страх не успеть. (паника, вызванная срочной необходимостью выполнить дело до того, как какие-то воображаемые ворота закроются и будет слишком поздно).
Сакуре оказали честь, включив её в теневую охрану Цунаде-сама; теперь она жалела, что её не оставили дома, если этот путь всё равно вёл именно сюда. Ей предоставили отдельную комнату, дали в распоряжение исследователя — в дополнение к файлам, подкреплённым ожидающим её чертежами и свитками, — и выдали график, который генина убил бы. Поскольку она была одна, ей было не стыдно повернуться лицом к одной из стен и прижаться лбом к прохладной гладкой поверхности, впиваясь в неё пальцами, словно цепляясь за отвесный утёс. Желудок скрутило от беспокойства, и она не могла винить душную комнату с единственным вялым вентилятором в том, что по спине струился пот. У Сакуры никогда не было амбиций затмить репутацию Лисицы, лишь твёрдое решение прожить как можно дольше и потерять как можно меньше людей. Иногда даже это казалось чересчур. Даже будь у неё такие амбиции, Лисица правила в полях и лесах, сражаясь с вражескими шиноби. Возможно, они не были самураями с их кодексом чести и духом или доблестными солдатами-фермерами, с которыми даймё вели войны, но у них тоже было общее понимание, пересекавшее культуры и границы. Шиноби не гонялись за смертью — ну, большинство из них, — и, возможно, все завещания в мире не делали её реальной, пока ты не приближался к ней на поле боя, но они были выращены для этого. Сформированы этим. Те люди, которые погибли в ловушке Лисицы, не шли в неё слепо. Они не смотрели варьете по телевизору и не делали кому-то прическу; они не подавали кому-то унаги но кабаяки и не пытались уложить капризного ребенка вздремнуть. Не то чтобы она не ожидала, что их шиноби тоже будут застигнуты врасплох, делая именно такие вещи — не то чтобы она не хотела застать их врасплох в те моменты, потому что в этом был весь смысл, правда? — и вся деревня должна была знать, что после того, что было сделано с Конохагакуре, расправа была неизбежна. Раньше она убивала всех, кроме мирных жителей, людей, в которых было больше агрессии, чем подготовки. Её самые первые убийства были именно такими, хотя в то время головорезы Гато казались ужасающими. Она просто не убивала людей, которые не сделали ничего плохого, а лишь случайно оказались не в той деревне. Первое беспокоило её не больше, чем любой другой вид смерти. Как только берёшь в руки оружие, не имеет значения, хорошо ли ты с ним обращаешься. Но для второго… У каждой деревни был, так сказать, свой «бренд». Способ обучения шиноби действовать и думать, в том числе и о себе. В Конохе существовало больше ограничений на предоставляемые услуги, чем в любой другой деревне: они были «хорошими парнями» мира шиноби. Чистоплотные и вежливые, предлагающие защиту торговым караванам, спасающие похищенных женщин из хороших семей и возвращающие домой потерянных домашних животных. Ведьма и Пёс специализировались на выслеживании ниндзя-отступников и различных отбросов общества. Это было совсем другое, и Сакура не была уверена, как она собирается уживаться с собой, когда всё закончится. Потому что она не собиралась терпеть неудачу. Она не собиралась проигрывать, а это потрясёт мир, и её мир настолько отклонится от своей оси, что никакая реконструкция дома никогда не вернёт её к временам, которые, хотя и не были золотыми, но были сносными благодаря Какаши-семпаю, нинкенам, Судаю и всем её друзьям, как бы мало она их ни видела. У неё по-прежнему будет всё это, но она всегда будет нести на себе тяжесть того, что собирается сделать, и у неё отсутствовала уверенность, что она не утонет. Как будто она могла заставить утонуть деревню Амегакуре. Вполне возможно, что её мирные жители хотели, чтобы Коноха пала; возможно даже, что они обрадовались, когда её деревня была разгромлена. Вероятно, она могла бы заставить себя возненавидеть эту безликую толпу — могла бы заставить себя уничтожить их так, как не смогла бы, если бы думала о них как о матерях и дочерях, отцах и сыновьях. Возможно, истинные Мудрецы обладали достаточным контролем, чтобы позволить дождю пролиться на шиноби, но не на мирных жителей в многотысячной деревне, но всё, что могла дать ей её печать, — это достаточно чакры, чтобы вызвать бурю, которая поглотит их всех. Решиться на иллюзию оказалась не так сложно, как следовало бы. Это должна быть статическая иллюзия, то есть, как только она «заблокирует» её, гендзюцу не попытается затянуть шиноби Конохи, когда придёт время выполнять следующую фазу операции. Неспособность сделать это была критической слабостью абсолютного гендзюцу Годзэн-сан, когда только сформировали команды АНБУ, но со времён царствования Лисицы поле развивалось. Не столько по масштабу — Сакура никогда даже не слышала историй о других таких шиноби, использующих гендзюцу, как Годзэн-сан, — сколько по тому, насколько охотно они позволяли своим товарищам пытаться либо действовать в рамках иллюзии, либо нарушать её самостоятельно. Блокировка также означала, что как только враг освобождался, дзюцу больше не могло вонзать новые крюки и тянуть его обратно в сновидение. По этой причине она сразу же отвергла Канашибари. Техника была эффективна на арене во время вторжения Орочимару, потому что все его цели находились в относительно ограниченном пространстве, что позволяло ему убивать по своему желанию до того, как проснётся достаточное количество шиноби, чтобы разбудить других, которые разбудят других и разрушат иллюзию до того, как он сам это сделает. Усыпление кого-либо