совместная охота.
— Тебе не обязательно оставаться, — тихо сказал Шино, когда остальные взмыли в небо, и Сакура услышала отдалённый зловещий рёв, предвещавший дождь. Пока Шино говорил, из-под его плаща выползали жуки, но даже Сакура видела, что они были более вялыми, чем обычно. Сильный дождь ещё больше ограничил бы их возможности — кто знает, насколько они смогут уменьшить радиус взрыва? — Не глупи, — коротко сказала Сакура, убирая нож в ножны здоровой рукой и осторожно вытаскивая нож из мёртвой хватки другой руки — та начала дрожать, как только она это сделала. Она игнорировала как боль, так и кровь, непрерывно капающую на землю, благодаря практике — медитация была хороша не только для увеличения запасов чакры. — Есть жертвы, на которые необходимо идти ради успеха миссии, или можно быть просто сволочью. Возможно, настанет день, когда ей придётся оставить кого-то, чтобы выполнить задание, и нынешняя она, вероятно, сделала бы это, хотя при мысли об этом у неё сводило живот. Чего она никогда бы не сделала, так это не оставила бы кого-то, чтобы избежать личного риска. Сакура обратилась к своим чувствам, чтобы отыскать якорь, который она использовала раньше. Независимо от того, что они уничтожали Акацуки на благо мира, они всё равно нарушали договор с невольным союзником. К счастью, якорь не был поглощён по-прежнему набухающей массой тела Дейдары, и к тому времени, как она вновь вернулась к Шино, последние жуки всё ещё вылетали из его плаща. Если бы у них было больше времени или даже конкретный срок, она знала, что Судай, вероятно, смог бы найти то, что осталось от ноги Сая. Они с Шино забрались на последнего из орлов, отделившегося от кожи Сакуры, как раз вовремя — их окутал буквально занавес дождя. Видимость мгновенно упала почти до нуля, и только слабое ощущение её отданного Какаши-семпаю якоря вдалеке позволяло Сакуре ориентироваться. Она предположила, что остальные активно использовали Бьякуган для продвижения вперёд. Сакура слышала лишь стук дождя по стеклу и звук собственного дыхания, создавалось ощущение изоляции, как будто время и пространство остановились. Так продолжалось до тех пор, пока огромная сверкающая полоса молнии не ударила всего в нескольких метрах от них и небо не взревело так, словно собиралось их сожрать. Её нервы были настолько напряжены, что, когда рука Шино мягко коснулась её спины, Сакура инстинктивно дёрнулась, словно собираясь схватить её и сбросить его с птицы. Она вовремя спохватилась и превратила это движение всего лишь в полуоборот к нему лицом. Несмотря на то, что её боевые очки были покрыты плёнкой, предохраняющей их от запотевания и, вероятно, были единственным, что не давало ей ослепнуть из-за дождя, ей казалось, что она смотрит на мир под водой. — Это мой предел, — сказал он. Или, скорее, практически прокричал, судя по языку его тела. Сакура кивнула, сосредоточившись на том, чтобы удерживать их ровно, когда ветер начал усиливаться — это не была настоящая птица, и поэтому она могла парить, но оставаться на одном месте и подвергаться ударам штормового ветра было едва ли не труднее, чем нестись сквозь них. Сакура была слишком встревожена, чтобы войти в такое глубокое медитативное состояние, которое позволило бы ей, возможно, влиять на формы ветра и воды, — она никогда не пробовала противостоять бурям такой силы. Так что ей оставалось только мрачно держаться за спину орла, пытаясь игнорировать маленький ручеёк, стекающий по позвоночнику в неудобные места. Циркулирующая чакра не давала температуре тела упасть, но рука вскоре стала почти бесполезной — плотно сжатая, она ощущалась словно второе пульсирующее сердцебиение. Ловкость в обращении с этой рукой отсутствовала, что делало формирование печатей для Хирайшина медленным и болезненным, и Сакуре оставалось лишь сожалеть, что она не овладела этим до такой степени, чтобы ручные печати стали ненужными. Но Хирайшин — не просто какое-то дзюцу: она могла создавать сложные фигуры