Убей своих героев

боязнь ходить пешком.

      Сакура схватилась за столб, ее глаза быстро обнаружили шиноби наверху. Она не знала, сможет ли бросить кунай с этого места. Она не знала, сможет ли увидеть, как бросить кунай. Сакура закрыла глаза при первой вспышке магния от сигнальной ракеты, но снова инстинктивно открыла их, чтобы увидеть атаку своего врага.       Она оставила все еще тлеющего врага близко к другим воспламеняющимся объектам, но не могла думать об этом. Она едва могла собраться с мыслями. Какая-то ее часть почувствовала облегчение, когда шиноби, аккуратно наносивший узор печатей, уничтоживших бы мост и всех на нем, небрежно обернулся к ней.       Сакура честно хотела всего лишь держаться возле ватерлинии, но за белой вспышкой она видела, как человек горел живьем. Ее руки тряслись, но вес ножа в руках отрезвлял ее. Она не могла позволить, чтобы это случилось с Тазуной и другими. Страх был огромным, но страх перед взрывом моста, который она могла допустить, был еще больше. Ненамного, но все же.       Когда девочка начала подниматься по столбу, ее нога случайно промахнулась и опустилась в воду, колено мгновенно обожгло, также продолжал болеть порез на брови. Кожа горела, как только соленая жидкость касалась ее, но девочке пришлось стиснуть зубы и продолжить двигаться. Если она захрипит, то что произойдет? Сакура недостаточно знала об уничтожении, чтобы судить с такого расстояния о том, использовал ли он механический таймер или предохранитель чакры или как близко был к тому, чтобы закончить наносить узор взрыва, который превратит все вокруг в щебень и воспоминания. Если он закончит, прежде чем она к нему доберется, если произойдёт взрыв... И она отбросила эти мысли.       Потому что Сакура не знала, как обезвредить взрывчатку, она знала, только как ее устанавливать.       Она порылась в сумке, отыскивая кунай для врага. Ее руки тряслись, но прохладное знакомое ощущение металлических петель под пальцами вернуло ее к бесконечному обучению в Академии. Она не понимала бесчисленных часов метаний кунаев, это казалось бессмысленной практикой, но теперь она поняла. Сейчас не имело значения, что ее целью был человек, а не раскрашенная мишень. Ее тело знало, даже если разум медлил.       Но эта цель отреагировала, отбив кунай своим. Ей показалось, что он сделал это не так быстро, как Какаши-сенсей или Забуза, но это не успокоило ее. Он не должен быть джонином, чтобы быть лучше Сакуры, особенно в этот момент. Белые вспышки перед глазами немного потускнели, но она все еще видела странные тени. Она отбила его ответный кунай ножом, и, хотя оружие естественно легло в ее ладонь, рукоятка была сделана для ладоней немногим больше ее собственных, он все же был неудобным в использовании. Сакура, естественно, взялась за оружие обратным хватом, рукоять и лезвие были сложены таким образом, чтобы защищаться, но она никогда не защищалась из такой позиции раньше.       Один из его кунаев скользнул по лезвию и пролетел вдоль ее руки, и девочке пришлось резко сдвинуться с места, чтобы кунай не влетел в ее тело. Так или иначе, она не могла заставить себя бросить оружие, которое так бездумно схватила. Но метание кунаев приостановилось, каждый готовился к броску другого. Сакура просто взяла новые, но ее противник вытащил свиток из мешка. И, когда он распечатал его, появилось оружие, отличающееся от всего, что она когда-либо видела.       Такое же высокое, как и он, это было что-то сродни боевой дубинке, сделанной из молодого дерева, корни которого образовывали переплетение зазубренных палок и лезвий, вбитых в древесину. Это оружие не было изящным. Это даже не было оружием для ниндзя, оно бы не подошло уличным головорезам. Но оно давало ему преимущество в области досягаемости, а кожа, кости и мышцы могли быть уничтожены, если ударить по ним с достаточной силой. Лезвия выглядели острыми, как бритвы, с болезненным сверкающим блеском.       