было одним из наименее чакрозатратных гендзюцу, но также и одним из самых распространённых и, следовательно, одним из самых простых в разрушении. Хотя шиноби редко проходили формальную подготовку по противодействию гендзюцу в эпоху после Учиха, она не стала бы оскорблять своего врага, недооценивая его. Многие из её противников прошли подготовку, когда клан находился на пике своего могущества. Очевидным путём был огонь: Сакура знала огонь так же, как большинство людей знают своих возлюбленных. Она знала, как он ощущается на коже, могла вызвать в воображении едкий вкус у себя во рту, могла в любой момент снова пережить ощущение кипящей в венах чакры. Огонь был символом Конохагакуре. Ошеломляющая разрушительная сила в сочетании с неописуемым теплом, непрерывным и бессмертным до тех пор, пока это изначальное пламя использовалось, чтобы подпалить других. Но сгорела её деревня. Она с болезненной яростью вспомнила, как Акацуки обратили их силу против них самих во время разрушения деревни, и почувствовала, что поступить так же было бы даже вежливо. Помимо более официальных отчётов, которые давали ей по Амегакуре, у неё сохранились воспоминания о них с экзамена на чунина. Они пользовались лужами и болотистыми местностями привычно и с комфортом, словно лягушки, вылезающие из грязи. Они ассоциировали воду с безопасностью. С защищённостью. Сакура однажды прогулялась с Годзэн-сан к близлежащей реке, в которую пожилая женщина отправила её собирать интересные камни для своего сада. Глубина была чуть выше пояса, течение вялое, по-летнему медленное, и вода была такой прозрачной, что она могла видеть поблёскивающую на солнце рыбью чешую. В тот день отрабатывалась только одна иллюзия, и это было не утопление. Годзэн-сан нарушила равновесие до такой степени, что Сакуре казалось, будто она падает, когда вставала, и как только костлявая рука женщины опустилась ей на затылок и погрузила её под воду, стало только хуже. Дезориентация подпитывала панику, которая подпитывала дезориентацию до тех пор, пока она не перестала понимать, где верх, а где низ, и едва ли вообще могла сопротивляться, не говоря уже о попытке отменить гендзюцу. Она помнила это в ярких, ошеломляющих подробностях, даже медленное затуманивание своего угасающего сознания, вплоть до того, что у неё развилась сильная и иррациональная неприязнь к тому, что чьи-то руки находятся рядом с её телом, где она не может их видеть, когда её что-то отвлекает — даже когда рядом нет воды. Вот почему руки Дзена большую часть их отношений, связанных с поцелуями, их пальцы были переплетены и руки сцеплены за его спиной; вот почему вручение Итачи расчёски в первый раз было немного похоже на вручение ему ножа. Только Какаши-семпай и, как ни странно, Сай оказались исключениями из этого отвращения. Кроме тех случаев, когда Какаши-семпай читал через её плечо, особенно если он в это время как следует опирался на это плечо, но это было просто нормальное раздражение. Именно мысли о чём-то столь обыденном, как раздражение на Какаши-семпая, в конце концов оказалось достаточно, чтобы она оторвалась от стены и вернулась к столу. Что было к лучшему, потому что у неё была назначена встреча с Хьюга Неджи менее чем через десять минут, и она не хотела, чтобы его последнее впечатление о ней было бормочущем недоразумении, цепляющимся за стену. Семпай в работе с ним вполне мог выставлять себя чудаком, но Сакура не думала, что может быть столь же легкомысленна. Хотя, возможно, было бы эффективнее созвать команду и проинструктировать всех одновременно, она хотела дать Неджи-сану возможность отклонить печать без зрителей. Если бы он сказал «нет», чего Сакура ожидала — точно так же, как ожидала оскорбить и разозлить Сая на запланированной после этого встрече, попытавшись без обиняков спросить, нужно ли ему медицинское освобождение от активного участия в миссии, как только она покинет деревню, — она представила бы это остальной команде как преднамеренное решение с её стороны. Не то чтобы она не ожидала профессионализма от остальных троих, но… Какаши-семпай и Сай оба были самими собой, и ничто в её впечатлении от Митараши-сан не указывало на то, что она вообще знала слово «сдержанность». Цунаде-сама оставила ей инструкции составить список снаряжения, в ремонте или замене которого нуждалась её команда, и отправить его ещё вчера, поэтому Сакура проводила время перед встречей, мысленно просматривая свой комплект и тщательно отмечая в форме, что ей понадобятся ботинки с открытым носком и перчатки без пальцев. Она не была уверена, что покажет дракона другим, но знала, что испортит своё снаряжение ещё до начала битвы, если не пойдёт ради этого на некоторые уступки. Она закончила составлять список и с сомнением перебирала гору материалов, когда раздался стук в дверь. — Харуно-сан? — донёсся приглушённый голос Неджи-сана из-за двери. — Входи, — сказала она, закрывая папку и непреднамеренно повторяя одну из любимых поз Цунаде-сама, сцепив пальцы перед собой. Сенджу делала это, чтобы продемонстрировать непринуждённую уверенность и потому, что ей было удобно; Сакура делала это, чтобы не теребить постоянно вещи на столе. — Прошу, присаживайся, — пригласила она, и как только длинноволосый шиноби сделал это, Сакура успокаивающе вздохнула, а затем кратко описала миссию и печать, которая сделает её возможной. Неджи-сан выглядел очень необщительным и профессиональным, когда вошёл в комнату, но к тому времени, как она закончила, он просто откровенно пялился. Возможно, ей следовало быть менее откровенной по поводу