без какой-либо опоры, но то, что сворачивало пространство, было опасно не только для её врагов. Очень похоже на «Чёрные врата» семпая, за исключением того, что, если она потеряет контроль над техникой, на пути её следования останутся только аккуратно разделённые кусочки Сакуры, вместо того, что происходит, когда теряется контроль над дырами в реальности. Из-за дождя, ограничивающего поле зрения, и физического дискомфорта Сакуре потребовалась вся воля, чтобы сохранить сознание на пределе, когда всё, чего оно хотело, — это забиться внутрь. Возможно, дело было в этом, а возможно, в том, что слои одежды Шино делали невозможным чтение нюансов языка тела, и вообще он виделся лишь размытой фигурой, а может, из-за обоих этих факторов. В чём бы ни было дело, но Шино успел почти соскользнуть со спины орла, прежде чем она заметила это, и Сакура бросилась к нему, но успела схватить его лишь за воротник и притянуть к себе, а затем их пришибло стеной воды, которая сорвала их обоих с орла. Фильтры её маски, наверное, и защитили бы её от пыли и твёрдых частиц, но они ничем не могли помочь, чтобы уберечь её от утопления, и пока Сакура, захлебываясь, пыталась дышать водой в мире, где, казалось, побеждала лишь гравитация, она также пыталась удержать бессознательного Шино. Ей удалось неловко переплести свою руку с его, прижав ту к своему телу, пока она возилась с печатями. Последовал долгий момент между тем, когда дезориентация была почти всеобъемлющей, и тем, как Сакура отчаянно зацепилась за отдалённый якорь, находящийся у Какаши-семпая. Затем они вывалились из свёрнутого пространства, и ей на спину легла сильная ладонь, а другие руки забрали Шино. Вцепившись в свою маску, Сакура сумела сорвать её, кашляя так сильно, что её вырвало; чувства всё ещё были настолько дезориентированы, что казалось, будто пространство кружится. Её мысли бешено метались, дыхание сбилось, а сердцебиение громом отдавалось в ушах, как будто они так и не выбрались из бури. Хорошо натренированная часть Сакуры, которую не затронули её физические страдания, понимала, что это было лишь отчасти из-за того, что она пробила лицом стену воды. В остальном дело было в Хирайшине, который почти пошёл наперекосяк: её чакра бушевала и странно взаимодействовала с почти готовой печатью. Она вернула её в нормальное русло, дыхание замедлилось, за ним последовало и сердцебиение. — Я протащила Шино целиком? — прохрипела она наконец: — Это было ужасно. Почувствовав себя в силах поднять глаза, Сакура обнаружила, что местность освещена лишь несколькими воткнутыми в землю светящимися стержнями. Земля была поднята, создавая что-то вроде земляной пещеры, и Сакура обратилась взглядом к Какаши-семпаю, поскольку он единственный был способен манипулировать землёй с таким размахом. Он одарил её усталой улыбкой. — С возвращением, — сказал он, снова слегка сдвигая землю, и кислый запах её рвоты исчез. — Хьюга, каково состояние Абураме? — Он цел, но я думаю, у него шок, — мрачно ответил Неджи. — Он не реагирует. Сакура, с трудом передвигая ноги, подошла к тому месту, где он склонился над Шино. Неджи снял с него маску и уложил на бок, но его почти отвесное падение спасло его от напора воды. Дождь казался холодным только по сравнению с её разгорячённым боем телом. Муссоны с их свирепыми грозами и проливным дождём были летним явлением. Так что это само по себе не могло быть причиной пугающе низкой температуры тела, которая обнаружилась, когда она работала с Неджи, вскрывая сложные слои одежды Шино. Хотя было бессмысленно просить Хьюга воздержаться от использования своего додзюцу в присутствии других кланов, в отличие от их ответвления Учиха, они держали всё, что видели и запоминали, при себе и не предпринимали никаких усилий для воспроизведения чужих техник. Когда Сакура взглянула на Неджи, она задалась вопросом, будет ли он строго соблюдать закон клана Абураме или поможет ей вылечить Шино. Она уважала бы его решение, если бы он