тоска.
Цунаде считала, что по питейным заведениям можно многое рассказать о культуре. В стране Железа была поговорка, что в любой деревне самое тёплое место — это таверна. Её опыт в них включал в себя потрескивающие очаги, целые семьи, втиснувшиеся за изуродованные поколениями столы, и лучший способ приготовить практически всё, что угодно: обработать это алкоголем. Многие — вероятно, большинство, хотя Шизуне и ужасная погода помешали ей собрать официальную статистику — таверны начинали свою бытность как дома и впоследствии не утруждали себя перестройкой, просто пристраивали комнаты, а иногда и соседние дома: толпа перетекала из комнаты в комнату, вместо того, чтобы размещаться в одном большом, специально построенном помещении. Поскольку было ещё рано, Цунаде смогла без особой суеты забронировать номер и заказать бутылку. Она со стуком поставила два стакана на стол и махнула рукой в сторону стула напротив. — Сядь, — приказала она, когда Саске не сразу двинулся, чтобы сесть сам. Он повиновался, но натянуто, и выражение его лица было настолько хмурым, насколько позволяла человеческая мускулатура. Какое-то мгновение она продолжала стоять, пока он отодвигал стул и усаживался на него с присущей подросткам нетерпеливой наглостью, которая обычно так ярко проявлялась только у гражданских представителей торгового класса. Он скрестил руки на груди, когда она щедро наполнила оба стакана жидкостью, которая грозила перелиться через край и которую спасло от этого лишь поверхностное натяжение. Язык его тела подсказал Цунаде, что он не только не восприимчив ко всему, что она хотела сказать, но и не считает её достаточной угрозой, чтобы держать руки свободными — или он хотел, чтобы она думала, что он не рассматривает её как угрозу. Будь она моложе, это вызвало бы у неё агрессию, но сейчас она была более сдержанной. Более уверенной в себе, более защищённой и более безразличной к мнению других — став Саннином, она получила и первое, и второе. Теперь она была более уравновешенной и медлительной в своем гневе, если не мудрее, хотя и надеялась, что стала таковой. Должно же быть какое-то преимущество в старении. Кроме того, несмотря на его позу, его склеру паутиной покрывали лопнувшие сосуды, а глаза настолько покраснели, что казались почти инфицированными. Его кожа перешла грань бледности, свидетельствующую о плохом самочувствии, что ещё больше бросалось в глаза из-за тёмно-фиолетовых впадин под глазами. Он явно плохо спал с тех пор, как «убил» Итачи, и уже прошло достаточно времени, чтобы недостаток сна сказался как на его разуме, так и на рефлексах. Если бы он до этого не был угрюмым и не страдал паранойей, то сейчас у него было бы и то, и другое. Она пододвинула к нему через стол один из стаканов, и жидкость выплеснулась, увлажнив тыльную сторону её пальцев. — Я не пью, — усмехнулся он. Цунаде фыркнула, опускаясь на свой стул. — Есть некоторые истины, которые лучше запивать чем-то покрепче воды. Хотя я рекомендую пить немного медленнее, если хочешь запомнить этот разговор после того, как пройдёшь через все связанные с ним трудности, — произнесла она с усмешкой, делая глоток из своего стакана. — Итак, ты потребовал, чтобы я сказала тебе правду. Ты, очевидно, решил, что я знаю, в чём заключается объективная правда, несмотря на то, что я не принимала непосредственного участия ни в чём из этого, поэтому мы пропустим оговорку «историю пишут победители», так как это не то, чего ты хочешь, верно? Ты ищешь не столько правду, сколько оправдание. Но это нормально. Я могу рассказать тебе правду в том виде, в каком она была дана мне, и ты можешь позволить действиям твоего брата быть ей доказательством… Позволь мне прояснить: я рассказываю