Убей своих героев

отвращение к работе.

      Сакура и раньше видела, как плоть пузырится и тает, подобно воску в огне, но она никогда, даже в безумных снах, преследовавших её после первой настоящей битвы, не представляла, что кто-то может просто… счистить её, как повреждённую кожуру апельсина. Это было странно захватывающе, как и большинство поистине жутких вещей, и она не смогла бы отвести взгляд, даже если бы не так остро осознавала, что это плохая идея. Сакура с абсолютной уверенностью знала, что будет возвращаться к этой сцене в кошмарах ещё долгие годы.       Всё началось с ветра.       Она начинала подозревать, что в её жизни наступит момент, когда она не будет доверять ни одному ветерку, достаточно сильному, чтобы поднять облако пыли или вихрь листьев, без веских доказательств того, что так происходит во всём лесу, но так как это было локальное событие, достаточно сильное, чтобы смести с пути траву и мелкие камни, она была абсолютно уверена, что это было намеренно.       При первом же сильном порыве ветра Сакура тут же укрылась. Она заметила Саске-куна, растянувшегося на животе под прикрытием кустарника, но почувствовала острую боль от камешков размером с рё и отступила за корень одного из гигантских деревьев, заполнявших весь лес. До того, как им разрешили войти в Лес Смерти, у неё складывалось впечатление, что это лесистая гора. Она понятия не имела, что очертания на горизонте принадлежали не грязи и камням, а деревьям, на ветвях которых можно было практиковать обычные для Академии учения.       Так что то, за чем она спряталась, было не столько корнем, сколько плотной деревянной стеной, хотя и покрытой толстым слоем мха. Только услышав, что ветер стих, она поспешила подняться вверх по своему укрытию и выглянула, стараясь держаться поближе к дереву и особо не светиться. То место, где они стояли всего несколько минут назад, выглядело так, словно лезвие выкосило тропинку в центре поляны, и Сакура была вдвойне рада защите и выгодному положению, которое предлагало ей огромное покрытое мхом дерево.       Но даже со своей новой высоты Сакура не видела Наруто. Она не думала, что ветер был настолько сильным, но лес был очень густым, что отчасти так затрудняло навигацию по нему. Возможно, сокомандник был где-то рядом — ей просто было трудно увидеть. По крайней мере, она научилась уважать его выносливость. Он обладал удачей дурака, и она должна была верить, что благодаря этому он не был серьёзно ранен.       Сакура на мгновение подумала, что её вера подтвердилась, когда Наруто вышел из оседающей пыли, но осталась на месте. Их обучали хенге в Академии не только потому, что это было полезное дзюцу, но и потому, что его было очень трудно обнаружить даже высокоуровневым ниндзя. И она полностью потеряла след Наруто в этом кратковременном хаосе. Она думала, что это был Наруто, но она также считала подозрительным, что кто-то мог потратить чакру на такое впечатляющее ниндзюцу, не попытавшись удалить хотя бы одного из них с поля боя. Экзамен на чунина или нет, но ни у кого в этом Лесу не должно быть такой чакры, чтобы её можно было использовать так легкомысленно.       Возможно, просто какой-то идиот выделывался, но она подумала, что нет ничего плохого в том, чтобы позволить Саске-куну побыть тем, кто разберётся с Наруто. Если бы она считала, что сможет незаметно обойти его сзади, то попыталась бы, но она была не вполне уверена в своих силах.       Это было в немалой степени связано с определёнными нинкенами, которые либо собирались выработать у неё комплексы, либо сделать её величайшим ниндзя из тех, кто когда-либо проводил детство, буквально загоняемым собаками.       Поэтому Сакура осталась на месте, напрягши мышцы, пока Саске бросал вызов.       И она была удивлена тем, как быстро Саске-кун определил, что Наруто был поддельным, и бросил в того кунай. То, как он увернулся, убедило и её. Это, а не то, что он знал пароль.       Фраза была недлинной и почти рифмованной, и они потратили много времени, оттачивая память в Академии, или, по крайней мере, в классах куноичи, так что она подумала, что Наруто, наконец, взялся за ум достаточно, чтобы как следует запомнить пароль. Как он собирался получать и передавать настолько конфиденциальные сообщения, что их нельзя будет записывать? Или даже вспоминать сложные направления, не сверяясь с разоблачающей его картой? У неё мелькнула мысль, что это могло бы хоть немного компенсировать то, как он справился с первой частью экзамена благодаря чистой браваде.       