несколько сомнительного источника печати и не слишком обнадёживающего способа, благодаря которому она заработала, но Сакура подумала, что лучше быть честной относительно риска повреждения природной чакрой и других интересных побочных эффектов. — Ты… — он немного беспомощно замолчал, затем сделал видимое усилие, чтобы взять себя в руки, хотя его голос оставался несколько напряжённым. — То есть без какого-либо надзора, из дневника человека, у которого, как ты знала, были галлюцинации и параноидальный бред, настолько сильные, что он кого-то убил… — Вообще говоря, причиной этого было воздействие химического оружия при исполнении служебных обязанностей, — вмешалась Сакура, но Неджи-сан непоколебимо продолжал: — Ты воссоздала печать, которая использовалась Девятой командой АНБУ для создания огромных матриц дзюцу, но, по-видимому, была нефункциональной, пока ты не направила столько природной чакры, что быстрая клеточная мутация убила тебя. Но теперь, похоже, всё работает нормально, и от этого зависит миссия, с которой начнётся вся наша кампания против Амегакуре. — …да? Хотя Сай помог, — произнесла Сакура в последовавшем долгом молчании. — Но тебе не нужно наносить печать, если тебе это неприятно, — поспешила она успокоить его. — Учитывая твою историю с печатями — ну, я попросила назначить Хьюга в мой отряд в первую очередь для наблюдения за обстановкой в деревне, не обязательно включать тебя в число носителей печати. — Дело не в Печати Птицы в Клетке, — категорично сказал Неджи-сан. — Это из-за… тебя… — он замолчал с нечленораздельным звуком разочарования, ущипнув себя за переносицу. — Ты вот так собираешься предложить это другим членам команды? — А? — Ты ожидаешь, что они согласятся? — Ну, один из них Какаши-семпай, а другая — Митараши Анко-сан, так что, да? — Митараши Анко, — пробормотал Неджи-сан. — Становится всё лучше. Ему потребовалось мгновение, чтобы взять себя в руки, а затем он спросил: — Каковы известные риски, связанные с печатью? — С самой печатью? Насколько нам известно, ничего такого, если не считать вторжения в частную жизнь. Я могу определить местоположение Сая в деревне даже отсюда, но я не могу сказать, что он делает или о чём думает. Однако использование природной чакры неизбежно при создании гендзюцу такого масштаба, и для меня это действительно приводит к трансформации. Мы не пробовали этого, чтобы быть уверенными, но вполне вероятно, что это также вызвало бы такую реакцию у носителей печати. Как джуиндзюцу Орочимару. Сакуре не особенно понравилось это сравнение, но оно было уместным, а также самым простым способом объяснить эффект тому, кто видел одну из проклятых печатей в действии. Неджи-сан долго, нахмурившись, смотрел на стол между ними, не сосредотачиваясь ни на чём конкретном. — В печати нет принудительного элемента? — Поскольку у меня печать Короля, у меня есть открытый доступ к твоей чакре, чтобы направлять дзюцу, что, по словам Сая, кажется очень странным. Он добился некоторого успеха, не давая мне получить доступ к его чакре. Мне сказали, что это похоже на разрушение гендзюцу, поэтому я предполагаю, что с некоторой практикой можно ограничить мой доступ только к ощущениям. Но тут не факт. У тебя нет такого же доступа к моей чакре, хотя я могу поделиться ею через связь. Полагаю, теоретически я могла бы пропустить через печать чрезвычайно большой объём чакры в качестве стимула делать то, что я захочу, — объяснила она с некоторым сомнением. — Нам не приходило в голову пытаться блокировать нежелательный обмен, только нежелательное завладевание. Судя по выражению лица Неджи-сана, он пришёл к какому-то решению, которым был недоволен, когда он, наконец, поднял глаза и встретился с ней взглядом. — Я бы хотел это увидеть, — заявил он. — Печать? — спросила Сакура, удивлённо разжимая руки. Он покачал головой. — Не только. Трансформацию тоже. Хочу посмотреть, как выглядит поток чакры. — О. Что ж, это… разумно, — уступила она. Сакура сбросила сапоги и обошла вокруг, чтобы встать с той стороны стола, где сидел Неджи-сан, и повернулась к нему спиной, хотя на самом деле это не имело никакого значения, как только он активировал Бьякуган. В отчаянной надежде, что трансформация пройдёт так же легко, как это произошло, когда она попробовала это с Саем, Сакура заставила жемчужину природной чакры в своём тандене расцвести, и по чакроканалам хлынула сила. Не более — и не менее — неприятно, чем при болях роста ребёнка, и почти невероятно медленно у неё выросли рога, удлинились пальцы на ногах, утолщились ногти, а по коже распространилась чешуя. — Трансформация происходит быстрее в зависимости от использования чакры? — Да. Теоретически. Неджи-сан позволил трансформации прогрессировать до такой степени, что Сакура была рада, что сняла обувь, прежде чем сказал: — Ты говорила, что изменения уходят сами по себе? Сакура с благодарностью вернула природную чакру в прежнее русло и испытала облегчение, когда физические изменения вернулись к тому, что она привыкла считать их новым состоянием по умолчанию. — Я изменилась… гораздо больше этого, когда умерла, — сказала она Неджи-сану, потирая одно из своих чешуйчатых запястий. — Таким образом, некоторые изменения, по-видимому, остаются постоянными после воскрешения. Печать Сая мутировала в комаину, так что я не знаю, примет ли он их черты или заполучит черты моего источника. Или какой вид примут другие печати, теперь, когда в них не используется конфигурация Короля Ямы, Конь-лика, Бык-головы. Так что, я понимаю, что ты не хочешь… Неджи-сан поднял руку, чтобы остановить ее. — Ты права, говоря, что я этого не хочу. Это не значит, что я не собираюсь этого делать. Цунаде-сама назначила меня в твою команду, а это значит, что твоя миссия — это моя миссия. И если эта миссия предполагает использование экспериментальных печатей, так тому и быть. Дело не в том, что я не ценю размышления, но… это место — мой дом. Какие бы проблемы у меня ни были с главной ветвью, в моём клане больше людей, чем эта семья, и больше сил на работе, чем обязательств. Однажды я умер за это — за них. Я бы сделал это снова. Вероятность заполучить чешую кажется небольшой ценой, которую нужно заплатить. — Тогда добро пожаловать на операцию «Ливень». На этот раз должным образом.-х-
