Ри

      Дядя Юли не обманул — сумел договориться с начальством базы о пристройстве родственников. Трем хир-ха и одному ополо выделили в столовском корпусе маленькую скромную двухкомнатную квартирку почти без мебели. Ри и Шая в первый же день определили к грязной работе на кухне, Ашу с Лэ забрали в местный детский садик помощниками воспитателя.       И для Ри и Шая потянулись будни, не отличимые друг от друга. Шесть рабочих дней, один скользящий, редко когда совпадающий с Шаем выходной.       Спецназовцы, оказывается, ели очень много картошки — и вареной целиком, и резаной в суп. Чистить не перечистить. После приходилось мыть горы жирных тарелок, ложек и вилок. Тяжело, нудно, моющий раствор разъедал кожу рук, от напряжения ныли спины. Покончив с посудой, драили до блеска кухонные полы. Хир-ха не жаловались — дядя Юли обещал, что это временно, а зарплату за подобный откровенно рабский труд армия начисляла неплохую. С учетом бесплатного питания при кухне и минимальной оплаты за жилье получалось более чем прилично, года за три-четыре реально накопить на университет.       Ашу и Лэ они почти не видели — парочка появлялась лишь ночевать, им очень нравилось возиться с малышами. Прибегали, держась за ручки, усталые, но довольные и сияющие, наскоро чмокали братьев и заваливались спать в своей комнате, чтобы с утра пораньше снова ускакать. Панические атаки их, в отличие от Шая, почти оставили, влюбленные расцвели и из просто смазливых буквально за неделю превратились в ослепительно хорошеньких.       Вскоре на кухне остался впахивать один Ри — главному повару надоел вечно пугающийся, бьющий со страху тарелки рыська, и его тоже забрали нянчить щенков. С Ри картошку мешками теперь чистил Мод — юный омега дорабатывал до конца каникул последний месяц, чтобы вернуться в город, к началу учебного года, с денежкой. Его жених Шашия тут же мыл посуду. Оба забалтывали Ри то по очереди, то вместе до головной боли.       Ри же мечталось о тишине и одиночестве. Слушая беззаботную трепотню парней о планах на будущее, скорой свадьбе и учебе, альфочка отмалчивался и вздыхал, ощущая черную пропасть за своей спиной. Там больше не трепетали крылья любви, даже не трепыхались — висели изломанными, теряющими перо за пером придатками, тянули к земле.       Где-то далеко в столице продолжал вынашивать беременность мэсс Кар. От омеги не было ни слуху, ни духу, документы о разводе он прислал на базу по почте заказным письмом — то есть прекрасно знал, где находится Ри, но не попытался связаться с брошенным мужем и на звонки не отвечал. Да-да, Ри звонил Кару пять или шесть раз, не удержался, хотел кратко попросить прощения за сказанные в запале резкости. Оставлять голосовых сообщений подросток не стал — сбрасывал вызов после шестого-седьмого длинного гудка.       Мод и Шашия уехали, и всю картошку чистил Ри. На посуду из детского садика вернули Шая — рыська больше не бил тарелок, оттаял и смеялся с поварами. У него появился ухажер, омега гиги лет двадцати пяти. Спецназовец заходил за Шаем вечером, и парочка, распростроняя острые сексуальные флюиды, убегала на свиданки до утра. Воин не был истинным Шая, они просто нравились друг другу, но с его появлением место рыжика в кровати Ри опустело. Не к кому теперь было прижиматься ночами в поисках крупиц тепла, и гиенка совсем затосковал.       А вокруг кипела жизнь. Ссорились и сходились парочки, холостые повара и прислуга перестреливались глазками с неженатыми офицерами, выясняли отношения семейные, заскакивали на кухню группками и поодиночке щенки, клянчить вкусное. Эта жизнь не имела к застывшему душой во времени и пространстве Ри отношения. Будто бы альфочка отделился от мира, существовал отдельно. Без смысла и без целей.       Он закуклился в ледяной кокон и ждал. Ждал, ждал… Не дядю Мая и не дядю Юля, мешками привозивших подарки с обновками им с братом и рыськам. Не звонков из Шувуя — Бабра и тять Кап звонили регулярно. Не шляющихся по свиданкам Лэ с Ашей.       