Очевидно, Саске не разделял её мнения. И это было хорошо.       — А ты умный, — протянул не-Наруто. — Почему бы тебе не попросить твою подругу выйти оттуда, где она притаилась? Интересно, ты и её обвинил бы в том же самом? Ты обременён тупицами, или этот парень просто особый случай?       — Выходи, Сакура, — скомандовал Саске-кун.       Сакура сделала, как ей было сказано, придвинувшись поближе к Саске, который потребовал сказать пароль, даже не взглянув на неё. И она, конечно, без всяких усилий продекламировала тот в ответ.       — А это не подозрительно? — спросил незнакомец с лицом Наруто.       — Нет. Было бы подозрительно, если бы Сакура не смогла вспомнить пароль слово в слово. Наруто слишком большой идиот, чтобы справиться с этим, — ответил Саске-кун, не скрывая своего презрения как к незнакомцу, так и к своему товарищу по команде. — В его случае это был не столько пароль, сколько ловушка для тех, кто мог подслушивать. И ты в неё попался.       Сакура хотела позволить этому злорадству перед битвой унести её к тому самому чувству, что вызывала борьба за очки, которая так нравилась ей в Академии, но сырая, тяжёлая атмосфера леса и вопиющая агрессия иностранных шиноби, с которыми они делили комнату ожидания, держали её на грани. Как и мысль о том, что все они записались в команды по три человека, один из них пропал, и они понятия не имели, где находятся товарищи этого незнакомца. Сакура не хотела оказаться жертвой того, что её обойдут с фланга, независимо от того, добивался ли незнакомец очков или крови. Все её битвы до сих пор были выиграны потому, что ей удавалось встречаться с каждым противником один на один. В тот единственный раз, когда она попыталась добиться большего, на палубе яхты Гато, она чуть не погибла.       Поэтому она предоставила Саске-куну вести разговор.       — Я впечатлён. Ты совсем не потерял бдительность, да? — спросил незнакомец, и образ Наруто дрогнул и исчез.       Сначала Сакуру поразило, насколько уродливой была сменившая его женщина. Её кожа выглядела болезненно, под глазами темнели синяки, а губы были настолько тонкими, что их практически не было. И она не пыталась исправить это с помощью косметики. Но хуже всего было то, что на ней было надето. Сакура никогда бы не догадалась, что на планете есть женщина, которая подчеркнёт и без того несуществующую талию толстой веревкой, завязанной странным бантом, в сочетании с тусклой, неприглядной одеждой. Если бы не женская манера речи, Сакура предположила бы, что перед ней мужчина. И к тому же немодный.       Гражданские женщины могли делать всё, что им нравится, в отношении своей внешности; куноичи же ещё задолго до полового созревания были обучены тому, как подчёркивать и приумножать свои достоинства. Это был тот единственный курс, которому, Сакура была почти уверена, у мальчиков не было никакого эквивалента. Она не могла представить себе Саске-куна, сидящим на лекциях и практических занятиях по выработке — почти как в пьесе: с реквизитом, костюмами и репликами, а ещё признаками, которые отличают послушную домохозяйку от блудницы и всего, что между ними — мужественности, как было у неё с женственностью.       Хотя нет никакого закона, по которому мужчина не мог бы использовать женскую речь.       Да и не важно, мужчина или женщина. Кунаи убивали, какие бы руки их не держали.       Незнакомка говорила всё то время, пока она боролась с неуместным вопросом гендера, и она слышала слова, даже если не фокусировалась на них.       — Это обещает быть очень занятным.       Сделав целое представление из вытягивания собственного свитка из сумки, ниндзя Травы позаботилась о том, чтобы они обратили внимание на собрата их свитка с символом Неба.       — Вы бы хотели заполучить наш свиток Земли, не так ли? — усмехнулась она, прежде чем сделать то, от чего Сакуру чуть не стошнило.       Она проглотила его целиком.       Сакура с отвращением добавила как минимум одну незначительную манипуляцию с телом к списку навыков шиноби.       