Её встреча с Саем прошла более-менее так, как она и ожидала, в том смысле, что она попыталась дипломатично отнестись к тому факту, что он потерял часть конечности всего несколько недель назад, и в ответ получила особенно пустую улыбку Сая, пока он стучал свитком по столу. Это было единственным предупреждением, прежде чем на неё набросились кошки, которые мяукали, толкались и царапали её плечи. — Что это? — Сакура прыснула, ущипнув свисающий хвост, чтобы тот не попал ей в нос. — Шутка, — вежливо сказал Сай. — Вроде той, которую ты только что рассказала. Очень забавно, не правда ли? Одна из кошек, которая боролась за место у неё на макушке, совершила великолепный прыжок обратно на стол, опрокинув при этом по меньшей мере две стопки документов. — Совсем. Не. Забавно, — произнесла она очень сдержанно, наблюдая, как рассыпавшиеся бумаги укладываются в неопрятную кучу. — И теперь ты точно понимаешь, что я чувствую, мымра. — Я понимаю, что внезапно почувствовала себя гораздо менее чуткой и отзывчивой. — Хорошо. Будь уверена, что если дойдёт до приказа столкнуться с врагом, я намерен последовать примеру нашего друга со взрывным характером и держаться в небе. — Замечательно, но ты же понимаешь, что должен всё это собрать.-х-
К тому времени, как Митараши-сан неторопливо вошла в комнату, Сакура чувствовала себя… сказать «уверенно» было бы преувеличением, поскольку по-прежнему оставалось несколько вопросов без ответов о новых формах печатей, которые ни она, ни Сай не решили за это время. Но она больше не ощущала, что она в опасности раствориться в постыдном эмоциональном беспорядке. Сай мельком взглянул на Митараши-сан с того места, где практиковался в талисманной письменности, которую Сакуре всё ещё было очень трудно прочитать даже при надлежащем освещении. Неджи-сан изучал одну из карт Амегакуре, но одарил новоприбывшую торжественным кивком, после чего вернулся к карте. — Ну разве это не похоже на вечеринку, — протянула она, положив одну руку на бедро — её тело приняло агрессивные очертания. Сакуре потребовалось мгновение, чтобы изучить токубецу джонина, чьё досье объясняло тот взгляд, которым обменялись Цунаде-сама и Данзо, прежде чем назначить её в команду. Её опыт общения с Орочимару, вероятно, оказался бы полезным, хотя Сакуре было стыдно признаться, когда она увидела, как долго куноичи работала инструктором в Академии — её пробрала та дрожь, когда полевой шиноби сомневается в компетентности ниндзя, который специализируется на преподавании. Ей сразу же стало стыдно за себя, потому что не похоже, чтобы Митараши-сан не устранилась от полевых задач после дезертирства Орочимару. Она выглядела почти так же, как тогда, когда Сакура видела её в последний раз. Её наряд был создан на контрастах: облегающее сетчатое боди, не оставляющее простора воображению, а мини-юбка скорее создавала эффектные тени, чем обеспечивала реальное прикрытие, под облегающим плащом. Это не то, что Сакура надела бы без прямого приказа, но выбор моды другими людьми был не её делом. — Добрый день, Митараши-сан, — дипломатично поприветствовала Сакура. Митараши-сан небрежно отсалютовала ей двумя пальцами, опустившись на стул и положив одну руку на его спинку. — Харуно Сакура. В последний раз я видела тебя на экзамене на чунина. В первой части ты строила телячьи глазки сопляку Учиха, а во второй делала всё возможное, чтобы убить сестру Казекаге. Всё ещё ошиваешься с Хатаке? Сакура поморщилась при напоминании о том, что первое впечатление Митараши-сан о ней сложилось во время того, что, оглядываясь назад, было позорным этапом её юности. Как и том факте, что Неджи-сан был самым близким к традиционно сдержанной личности в этой команде: все остальные говорили именно то, что думали, лестно это или нет, независимо от её нынешнего положения. — Семпай действительно присоединится к нам на этом совещании. Это вызвало у Митараши-сан смех. — Это похоже на Хатаке. Хотя, если бы я знала, что мы будем его ждать, я бы остановилась у одного из уличных киосков по дороге сюда. Вообще-то, если нет серьёзных возражений, я принесу кое-что, пока мы его ждём. Я угощаю. Сакура криво улыбнулась. — На самом деле, нам не придётся ждать слишком долго. Возможно, я солгала семпаю о том, когда он должен быть здесь. — Она слегка повысила голос: — И я чувствую, что вы прячетесь за дверью, Какаши-семпай, так что, если думаете улизнуть, уже слишком поздно. — Не очень-то хорошо поступать так со своим семпаем, Сакура, — сказал Какаши-семпай, входя. — Если бы вы не опаздывали, семпай, я бы так не поступила, — сухо ответила Сакура. — Ты бы не знала, что тебе делать, будь я пунктуален. Сакура приподняла брови. — Иметь меньше седых волос? — Что ж, будет справедливо отплатить тем же, — бойко произнёс мужчина, выбирая место за столом. — Итак, тайчо, в чём заключается миссия? Тогда Сакура собралась и с