тебе это не из-за силы этих красивых глаз, а потому, что не думаю, что чувства предателя следует принимать во внимание, и я не верю, что история, о которой мы рассуждали годами, в данном случае служит нашей деревне. Я не буду стыдиться нашей силы. Принимай во внимание, — сказала она ему после второго глотка, после чего вернула стакан на стол, — мотивы твоего брата и этого Мадары. Зачем твоему брату лгать? Зачем Мадаре рассказывать тебе правду? Саске резко наклонился вперёд, вытянув руки и ухватившись за край стола. — Значит, это правда? — грубо сказал он. — Деревня отдала приказ убить мою семью?! Цунаде спокойно встретила его взгляд, даже когда томоэ в его глазах начали кружиться от волнения. Она не была мастером гендзюцу, но, несмотря на всю их мощь, большинство Учиха были так же искусны в своих иллюзиях, как удар молотком по голове. Реальная опасность заключалась в трудности избежать их гендзюцу, но со своим контролем и чувствительностью Цунаде могла ослабить его власть над своим разумом и направить в его позвоночник заряд медицинской чакры. Не смертельный, но достаточный, чтобы сделать его менее раздражающим, пока не прибудет Итачи и не заберёт его. Если он не сможет двинуть чем-либо ниже уровня С7, она, вероятно, и правда сможет по-нормальному выпить вместо того, чтобы потягивать напиток маленькими глотками. — Когда кто-то решает совершить государственную измену и замышляет насильственное свержение правительства, в любой деревне шиноби это карается смертной казнью. Выполнение приказа о казни — это не убийство. Вне зависимости от масштаба трагедии. Когда клан решает, что насилие — вполне приемлемый способ справиться с проблемами, которые у них возникают с Каге и населением, они всё равно преступники. С точки зрения деревни, в том, чтобы быть мятежниками, нет никакого волшебного романтического морального превосходства. В зависимости от того, насколько глубоко укоренилось это восстание в клане, иногда можно лишь вырвать с корнем всех. Опять же, это не убийство, Учиха. Таково наше правосудие. Полицейская мера. Твоя семья вершила такое же правосудие в течение многих лет. Интересно, сколько записей ты сможешь найти о том, как твой клан убивал кого-то за то, что тот стал предателем? Держу пари, таких было много, особенно в военное время и в первые годы существования деревни. Они знали, чем рискуют, когда посвящали себя своим планам. Каким бы преданным ни был твой брат, он бы не выполнил приказ, если бы считал его неоправданным. Он обменял свои услуги на твою безопасность. И твоё невежество, — многозначительно протянула Цунаде. — По причинам, которые я не могу себе представить, — сардонически продолжила она, — Итачи хотел скрыть от тебя информацию о преступлениях твоей семьи. От всех, чтобы ты мог вырасти последним сыном могущественного клана, который пал от меча одного безумного шиноби, а не от собственных амбиций. Активы и поместье остались нетронутыми, так что даже если тебе и пришлось жить без семьи, ты ни в чём не нуждался материально. И без твоего клана, который напоминал бы людям об этом, они забыли, почему ненавидели и боялись Учиха. Ты рос как маленький принц-сирота, а потом отбросил всё это. Интересно, что подумал твой брат, когда услышал это? — Ты не имеешь права говорить о моём брате, — прорычал Саске, но в его убеждённости было что-то пустое и отчаянное. Костяшки пальцев, сжимавших стол, побелели от напряжения, а на щеках выступил румянец гнева. Учиха Саске, вопреки всем свидетельствам, не был глуп; вместо этого он полон решимости взбеситься так, чтобы ему не пришлось больше ничего чувствовать или по-настоящему пережить травму своего прошлого. Цунаде точно знала, на что это похоже, только к тому моменту