страх собак.
И, хотя растения на огороде Тазуны еще не выросли, на краю двора был подлесок, который оцарапал Сакуре ноги, прежде чем она влетела в лес. Она не боялась собак, она думала, что Какаши-сенсей не будет намеренно подвергать ее опасности на тренировке, но все доводы оказались бесполезными перед неожиданным сокрушительным чувством страха. Он не оставил места для размышлений почему, и ей едва хватало осознания, куда она бежит, в то время как большая часть ее мыслей была занята мыслями о том, от кого она бежит. Каждый сорняк, оставлявший красный след на голени, заставлял ее сжимать зубы, каждый шелест напоминал о преследовании. Она пробежала около километра, прежде чем собраться с мыслями и изменить направление. Она бежала так, как бежала на мосту, не обращая внимание ни на порезы на коже, ни на пот, ни на то, как она выглядела. Она просто бежала. Возможно, было к лучшему, что некоторые преподаватели Академии пытались натренировать их до автоматизма. Ее поза была свободной и расслабленной, ее темп не снижал выносливость, и из-за дискомфорта от дыхания через нос она выдыхала через рот. Во время забегов в Академии у нее было поразительное чувство времени, чувство понимания близости финиша забега еще до того, как скажет инструктор. Но сейчас чувство времени исчезло, уменьшилось до тяжелых ударов ее сердца. Она не могла понять, как далеко оторвалась от собак. Рядом не звучал лай. Но, поскольку они достигли леса с высокими соснами, где был густой подлесок, не было слышно даже шума от бега массивных бульдогов, звуки скрывали заросли. Вместо этого послышалось рычание, звучавшее недостаточно далеко для ее комфорта. Ей казалось, что она уже достигла предела скорости, усиленной адреналином, но каким-то образом она смогла двигаться еще быстрее, спотыкаясь и скользя по грязному берегу, когда наконец достигла края большого острова. Ее нога застряла в одном из мангровых корней, и она дернулась вперед, пытаясь перегруппироваться в полете, но резкое движение все же потревожило заживающую рану на груди. Шов вспыхнул сильной болью, как и ее ушибленные коленки, с которыми до этого не было проблем, потому что она укрепляла их чакрой во время лазанья по деревьям и прыжков. Эти мысли каким-то образом просочились сквозь туман паники в ее сознании, и она рванула вперед со скоростью, увеличенной благодаря чакре. Это позволило ей оторваться от собак, их рычание начало превращаться в далекий лай. И, хотя это был не приближающийся громкий лай, он все равно был слишком близко, чтобы продолжать бежать изо всех сил, несмотря на боль в шве. Она бежала быстрее, чем когда-либо до этого, и, даже если бы местность была бы ей знакома, ей все равно было бы тяжело ориентироваться из-за скорости. Ветви деревьев, казалось, выскакивали из ниоткуда, и на лицо ей упала паутина с огромным пауком на ней. Казалось, паутина светится, и она вцепилась в нее, пытаясь снять, убрать это к чертовой матери, когда ее плечо ударилось о дерево. От сильного удара она отлетела в сторону, плечо болело, но ей удалось убрать паука и двигаться дальше, не упав. Это стоило многого. Расстояние, выигранное ее быстрым бегом, неумолимо сокращалось, одна из мелких собак вырвалась вперед, ее зубы едва не задели подол платья, каблук куноичи прошел в сантиметрах от челюстей, когда Сакура рванула вперед. Сакуре пришлось использовать чакру, и у нее получалось все лучше и лучше, хотя, и начав бежать, она едва не врезалась в дерево снова. Ее восприятие мира сузилось до деревьев, земли, собак, места назначения, которое казалось очень далеким. Но какая-то её часть понимала, что, если она продолжит идти, продолжит бежать, она достигнет его. Это стимулировало её идти через необитаемые островки, несмотря на то, что её горло начинало сильно болеть, а её бок сводило судорогой, боль немного утихла, как только она подумала: «Я смогу это