Древесина была окрашена в глубокий кровавый цвет.       — Поторопись, девчонка, — заворчал противник. — Я не могу возиться с тобой целый день.       Сакура хотела бы иметь достаточно навыков, чтобы выиграть время. Как бы там ни было, ей потребовалось все, что она умела, чтобы продолжить битву, в которой она не хотела сражаться; она заставляла себя двигаться вперед. Те напряженные секунды, когда они думали, что Какаши-сенсей мертв, были достаточно плохими. Но эти были хуже.       Возможно, так было, потому что она была одна. Она надеялась, что Саске-кун победит так или иначе, вне зависимости от того, что случилось с их джонином-сенсеем, но она…       Но размышления прекратились, когда противник сделал свой первый поворот, позволив рукоятке скользнуть в его ладонях вперед, хватая ее, словно биту. Оно было даже длиннее, чем девочка думала, и ей пришлось неловко отскочить в сторону, ведь, если бы она забылась и спрыгнула, это было бы концом всего. Было бы похоже на прихлопывание мухи. Даже если бы ей удалось как-то блокировать удар, он был тяжелее и превосходство было на его стороне. Ей было необходимо перенести эту битву в другое место.       Тем более она не знала, как долго сможет стоять снизу моста. Последует ли он за ней? Эта мысль появилась в ее голове, когда она старалась держаться подальше от противника, отталкиваясь назад без особых трудностей. Его боевой стиль был ужасным, так же, как и оружие, широкие взмахи превратились в безумные выпады, но на этом поле боя и против Сакуры это оказалось эффективным.       Она бросила взгляд через плечо, осознавая, что она уступила ему больше места, чем думала. Она была почти на краю моста, крюк и трос крана висели довольно далеко.       Возможно…       Ее мозг был слишком охвачен паникой, чтобы создать что-то похожее на согласованный план, в котором было бы больше шагов и четких намерений. Но ей нужно было изменить поле битвы. Ей просто нужно было выжить.       Сюрикенов у нее было намного больше, чем кунаев, и ни один из них не сослужит ей хорошую службу, если она умрет здесь, поэтому она свободно использовала их, пытаясь целиться в ноги, пока они продолжали стремительный, неуклюжий танец. Она раздражала его, и она ясно видела это, и, когда она наконец оказалась достаточно близко, чтобы быстрым поворотом запястья в последнюю секунду послать линию сюрикенов, она его разозлила. Когда парень потянулся, чтобы вытащить их, она не позволила себе быть наживкой, вместо этого Сакура повернулась, рванула и совершила самый большой прыжок, который когда-либо пыталась сделать.       Она схватила трос свободной рукой и обернулась. И обрадовалась, что у нее была свободна только одна рука, потому что кабель был из стали, которая безжалостно резала кожу, даже несмотря на то, что она была загрубевшей из-за постоянного использования оружия. Используя чакру, а не обычную силу, она направилась вверх, а ее враг уже поднимался под мостом и достиг крана серией прыжков.       У Сакуры было всего несколько секунд, чтобы отдышаться, прежде чем они встретились в бою на крановой балке. Теперь они были более подвижны, и Сакура испытала глубокое чувство сожаления, когда у нее появилась возможность почувствовать хоть что-то.       А потом это случилось.       Сакура устала, ее чакра уже не текла так легко, как в начале боя, в один момент ее равновесие пошатнулось и контроль исчез. Ей едва удалось поймать выступающую балку, прежде чем она упала, и теперь девочка висела на одной руке. Рука дрожала. Она была уставшей, сражаясь дольше и упорнее, чем в любом матче-спарринге до этого. Ее противник ухмыльнулся ей в лицо и опустил ногу на руку. Сакура закричала, и боль была достаточной, чтобы пересилить истощение и мгновенно среагировать. Она вонзила нож ему в лодыжку.       — Ты дрянь! — проклял он ее, перемещая вес, чтобы ударить ее дубинкой, но она уже использовала момент, вызванный ее движением, чтобы поднять себя достаточно близко и схватить его другую ногу, на которую он перенес весь вес тела, свободной рукой. Ее хватка была сильной, и она дернула со всей силой, что у нее осталась. Его равновесие пошатнулось, из-за этого его нога скользнула вперед, это стало необходимым дюймом для воздуха. Вес и сила тяжести взяли верх там, где закончилась сила куноичи, и его таз встретился с неустойчивым стальным стержнем с твердым хрустом. Он почти опустил ее вниз, но она использовала его тело, чтобы взобраться наверх, пока не села на крановую балку. Его ноги запутались, но нож все еще был в пределах досягаемости.       Сакура достала его. И не колеблясь, еще сильнее подталкиваемая страхом, она закончила битву. Один раз, второй — потому что страх сделал ее неуклюжей и она не смогла попасть с первого раза. Сначала она всего лишь стояла там и дрожала, так же неловко, как он запутался, потому что Сакура больше не могла доверять своей чакре, но потом энергии стало достаточно.       Девочка хотела, чтобы это были не последние минуты ее жизни, она хотела оказаться дома и чтобы это был один из тех редких случаев, когда родители тоже были бы дома, но ей было необходимо спуститься вниз, чтобы попросить рабочих уйти с моста в том случае, если внизу была бомба с механическим таймером. Сакура спускалась осторожно, но быстро, стараясь не упасть, весь ее мир стал движением ног и рук с одной перекладины на другую.       И потом, когда она наконец спрыгнула на бетонную поверхность, это чувствовалось довольно странно. Сюрреалистично.       Когда Сакура подошла к команде рабочих, она заметила, что те посыпали песком тело, чтобы огонь не распространялся. Это заставило ее уставиться на тело, потому что она никогда не задумывалась над тем, что гражданские могут быть полезными.       Тазуна присвистнул, когда увидел ее помятый вид, и Сакура поморщилась. Если она выглядела хотя бы наполовину так же плохо, как чувствовала себя, то ей не хотелось, чтобы Саске-кун видел ее в таком виде. Он повернулся и позвал одного из рабочих:       — Маса-кун, ты не мог бы принести аптечку и помочь ей привести себя в порядок? — он ткнул пальцем в кучу песка, скрывающую тело. — Если хочешь, мы позаботимся о нем, но твой сенсей, наверное, захочет осмотреть его, да?       — Я думаю, да, — нетвердо сказала Сакура. Формальности казались такими ненужными сейчас. — Но мы должны уходить с моста. Сейчас. Они установили взрывчатку, и я не знаю, как обезвредить ее, если он уже запустил ее.       Шок на мгновение сковал Тазуну. Он казался даже менее удивленным, чем она. Мужчина быстро собрал команду, и они отошли на расстояние, которое Сакура посчитала безопасным для ожидания Какаши-сенсея. Девочка не заметила, но они отправили сигнальную ракету, которую она выронила.       — О, Маса-кун, — позвал Тазуна. — Мне показалось, что ты взял аптечку. Приведи себя в порядок, а мы пока смоем кровь с улицы.       Один из рабочих подошел к ним, держа аптечку в руках, и девочка позволила отвести себя в сторону. Аптечка первой помощи больше напоминала набор инструментов, чем то, к чему она привыкла, и Маса улыбнулся ей.       — Извини. У нас не так много медикаментов, когда дело доходит до таких случаев. То, что нужно для очистки ран и остановки кровотечения, еще алкоголь для дезинфекции, несколько пакетов со льдом. Если нужно что-то кроме этого, значит нужно отправляться в госпиталь недалеко отсюда. Нужны швы? — спросил он, помогая ей сесть.       Это было близко к краху, она заставила себя разжать пальцы и отпустить нож, который с грохотом упал на дорогу. У нее была вспышка, быстрая, но ошеломляющая, серебристые глаза боли и ярости. Она вздрогнула.       — Холодно? — спросил Маса. У него было доброе лицо, и он был, возможно, старше ее в два раза.       Сакура покачала головой.       — Нет, — прохрипела она.       