совместная охота.
Сакура сидела на краю возведённой Первым против всего мира великой стены, вдыхая запах шерсти Паккуна, прижавшись лбом между его лопаток. Она часто забывала, какой он маленький — его мерно вздымавшаяся грудная клетка была не больше её ладоней. Она знала, что ему не особенно удобно, но он не сопротивлялся и не протестовал. Сакура нежно потянула его за уши в знак извинения, усадив к себе на колени. Ночь у неё выдалась плохой — она без конца просыпалась. Иногда живому воображению специалиста по гендзюцу было не позавидовать. Путешествуя с семпаем так долго, она стала избалованной. Сакура хотела бы, чтобы её меньше заботило мнение людей — она бы купила собственное жилье и в мгновение ока попросила Какаши-семпая и всю его свору переехать к ней. Не то чтобы она чувствовала себя физически стеснённой родителями, которых она почти никогда не видела, да и не было ничего плохого в привлекательном доме, построенном её дедушкой, в тихом районе. Дело было, скорее, в психологическом давлении от представления Сакуры-которая-была-в-порядке-и-жила-хорошо, а не той Сакуры, что провела так много ночей в хорошо освещенном святилище ванной и вздрагивая от того, что она видела краем глаза. В настоящее время так случалось не всегда — будь это так, к этому времени она бы уже дала себя убить, покончила с собой или убила кого-то ещё. Но так было, и это время всегда будет с ней, подобно хищнику в засаде поджидая в глубине её сознания правильного сочетания стресса, истощения и внешних триггеров. Она не хотела показывать родителям эту Сакуру, потому что в этом не было их вины, а поделиться с ними этой Сакурой было бы всё равно, что передать им маленький кусочек своего ада. Она хотела защитить их от этого, насколько могла, но ей также было стыдно за ту маленькую девочку, боящуюся темноты, стыдно за те разы, когда она задавалась вопросом, действительно ли кровь, воспитание и отрочество значат больше, чем она желала думать. Она легче спала и чувствовала себя в безопасности, когда рядом находился Какаши-семпай, а когда даже этого было недостаточно, он не задавал ей неловких наводящих вопросов, не требовал, чтобы она говорила, когда говорить было последним, чего она хотела, или не наблюдал за ней беспомощно взглядом, от которого её стало бы обременять чувство вины за то, что она сломлена. Он просто был рядом, ненавязчиво читал свой роман, не осуждая её кошмары и методы их преодоления. Они никогда не говорили об опыте борьбы с неврозом военного времени самого семпая. Он решительно принадлежал к тому времени, когда появлялись такие шрамы, которые никогда не показываешь другим. Никто из предыдущего поколения особо не рассказывал о войнах и о том, чего им стоило пережить их; невроз военного времени был настолько повсеместным, что во время последней войны в больницах стандартной операционной процедурой было приставлять к каждой палате шиноби в качестве караула. Это по-прежнему считалось чем-то таким же нормальным для полевых джонинов, как износ суставов или сломанные кости. Только после долгого периода мира и с появлением новых медиков это стало рассматриваться как нечто, что можно лечить, как и любую другую болезнь. Сакуру не слишком впечатляла эта область, ещё находящаяся в зачаточном состоянии, и она отчаянно пыталась научиться справляться самостоятельно. Некоторые побочные эффекты экспериментальных методов лечения, которые использовались для регулирования сна и борьбы с тревогой, были столь же плохими, как и всё, что она испытывала без них. По мнению Сакуры, гендзюцу могло быть более эффективным, но она никогда не читала чего-либо, что указывало бы на то, что это хотя бы рассматривалось как вариант. Что, откровенно говоря, было, вероятно, потому, что большинство гендзюцу, о которых они имели представление, были на уровне, преподаваемом в Академии, — склонные к гендзюцу шиноби и так были редкостью, а уж те из них, кто обучался медицине и к тому же интересовался лечением психологических расстройств, встречались ещё реже. В другой жизни, возможно, это могла бы быть Сакура; в этой жизни Сакура могла только размышлять, что этого уже достаточно, чтобы преодолеть собственные трудности. У неё отсутствовало правильное сочетание сострадания, эмоциональной стойкости и клинической отстранённости, необходимое для того, чтобы не утонуть в персональном аду других людей. У неё даже не