у неё развилась фобия крови, и вместо этого ей пришлось направить всю эту агрессию на саморазрушение. — Вот как? Не имею права? Мне кажется, что это ты предал его. Может, это у тебя нет права говорить об Учиха Итачи. Они колебались на краю пропасти, и на мгновение Цунаде подумала, что это было чересчур для одной насмешки, но затем Саске вздохнул сквозь стиснутые зубы и откинулся на спинку стула. — Он совершил ошибку, — сказал он, медленно потянувшись за своим стаканом. — Твой брат? — Человек, который называл себя Мадарой. Он нашёл меня — нашёл мою команду — почти сразу после, — его горло сжалось, когда он сглотнул, — после. Он знал, с кем я сражался. Он знал, почему. Это значит, что, несмотря на знание правды, несмотря на то, что мой брат был всего лишь ножом в руке какого-то Хокаге, он стоял там, смотрел и позволил мне убить брата. Не знаю, верю ли я тебе, когда ты говоришь, что моя семья была предателями или что они заслужили смерть, но я знаю, что меня не будут использовать в качестве пешки в чьей-то чужой игре. Не после этого. — И что ты собираешься делать вместо этого? — спросила его Цунаде. — Охотиться на этого Мадару, как охотился на Итачи-сана? Я полагаю, что один или несколько человек из твоей команды — следопыты, потому что ты, кажется, не из тех, кто утруждает себя чем-то подобным. Саске, наконец, сделал глоток напитка и скривился, от чего Цунаде почти рассмеялась. Из всех существующих напитков с каким-либо реальным содержанием алкоголя водка, возможно, была наименее «агрессивной». Это была не хорошая водка, но она не кусалась, не горела и не светилась почти неоново в тусклом свете. Вероятно, ей следовало выбрать что-нибудь другое, что-нибудь серьёзное и тяжёлое, что отливало бы золотисто-янтарным в свете камина. Предназначенное для того, чтобы пить, а не просто напиваться. Но она годами довольствовалась этим достаточно дешёвым напитком. — Ты охотишься на Акацуки, — сказал он, отодвигая от себя стакан. — Мы охотимся на Акацуки, — поправила она. — Теперь мы собираемся воевать с деревней, стоящей за ними. Судя по всему, твой Мадара, скорее всего, примет участие в этой войне. И я не собираюсь приказывать своим шиноби отступить, чтобы ты мог сам поохотиться на него, если ты к этому ведёшь. — А если я буду сотрудничать с вами? Предложение было неожиданное. Цунаде моргнула, глядя на собеседника. — Ты имеешь в виду, охотиться на него в сотрудничестве с командой Конохагакуре? Учиха, если человек, выдающий себя за Мадару, хотя бы вполовину так опасен, как на самом деле, это всё равно миссия ранга S. Это не похоже на обеспечение безопасности на вечеринке по случаю дня рождения какого-нибудь богача, где доверие между членами команды полезно, но не критично. Я не могу доверять тебе, потому что ты очень ясно дал понять, что будешь отдавать приоритет собственным планам, а не любому моему приказу. Что заставляет тебя думать, что я стану рисковать такими шиноби, как Хатаке Какаши или Харуно Сакура, прося их доверять тебе? Настала его очередь удивляться. — Сакура? — непонимающе спросил он. — …ты — яркая иллюстрация определения «туннельное зрение», — сказала ему Цунаде, когда решила, что его удивление не было притворным. — Ведьма и Пёс — самое близкое к ниндзя-охотникам, что есть в Конохагакуре. Если планируется целенаправленная охота на цель S-ранга, они входят в отряд. Последний раз ты встречался с ними, сколько, больше года назад? Не помню подробностей, но помню, что надежда на примирение не значилась ни в чьём отчёте, кроме Наруто. Они не из тех, кто отказывается от приказа, — хотя пассивно-агрессивного поведения Какаши, вероятно, было бы достаточно, чтобы заставить её пожалеть о таковом, отдай она его, — но зачем