лёгкостью, которая появилась после того, как она уже дважды это сделала, объяснила их приказы и рассказала о печати, которая сделает это возможным. Какаши-семпай, который знал о печати и о времени, проведённом с Годзэн-сан, выглядел полусонным, его веки были низко опущены, в то время как у Митараши-сан было выражение недоверчивого отвращения. — Ты же знаешь, что это было очень тупо, да? — прорычала она. — Особенно при попытке использовать природную чакру без подготовки. Будь это так просто, все бы это делали. Сакура пожала плечами, хотя в этой печати и её интеграции не было ничего лёгкого. Она рассказала об этом значительно меньше подробностей: в обоих случаях были определённые вещи, которые она могла передать только ученику-преемнику или Саю, который был связан с её секретами так же сильно, как и с секретами Данзо. — Ну, на данный момент всё работает, так что… — И это убило тебя всего лишь раз, — шутливо добавил Сай. — Ха-ха-ха, — произнесла она с ноткой сарказма. — Готов быть полезным? — У меня есть несколько идей для печатей, так что, если ты готова пролить кровь для чернил, тогда да. — Погоди, дохлик. Я хочу сперва увидеть одну из них, — возразила Митараши-сан. — Майки долой. Сакура искоса посмотрела на Сая, который пожал плечами и послушно встал из-за стола, расстёгивая жилет без рукавов, который был на нём, и направляясь туда, где сидела Анко. Его туловище было усеяно нарисованными чернилами животными, но они услужливо сдвинулись, чтобы сделать печать более отчётливой. Не то чтобы в этом была такая уж необходимость. Все звери были написаны неразбавленными чернилами, а его печать приобрела зловещий малиновый цвет. — Да, выглядит фантастически здорово, — саркастически пробормотала Митараши-сан. — Совсем не похоже на что-то из сраного фильма ужасов. Или на уродливое внебрачное детище оммëдо и джуиндзюцу. Внезапно, когда Харуно вернулась, на нём волшебным образом появилось «комаину»? Что за… — её голос понизился, пока не стал почти неразборчивым, но ругательства на высоких нотах слышались отчётливо. В конце концов, однако, что бы Митараши-сан ни думала о печати, им придётся предпринять попытку. Основой чернил была та же смесь, которую Сай использовал для своих животных, но кровь и чакра, которыми они были пропитаны, принадлежали Сакуре, с добавлением трёх капель крови Какаши-семпая, чтобы помочь им привязаться к нему. Семпай предпочёл расположить печать на спине между лопатками. Он не стал принимать медитативную позу, а скорее сбросил рубашку, уселся верхом на стул и устроился с романом, который после прочтения стал явно потрёпанным. Остальные трое нервно наблюдали за работой Сая. Сакура узнавала иероглифы и элементы дизайна по их печатям, но когда дело дошло до центрального иероглифа, Сакура вообще не смогла разобрать, что Сай пытался написать. Митараши-сан так и сказала. — Я не пытаюсь ничего писать, — вежливо пояснил Сай. — Просто проверяю, хватит ли чернил для этого. Хотя мы могли бы попытаться угадать, каким должен быть якорный символ, я думаю, что его активация решит это сама по себе. Дайте печати высохнуть, чтобы не размазалась, но и не отслоилась, и должно быть готово. Учитывая, что у её печати Рюо, вроде бы, не было фазы покоя, не было необходимости активировать её до того, как она поместит пальцы правой руки на предписанные точки на печати, а левой сложит привычную печать концентрации. Кожа Какаши-семпая была очень тёплой под её липкими пальцами, бледной и усеянной крошечными шрамами. Сакуре всё ещё было не так уж комфортно со своим внутренним ландшафтом. Она не хотела рисковать тем, что печать сломается или причинит вред Какаши-семпаю, поэтому она проявила особую осторожность при подготовке к её активации. Семпай в кои-то веки придержал язык и позволил ей потратить столько времени, сколько ей требовалось. Наконец-то она была готова. Она влила чакру в печать, которая стала тёплой под её пальцами — чернила снова стали жидкими, а чёрное начало гореть красным, когда её чакра проникла под кожу Какаши-семпая. У него перехватило дыхание, и она поняла, что теперь он может чувствовать её. За исключением гендзюцу и медицинского ниндзюцу, большинство вторжений чакры ощущалось некомфортно, если не откровенно болезненно. У неё и Какаши-семпая отсутствовало достаточное сходство чакры, чтобы это проходило иначе. Они с Саем смогли продвинуться лишь настолько: джуиндзюцу ненадолго зацепляло, и, подобно маленькому ребёнку, который учится кататься на велосипеде без тренировочных колёс, обваливалось. Не в этот раз. Когда она убрала руку, на той осталось ощущение присутствия Какаши-семпая, и когда Сакура сжала её, то осознала, что ощущение останется до тех пор, пока связь не будет разрушена намеренно. Она не поняла, что закрыла глаза, но именно из-под опущенных век прочитала иероглиф, который теперь закреплял его часть печати. Инугами . От этого Сакура рассмеялась и потрепала его по голове, как он часто делал с ней. — Хороший мальчик, — похвалила она его. — Будешь должна мне за это массаж спины, — простонал Какаши-семпай. Он не выронил книгу, но она безвольно повисла у него в руках. — Бедняжка, — промурлыкала Сакура отнюдь не сочувственно, но она была нежна, экспериментируя со своим контролем над его чакрой. Неджи-сан и Митараши-сан могли сколько угодно беспокоиться о принуждении, но Сакура не обучалась на кукловода. Использовать их — всех вместе — в одном дзюцу уже достаточно сложно. С разрешения Хокаге она разорвёт связи печатей с членами своего отряда, с которыми не была близка, как только миссия будет