сделать», — кунай полетел в грязь возле её ног. Кунаи были так близко, что грязь попала в открытые сандалии Сакуры. К этому моменту она была практически истощена. Ей казалось, что у нее не будет энергии, чтобы испугаться, но она поняла, что была неправа, когда споткнулась и тяжело приземлилась на пятую точку. Её глаза автоматически устремились вдоль траектории полёта куная, где она поймала мимолетную вспышку движения. До того, как она смогла подумать, был это Какаши-сенсей или нет, она заметила ещё один кунай. Она еле успела отдернуть локоть, прежде чем он был прижат к земле. Кое-как она пришла в себя и начала снова двигаться, но сейчас она не могла бежать по прямой, насколько ей позволял подлесок, она поняла, что играет в коварную игру, которая заставляла её увертываться вокруг деревьев и неловко уклоняться. Она не могла просто бежать дальше, кунаи и страх быть ударенной им заставляли её смотреть наверх, где она могла просто видеть вспышки движения до того, как кунаи будут лететь в ее сторону. Её выносливость сильно ослабла, и она постоянно спотыкалась и мало бежала, пока не добралась до конечной точки. Когда она остановилась на вершине островов, первым делом согнулась вдвое и вырвала все, что ела на завтрак и на ужин. Она была вся испачкана, все ее тело болело, пот застилал глаза и стекал с кончика носа. У нее даже не осталось сил для того, чтобы посмотреть на Какаши-сенсея, который прибыл с откровенно невозмутимым видом, все, что она смогла сделать, — просто отойти от грязи, которую Сакура принесла, и от вывернутого содержимого ее желудка, и потом рухнуть на землю. — Сакура, у тебя могут быть судороги, лучше немного походить, чтобы успокоиться. Оказалось, что у Сакуры всё-таки осталось столько сил, чтобы посмотреть на него, даже когда она поднялась на ноги. Но не она одна была недовольна. Его собаки тоже были раздражены. — Это было очень подло, Какаши, — сказала светло-коричневая собака со своего места. — Ох-ох, — согласилась собака с серой шерстью и высокой холкой. — Гоняться за генином совсем не клёво, босс. Гигантский бульдог издал хриплый звук, который Сакура восприняла как согласие. — А теперь вы все, — поругал их Какаши сенсей, улыбаясь одним глазом, — создаёте такое впечатление, будто в этом упражнении не было смысла. Сакура все ещё тяжело дышала, поэтому потребовала дальнейших объяснений тяжелым пристальным взглядом. Какаши-сенсей достал секундомер из своего кармана. — И ты достаточно ловко побила свой лучший рекорд по бегу в Академии. Мне нужен был базовый план, прежде чем… — Не могли бы вы… сказать мне… сразу? — Хмм… Мог бы, — ответил он, — но я хотел, чтобы ты показала мне что-то такое, что даже ты не представляла, что сможешь сделать. Мы будем работать до тех пор, пока ты сможешь сделать все это, не прилагая усилий. Взгляд Сакуры теперь был недоверчивым. — Вы… — замолчала она и покачала головой. — Вы бросали в меня кунаи! — обвинила она его. — Не кунаи. Всего лишь сосновые шишки, — сказал Какаши-сенсей, улыбаясь ещё больше. — Вот что было в рюкзаке. Практическое применение гендзюцу, которое ты выучила. Оно может заставить безвредное выглядеть как что-то опасное. И наоборот. Но, — тон его голоса стал скучным, таким, каким он рассказывал ей лекции, — оно очень слабое. Если бы ты не паниковала, ты бы уже заметила. Ты должна подготовиться, прежде чем использовать это гендзюцу, если ты не хочешь, чтобы твой противник в самый неудобный момент понял, что происходит на самом деле. Если бы тебе удалось сосредоточиться, несмотря на твой страх и усталость, и использовать обычный Кай, тебе, может, и удалось бы преодолеть первое гендзюцу, которое я использовал. Очень простое эмоциональное манипулирование. Также очень распространенное. Но у тебя будет много времени, чтобы подумать об этом. Ты и мои собаки будете работать по утрам, но я обещаю, что это не будет