мне давать его? — Независимо от того, Мадара он или нет, он Учиха, — парировал Саске. — И я — ваш лучший шанс сразить его. Цунаде скептически подняла брови. — Правда это или нет, но почему ты вообще хочешь работать с нами? Ты покинул Коноху, когда тебя это устраивало, и хотя твоя команда из Отогакуре, убийство её Каге — довольно явный признак того, что тебе не очень нужна деревня. Я, конечно, не собираюсь тратить ни капли усилий, чтобы помешать тебе броситься на врага моей деревни. Если у тебя получится, я, возможно, даже отправлю тебе открытку с благодарностью. Мышцы его челюсти напряглись, и Цунаде задалась вопросом, думал ли он, что она падёт ниц в знак благодарности за возможность помочь ему выполнить его новую миссию мести. Не то чтобы она не использовала его — пассивно-агрессивный Хатаке был предпочтительнее разочарованного старшего Учиха, — но для этого был способ. Учиха Саске привык думать о себе как о том, кто ведёт переговоры с позиции силы, но здесь не тот случай. Ему придётся научиться смиряться и вежливо просить. Цунаде отчасти удивилась тому, что обучение у такого коварного человека, как Орочимару, который был красноречив, когда ему это было нужно, оставило его настолько лишённым базовых социальных навыков. Может, это было и к лучшему, что он не остался под командованием Хатаке: к этому моменту он мог бы просто рычать на людей. — Я хочу вернуться, — процедил Саске сквозь стиснутые зубы, — потому что мой сенсор не может отследить Мадару. Но он придёт за вами. Цунаде сочла очень показательным сам факт того, что Саске предпринял попытку, но то, что он хотел разговора вместо конфронтации, было достаточным доказательством того, что он не доверял тому, что должен был сказать их таинственный шиноби. — А почему ты просто не продолжишь работать на Акацуки? Ты уже причинил достаточно неприятностей в их интересах, захватив Восьмихвостого. Он бы снова с тобой связался. — Вот только я не захватил джинчурики Кумогакуре. Он сказал мне, что аники действовал по приказу деревни, устроив резню; мой брат не стал бы вдруг после этого дезертировать. Акацуки — просто ещё одна миссия, так ведь? Его заданием был Кьюби. Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, что он мог забрать Наруто в любое время. Он этого не сделал, поэтому я не стал брать Хачиби. Что бы они ни делали с хвостатыми, они не потрудились объяснить, и я был больше заинтересован в том, чтобы завоевать их доверие ровно настолько, чтобы уйти, не оглядываясь через плечо. Мой набор навыков не предназначен для миссий по захвату, и они должны это знать. Я не боялся, что меня обвинят, но не думал, что сам джинчурики может быть полезен. Он был жив и находился вне контроля Акацуки, когда я уходил. — Райкаге рассказал другую историю. Саске пожал плечами. — Как я уже сказал, он был жив, когда я уходил, и ему не грозило, что это изменится. То, что он делал после, — не моя проблема. Я не заинтересован в том, чтобы помогать Акацуки, даже если бы мне было интересно играть в длинные игры. — Итак, допустим, мы тебе полезны. А после? — После? — спросил он, как будто даже не предполагал, что будет «после». — Да, после. Что, ты думал, что убьёшь его, и мир просто остановится? С твоей последней местью вышло не так уж хорошо, да? Последовало долгое, напряжённое молчание, а затем Саске произнёс: — …Третий мёртв. Другие люди, которые были причастны к решению казнить мою семью, они всё ещё живы? Мадара назвал мне имя. Данзо. Он жив? Он сказал, что тот будет присутствовать на собрании. — Примерно полтора часа назад, да, он был жив. Несколько других, которые должны были участвовать в расследовании и в принятии окончательного решения, всё ещё ковыляют, но они уже тогда