было уверенности, чтобы излечить себя. Уши Паккуна навострились одновременно с тем, как Сакура ощутила приближение чужой чакры, которую она узнала — если знать, что искать, то Абураме был безошибочно узнаваем, когда не использовал рой для рассеивания сигнатуры своей чакры. Она молча удивлялась мужчинам и женщинам, которые вступали в брак с представителями этого клана и делили постель с полумиллионом других обитателей. Ощущать, что его чакра будто ползает, и позволить своему живому воображению заполнить пустоты под его плотью оказалось достаточно, чтобы Сакуре захотелось содрогнуться. Но она этого не сделала, потому что, хоть её чувства и обострились за время её путешествий, она не потеряла уважения к Шино как к личности и как к шиноби. — Шино-сан, — поприветствовала она, легко спрыгивая на дорожку и опуская Паккуна к своим ногам. — Сакура-сан, — вежливо пробормотал он в ответ из-за барьера одежды, ещё более закрытой, чем та, что он носил в Академии. — Ты пришла рано. — Я отправилась на раннюю утреннюю пробежку, чтобы размяться и прочистить мозги, — призналась она. Поскольку она была вполне способна бегать и волноваться, именно посещение кладбища Хьюга, а затем дома Годзэн-сан помогло унять её бушующие эмоции. Их нынешняя миссия имела ранг S и, следовательно, была конфиденциальной, но Сакура призналась в опасениях по поводу применения своих способностей на большой дальности и получила в ответ уничтожающий взгляд и «Не будь глупой», за которым последовало снисходительное объяснение насчёт метательного оружия, вроде куная, и того, когда оно может быть с умом использовано кем-то, кто увеличивает свою силу чакрой. Годзэн-сан также дала ей несколько откровенных и тревожащих советов насчёт Данзо-сана и подчинённых, которых он воспитал, — советов совершенно бесперспективных и подтверждающих либо то, что она действительно может читать мысли, либо то, что её информационная сеть всё ещё живёт и здравствует, — но Сакура решила подумать о мнении Годзэн насчёт свойственной Данзо крайне прагматичной этики военного времени, когда её разум не будет полон недавно просмотренных данных о взрывчатых веществах. То, что он сделал, было не лучше и не хуже, чем некоторые из вещей, которые просили сделать обычных АНБУ — это было сделано с ведома Второго и Третьего и профинансировано деревней. Единственная разница заключалась в том, что его социальный эксперимент был проведён на его собственных людях. — Паккун и другие нинкены составили мне компанию, но, когда мы закончили пробежку, все остальные отправились охотиться за семпаем. В полночь вышел новый роман серии «Приди, приди», и никто не видел его с тех пор, как мы получили наши заказы, так что… Каким бы ни было её мнение о книгах Джирайи-сама, она не могла не быть несколько впечатлена тем, что он так ловко управлял шпионскими сетями, проводил собственные расследования и соблюдал сроки публикации, и всё это со свойственным ему хорошим юмором. На инструктаже он впервые показался ей мрачным за столь длительный период. Шино усмехнулся. — Хатаке-семпай не меняется. Я заметил, что он назначил себе вечерний отход. Хотя было маловероятно, что какая-либо из их целей залегла на дно, если поняла, что за ней охотятся, никто не чувствовал необходимости делать объявление и давать отступникам S-ранга какое-либо преимущество. Развёртывание отрядов происходило поэтапно, отдельные члены самих отрядов даже получили разные приказы по поводу времени отхода. Она выходила ранним утром с Шино и Неджи. Они должны встретиться с остальной частью команды уже за пределами деревни. Какаши-семпай, конечно же, должен был выходить в самый последний момент один. — А, кстати о семпае. Хотела спросить в прошлый раз. Я удивилась, когда не увидела Юхи-семпай на инструктаже. Специализация вашей команды — преследование, ведь так? «Удивилась», вероятно, было небольшим преувеличением, учитывая, как быстро Юхи-сан перешла на наставничество после повышения — или предпочла подать заявку на получение команды генинов, а не набираться опыта в собственной карьере, — но Сакура хотела проявить уважение к ней перед её учеником. К тому же ей было искренне любопытно, остались ли члены этой команда близкими друг другу после того, как Шино стал джонином, в то время как двое других остались рангами пониже. В отличие от членов команды Ино, которые, вероятно, будут воспитывать