похоже на погоню, как это было этим утром. Думаю, что мы установим правила: никаких грязных лап и никаких прикосновений, Сакура. Это привлекло внимание нинкенов, чьи уши сразу навострились, а хвосты осторожно завиляли. — То есть ты позволишь нам свободно бежать? — спросил тот, чья шерсть была серой. — Именно, — согласился Какаши-сенсей. Сакура нахмурилась, совсем не уверенная, что ей понравилась договоренность, но погоня была тем, что пугало ее больше всего сейчас. Она не пострадает, если никто не будет ее преследовать. Ее дыхание замедлилось, что позволило ей спросить: — Разве призыв нинкенов не израсходует много чакры? — Ох, — вздохнул Какаши-сенсей, когда в его руке появилась книга вместо секундомера, — вообще-то, нет. По крайней мере, не так, как ты думаешь. Многие люди используют призыв в качестве обобщающего термина. Ты изучала призывы в Академии, верно? Так что ты знаешь, что свитки призыва редки и большая их часть находится в руках у сильных кланов. Свитки представляют собой древние договоренности с чрезвычайно сильными созданиями, которые могут прожить десятки человеческих жизней и достичь огромных размеров. И запасы их чакры не ограничены запасом чакры призывающего. Мои нинкены — это мой личный призыв или животные, с которыми у меня заключен контракт. Я их всех вырастил. Единственная разница между ними и нинкенами Инудзука — это то, что обычно я не беру их с собой на поле боя. Они проводят время, отдыхая в моем доме или возле деревни, а не в каком-то другом мире. Они проживут столько же, сколько и я, и у них достаточно много чакры, чтобы быть хорошими ниндзя-компаньонами кому-то из Великой Троицы, однако наш контракт эксклюзивен и не подлежит передаче. Единственная чакра, которую я трачу, это та, которая нужна для того, чтобы перенести их сюда. С должными приготовлениями можно сделать то же самое и с человеком. Сакура задумалась и рискнула взглянуть на собак поближе, не чувствуя угрозы быть разорванной на куски. Но Какаши-сенсей не закончил: — Твои попытки уклониться были неаккуратными, — непринужденно произнес он. — Ты пытаешься уходить с пути, что забирает слишком много энергии впоследствии. У тебя не так много выносливости для этого. И, даже если бы она была, все равно был бы смысл исправить эту плохую привычку. И твоя форма, ну, не то чтобы я оценивал тебя хорошо в Академии. Даже если ты напугана до смерти, ты должна делать вещи на автомате. Стая знает, как правильно, так что я уверен: они дадут много советов.-х-
Новые милые животные в стае не сделали тренировку особенно приятной. Учитывая то, что она была проведена сразу после рассвета и Сакуре не разрешили завтракать до начала… Никто из них не боялся критиковать, что воспринималось еще тяжелее, так как критика все же исходила от собак, и также они казались довольными тем, что загоняли ее в лужи, реки и периодически на деревья. Их подушечки оставляли на ней грязные отпечатки, а ногти — царапины, и она осознавала, что стала целью для слюнявых небрежных поцелуев, которые были недопустимы. Это не заставляло бежать ее так же быстро, как прошлые мысли о том, что они могут стянуть ее вниз и съесть, но это все равно заставляло ее стараться лучше, чем на любой из практик в Академии. В конце концов, у нее теперь было восемь внимательных собак, которые хорошо за ней следили, что делало уклонение практически невозможным. Паккун, который был самым мелким из восьми, оказался де-факто лидером во время отсутствия Какаши-сенсея. Он был терпелив, умен и не стеснялся устраивать игры, которые заканчивались обычно в его пользу. Цунами охотно одолжила ей тазик, который она использовала для ручной стирки, но Сакура избежала объяснения, что она не справилась с одной из тренировочных игр Паккуна и собиралась пожертвовать своим шампунем и кондиционером, чтобы устроить собаке банные процедуры. «Я надеюсь, что от шампуня