Как ни странно, Сакура хотела, чтобы они перестали тянуть с этим. Это не было похоже на ситуацию с ниндзя Песка. Никаких извинений не будет, и каждый пойдёт своей дорогой. Это действовало ей на нервы, заставляло переживать так сильно, что это выходило за рамки оттачивания её рефлексов и делало её неуклюжей. Когда-то она была хороша в таком виде психологической войны. Конечно, не так хороша, как Ино, но лучше той в этом не было никого. Теперь же это было лишь смутное далёкое воспоминание.       Но у неё не хватило смелости нанести первый удар, поэтому она молчала, следуя примеру Саске-куна. И, судя по выражению его лица, он рвался в бой почти так же, как и она, хоть и причины на это у них были совершенно разные.       Это был тот момент, когда всё пошло по наклонной.       Ей показалось, что она вновь почувствовала намерение убить. Она считала, что Забуза был хуже некуда.       Она ошибалась.       Сакура прочувствовала лишь малую часть намерения убить Забузы. Всё это время Какаши-сенсей вселял в неё страх; то была лишь вонзающаяся игла, а это, это был клин, вбитый кувалдой. Он раздробил её, как гнилой пень, обнажил все её слабости, неуверенность, её разорвало на кусочки ясным, захватывающим видением собственной смерти.       Она не заметила, как рухнула на колени, но обнаружила себя сидящей, сильно дрожа. Это было похоже на те самые ранние кошмары, где её страх был так велик, что парализовал. Она не могла двигаться, не могла кричать. Просто сидела и тряслась, дыхание было быстрым и прерывистым, как одно из тех, что приводят к обмороку.       Только сильная рвота Саске заставила её прийти в себя.       В ночных кошмарах она всегда была одна. Всегда. Одна настолько, насколько ей позволяли неумолимый враг и наступающая смерть.       Паралич ужаса — не единственное, что заставляло её просыпаться. Сверх этого начиналась погоня. Она бежала, бежала, бежала, пока дневной свет не разрывал эту замкнутую петлю, и даже тогда не избавлялась от этой неугомонной потребности. Если бы их враг сделал хоть шаг вперёд, вытащил кунай, она бы сбежала. Сбежала, не думая ни о Саске-куне, ни о Наруто, ни о чём-либо другом. Настолько это было непреодолимо.       Но, наблюдая за тем, как Саске-кун изо всех сил пытается принять положение неустойчивого полуприседа, она поняла, что не может сбежать, только не так. Потому что она никогда раньше не видела его таким: его отчаянные, дикие глаза не фокусировались на противнике, они искали её. Помимо сокрушительного страха собственной смерти, что-то ещё сжало её сердце. Саске-кун…       Чего она не могла знать, так это того, что в своём неустанном стремлении к совершенству Саске создал для себя неожиданную слабость. Он настроил себя на то, что никогда не будет убегать, и, поскольку страх был слишком велик, чтобы двигаться вперёд, он мог только стоять на месте и дрожать.       Но она уже через это проходила.       Это не было комфортно, это не было красиво, это было не то, как она хотела бы жить, но она десятки раз умирала во сне. В огне, в воде, в боли, которая длилась дольше, чем быстрая, суровая смерть от глубоко загнанного куная.       У неё начала кружиться голова от дыхания, но его не замедляла. Она знала, что ей нужен план. Нужно было сделать что-то большее, чем просто атаковать или бежать вслепую. Но Сакуру подводила её сообразительность, загнанная в тупик набором её навыков. Она не могла атаковать и надеяться на победу, но она не знала, достаточно ли будет просто сбежать. Не тогда, когда их противник мог использовать подобные техники без признаков подготовки или напряжения. Кем бы ни была эта ниндзя Травы, она не была кандидатом на экзамене на чунина.       Бездействие также было смертью, и между движением вперёд и отступлением она бы выбрала отступление. Просто выбрать было недостаточно, но если только Саске-кун не придёт в себя быстро, выбирать, возможно, придётся. Она не думала, что сможет нести Саске-куна достаточно быстро, чтобы убежать, не без чего-то, чем она могла бы отвлечь врага. И она сомневалась, что её гендзюцу заставит этого человека делать что-то дольше, чем просто моргнуть.       