Скидываемых ему кем-то на мобилку по понедельникам и четвергам фотографий Кара. Вот омега сидит в кафе за столиком, поглаживая через свитер округлившийся животик, и пьет кофе. Вот он перед телевизором, в обнимку с Зуром. Он с двумя щенками, оми и аля, похоже, ругает подростков за провинность. Он же, облепленный пометом младших щенят, валяется звездочкой на ковре в гостиной среди воздушных шаров и заливается смехом. Он и целующий его в беременый упругий голый пузик Нана, дома. Он сразу с кучей гаремников, опять дома. Много фотографий мэсса Кара, разных, и ни на одной из них нет… Мими. Поверить в то, что фотографии присылал уфи, Ри не мог. Кто угодно, но не старший супруг бывшего мужа! Выпавший снег гиенка пропустил. Только заметил, что резко похолодало и, дрожа, достал из шкафа теплую одежду. Грянувшую в тот же день течку Аши проигнорировал — ну, заперлись Лэ с Ашей в комнате и шумят, их проблемы. Запах течного рыськи мешал заснуть, крики и стоны рухнувшей в гон пары раздражали, и альфочка вынужденно-временно перебрался ночевать на кухню.       Он снова ждал. Ждал, ждал, ждал… Не живой и не мертвый. Ждал чуда. Единственного, не должного случиться никогда. И мечтал, без сна долгими часами ворочаясь в ночной темноте, увидеть мэсса Кара не на фотографиях, втянуть ноздрями его сладкий запах сливочной карамели и сказать «прости». Чтобы после уйти уже навсегда, из жизни вообще, к прародителю гиен за новой судьбой.       В этот четверг фотографии на мобилку не пришли. Напрасно Ри ждал почти до полуночи и сотни раз проверял входящие сообщения — они отсутствовали. Случилось ли что-то в доме у мэсса Кара или неведомый отправитель просто забыл о сеансе связи? Оставалось лишь гадать. Хотя, впрочем, зачем гадать, когда есть дяди Май и Юли? Поразмыслив, Ри решил позвонить именно Маю — с этим братом покойного папА у него отношения были более близкими.       Уже когда омега ответил, подросток сообразил, сколько сейчас времени, и смутился. Разбудил дядю, идиот…       Оказалось — не разбудил.       — Я ем, — порадовал Май племянника, аппетитно хрустя чем-то. — Офень фкуфная мофкофка.       Мясоед Ри не понимал, как сырая морковка может быть вкусной посреди ночи, но он, в отличие от дяди, не был беременым, да еще и двойней от медведя. И кто должен родиться, между прочим, до сих пор не поинтересовался. Невежливо. Надо исправиться.       — Гиги, разумеется, — хохотнул прожевавший омега. — В смешанных парах вид детенышей наследуется по папА, — и резко посерьезнел. — Говори, зачем позвонил, — велел племяннику. - Ни за что не поверю, что спросить о моих щенках.       Пришлось Ри нести чушь про приснившийся кошмар с бывшим мужем в главной роли — о фото-отчетах неизвестного гаремника дядя ничего не знал.       — А-а-а, — тявкнул омега, вникнув в суть проблемы. — Сон плохой с Каром. Ясно. Можешь спать дальше — не родил пока, — и зататараторил: — заодно слушай новость — его старший, Киш, женится. Помнишь Киша? Такой нервный русый оми? Встретил три месяца назад истинную пару, Мими сегодня вечером улетел их свадьбу организовывать.       Значит, фотографии высылал все-таки Мими. Не зря его не было ни на одном снимке. Щелкал то здесь, то сям телефоном бытовые сценки, формировал папочки и скидывал на мобилку Ри, чтобы отрешенный мужем хир-ха видел — мэсс Кар здоров и округляется.       Почему уфи это делал? Неужели жалел чужого подростка, переставшего быть соперником? Или просто хвастался своим семейным благополучием? Скорее последнее.       — Иди уже ложись, — вздохнул Май, послушав подавленное молчание Ри. — Поздно. И я ложусь, только доем еще чего-нибудь. Омега сбросил вызов, а Ри вернулся в постель. Он проворочался до рассвета, не сомкнув век, и поднялся измученным. Ничего не хотелось — ни есть, ни пить. Закопаться бы в сугроб и замерзнуть насмерть. Не позволят — отроют и отогреют, заставят чистить бесконечную картошку.       