завершена — и с семпаем тоже, если он пожелает. Какаши-семпай издал звук дискомфорта, когда Сакура исследовала точку, где его родная чакра пересекалась с уродливой, яростной и обжигающей чакрой Шарингана. — Помни, что это мой первый раз, и будь нежной, Сакура, — снова простонал он. — Просто расслабьтесь — я скоро закончу. — Ага, об этом он и говорил, — хихикнула Митараши-сан. — Действительно ли необходимы эти сексуальные намёки? — пробормотал Неджи-сан. — Это непрофессионально. И неловко. Сакура поморщилась. — Прости. Просто… да, мы можем сделать это без намёков. — Будь взрослой девочкой, Хьюга. Немного намёков ещё никому не вредили. Не стесняйся, пока занимаешься мной, — сказала Митараши-сан с усмешкой. — Ма, ма… мы можем хорошо ладить с другими, — сказал семпай. Что, по мнению Сакуры, было бы неплохо. Ей было гораздо менее комфортно с Митараши-сан, так что следующей они наложили печать ей. Увабами. Сакура обеспокоенно прикусила губу, глядя на это. — Что-то не так, Харуно? — спросила Митараши-сан. — Что ж, я ожидала, что печать будет частью набора, — призналась Сакура. — Учитывая Рюо в центре, я размышляла о пяти небесных зверях или, может, зодиакальных животных, но… Не то чтобы центральный иероглиф каждой печати не подходил человеку, который её получил, за исключением её собственного Рюо, но печати — нормального, стабильного вида — не должны иметь возможности выбирать что-либо. Иначе это было так же опасно, как и дико трансформирующийся Шаринган или джуиндзюцу Орочимару. — Самодовольный, чопорный и с фантастическим зрением — я бы поспорила на деньги, что Хьюга заполучит какую-нибудь птицу-ёкая, — произнесла Митараши-сан, небрежно прижимая руку к своей Проклятой Печати Небес, которая пыталась пробиться сквозь технику подавления, которая сдерживала её. Саске всегда действовал так, будто активация печати была физически болезненной, что, учитывая огромный приток чакры и быструю клеточную мутацию, вероятно, так и было. Так, безусловно, было и с Печатью Ложного Мудреца, прежде чем она стала тем, чем была на самом деле, но ухмылка Анко не сходила с лица. Во всяком случае, она стала только свирепее. Между наложением печати на Какаши-семпая и Митараши-сан они сделали перерыв, за который Сакура восстановила достаточно чакры, чтобы наложить вторую, не добавляя ещё один непредсказуемый элемент, дополняя свою чакру с помощью печати, но ей всё равно потребовалось больше времени между Митараши-сан и Неджи-саном. Пока она медитировала, остальные заполняли собственные части заявки или экспериментировали с новой связью между ними. Митараши-сан отвлекала особенно сильно, как будто дёргая Сакуру за волосы. Тем не менее, она смогла наложить печать на Неджи-сана. Митараши-сан выиграла бы, если бы они заключали пари. Его центральным иероглифом был Кондзичо. Златокрылая птица, которая дышала огнём, поедала драконов и служила богам верховым животным.-х-
Они отправились за едой, за которую Сакура принялась с неослабевающим беспокойством. Чтобы придерживаться строгого графика Цунаде-сама, они проведут первые тесты с её Канашибари сегодня вечером. — Тебе не следует играть с едой, — пожурил её Паккун. — Если не хочешь есть, Сакура-чан, отдай мне! — вызвался добровольцем Бисуке, что немедленно вызвало спор с остальными нинкенами. — Итак, — протянул семпай, — ты думала о том, как собираешься попрощаться со своим парнем? Должен ли я ожидать, что сегодня ночью буду спать где-то в другом месте? Или вы ужинаете вне дома? — Семпай! — запротестовала Сакура. — Что? — ответил Какаши-семпай с наигранной невинностью. — Ты отправляешься на войну. Совершенно естественно перед уходом хотеть озаботиться некоторыми вопросами. Хотя сперва я хотел бы пригласить его поужинать по всем правилам. Нинкены хотят с ним познакомиться. — С кем, босс? — спросил Акино, отвлёкшись от бурного спора об остатках еды. — С Учиха Итачи. Хотя, если вы встречаетесь, я полагаю, что мог бы называть его Итачи-куном, да? Паккун забрался Сакуре на колени и обратился к ней с серьёзным видом: — Сакура-чан, даже если у него шелковистая шерсть и он хорошо пахнет, ты не должна быть безрассудной в своих привязанностях. «И это моя жизнь, — иронично подумала Сакура. — Получаю советы насчёт парней от собаки». Сакура перестала ковыряться в еде и погладила бархатно-мягкие уши Паккуна. — Не волнуйся. Я почти уверена, что он хочет жениться, но ещё не знаю, настолько ли он мне нравится. Кроме того, мы встречаемся около недели. Не могу поверить, что ты мог подумать, что я наброшусь на него ещё до того, как мы сходим на первое свидание, — проворчала она, достаточно сильно потянув Паккуна за уши, чтобы это прозвучало как выговор. — Серьёзно? — недоверчиво переспросил Какаши-семпай. — Семпай, вы же были рядом, — раздражённо произнесла Сакура. — Кроме того, вы знаете меня с двенадцати лет. — О, меня не это удивило. Это что-то из разряда свидания с намерением вступить в брак. И из разряда «мы уже обсуждали секс, и его не будет до тех пор, пока не будет зарегистрирован брак». Какого рода переговоры у вас были в этом отношении? — Скажем, Итачи примерно на двести процентов целеустремлённее и с куда меньшим количеством противоречий касаемо этих отношений. Веки Какаши-семпая опасно опустились. — Ты не хочешь с ним встречаться? — Дело не в этом. Ну, не совсем в этом, — пожала плечами Сакура. — Он… ну, вы знаете, он очень симпатичный, но… чрезвычайно вежливый. Внимательный. Наблюдательный. Это звучит как что-то из романа, но поскольку он был двойным агентом дольше, чем я шиноби, маленькая часть