собственных детей в надежде пойти по стопам своих родителей, команда под командованием Юхи-семпай имела всегда ограниченный жизненный цикл, если только Хината не будет освобождена от статуса наследницы своей семьи или двое других будут готовы действовать в рамках ограничений, установленных Хьюга. Сакура почувствовала, что совершила ошибку, когда Шино погрузился в неловкое молчание, но прежде чем она смогла придумать способ выпутаться, он очень тихо ответил: — Куренай-сенсей беременна. Сакура моргнула, быстро припоминая последние сплетни, которыми снабжала её Ино: рождения, браки и смерти людей, которых они знали и которые заслуживали особого упоминания. Однако прошло некоторое время после получения последнего письма от Ино, и вполне возможно, что Юхи-семпай вышла замуж и забеременела. — Не знала, что она вышла замуж. — Она не вышла. И тогда она поняла нотку неловкости в голосе Шино. Даже если Сакура считала, что время было неидеальным — а она понимала, что оно, вероятно, всегда будет неидеальным, — она могла догадаться о давлении, с которым могла столкнуться новоиспечённая жена, стремящаяся быстро родить ребенка, когда высока вероятность того, что либо она, либо её муж могут погибнуть в предстоящих конфликтах с Акацуки. Кланы особенно настаивали на том, чтобы каждая ветвь приносила потомство, не только потому, что это был единственный способ сохранить своё влияние и положение — ведь каждый ребенок увеличивал вероятность появления какого-нибудь экстраординарного таланта, — но и потому, что они реалистично оценивали, сколько из этих детей проживёт достаточно долго, чтобы размножиться, когда большинство из них выйдут на поле боя ещё до того, как достигнут половой зрелости. Всё это Сакура узнала из наблюдений и от Ино. Это были приемлемые причины, чтобы устраниться с поля боя. Куноичи отличались от гражданских женщин. С того момента, как они вступали в половую зрелость, их менструации подавлялись и управлялись хорошо проверенным медицинским дзюцу по целому ряду практических причин. Фактически, именно развитие этого вида дзюцу произвело революцию в роли и положении женщин на поле боя — с чакрой и метательным оружием, сводящим на нет большинство аргументов о физической силе, и без учёта биологических ритмов их тел, которые служили бы оправданием для их коллег-мужчин, чтобы ограничивать их «ради их же блага», куноичи, такие как Годзэн-сан, требовали, чтобы им предоставлялись те же возможности, и придерживались тех же стандартов, что и шиноби. Работа в этом направлении была не завершена и продолжалась и поныне. Дзюцу, однако, было вполне себе завершённым. Для куноичи не существовало такого понятия как «случайная» беременность. Сакура была довольно молода — и иногда довольно романтична, а в остальном слишком занята, пытаясь не погибнуть на миссиях и сотрудничая со шпионами под глубоким прикрытием, — а потому испытывала смешанные чувства по поводу секса, свиданий и брака. Она знала, что такого рода «свидания», которые устраивал Какаши-семпай, были не для неё. Сакура не принимала никаких твёрдых решений относительно марафонов с давними парнями в спальне, и это никогда не становилось насущной проблемой, потому что парень, с которым она встречалась, обычно не находился в той же стране, что и она. По её мнению, настоящая приверженность должна заканчиваться браком; она также считала, что эта настоящая приверженность должна предшествовать появлению детей. Она также подумала, что сейчас чертовски неподходящее время, чтобы пытаться заманить в ловушку мужчину, который не стал бы связывать себя обязательствами, если именно этого добивалась Юхи-семпай. Если её партнёр попросил её родить ему детей без преимуществ супружества и она согласилась, мнение Сакуры о её суждениях всё равно оставалось довольно плохим. Юхи-семпай была красивой, талантливой и происходила из уважаемого клана — за исключением глубоко скрытых недостатков в её личности, в ней не было ничего, что могло бы заставить партнёра уклоняться от брака. Сакура, которая усвоила много уроков о самооценке с тех времён, когда формировала свою личность вокруг Учиха Саске, чувствовала, что любой мужчина, которого приходилось так отчаянно пытаться удержать, не стоил этого. — О, — единственное, что она сказала вслух, оставляя внутреннее неодобрение невысказанным. Хотя из-за одежды Шино было очень трудно прочитать, судя по