были старейшинами. Конечно, они хитрые старые лисы, и у Данзо, безусловно, осталось ещё много влияния, но лет десять или того меньше, и время сделает работу за тебя. Это не принесёт тебе особой славы. И, предупреждаю, это далеко не так просто, какой тебе показалась охота на твоего брата. Они старики, но шиноби Конохагакуре встанут между тобой и ними. Другими словами, Учиха, какими бы раздражающими они ни казались лично мне, я не собираюсь отдавать их тебе, чтобы ты мог беспечно продолжать свой путь мести. Саске обдумал это, затем медленно опустился обратно на стул. — Мы успешно охотимся на Мадару, и ты предоставляешь мне доступ к записям. Если я буду уверен, что моя семья действительно планировала восстание, я положу этому конец. Я отдам себя в руки вашего правосудия. Цунаде усмехнулась. — Если будешь уверен? Я дам тебе доступ к чему-то получше, чем записи. Я позволю тебе поговорить с одним из первоисточников. И тогда, удовлетворённый или нет, ты отступишь и отдашь себя в руки моего правосудия. Усёк? Последовало долгое, напряжённое молчание, а затем: — Понятно. — Хорошо. Я даже выплачу тебе аванс в соответствии со своей частью сделки. Самое время тебе рассказать младшему брату правду, не так ли, Учиха Итачи?-х-
Двенадцать минут назад Сакура больше всего беспокоилась о том, что совершила ошибку, сказав Итачи «да». С тех пор, как слова сорвались с губ, её охватила неуверенность, которой она не испытывала много лет (хотя это не была неуверенность в чувствах Итачи: он был преданным и откровенно нежным), но идея обладать им была слишком сильной и причиняла неприятную боль — и теперь вопрос заключался в том, подведут ли её нервы при повторном использовании Хирайшина и природной чакры. Она бы этого не допустила, но и такой боли она раньше никогда не испытывала, будто её чакроканалы превратились в огненные пути, и выход из пламени означал смерть или неудачу. У неё не хватило смелости полностью проверить, что природная чакра сделала с её внутренним пространством, и что может произойти, если она воспользуется ею снова. Если когда-то она ежедневно медитировала, теперь она подкармливала себя оправданиями по поводу времени и отсутствия возможностей и оставалось только проглотить горечь от своей неподготовленности. Сакура прошла бы сквозь огонь, чтобы встать между Хокаге и Саске. Прошла бы. Но это не означало, что она не боялась обжечься. Она и семпай стояли на страже по обе стороны дверного проёма, Джирайя-сама небрежно прислонялся к косяку, а Итачи молча стоял перед ошарашенным Саске, который всего через несколько мгновений повернулся к ней с самым злобным выражением, которое она когда-либо видела на его лице, в том числе после того, как заставила его убить свою мать в иллюзии. — Ты, — прорычал он, — это твоих рук дело. Сакура не отрывала ладоней от рукоятей своих ножей с того момента, как почувствовала чакру Саске, и раскрыла ножны, так что их вес удобно лежал в её руках, и она переместилась, готовая встать между. На лезвиях не было яда, и она сожалела об этом, но они были достаточно острыми, чтобы перерубить кость. — Пожалуйста, — пробормотал Итачи, не глядя на неё. Сакура не ответила и не уделила ему никакого внимания, вместо этого сосредоточившись на враге перед собой. Она не доверяла Саске и не доверяла суждениям Итачи, когда дело касалось его младшего брата. Саске был опасным врагом, обладавшим преимуществом Шарингана. Его мастерство в ниндзюцу не было чем-то таким, над чем кто-то вроде Сакуры мог бы насмехаться, хотя она была уверена, что ногами и клинком владела лучше, чем Саске. Настоящим соревнованием стала бы скорость. Они оба нанесли бы удар на поражение, хотя шансы на то, что Итачи вмешается, были довольно