для человеческих волос твоя шерсть выпадет», — злобно подумала она, намыливая собачью шерсть. Но этого не произошло. Потом Паккун мудро сказал ей, что ее волосы жесткие из-за отсутствия сбалансированного питания и недостатка витаминов, и посоветовал ей есть более полезную и разнообразную еду. А когда он порекомендовал ей свои собственные добавки к еде, она решила утопить его. Ее «награды» в целом были и его наградами тоже. Например, возможность коснуться подушечки его лапы, которая оказалась удивительно мягкой и более гладкой, чем ее собственные пятки, — это показалось бы прошлой Сакуре, которая никогда не была в стране Волн, чем-то обидным вроде неудачных часов тренировок. Сакуре, которая имела слабую надежду, что когда-нибудь станет легче. И, хотя она почти никогда не оставалась одна, она чувствовала себя куда более изолированной от своей команды, чем когда-либо. Ее тренировки начинались до того, как остальные просыпались, она завтракала после того, как они уходили, она едва видела их сменяющуюся вахту, и даже по вечерам после помощи Цунами с мытьем посуды, когда она с удовольствием наблюдала, как Какаши-сенсей тренирует ее товарищей по команде, он оставлял ее практиковаться в контроле чакры до тех пор, пока она не засыпала. Но строительство моста продолжалось независимо от ее ноющего чувства усталости. Однажды, когда строительство было почти завершено, Какаши-сенсей пришел примерно на середине ее утренней тренировки. Нинкены охотно поприветствовали его, и Сакура воспользовалась этим как передышкой и сложила руки за головой, чтобы дышать свободнее. Когда сенсей погладил всех собак по голове и повернулся к ней, выражение его лица выражало особую твердость, и Сакура, почувствовав тревогу, опустила руки. Сенсей вздохнул и почесал затылок. — Твой второй враг с баржи. Который был самым тяжелым. Он умер этим утром. — Чт-что вы имеете в виду? — переспросила Сакура, неосознанно делая шаг назад, словно его слова были чем-то, от чего можно было сбежать. — Ранения в голову могут быть непредсказуемыми. Он просто не просыпался, вот и все. Сегодня утром у него случилась остановка сердца, и его невозможно было спасти. Я хотел сказать тебе сейчас, потому что эта информация будет в отчете, когда мы вернемся в деревню. Сакура смотрела на него, затем ее взгляд перешел на ее ноги. Ее грязные ноющие ноги, ее пальцы были все в ссадинах. Она пыталась сфокусироваться на этом, но слезы появились независимо от того, хотела она этого или нет. Она смахнула их обратной стороной ладони и приказала себе прекратить. Лежащей на палубе легко могла быть она. Они оба сделали выбор, и каждый из них заплатил за свой. Вот и все. Это не остановило ее слезы, но удержало от рыданий, и сейчас ее самоконтроль был гораздо лучше, чем когда-либо до этого момента. И, в отличие от Какаши-сенсея, который стоял в стороне, нинкены окружили ее, прижавшись теплыми головами к ладоням, и устроили возню в попытке бороться за прикосновения к ее рукам. Спустя несколько долгих минут ее слезы высохли, и она смогла посмотреть в лицо Какаши-сенсею снова. — Хо-хорошо, — невнятно ответила она. — А что с другим? — она понимала, что не может не спросить. — Он будет жить. У него кровопотеря и коллапс легкого. Его уже перевезли на материк. Сакура издала сдавленный звук. Когда Какаши-сенсей не предпринял никаких действий, чтобы просто уйти, она молча глянула на него, одна его рука поднялась и легла на плечо Сакуры. Он внимательно изучал ее, и это нервировало. Она повернула ногу в сандалиях в другую сторону, намереваясь отойти. — …Стая сказала мне, что у тебя стало получаться лучше, когда ты улучшила движения с помощью чакры. Конечно, это не избавит тебя от регулярных тренировок, потому что то, насколько ты сможешь увеличить ее запас, зависит от того, как ты тренируешься, к тому же ты уже знаешь, что у тебя получается