его колебаниям до этого, Сакура подумала, что он, вероятно, уже сполна наслушался мнений других людей. — Как твои родители? — спросила она. Они вели вежливую беседу давно разошедшихся бывших одноклассников, когда спускались с окружавшей деревню стены и шли к воротам, где дождались Неджи, а затем начали нудный процесс предъявления своих приказов привратникам — аспект, по которому Сакура не скучала вдали от дома. Это было хуже, чем просто нудно, можно даже сказать ужасно. Чунины, дежурившие у ворот, смотрели на них так же, как их инструкторы в тот день, когда они заполняли документы, которые делали их родителей или опекунов официальными наследниками. Поле с датой ожидаемого возвращения было оставлено пустым, и они не регистрировали маршрут. Их миссия была обозначена только специальной печатью, используемой для операций S-ранга. Сакуре хотелось, чтобы эти чунины не выглядели так, будто прощаются с мертвецами. Когда-то это нервировало её. Теперь вес жилета успокаивал, ботинки были удобно разношены, а пристёгнутые к бёдрам ножи являлись такой же частью её личности, как руки и ноги. Она не стала бы заходить так далеко, чтобы сказать, что уходит с уверенностью — уверенность означала, что ты спишь спокойно, что к ней определённо не относилось, — но она доверяла этой команде и мнению своей Каге. В конце концов их выпустили за пределы деревни, где у неё появилось время изучить своих товарищей по команде. Они путешествовали не как гражданские, что недопустимо снизило бы скорость их передвижения, но некоторые из их наиболее легко различимых черт были скрыты от постороннего взгляда. Для Шино это просто означало надеть другой плащ, но Неджи и Сакуре пришлось перекрасить волосы и надеть неудобные косметические контактные линзы. Длинные волосы Неджи были обесцвечены и выкрашены в серебристый цвет, а его характерные опалесцирующие глаза в настоящее время были поразительного оттенка зелёного с более светлой серебристой короной вокруг радужки. Сакура подозревала, что он получил несколько «полезных» и, без сомнения, полных энтузиазма советов от стилистов, которые занимались его преображением. Его обычная одежда была заменена на нательную броню, хотя рубашка, которую он носил под жилетом, была в более традиционном стиле, чем стандартная джонинская униформа. Чрезвычайно характерные волосы Сакуры выкрасили в чёрный цвет. Она не знала, было ли дело в краске или в каком-то странном взаимодействии с её естественным цветом, но у них был глянцевый, почти зелёный блеск, как у петушиного хвоста. В отличие от Неджи, у неё не было кеккей генкая, который нужно было скрывать, но её всё равно попросили надеть контактные линзы, без которых она действительно могла бы обойтись. У Сакуры были глаза цвета бронзы и чёрные волосы, и она выглядела настолько непохожей на себя, что рискнула надеть малиновую куфию, пускай та и слишком въелась в её привычный образ — наряду с высокими сапогами и ножами — для настоящей скрытности. Однако самым известным аксессуаром Ведьмы, несомненно, был Какаши-семпай. Сакура не думала, что её узнают в одиночку. — У нас два дня до запланированной встречи и пересечения границы, — тихо сказал Неджи, выигравший определивший их старшинство раунд в джанкен, когда Сакура и Шино встали с флангов. — Это будет лёгкая пробежка.-х-
Пробежка была лёгкой — и оставалась лёгкой, потому что бесполезно ловить добычу, если они будут измотаны. Ожидание становилось всё тяжелее по мере того, как дни их охоты превращались в недели. Дейдара, может, и был шумным и броским, но он не был глупым, и его привычка перемещаться с места на место верхом на гигантской глиняной птице означала, что с ним было трудно сравниться в преодолении местности. Это также затрудняло его отслеживание, поскольку меньше людей обращали внимание на движение в небе, чем на незнакомца, проходящего по улицам. Среди прочего, это дало им время попрактиковаться с рисунками Сая. У Сакуры это всегда были орлы и соколы: гордые крылья касались нижней части её груди, смертоносные клювы опускались вниз по бёдрам, перья подобно рукавам спускались по рукам. Никто из остальных, кроме Неджи, не мог выдержать столько рисунков без ожогов чакрой, а Неджи находил их обременительными в сочетании с его высвобождением чакры. У Неджи были драконы, у Камы — облака, а Какаши-семпай научился летать на зазубренных молниях по небу, а вот в случае