высоки. — Не беря во внимание то, что Сакура показала бы тебе иллюзию меня в маскировке, братик, мама называла тебя своим маленьким утёнком с тех пор, как ты научился ходить, и до окончания третьего курса Академии, когда ты решил, что слишком взрослый для прозвищ. Однако это не мешало тебе следовать за ней по всему дому. Ты был очаровательным в детстве. — У него всё ещё есть определённый шарм, — равнодушно добавил Какаши-семпай. — Некоторые любят покислее. Хмурый взгляд Саске не смягчился, но руки с чокуто он убрал. — Что здесь происходит? — требовательно спросил он. — Это не гендзюцу, — язвительно ответила Сакура. — В отличие от твоего боя с Учиха-саном. — Я бы знал, будь это гендзюцу, — огрызнулся Саске. — Да ну? Ты даже не можешь сказать, настоящий ли человек сейчас стоит прямо перед тобой, — парировала Сакура. — Это была очень необычная техника, — вмешался Итачи, — которая включала использование сосуда из плоти и крови и в полной мере использовала как гендзюцу, так и медицинские знания. Если бы её оценивали, я не сомневаюсь, что ей дали бы ранг S. Ты не должен был распознать её, братик. Пальцы Сакуры крепче сжали ножи, волосы на предплечьях встали дыбом, а живот неприятно скрутило от того, что об этой конкретной технике заговорили публично. — Приношу свои извинения. Знаю, что невежливо просить всех выйти, но могу я попросить немного побыть наедине с братом? — спросил Итачи. — Да пожалуйста, — одобрила Цунаде-сама, забирая со стола свой стакан и бутылку алкоголя. — Теперь, когда мои верные защитники здесь, я могу присесть и выпить нормально. Сакура послушно последовала за Цунаде-сама из комнаты, пряча ножи в удобных складках своей куртки. У них не было ни времени, ни причин полностью сбросить свои гражданские обличья, тем более что они ещё не пересекли границу. — Если вы голодны, идите в бар и возьмите что-нибудь поесть, — сказала им обоим Цунаде-сама, усаживаясь за столик у одного из окон. — Семейные мелодрамы всегда требуют времени, даже когда в это не вовлечены тела. Они с семпаем обменялись красноречивыми взглядами, и Хатаке пожал плечами, снимая пальто и удобно устраиваясь на стуле в конце стола. Несколько потрёпанный роман был написан в короткие сроки, и он, казалось, намеревался игнорировать собравшуюся за столом компанию, когда Джирайя-сама вернулся после изучения меню. Сакура немного поколебалась, прежде чем скинуть куртку, притворяясь непринуждённой, чего не было и в помине. По крайней мере, сперва. После похода в туалет, за которым последовала чашка дымящегося горячего шоколада с маршмеллоу, Сакура подумывала последовать примеру своих коллег и побаловать себя тяжёлой, фантастически пахнущей едой, с которой постоянно проносились мимо официанты. Когда она рассматривала какой-то мясной пирог на соседнем столике, семпай толкнул её коленом: — Угости меня ужином, — произнёс он, не отрываясь от книги. — С чего бы? — возразила Сакура. — Потому что ты любишь меня. Сакура прищурилась, глядя на него. — Если бы мы встречались, семпай, я бы надела на вас ошейник, сказала, что вы плохой пёс, и научила бы хорошим манерам. Со стороны Джирайи-сама послышался сдавленный звук, и Сакура покраснела, когда поняла, что Цунаде-сама и Джирайя-сама были не так сильно увлечены своим разговором, как она думала. Её румянец лишь усилился, когда Какаши-семпай вежливо ответил: — Что, прикажешь мне держаться подальше от кровати? Этот ошейник должен быть чем-то облицован. От кожи я потею. — Стоп, стоп, стоп, — Джирайя-сама вытянул руку, словно действительно мог остановить этот разговор. — Я думал, ты достигла взаимопонимания с более симпатичным Учиха? — С Итачи-саном? Отличный улов, Харуно, — Цунаде-сама подняла стакан в тосте. — Кто