меня чувствует, а что… что, если это не настоящий Итачи? Насколько он искренен? Неужели это очередная долгая игра, которую он начинает вести? Даже если он действительно тот человек, есть ещё не такой уж незначительный вопрос с Саске. Большую часть детства я провела, играя второстепенную роль в его мелодраме. Не хочу всю взрослую жизнь заниматься тем же. И, ну, это не значит, что меня к нему не влечёт — вы в порядке, семпай? — Это так я выражаю смирение перед разговором о настоящих чувствах, когда мы уже превысили месячную норму, — ответил Какаши. — Продолжай. Сейчас время семпая и Сакуры, а это значит, что неудобные темы разрешены. Сакура настороженно посмотрела на него, но продолжила: — Итак, Итачи. Более привлекателен, чем Дзен, но это… — она подыскивала слова, чтобы описать свои чувства. — Менее удобно, — решила она. — Я никогда не была настолько самой собой с Дзеном, как с Тацуо или с вами, потому что мы виделись крайне редко. Но Итачи… дело не в том, что я не чувствую себя с ним в физической безопасности, но он тоже… не чувствует себя как дома. Не то чтобы было бы странно, если бы было по-другому, потому что мы не так хорошо знаем друг друга и не проводили столько времени вместе, но… я хочу этого. Это то, чего я хочу от отношений. Я польщена, что нравлюсь ему, и он действительно нравится мне, но если мы не сможем достичь момента, когда я буду так же счастлива быть с ним, как и с вами, лучше уж я буду преследовать вас, семпай, — она подтолкнула его ногой. — Если мне действительно придётся сменить цель, обещаете, что позволите поймать вас? — мило спросила она. Какаши-семпай усмехнулся. — Ты знаешь меня с двенадцати лет. Семпай заставит тебя потрудиться ради этого. Сакура рассмеялась, чувствуя себя легче, хотя ситуация не изменилась. — Так что можно с уверенностью сказать, что симпатизировать Учиха Итачи очень сложно. Никаких ночёвок в последнюю минуту не будет. Вместо этого мне придётся довольствоваться моими обычными приятелями по обнимашкам. Это мгновенно вызвало переполох — нинкены стали заверять её, что уж они-то её очень любят и у них на уме нет ничего, кроме большого количества почёсываний за ушком. Булл даже зашёл дальше — подошёл к шкафу и вытащил футоны, с упрямой решимостью перетаскивая их так, что они в основном лежали бок о бок, при этом его коротенький хвост вилял так сильно, что всё тело сотрясалось. — Знаете, Какаши-семпай, если бы я гонялась за вами, не похоже, что мне пришлось бы преодолевать такое уж большое расстояние. Всего лишь расстояние объятия.-х-
Сакура долго колебалась, прежде чем Какаши-семпай опустил голову. Она просунула палец под ткань его маски и потянула ту вниз. Семпай скорчил гримасу, обнажив толстые клыки и другие острые зубы. — Если бы это было лет пять назад, другие бы обзавидовались, — сказала Сакура, нежно касаясь его лица руками, окутанными медицинской чакрой. — Это второй раз, когда я вижу ваше лицо, семпай. Она не могла устоять и подняла одну руку с того места, где прижимала их к его челюсти, и провела по пушистому краю большого треугольного уха. Оно ускользнуло от неё, а Какаши нахмурился. — Нам нужно поговорить о плохих прикосновениях, Сакура? — Люди, использующие мои рога, чтобы наклонить мне голову, не должны возражать против того, чтобы их трогали за ушами. — У тебя в рогах даже нет нервов. Что ты будешь делать, если из-за тебя я стану вилять хвостом и уроню это полотенце? — Сядете, семпай, — сухо возразила Сакура. — Развяжется оно или нет, но пока вы не встанете, я не увижу ничего такого, чего не видела раньше. Я собираюсь прекратить посылать природную чакру по каналу связи — если будете следовать шаблону, изменения должны полностью обратиться вспять, хотя не могу обещать, что в вашей ДНК не будет повреждений, которые, как мы увидим, проявятся в виде рака лет через десять. — Сай разрешил тебе трогать его хвост? — спросил Какаши-семпай, пока Сакура отслеживала скорость его регрессии. — Да, семпай. Сай разрешил потрогать его хвост. Однако я не прикасалась к чешуе на груди Митараши-сан, если вы ведёте к этому. Последовало долгое молчание, пока его челюсть сдвигалась, чтобы вместить человеческие зубы, затем он сказал: — Значит, Хьюга разрешил тебе дотронуться до… — Семпай!-х-
Сакура отправила записку Хокаге, чтобы сообщить ей, что они будут проводить испытания; записка, которая дала ей добро, пришла вместе с крошечным слизняком для надзора, и тот в настоящее время сидел на её плече. Они провели несколько экспериментов без людей в зоне сети, чтобы установить, что теперь устрашающе разросшийся Канашибари Сакуры может преодолеть требуемое расстояние, не разрушившись, но покрывать ею лес, полный бурундуков и оленей, — это совсем другое дело, чем удерживать в ловушке человеческий разум. Вместе со своим одобрением и своим доверенным лицом Цунаде-сама отправила уведомление часовым, чтобы те ожидали посетителей на стене и позволили им беспрепятственно работать. Сакура послала Неджи-сана сообщить капитану стражи, что они начинают испытание — её нервы были уже не на том уровне, чтобы давать объяснения незнакомцам. По крайней мере, Цунаде-сама также проинформировала деревню о том, что следует ожидать применения гендзюцу. Она взвесила риск того, что какой-нибудь шпион донесёт Амегакуре, и не стала поднимать панику среди её и без того напряжённого населения. Сакура сожалела о необходимости, но лучше это, чем идти против вражеской деревни с техникой, которая работала только в теории. Она заняла самую высокую точку в Конохе, так что теперь любовалась скелетом огромного