, пожалуйста? Тебя брат заждался и Лэ ищет.