Девочка сидела неподвижно, пока Маса пытался осторожно убрать волосы с ее лица, чтобы добраться до ран, но пряди опускались и закрывали поврежденную кожу. Ее повязка просто не могла сдержать все волосы, особенно после купания в море, и парень снял свою повязку, которой подвязывал волосы. Это была одна из тех больших вещей из бахромы, которые могли быть и платком, и шарфом и чем-то напоминали о людях, живущих в пустыне. Куфия*? Что-то вроде того. Она была белой с простой черной сеткой. Сакура рассеянно заметила, что его волосы были грязно коричневыми, разной длины, словно оборванные.       — Давай, завяжи свои волосы этим, — уговаривал он ее. — Оно чистое, я надел его сегодня утром.       Сакуре удалось развязать узел протектора на лбу и заменить неэффективную ленту более подходящей тканью, хотя Масе пришлось помочь завязать ее. Сакура сидела тихо, положив руки на колени и держа на тыльной стороне ладони тряпку, чтобы сдерживать кровотечение. Рана не была глубокой, но, как и в случае с порезами на голове, вены прилегали слишком близко к коже, поэтому их легко задело при атаках и кровь могла течь свободно. Она чувствовала тяжесть в животе и жалость к себе и едва заметила, когда парень обратил внимание на ее лицо.       Он указал на разрез возле губы.       — Здесь может остаться шрам, — сказал он. — Возможно, все же следует наложить швы. Я отведу тебя в клинику, когда все закончится. Но ты очень молода, и, скорее всего, шрам исчезнет.       Сакура понимала, что ей, наверное, стоило бы беспокоиться о шраме на лице, но чем дольше она сидела, тем сильнее чувствовала усталость. И она продолжала думать, что, если повернет голову, эти жестокие серебряные глаза будут наблюдать за ней. Охотиться за ней. Мысли о его смерти не приносили утешение, потому что вызывали другой ужас.       Поэтому она не поворачивала голову.       Она ничего не делала и ни о чем не думала, пока не услышала шум со стороны толпы, который известил ее о прибытии Какаши-сенсея. Прежде чем девочка успела его рассмотреть, Тазуна объяснил мужчине ситуацию громким голосом. Ответ Какаши-сенсея был кратким, а затем он снова ушел, и Сакура осталась напряженно ждать в компании остальных рабочих. Это было долгое ожидание, но потом раздался веселый ответ:       — Все чисто!       — Отлично, возвращаемся к работе, — ответил Тазуна. Большинство членов команды вернулись на свои рабочие места, но Маса остался с ней. Она вздрогнула, когда рука Какаши потрепала ее по голове в привычном снисходительном жесте.       Сакура сгорбилась.       — Какаши-сенсей, вы опоздали, — обвинила его она. Теперь, когда мужчина был здесь, это был почти всхлип.       — Ох, — признал Какаши. — Извини, Сакура-чан.       Она сжалась и опустилась на колени, ее дыхание было неровным, даже рваным. Она не хотела плакать. Шиноби не должен. Но с теплой твердой рукой Какаши, все еще поглаживающей ее голову, было действительно тяжело сдержаться. Кто-то подошел к ним, и она не потрудилась даже посмотреть, кто это, но мягкий звук чего-то падающего на землю заставил ее взглянуть на это по привычке.       Она не могла отвести взгляд из-за сковывающего ужаса. Почему кто-то подумал, что она захочет посмотреть на это?       Это был нож-близнец, который она использовала. Но его сталь была обесцвечена из-за жара, нейлоновый шнур на рукоятке расплавился, смола растеклась по нему. И он все еще был испачкан кровью первого человека, которого она убила.       Она потянулась, пальцы охватили расплавленную рукоятку с сожженным шнуром. Она повернулась, Какаши-сенсей убрал руку. Рабочие раскопали первую жертву из мокрого песка, и ее взгляд скользнул по нему и остановился на другом зрелище.       Утреннее солнце наконец раскалилось настолько, чтобы разогнать облака, окрасив небо в болезненный красно-оранжевый цвет, и там в огненном небе слегка двигался какой-то силуэт подобно старому флагу. Это было изувеченное тело второго.       Сакура заплакала.