зверя, пытающегося воскреснуть — в сумерках выступали железными рёбра недостроенных объектов. Она устала — они все устали, — и достаточно интенсивно использовала природную чакру, так что у неё оставались кончики рогов. Но у них к тому же заканчивалось время. Не было никакой особой причины, по которой их эксперимент этим вечером должен был провалиться, но у них не было достаточно времени, чтобы что-то исправить, если бы всё сорвалось. Они должны уйти завтра к полудню, чтобы встретиться с командой марионеточного корпуса Суны, которую нужно разместить до начала операции «Ливень». Какаши-семпай в одностороннем порядке решил, что они позавтракают с теми, кто когда-то был Седьмой командой, и Итачи, прежде чем уйдут. Сакура всё ещё испытывала искушение изобразить Какаши-семпая и просто не появляться, за исключением того, что она была совершенно уверена, что неловкость от того, что её выследит и доставит нинкен, будет хуже, чем добровольное появление. — Все на местах? — спросила она, расправив плечи, чтобы снять с них напряжение. Непривычный комплект униформы зашевелился при этом вместе с ней. Их новое снаряжение доставили заранее, а ей не хотелось надевать новые ботинки на предстоящую длительную пробежку. На просьбы изменить дизайн не было времени, хотя каждая униформа была сшита на заказ с учётом изменений в теле, которым подвергался каждый член её команды, находясь под воздействием природной чакры. Её чёрные ботинки оставляли пальцы ног открытыми, но встроенные щитки на голени поднимались значительно выше колена; кобура для ножей удобно сидела поверх чёрных штанов, немного более плотно облегающих, чем стандартные джонинские, но ткань оставляла много свободного пространства, чтобы не нарушать её гибкость. Облегающий жилет, который она носила поверх такой же черной рубашки, представлял собой комбинацию керамических пластин и кольчуги между слоями кевларовой ткани, с высоким усиленным воротником. Кольчуга была постоянно закреплена на месте, но пластины вставлялись в специальные кармашки и могли быть заменены. Отсутствовало множество карманов, как в стандартных жилетах, но она взамен ей дали несколько запечатанных свитков небольшой ёмкости, прикреплённых сзади к ее поясу. У неё были новые нарукавники и хорошо подогнанные перчатки без пальцев, как она и просила, но вот капюшон был новой деталью. У всех них — а им выдали одинаковую униформу — были длинные разрезы сверху, чтобы разместить рога или уши, но именно у Сакуры были усиленные поля, которые жестко удерживали его там, где он крепился к её новой маске. Она беспокоилась, что это ухудшит её периферийное зрение, но на капюшоне на уровне глаз были глубокие выемки. Слишком изящно и стилизовано, чтобы быть творением, созданным в последнюю минуту. Сакура подозревала, что на них надеты переоборудованные прототипы, которые пережили разрушение Конохи. Судя по маскам, она заподозрила Корень. Сакура испытывала такое же глубокое беспокойство по поводу этой маски, как и по поводу последней, которая у неё была. Невыразительная, чёрная, гладкая — в ней использовались какие-то хитрые материалы, так что даже участок, через который она могла видеть, был неотличим от остальной части маски, если смотреть снаружи. Униформа, созданная для того, чтобы превратить её в безликое оружие — аватар смерти. И она видела в этом только милость Цунаде-сама, которая увековечит имя отряда и избавит людей в нём от дурной славы. — Хьюга на позиции, — раздался голос Неджи-сана в её наушнике. — Готов, — последовал ответ Сая. — Готова, — произнесла Митараши-сан. — Как только будешь готова, тайчо, — лаконично ответил семпай. Сакура хорошо знала страх: она тренировалась с ним и пережила его. Однако это было не то, что она хотела дать этой деревне. Поэтому она погрузилась глубоко в свои воспоминания, не такие давние, как когда она находилась в Седьмой команде, но до влюблённости, до Итачи, до Дейдары, до Сасори, до стольких других болезненных событий. Словно спокойный, прогретый солнцем участок реки, до того, как тот превратится в дикие водовороты, она вспомнила вечера кино с семпаем и Тацуо, нинкенами и Судаем. Сакура вспоминала это отчаянно, яростно, позволяя себе тосковать по этому так же, как её гораздо более юное «я» тосковало по Саске. Медленно вращающаяся жемчужина природной чакры внутри неё распускала лепестки силы по её меридианам, и она была щедра, изливая её в узы, которые связывали её с отрядом. Раздались приглушённые звуки дискомфорта. Несмотря на то, что она фильтровала чакру через свою печать и собственные каналы, она не была истинным Мудрецом. Но они это вынесут. Какими бы разными они все ни были, каждый из них посвятил себя этому месту, этим людям, идеям Конохагакуре. — Тогда давайте дадим им приятный сон, — сказала она и дала волю чувствам, даря массам то же чувство сопричастности, радости, покоя, которое она обрела в те дни. Призрак был весь в мерцающих огнях, похожих на сотню тысяч светлячков, и они окутали погружённую во тьму деревню. Как там говорилось? Единственный лёгкий день был вчера? Сакура уже устала до костей, устала душой, а сегодняшний день ещё даже не стал вчерашним, и с этого момента становился только хуже. Завтра она заставит себя, а потом снова заставит, чтобы прибыть вовремя и совершить ужасные поступки. Вещи, которые она не хотела делать и сделала бы в любом случае, потому что жизни этих людей значили для неё больше, чем страх жить с тем, что она может сделать. Хокаге обнародовала позывной команды одновременно с прибытием их снаряжения: «Разжигатели страха».