с Шино они столкнулись с неожиданным препятствием. Даже не принимая во внимание табу на тело Абураме, нанесение незнакомой чакры и крови на его кожу только бы заставило его жуков роиться. Сакура отчётливо помнила клановые законы, которые помешали Цунаде-сама решить проблему пересаженного Какаши-семпаю Шарингана. Теперь она узнала, что лечить взрослого хозяина роя было достаточно сложно, и что Абураме активно поощряли браки с медиками точно так же, как некоторые семьи женились на деньгах или статусе. Кикайчу не были похожи на Судая или нинкенов: ими можно было управлять, но договориться — нельзя. Особенно когда дело касалось состояния улья. Однако, хотя Шино и не мог непосредственно участвовать в воздушном сражении, он был абсолютно уверен в своей способности внести свой вклад с земли. Семпай иронично заметил, что если миссия по устранению Дейдары не будет успешной, они смогут стать якудза и сформировать собственный «нинкё-дантай». У Сакуры также оставалось время точно выяснить, с какой силой и как быстро она могла метать кунаи, когда использовала увеличенную чакрой силу — оказалось, что её бросок можно было измерять в метрах в секунду и что он уничтожал кунай. Хорошо сбалансированные кунаи стоили недешёво, но Сакура — которая стала специализироваться на ближнем бою, что, возможно, было странно, учитывая её характер, — подумала, что ей может очень понравиться бросать предметы в людей с очень большого расстояния. — Эти мальчишки… — пренебрежительно произнесла сидевшая на руке Сакуры Мичи, взъерошив перья в презрительном негодовании. — Ваш блондин импульсивен и от обиды глупеет. Как если бы Акацуки завербовали идиота. А темноволосый переигрывает. Как ты и просила, Йоко передавала информацию отслеживающей его команде. Этим утром Тоби спровоцировал Дейдару на спор, в конце которого Дейдара умчался в бешенстве. Вероятно, Тоби хотел убрать его с дороги по собственным причинам — почти сразу же, как Дейдара оказался вне зоны досягаемости, он использовал незнакомое дзюцу телепортации. Это лучшая возможность — ваша цель может не обратить внимания на мелочь вроде нас, но этот другой точно заметит, — она резко щёлкнула клювом. — Хорошая работа, — пробормотала Сакура, развернувшись вполоборота, чтобы посмотреть на семпая. Какаши-семпай кивнул, прищурив глаза, а затем слегка запрокинул голову, глядя в небо. Его серебристые волосы тоже были выкрашены в чёрный цвет, хотя и не приобрели зелёного блеска, а его обычно тёмные глаза были алыми. В сочетании с его нынешней серьёзностью это придало ему напряжённости, которая обычно не была ему присуща, и Сакура почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь. Какой-то маленький уголок её разума задавался вопросом, какой была бы реакция на этих Ведьму и Пса, которые не очень-то походили на шиноби Конохагакуре, даже не обращая внимания на тот факт, что все они спрятали свои хитай-ате и другие опознавательные знаки, когда пересекли границы Каминари-но-Куни, что было прямым нарушением соглашения. Гладкие зелёно-чёрные волосы Сакуры были грубо скручены вверх и назад, а глаза щедро обрамлял тёмный макияж. Она была не единственной — это являлось не столько данью моде, сколько попыткой уменьшить солнечные блики, которые, как они ожидали, могли стать проблемой, если Дейдара перенесёт их битву в небо. В рамках подготовки все они приобрели слегка затемнённые боевые очки, не только из-за солнца, но и потому, что было что-то недостойное в том, чтобы умереть в бою из-за того, что в глаз прилетел жук. Однако, похоже, сегодня им было не о чем беспокоиться, так как небо было тускло-зелёным и затянутым тёмными тучами. Бриз затих некоторое время назад и оставил их в душной тишине, предвещающей ужасную бурю. — Если поторопимся, — наконец сказал Какаши-семпай, — сможем убить его до того, как ливанёт. Они прокручивали бесконечные сценарии с тех пор, как им отдали приказы. Ни у кого не было сомнений в их изначальных ролях. Мичи вспорхнула к Сакуре на плечо, когда та надела свои боевые очки и остальные сделали то же самое; за боевыми очками последовали противогазы, фильтры которых предохраняли от вдыхания твёрдых частиц. Сакуре пришлось немного повозиться, чтобы установить его поудобнее с её гарнитурой и не допустить, чтобы микрофон передавал звук её дыхания. Когда одна из татуировок задрожала, оживая, у неё появилось странное ощущение