хранил молчание, даже если бы какие-то модификации, разработанные Абураме, оказались слишком странными, чтобы их вообще можно было лечить. У неё была свобода человека без клана, но она уважала то, что это что-то значило для тех, кто являлся частью клана. Обычно слабое свечение чакры, покрывающее её руки, было таким же ярким, как светящиеся в темноте стержни, которые отбрасывали хилые тени на желтоватую кожу Шино. — Возможно, это физиологическая реакция на потерю роя, — пробормотала Сакура себе под нос, рассматривая медленно распускающиеся синяки — внешние показатели внутренних повреждений. Как он и предупреждал, когда они предпринимали попытку нанести на него чернила Сая, тело Шино неохотно принимало вторжение чужеродной чакры, даже без угрозы того, что его жуки начнут роиться. Она была так сосредоточена на попытке проникнуть внутрь, не причинив вреда, что почти вздрогнула, когда Неджи наклонился вперёд, пока они не оказались почти щека к щеке; его голос был таким тихим, что она почти не слышала его: — Кикайчу ядовиты, если их раздавить, верно? У него в брюшной полости много мёртвых жуков. Полагаю, это из-за взрывной волны. Если у него внутреннее кровотечение и токсин попал в кровоток… — он замолчал, опускаясь на пятки. Сакура поморщилась, обдумывая, что нужно и что можно сделать. Она не проявляла ложной скромности, когда утверждала, что не является ниндзя-медиком — настоящий медик имел бы опыт лечения самых разных пациентов под наблюдением и основательное и всестороннее образование. У неё были специализированные, полученные опытным путём знания о собственном теле, Шарингане, нервной и, как следствие, эндокринной системе благодаря её специализации в гендзюцу. Природный токсин, такой как измельчённые кикайчу, подпадал под её интересы к ядам. Если бы пострадал кто-то без экстремальных адаптаций организма, например, семпай, Сакура была почти уверена, что смогла бы обезвредить яд. Что касается Шино — что ж, она сделает всё, что в её силах, но она не думала, что его травма ограничивалась отравлением. Какая бы метафизическая связь ни существовала между Абураме и паразитировавшими в нём жуками, она, должно быть, пострадала, когда они перестали существовать. У неё они, может, и вызывали мурашки по коже, но для Шино… Сжав губы, Сакура наложила на Шино бесформенное гендзюцу покоя. В отличие от его тела, его разум не сопротивлялся ей. Как только она почувствовала, что иллюзия замкнулась — при таком гендзюцу не было никаких видений, за исключением слабого эффекта ореола, — она обратила внимание на его обнажённый живот. Под слоями одежды Шино был крепко сложен, с широкой грудной клеткой, которая не переходила в узкую талию, как было модно. Вместо этого он представлял собой сплошь прямую линию от подмышек до бёдер, вероятно, чтобы максимально увеличить пространство внутри брюшной полости, доступное для его жуков. Похожие на рыбьи жабры, изогнутые щели повторяли угол его рёбер, их края были гладкими и розовыми, как шрамы, с достаточным количеством лишней кожи, чтобы они перекрывали друг друга. Достав карманный фонарик и флягу из подсумка, Сакура зажала свет между зубами, раздвинула одно из отверстий и вылила содержимое своей фляги в полость тела. Её здоровая рука последовала за жидкостью со значительно большей осторожностью, и она старалась не обращать внимания на мерзкий запах тёплых органов и неожиданные заострённые кусочки, являвшиеся мёртвыми жуками. На самом деле не было и речи о том, чтобы вывести весь токсин из его кровотока, поскольку конституция Абураме в данный момент служила не стабильной средой для размножения жуков, а камнем преткновения для Сакуры, которая уже была потрёпана и истощена. Поэтому вместо этого она вымывала тушки жуков и прижигала повреждённые вены. Этим она убивала любых незрелых личинок, не готовых к появлению, но она ничего не могла с этим поделать. Возможно, там были невылупившиеся яйца, которые выжили бы без ухода. Теперь, когда барьер