На кухне альфочку ждал сюрприз — один из поваров выдал заказное письмо без обратного адреса. В конверте нашлись билет на самолет до столицы, тонкая пачка кредиток и визитка небольшой скромной гостиницы. На обратной стороне билета некто написал каллиграфическим мелким почерком: «роды мэсса Кара ожидаются с ** по **/месяца **. Ты должен успеть. Номер на твое имя проплачен на неделю.»       Доброжелатель аноним приглашал Ри принять помет рыженьких щенков. Кто?! Опять Мими?!       Упускать подарка судьбы Ри не собирался и сверил даты с календарем — рейс завтра днем. Лететь, лететь в столицу! Мчаться! Пусть не удастся помириться с мэссом Каром, на подобное чудо подросток не надеялся, но увидеть его и собственных щенков! Тогда и умереть не страшно. Прародитель гиен заждался там, в небесах. Отпроситься у начальства заняло пять минут — показал билет и объяснил про намечающиеся роды бывшего мужа. Покидав в дорожную сумку минимум необходимых вещей, альфочка чиркнул брату на клочке бумаги записку, оставил ее на столе, прижав банкой с сахаром и, нервно поглядывая на часы, рванул с базы к шоссе — он опаздывал на местный, следующий до автовокзала автобус.       Дальнейшие свои перемещения по направлению к столице Ри запомнил смутно. Он везде успел, и на автобус, и на поезд, и на самолет. Через двое суток подросток, не евший — кусок не лез в горло — и почти не пивший, перехваченный в поезде стакан чая с двумя печеньками не в счет, грязный и падающий от истощения, вышел в зал аэропорта с сумкой на плече. Удачно быстро поймав такси, он показал водиле визитку гостиницы, плюхнулся на заднее сиденье машины и немного расслабился.       Скоро. Очень скоро все решится. Возможно, сегодня!       Выскочившей на красный свет тяжело груженной фуры не заметил ни он, ни водитель. Удар швырнул не пристегнувшегося альфочку вперед, через спинку сиденья в лобовое стекло, крик водилы, скрежет сминаемого металла, вспышка — и погасло. Настала абсолютная, полная невнятных шорохов чернота.

***

      Больно. Больно-больно-больно и темно. Нечто горячее и влажное обхватывало тело со всех сторон плотно-плотно, не давая двинуть ни рукой, ни ногой, рот и нос забивала солоноватая слизь.       Плющила и пихала куда-то неумолимая сила.       «Я не дышу! — толчком сообразил альфочка. — Не могу, грудь сжата!» — и хотел испуганно заскулить, но из горла не вырвалось ни звука.       Сзади в попу упиралось нечто округлое и твердое, медленно ползло вперед вместе с Ри.       Сколько времени продолжался этот непонятный ужас, десять минут, два часа? Здесь, в явно живом узком, лишенном света тоннеле не существовало времени.       Где-то кто-то кричал, много голосов, они отдавались у Ри в голове.       — Тужься! — сумел разобрать наконец часто повторяющееся альфочка. — Тужься! Сильнее! Уже почти!       Вопль, боль, и Ри выскользнул в ослепительно яркий свет. Замахал крепкими, измазанными в липком сером веществе и крови лапками, протестуя против издевательств.       А потом — зажмурился и завопил, что нашлось мочи, когда прародитель гиен мягким прикосновением между ушек милосердно забрал у него память о предыдущей жизни.       — Какой красавец! — восхитился низкий, принадлежащий омеге голос, и переставшего понимать связную речь Ри встряхнули и положили на нечто мягкое. — Смотрите, папочка! Замечательный здоровенький аля!       Мэсс Кар принял новорожденного щенка на грудь, провел кончиками пальцев по повернутой к нему крохотной рыженькой мордочке и захлебнулся слезами счастья.       Гиеныш, точная копия находящейся сейчас далеко-далеко, преданной им из пустой гордости истинной пары, тоненько заскулил, впервые обоняя родителя.       «Все-таки я конченый дурак, — вяло подумал омега, накрывая тельце малыша ладонью, и закорчился, завыл, выплевывая из родовых путей следующего рыжего щенка, тоже оми. — Дорожаю, посплю часок и позвоню Ри. Пора мириться».       Откуда вожаку было знать, что он опоздал?