ряби между кожей и одеждой. Чакра Сая практически гудела на её коже. Чёрные крылья вскоре понесли её ввысь, туда, где воздух был настолько разрежен и холоден, что ей приходилось заставлять циркулировать свою чакру, чтобы уберечься от обморожения или повреждения лёгких; крылья её орла несли её сквозь тянущуюся бахрому облаков. Её горло и нос горели, и для того, чтобы сделать вдох, требовалась вдыхать особым образом, на освоение чего у неё ушло три дня, во время которых она успела потерять сознание и едва не рухнула с высоты. Она ощущала ионизацию в воздухе и слышала низкий стон неба, готового вот-вот разверзнуться. «Естественно, возможность выпала именно в Каминари-но-Куни в сезон муссонов», — мрачно подумала Сакура. Наполнив глаза чакрой, она взгромоздилась высоко на шею своего орла, вглядываясь вниз сквозь сводящее желудок пространство, которое отделяло её от земли. Сначала она увидела движение, затем яркое светлое пятно далеко внизу, ознаменовавшее её цель. Дейдара находился далеко за пределами рекомендованного радиуса поражения и за пределами обычной зоны опасности. Сакура достала из подсумка свёрток, развернула клеёнку на голове орла и разложила лежащие в нём кунаи в аккуратный ряд. Она могла бы пожелать более спокойного ветра, но он таковым бы не стал; вместо этого у неё был спокойное сердце и твёрдая рука. Один за другим, с силой, которая могла бы расколоть сталь, Сакура швырнула их вниз, как будто они были молнией, выпущенной из руки Райджина. А когда на клеёнке больше не осталось кунаев, она полезла в другой подсумок и достала ещё один нож — на этот раз из чёрной стали, отлитой на заказ, — и тоже отправила его вниз. У неё было лишь одно унаследованное дзюцу, но она считала, что Хирайшин не уступал Расенгану или Чидори. Так, будто ныряла с высокой скалы, а не в пустое пространство, Сакура сделала глубокий вдох и упала с орла. Прошло меньше десяти секунд с того момента, как она метнула первый кунай, до того, как она возникла будто из ниоткуда. Одна рука её была пуста, в другой — рукоять, более знакомая, чем форма глаз её матери. Либо её расчеты, либо прицел были недостаточны, но один из её кунаев попал Дейдаре в плечо, а не в голову, и он использовал инерцию от удара, чтобы отскочить от остальных кунаев, летящих в него плотной лавиной. Его видимый глаз глядел ошеломлённо, но свободная рука уже глубоко залезла в большой подсумок, висевший у него на боку. Задавить его насмерть было задачей Сакуры, и она бросилась к нему: её нога опустилась на землю не с лёгкостью пёрышка, а с достаточной силой, чтобы та сотряслась. Но даже несмотря на то, что земля содрогнулась, словно лошадь, пытающаяся стряхнуть муху, Дейдара с презрительной лёгкостью миновал землетрясение, швырнув в Сакуру пригоршню воробьёв грубой формы. Вместо того, чтобы отступить, Сакура стиснула зубы и рванула вперёд, не особо задумываясь ни о чём, кроме пространства между ними. — Неправильный выбор, ага, — прорычал её противник, и она увидела, как его губы довольно растянулись в слоге: — Взры… Что-то с силой обхватило её талию, и Сакура не сопротивлялась, когда Неджи закружил их обоих. Сила его чакры столкнулась с ударной волной от взрывчатки с оглушительным треском, который поднял завесу пыли, а отдача отправила их противника в полёт. На мгновение Сакуру охватило удовлетворение, когда техника Курои мон Какаши-семпая открылась позади Дейдары, а затем ей пришлось проклясть богов, которые благоволили врагу, потому что он, должно быть, заметил это краем глаза. Меньший, более контролируемый взрыв позволил Дейдаре изменить направление в воздухе — он вырвал кунай, вонзённый в его плечо, и капли крови описали дугу в воздухе. Рана была достаточно глубокой, и при нормальном ходе вещей вытаскивать оружие из неё подобным образом было невероятно глупо — что, если Сакура попала в подключичную артерию и небрежное высвобождение завершило бы работу за неё? Но кровотечение, казалось, остановилось, когда он насыпал на рану щедрую пригоршню глины, ловко уворачиваясь от стрел Камы с красным оперением. Дейдара больше не улыбался. Когда их вращение прекратилось — практика показала, что второй человек сильно его дестабилизировал — Неджи почти швырнул Сакуру к их цели и сам последовал за ней всего через несколько секунд. Когда они приблизились и Какаши-семпай вырвался из земли под ногами Дейдары, Кама прекратила