контролировать чакру куда лучше, чем у твоих сверстников. Твоего уровня должно быть достаточно, чтобы я показал тебе это. В отличие от мальчишек, когда я говорю тебе, что ты не готова использовать это в бою, я ожидаю, что ты будешь уважать мое мнение. Это понятно? — серьезно спросил он. — Да, Какаши-сенсей, — ответила она. Он кивнул, затем внезапно сделал быстрое движение, которое она едва заметила, и он оказался позади нее, и всем, что осталось на его месте, было облако дыма и кружащихся листьев. — Что касается увеличенной чакрой скорости, — сказал он, поворачиваясь, — Шуншин но Дзюцу считается ее вершиной. Движение настолько быстрое, что человеческому глазу кажется, что это телепортация. В то время как он объяснял ей теорию и ряд печатей, которые надо будет использовать, чтобы помочь сфокусировать её чакру, рука Сакуры дернулась, затем сжалась. Она укрепляла не какую-то одну группу мышц, а всю свою мышечную и кровеносную систему, и не таким умеренным способом, каким она занималась до этого. — Теперь ещё шаг или два, — предупредил её Какаши-сенсей, — чтобы ощутить это. Ты не сможешь на самом деле использовать Шуншин без тренировки, но это движение будет намного быстрее того, к чему ты привыкла. Ей потребовалось несколько попыток для того, чтобы Какаши-сенсей был удовлетворён скоростью движения, но, когда у неё получилось, у неё возникло больше ощущение перемещения, чем движения, будто бы она оставила сердце позади, когда сделала шаг вперёд. Её руки немного тряслись, когда она расслабила пальцы, сняв печати. Частично это было ощущение увеличивающегося истощения. Она провалила первые попытки просто потому, что вложила недостаточно чакры в них. — Хорошо, хорошо, — похвалил её Какаши-сенсей. — Сейчас попробуй использовать это, следуя за мной. Он вёл её с невероятно быстрой «старт — стоп» схемой, что изматывало её ещё больше до тех пор, пока она не начала слепо следовать за ним. Он увеличил расстояние каждой вспышки, пока они не стояли на расстоянии десяти футов. Десять футов не казались таким большим расстоянием. До тех пор, пока она не начала двигаться быстрее, чем могла видеть. Какаши-сенсей шагнул назад, она шагнула вперёд; вдруг лишь железная хватка его руки удержала её рядом с деревом. Вытянутые указательный и средний пальцы его другой руки остановились возле ее горла. — Вот где предел. Твой контроль чакры очень хорош. Но ты ещё не достаточно хороша для того, чтобы направлять чакру к твоим глазам. Они намного более чувствительны к чакре, чем что-либо ещё, поэтому, если ты не будешь достаточно осторожна, ты ослепнешь. И, если ты будешь двигаться быстрее, чем сможешь видеть и осознавать, твой враг просто остановится и проколет тебя кунаем. Я хотел, чтобы ты знала, в каком направлении ты идёшь, Сакура, но ты ещё не готова.-х-
В конце концов мост был достроен, а их время в стране Волн подошло к концу. Мост был назван в честь Наруто. Всё было в порядке. Когда Тазуна говорил с Наруто и Какаши-сенсеем, с ней прощались рабочие и Маса. — Держи, — сказал он, сжимая что-то в ее руке, что оказалось плотно свернутой тканью. Когда она развернула ее, в руках оказалась новая куфия с узором сложнее, чем на первой, красные линии ярко выделялись на белой ткани. — Все очень быстро прошло, — сказал он, криво улыбаясь, — но это будет служить напоминанием о том, кто был там, где никого прежде не было, чтобы услышать нашу речь. О том, кто сохранил наши жизни, чтобы мы смогли достроить мост. Руки Сакуры сжали ткань. — Спасибо, — она была серьезна, как никогда прежде. Улыбка Масы стала шире, и один из рабочих, которого, как она помнила, звали Джиро, похлопал её по плечу. — Не забывай нас, — сказал он. — Возвращайся, когда станешь достаточно взрослой, и мы купим тебе выпить, чтобы хорошо отпраздновать. Сакура смогла только кивнуть. И чувствовать, что вся пережитая боль была не напрасной.