От отчаянного, бесплодного планирования её отвлекли попытки Саске вытянуть кунай и принять боевую стойку. Она никогда не видела его таким, борющимся с собой так сильно, чтобы достичь столь малого.       — Очень хорошо, — похвалила его женщина. — Что же будет дальше?       Сакура наблюдала, как их враг вытянул два куная, небрежно удерживая их за петли.       — Не переживай, это будет быстро. Но я не должна говорить вам этого, не так ли? Вы видели это собственными глазами. Но, должна сказать, как… разочаровывающе.       Сакура видела, как враг отвел руку назад. Видела Саске-куна, который всё ещё был в плену своего страха.       И её наполовину придуманные планы, так мучительно формировавшиеся под удушающим ужасом, рассеялись.       Её рука исчезла в сумке с кунаями, её запястье резко дернулось в идеальном броске, в то время как ноги унесли её с того места, где она сидела, её плечо влетело в рёбра Саске-куна с такой силой, что у того вырвался болезненный хрип, но она вцепилась пальцами в его рубашку и резко выпрямилась, чтобы броситься вперёд.       — Получается, что добыча не такая уж и беззащитная, в конце концов, — прокричала их оппонент, и звук металла, ударившегося о металл, означал то, что она отбила брошенный кунай.       Она не останавливалась, чтобы поговорить, а просто бежала, используя чакру и странные движения телом, чтобы стремительно прыгать на большую дистанцию. Спина Сакуры была напряжена в ожидании брошенного в ответ куная, но этого не произошло. Это не было удачей — она не думала ни о чем другом, кроме поворотов, прыжков и Ками-сама, что я буду делать, если… — но это было частью той же причины, по которой шиноби останавливались, чтобы поговорить перед атакой.       Что бы она ни намеревалась сделать, она хотела сделать это лицом к лицу.       Сакура не уходила далеко, одна часть неё помнила, что где-то там остался Наруто, ниндзя что-то сделала ему, вторая же часть осознавала, что она не могла убежать далеко от врага, пока Саске-кун подскакивал на её плече как мешок с рисом.       Она ожидала, что он сердито оттолкнет её, когда она присела на корточки, ожидала, что он построит вокруг себя дополнительную стену из грубости, чтобы скрыть своё очень редкое смущение, но он просто рухнул на землю, его глаза всё ещё были широко раскрыты и безумны, чтобы скрыть это за маской хладнокровия. Он был более активен, чем до этого, боль от её плеча, отдававшаяся в рёбрах, должна была освободить его от гендзюцу, но он по-прежнему отчасти был во власти иллюзии.       Возможно, потому что это была не совсем иллюзия, размышляла Сакура обеспокоенно. Их враг был просто ужасен.       — Саске… — он прижал ладонь к её рту, прежде чем она сказала ещё что-то, его руки сжались на рукоятках кунаев.       — Мы должны убираться отсюда, — отчаянно прошептал он. — Мы должны уходить.       Он произнёс это, но даже не поднялся, чтобы вести их вперёд, как раньше. Боковым зрением она уловила какое-то движение и почувствовала, как расширились глаза, когда она увидела, как существо смотрит на неё, не мигая, с безмолвной угрозой.       Она была в режиме выживания с тех пор, как они прошли под ветвями первых деревьев Леса Смерти, поэтому её мозг давал ей информацию без видимых усилий. Итак, помимо очевидного, о, Ками-сама, это гигантская змея, в её голове был поток информации. Они жили в лесах умеренного климата. Змеи были одним из фактов жизни, с которыми ей пришлось смириться, поэтому Сакура не думала, что боялась их. Но, опять же, она никогда не встречала таких, чья голова была размером с её спальню.       Когда она уклонилась от руки Саске-куна, она отметила, что та была не из этих лесов, судя по форме головы, не ядовитая, скорее всего, удав, но это и всё, что было в её голове, когда она прыгнула и змея ужаснула её высокой скоростью. Её зубы представляли собой ряды изогнутых назад белых клыков, которые вели в темноту её горла, два ряда вдоль нижней челюсти и четыре — вдоль нёба. И когда этот рот сомкнулся вокруг неё, правильная догадка о том, что это был удав, совсем её не утешила.       