выпускать стрелы и уступила дистанционный бой Саю, чьи чернильные воздушные существа скрывали тысячи гостей. Возможно, они помешали Дейдаре создавать более крупных существ, но ему, похоже, не требовалось много времени, чтобы создать маленьких. И как только эта вторая волна — на этот раз состоящая из шершней — взорвалась и вынудила их отступить, а также сбила несколько клинков в полёте, он полез в подсумок и достал свиток, из которого в его окровавленных руках изверглось несколько крупных фигур. Рой Шино, обитавший в его теле и под одеждой, теперь находился в полёте, и жуки набросились на эти формы, как саранча на свежезасеянное поле. Без чакры это были не больше, чем глиняные статуи. Дейдара уродливо скривился, когда его маленькие угнетатели разлетелись, чтобы не быть раздавленными весом падающих существ. К какому бы приступу гнева он ни готовился, они не дали ему времени впасть в него, поскольку семпай распахнул массив замысловато расположенных врат. Он не мог открыть их слишком широко или установить слишком близко, так как между вратами происходил странный резонанс, и ни он, ни Сакура не думали, что результат будет приятным, если он потеряет контроль над дзюцу. Сакура также знала, чего ему стоило это использование — не с точки зрения чакры, а с точки зрения долгосрочного воздействия на его мозг. Мангекё нарушал законы неба и земли и при этом повреждал мозг: долгосрочные последствия этого включали паранойю, обсессивно-компульсивное поведение и, если судить по истории, компульсивную глупость. Сакура окутала расположение врат тонкими слоями гендзюцу, но, как она и подозревала, Дейдара обучился разрушать Цукуёми. Её техника Канашибари была исключительной, но даже у неё имелись свои ограничения. Используя несколько сплющенных глиняных дисков, похожих на ступени, Дейдара прыжком покинул массив, каёмки его мантии Акацуки развевались подобно лепесткам цветка. Намазанная на рану глина стекала по его руке, и, приземлившись, он широко расставил ноги, а ладони прижал к земле, и стало очевидно, что глина служила своего рода каркасом, который позволял ему манипулировать рукой. — Идите в жопу, ага? — предложил он, когда земля вздулась. — Минное поле! — предупреждающе крикнул Неджи: под его ногами уже свернулся дракон, а затем рванул вперёд, подобрал Шино, и резко направился вверх. Подобно молнии, ударившей с земли в небо, Какаши-семпай унесся ввысь, а Кама и вовсе не спускалась. Сакуру вскоре поднял второй орёл, и она увидела, что Сай следует за ней, хотя он был медленнее остальных, поскольку создавал целый зверинец в попытке очистить поле. — Нет, там что-то не!.. — Неджи не успел закончить фразу. Земля взорвалась. Орла Сакуры тряхануло под ней, пока она изо всех сил пыталась переждать на нём взрыв, горячий ветер которого разносил осколки, похожие на большие острые керамические ножи. Один из них сильно ударил её в бок, едва не сбив с орла, от чего она стала хватать ртом воздух, словно, рыба, выброшенная из воды, хотя жилет и сделал своё дело. Ей показалось, что ребро треснуло, но это было гораздо лучше, чем быть насаженной на вертел. Пока орла мотало из стороны в сторону, Сакура цеплялась за него только руками — а затем ещё один осколок, которого по этой причине она не смогла избежать, оторвал плоть с тыльной стороны пальцев её правой руки до самой кости. Рассеянность дорого ей обошлась, так как другой осколок попал её орлу в грудь с силой, достаточной, чтобы тот развеялся, и она стала падать. Ранее Сакура не могла дышать, сейчас ощущение было такое же, и на мгновение её охватила животная паника, прежде чем дала о себе знать тренировка, и нарисованные на её руках крылья развернулись и широко расправились. Она успела упасть достаточно низко, и теперь наблюдала за падающими сверху обломками, но её внимание привлекло движение на периферии зрения. Сай! Сакура немедленно использовала Хирайшин, безрассудно дёрнувшись к якорю, который потеряла из виду, чтобы оказаться под падающей фигурой. Она так сильно оттолкнулась от земли и добавила в это столько чакры, что под её ногами образовалась огромная яма, вокруг которой земляной стеной поднялась сместившаяся утрамбованная почва. Некоторые люди плохо справлялись со свободным падением; Сакура надеялась, что это было причиной потери Саем сознания. Однако, едва почувствовав его вес в своих руках, она поняла, что дело было не в