его кожи не обеспечивал основной защиты, Сакура смутно ощущала, как они прячутся в кольцах его кишечника, прилипая, словно лягушачьи икринки. «Фу», — повторял её мозг, даже когда Сакура посылала исцеляющую чакру через воду. Хотелось бы ей, чтобы в их команду назначили настоящего ниндзя-медика, но таких, признанных квалифицированными для участия в охоте за головами, было немного. Ей удалось убедить его вены свернуться, а затем она вывалила всё это месиво на землю, как какой-то ужасный послед — сплошь кровь, жуки и бледные извивающиеся твари. Это было похоже на видения, которые насылала на неё Годзэн-сан, и именно этот опыт позволил ей сохранить самообладание. Неджи вздрогнул, прежде чем заметно стиснуть зубы и помочь ей снять с Шино мокрую одежду и завернуть его в аварийное одеяло, которое принёс семпай. К тому времени, как они закончили, Сакура прижимала повреждённую руку к телу, а семпай выглядел измождённым и серым от усилий сохранить их убежище в целости под бушующей над головой бурей. — Как Сай? — спросила она Каму, и та открыла глаза, услышав вопрос. Голос куноичи был бесстрастен: — Жив. Если это тебя утешит. И, не дожидаясь ответа, она снова закрыла глаза и прижалась щекой к коленям, и её дыхание быстро выровнялось, вернувшись к ровному ритму. Сакуре вспомнилось то, что Годзэн-сан сказала ей перед уходом. «Он пытался создать идеальных солдат, — сказала она о Данзо, — но всё, что ему удалось, — создать оружие, острое, хрупкое и бездумное. Нельзя выковать нас такими, какие мы есть. Это то, кем ты выбираешь быть каждый день и каждую минуту. Как только твой дух будет сломлен, всё, на что будет годиться тело, — это выполнение приказов. Это не сделает тебя идеальным солдатом, не сделает даже просто хорошим солдатом». К этому моменту из-за боли в руке Сакуру уже подташнивало, поскольку её организм перестал вырабатывать адреналин, притуплявший острые, колющие ощущения, но она всё равно более тщательно запечатала отрубленную конечность Сая, после того как обрезала лоскут мышц и кожи там, где он не был срезан чисто. В отличие от Шино, тело Сая легко реагировало на её чакру, розовая кожа покрыла прижжённые мышцы и вены. Также, в отличие от случая с Шино, она не боялась, что болеутоляющие средства вызовут странную реакцию, поэтому взяла немного из своего запаса и ввела их щедро. Плохой идеей было прийти в себя во враждебной стране и обнаружить, что у тебя на одну конечность меньше, чем было до потери сознания. Тогда, наконец-то, она смогла что-то сделать со своей рукой.-х-
В конце концов разразился шторм, и Сакура несла Сая на закорках во время мрачного похода обратно в Хи-но-Куни и к ближайшему аванпосту. Неджи взял на себя заботу о Шино, температура тела которого тревожно повысилась, но который так и не очнулся. Было несколько напряжённых моментов, когда они избегали пограничных патрулей, но в остальном они просто пробирались по стране, которую она была бы рада больше никогда не видеть. По прибытии они передали раненых товарищей отряду санитаров и сами оказались под их наблюдением. Просачивались новости. Команда, которая была приставлена к Тоби, полностью исчезла. Группа, приставленная к Какузу, вступила в контакт и погибла при попытке победить его, хотя команда, захватившая его напарника, оказалась более успешной, несмотря на понесённые потери. Не было никаких признаков Зецу; Кисаме Хошигаки слонялся без дела в населённых районах, и назначенная на его поиск команда решила не вступать в бой. Не было предпринято никаких попыток проникнуть в их убежище в Амегакуре. Сейсмическая активность от взрыва Дейдары вызвала оползень, который смёл деревню, расположенную на близлежащем склоне, а также повалил деревья на многие километры вокруг. Они не смогли подсчитать количество погибших, но Каминари-но-Куни уже визжал от возмущения и искал виноватых. «В реальном мире никогда не было такого понятия, как чистая победа», — эхом прозвучал в голове Сакуры голос Годзэн-сан.