Но у неё не было времени на похвалу самой себя или сожаления. Она вытащила кунаи, когда спрыгнула с дерева, и теперь она использовала их, чтобы сопротивляться инерции, которая тянула её вниз, в глотку. Она загнала их глубоко, поднимая ноги, чтобы зацепиться чакрой за нёбо. Это сработало, но всего на мгновение, затем стало больно и она почувствовала себя камнем, который трясли в деревянной коробке, за исключением того, что в ящик были вбиты гвозди с заостренными концами, а камень был шатким и мясистым.       Змея яростно крутила головой, пытаясь проглотить её, размер головы стал помехой, потому что Сакура была слишком маленькой, чтобы мышцы глотки заставили её опуститься вниз. Она пыталась удержаться на месте, но пока её руки и ноги были в безопасности вдали от зубов, она всё же не была достаточно сильной, чтобы спокойно удерживать своё тело. Её рубашка зацепилась за кончик зуба, и, когда она отвлеклась, в следующее мгновение она осознала, что зацепилась не только ткань.       Она проглотила крик и подавила мгновенное желание вырваться. Закрыв глаза, чтобы притвориться, будто не была у кого-то во рту, она ждала подходящего момента. Это произошло, когда змея запрокинула голову, почти две трети её массивного тела взметнулись вверх, идеально перпендикулярно земле. Сакура перестала удерживаться и на мгновение оказалась в пугающем свободном падении, спиной к ожидающему горлу и без хорошего способа оценить расстояние в темноте. Но челюсти на мгновение раскрылись, внутрь пролился солнечный свет, и она вогнала второй набор кунаев. На этот раз Сакура была достаточно далеко, и о зубах можно было беспокоиться только если змея опустит голову и она упадёт вперёд, но с неё было достаточно. Внутри было не так сыро, как она думала, но стоял неприятный запах, а её бок был тёплым и липким, и он болел.       Она оттолкнулась от свода и неуклюже приземлилась в вертикальном пространстве у основания рта, точно у задней части языка. Она потеряла равновесие, и ей пришлось направить чакру через бедро, но она распласталась рядом со своей целью, и этого должно было быть достаточно. Сакура попыталась вспомнить, учили ли её чему-нибудь по части анатомии змей, но всё, что она могла вспомнить в данный момент, были несущественные факты об увеличении размеров их органов во время пищеварения, и то, что сердце змеи могло расшириться до сорока процентов с крупной пищей, совсем не помогло бы. Но мозг был защищён костью, позвоночник — плотью и расстоянием, так что оставалась передняя часть горла.       На этот раз Сакура вытащила из ножен один из своих ножей, более длинный и более подходящий для того, чтобы резать, чем любой кунай. Она перевернула его так, чтобы изгиб был под таким углом, будто у неё был собственный клык, и всем своим весом и чакрой, твёрдо держась за рукоять обеими руками, погрузила его вниз, а затем прорвала им плоть так, будто пыталась вспахать поле. Хлынула кровь, заливая её руки, тело и лицо, но она лишь снова воткнула лезвие и проделала им траншею, и незащищенная плоть приятно расходилась под её хорошо заточенным лезвием. Сакура продолжала делать это с неистовой энергией, и, поскольку она больше не болталась, борьба стала менее болезненной и более простой, словно её желудок остался примерно в шести метрах позади.       Затем она увидела дневной свет и последовала за ним, расчищая путь ножом и свободной рукой, чтобы выскользнуть из извивавшейся змеи так, будто это было какое-то особенно чудовищное рождение. Она надеялась, что это была остаточная нервная функция, но даже если и так, животные не похожи на людей. Перед лицом губительных ранений они отступали и бежали.       Шатаясь, Сакура с удивлением увидела Саске-куна. Её ощущения времени и расстояния, скованные тёмной внутренностью змеиной пасти, заставило эту короткую схватку длиться гораздо дольше и покрыть гораздо большее расстояние, чем было на самом деле. Её дыхание немного сбавило свой неровный темп, и она вскочила обратно на ствол, чтобы присоединиться к сокоманднику, и только когда она потянулась убрать челку с того места, где та прилипла к щекам, она полностью осознала, насколько же была покрыта кровью; нож всё ещё был зажат в руке до побелевших костяшек.       Она подумала, что именно поэтому взгляд Саске-куна был обращён к ней, но когда он процедил сквозь зубы: «Сзади…», — она повернулась и увидела, как из змеиной головы поднимается нечто.       Их борьба ещё не закончилась.