этом. Его левая нога была срезана чуть ниже коленного сустава: спереди плоть, кость и сухожилие были аккуратно отрезаны, но сзади, там, где нога была оторвана, виднелся рваный лоскут кожи и свисающие куски мышц. Её предпоследний орёл стал передвижной травматологией, когда Сакура поспешно закупоривала вены и артерии, из которых его кровь текла, как вода из крана, но как только она убедилась, что его состояние стабилизировалось, она направила орла вверх, подальше от места боя, зная, что, если его не направлять, он будет лишь сохранять высоту и наворачивать широкие круги. Призвав того орла, которого она оставила бесцельно летать в начале битвы, она пустилась с ним вниз в крутое синхронное пике. Если другие и были ранены, то не так сильно, как Сай, и они были не менее заняты, чем Сакура, пытаясь вернуть себе позиции, которые утратили, когда Дейдара вынудил их отступить. Ей и раньше приходилось работать с большой командой, но никогда в такой слаженной, поскольку они молча координировали свои действия, открывая пути атаки. Без Сая у всех них остался лишь один рисунок — если он будет уничтожен в воздушном бою, шансы на восстановление станут очень невелики. Бок Сакуры словно пылал, боль исходила от того ребра, которое, как она теперь была уверена, было сломано, а под панцирем жилета её кожа была скользкой от пота. Люди могли тренироваться часы напролёт, но живой бой — это зверь совершенно иного рода. Все чувства напряглись до предела, она отслеживала действия не только своего противника, но и своих союзников, потому что теперь она окунула свои клыки в яд. По этой причине она держалась поближе к Неджи, который обладал высочайшей боевой осведомлённостью и чей стиль хорошо дополнял её собственный. Из-за Дейдары сложно было держаться к нему поближе, даже несмотря на то, что Какаши-семпай довёл себя почти до предела с Курои моном и остальные также не скупились на истощающие чакру способности. Шино сумел посадить на врага достаточно своих кикайчу, и в конце концов наступил момент, когда тот оступился. Возможно, у Сакуры и были глубокие сомнения по поводу Шарингана, но когда Какаши-семпай увидел это мгновение слабости и вонзил увитую визжащей молнией руку глубоко в грудь их противника, она на мгновение испытала яркое и пылающее одобрение. Длинные светлые волосы скользнули по плечам, Дейдара опустил подбородок, недоверчиво уставившись на собственную грудь. С его губ сорвался сдавленный смешок, и когда он снова поднял взгляд, его глаза были дикими. — Это не вечеринка, если она не заканчивается фейерверком, ага? Его тело начало гротескно раздуваться, что заставило их инстинктивно начать отступать ещё до того, как Неджи крикнул: — В его чакре что-то меняется — это суицидальное дзюцу! Какаши-семпай убрал руку, и на этот раз молния по-настоящему взвизгнула, когда он вонзил её обратно в массу, которая недавно была человеческим существом. Молния потрескивала и изгибалась, но тело лишь продолжало расти с угрожающей скоростью. — Чёрт, — тихо прошипел Какаши-семпай. — Я не смогу открыть настолько большие ворота. Абураме? — Мои жуки почти пресытились, — сообщил Шино твёрдым от решимости голосом. — Мне придётся оставаться поблизости, чтобы заставлять их есть. — Каковы шансы, что мы выйдем за пределы радиуса взрыва, не приняв никаких мер? — спросил семпай у Неджи. Сакура быстро прикидывала, применим ли здесь набор её навыков, но она знала, что манипуляции с землёй или ветром, которыми она владела, не соответствовали задаче, пока не будет завершена печать, которая позволяла ей использовать природную чакру. И она не подумала заранее установить якорь где-нибудь за пределами зоны боевых действий, чтобы можно было переправить их с помощью Хирайшина. Хирайшин — мгновение во времени, ни здесь, ни там. Техника, которую она никогда не практиковала с другим человеком; момент времени, который должен был быть невероятно точным. — Идите, — резко сказала Сакура. — Берите Сая и отойдите как можно дальше от радиуса взрыва, — она бросила якорь семпаю, который легко поймал его. — Мы отойдём так далеко, как сможем, прежде чем Шино потеряет контроль. Когда придёт время, я перенесу нас к вам. Времени на споры не было, поэтому Какаши лишь кратко кивнул и подал остальным сигнал к отступлению. — Так, — произнесла Сакура, делая глубокий вдох, несмотря на то, что её мышцы дрожали от напряжения. — За дело.