же избавляется от пса только потому, что заимел супруга? — выдал Какаши-семпай в ответ на комментарий Джирайи-сама. — Я не возражаю. Я уже так долго живу с этим бесчинствующим котом, что добавление ещё одного человека в семью ничего не изменит. По крайней мере, мне не придётся беспокоиться о том, что, проснувшись, я обнаружу, что Итачи-сан пялится на меня так, словно составляет список способов убить меня, пока прячется на твоём шкафу. Сакура подумывала удариться головой о стол, но отступила с чуть большим достоинством, помахав официанту и заказав еду для себя и семпая. Однако, судя по блеску в глазах Цунаде-сама и Джирайи-сама, они не собирались так легко её отпускать. К тому моменту, как Итачи и чрезвычайно подавленный Саске появились из соседней комнаты, Сакура была благодарна, что после первого раунда поддразниваний разговор вернулся к гораздо более тихому и сдержанному обсуждению того, как Конохогакуре может реально начать войну, когда их деревня уничтожена. — Так, значит, это всё? — спросила Цунаде-сама. — Теперь ты доволен, Учиха-сан? Саске кивнул, коротким и резким жестом, и Сакура не могла не отметить, что его глаза покраснели ещё больше, чем когда они оставили братьев. У Итачи они были такие же, но не так сильно, и это немного приглушило злобный укол удовлетворения, который она испытала, глядя на явно несчастного Саске. — Хорошо. Теперь мы можем идти домой. Возможно, если ты действительно отличишься в грядущей войне, воспользуешься преимуществами избирательной памяти, то сможешь остаться там без особой суеты. Женщины питают слабость к блудным сыновьям. Хотя она предложила подождать, пока братья поедят, если проголодались, оба отказались, так что компания оплатила счёт и вернулась на холод. Команда Саске пряталась неподалеку и вскоре была обнаружена, а затем эта разношёрстная компания направилась обратно в Конохагакуре. Цунаде-сама приказала, чтобы именно команда Саске будет сохранять строй, поскольку они одеты как ниндзя, — богатые семьи торговцев, нанимающие вооружённую охрану во время путешествий, не были таким уж необычным явлением. Остальные были предоставлены сами себе, так что Сакура шла рядом с семпаем, незаметно анализируя команду Саске. Она говорила себе, что это просто упражнение в осведомлённости потенциальной враждебной силы, но беспокойная часть её не могла не задаться вопросом, что же такого есть у этих людей, чего не хватало Седьмой команде. Это было в основном тихое и некомфортное путешествие, пока они не пересекли границу, где Сакура смогла сбросить маскировку и получила возможность открыто носить свои ножи и снаряжение. — Ну, разве ты не прелестна, как цветок? — сказал Суйгецу, мечник Саске с акульими зубами, спускаясь по лестнице гостиницы. Сакура, собиравшая последние непослушные пряди волос в небрежный пучок, устремила на него беззлобный взгляд драконьих зелёных глаз, отчего его улыбка на мгновение померкла. — Так, очередной пример ненормальных глаз из Конохагакуре. Хотя всё же прелестных. — Если ты намеренно флиртуешь, то я уже встречаюсь кое с кем, — ответила Сакура, игнорируя то, как Саске вскинул недовольный взгляд на комментарий о её глазах. — Очень жаль, — сказал Суйгецу. — Я — хорошая партия. От этого красноволосая куноичи фыркнула и закатила глаза. — Серьёзно, Суйгецу? — То, что люди не уделяют тебе внимание, не значит, что ты должна быть сукой, Карин, — отпустил он насмешку над сокомандницей. — У хорошеньких девушек есть выбор. По мнению Сакуры, Карин была довольно симпатичной, но она становилась злобной, когда дело касалось её беловолосого товарища по команде, и почти раболепствовала, когда разговаривала с Саске. В этом чувствовалось неприятное эхо старой Сакуры, но нынешняя Сакура проигнорировала дискомфорт. Она думала, что, вероятно, найдёт другую куноичи вполне сносной, но даже несмотря на то, что они делили комнату с тех пор, как команды начали путешествовать вместе — её уловка с браком с Итачи отошла на второй план, — Карин почти не разговаривала с ней. — Ты была ужасно прилипчивой, когда мы были в одной команде, а теперь ты злобная. Кто же настолько глуп, чтобы встречаться с тобой? — спросил Саске, игнорируя то, что его товарищи собирались вступить в триста сорок седьмой раунд спора, который, казалось, никогда не закончится. — У меня нет претензий к личности Сакуры, — ровно ответил Итачи, который привёл войну между Суйгецу и Карин к мёртвой тишине. — Чего-чего? — в конце концов нарушил молчание Саске. — Твой брат достаточно глуп, чтобы встречаться со мной, — вздохнула Сакура. — Конечно, он ещё и достаточно глуп, чтобы хотеть спасти тебя, так что, я полагаю, мы оба должны быть благодарны за его ужасное суждение. Взгляд Саске метался между Сакурой и Итачи, будто он ждал, что кто-то из них объявит, что это шутка, и его лица помрачнело, поскольку такого заявления не последовало. — Ты это не всерьёз, — сказал он Итачи, который с упрёком приподнял бровь. — Ты рассказал мне о своих обидах, но то, что произошло между вами, произошло на поле боя. Отпусти это. Выражение лица Саске было определением нежелания, и он впился в Сакуру взглядом, словно она была виновата в том, что его брат не встал на его сторону. Сакура невольно подумала, что это был очень уродливый трюк. — Я пыталась доказать Итачи, что ты этого не стоишь, — резко произнесла она. — Всё это, — она сделала неопределённое движение рукой, — по большей части сделано ради тебя. И я не думаю, что ты этого заслуживаешь. Поэтому я решила показать ему тебя в самом отвратительном свете. Может, я пожалею об этом, а может, и нет. Мы не были друзьями, поэтому я не скажу: «Давай снова станем друзьями ради твоего брата». Но мы были союзниками. Мы можем снова стать таковыми. Ты видел моё гендзюцу, а я наблюдала за твоим ниндзюцу. Ты знаком с моими ножами, а я — с твоим мечом. Мы можем быть полезны друг другу. Тёмные глаза Саске подозрительно сузились, когда он встретился с ней взглядом. — Что с твоими глазами? — спросил он вместо того, чтобы дать ответ. — В прошлый раз они такими не были. — Инцидент в бою, — ответила Сакура, затем её губы изогнулись в улыбке. — Клеточная мутация, вызванная чакрой. Кто знает, может, что-то подобное и послужило причиной возникновения вашего кеккей генкай. Саске хмыкнул, затем медленно кивнул головой. — Отлично. Союзники. Какаши-семпай выбрал именно это время, чтобы сказать: — Так вот как будут выглядеть трогательные семейные моменты, когда вы станете родственниками?-х-
Времени, потребовавшегося для провала альянса, оказалось недостаточно для того, чтобы они вернулись в восстановленную Коноху. Тела, которые сопротивлялись воскрешению или дважды умирали в течение часа, были кремированы так быстро, как только возможно, и были расчищены дороги и стабилизированы районы, обрушенные в системы пещер под городом. Приоритет отдали восстановлению инфраструктуры и правительственных зданий, оставив частные на данный момент индивидуальным предприятиям. Короче говоря, деревня по-прежнему выглядела так, словно кто-то пропахал дороги через огромную свалку. — Что это? — спросил Саске, глядя на развалины, которые мало напоминали гордую деревню, которую он покинул. — Это всего лишь первый удар в долгой войне, — последовал ответ Цунаде-сама. — Хорошенько осмотрись, пока мы будем идти, Учиха. Вот что происходит, когда ты позволяешь насилию властвовать в собственной деревне. Это то, ради предотвращения этого погиб твой клан.