И никак иначе

Сыворотка правды. Бездумно верчу в руках полный флакон. Она мне даже не понадобилась, девчонка и без нее всех сдала, не успела я достать палочку. Описалась от страха, думала, я буду пытать ее круциатусом. Да и надо было, откровенно-то говоря. Надо было. Но я не захотела. Уже в который раз после того, как я применила его к «ней», не хочу. Что-то происходит со мной… не то. Пустота внутри ничем не заполняется. Я ничем не заполняюсь, как сосуд без дна. Ничего не доставляет… Радости? Нет. На радость я уже давно не надеюсь, последней радостью был как раз таки проклятый круциатус, который доставил мне почти такую же боль, как и ей. Боль, от которой полегчало. На мгновение пролился свет, а потом снова опустилась темнота. Обкладывать гриффиндорцев бесконечными взысканиями, унижая их декана публично – это вне всякого сомнения весело, однако… Нет, мать моя волшебница! Это не весело, более того, это даже не приятно! Где-то, будто бы в соседнем классе, о стену разбивается ваза. Мой любимый сиреневый фарфор. Его бью я. И чертов кабинет мой. Котята с ужасом пятятся назад и прячутся по своим плетеным корзиночкам. Противный мерзский писк ненастоящих кошек, который я ненавижу. И что мешало мне все эти годы… почему я упорно не завожу себе настоящую? Скажем, огромную ленивую ангорку, вальяжную, пушистую... белую, как мой собственный патронус. Блаженно трусь щекой о собственную кофту, а могла бы… Бормочу заклинание - собираю осколки. Восстановить из разбитого? Нет. Ничего нельзя восстановить из разбитого. И этот сиреневый… больше не желаю видеть сиреневый! Ко мне настойчиво стучатся. Неужели кто-то пришел посочувствовать разбитой посудине? Кто бы это ни был, его сейчас может постигнуть та же участь. Если это, конечно, не она. Я мысленно стонаю… или не мысленно, черт! Я не видела ее несколько дней. Не позволяю себе видеть. Хочу помнить ее лицо, снова и снова представлять себе его. Каким оно было, когда я сняла с квиддича одну-единственную команду. Одного-единственного факультета. Хочу облизать губы, они сухие, словно подметки старых ботинок. Минерва Макгонагалл была тогда зеленее собственной мантии, но спорить не стала. Не стала, чтоб ей пусто! Старая ведьма всегда знала, как лишить меня последнего удовольствия. Проклятый сквиб в буквальном смысле ломает мне дверь. Ну что там опять с этими мелкими недоносками?! Как же я ненавижу детей! Всех до единого. И почему люди сразу не появляются взрослыми? Как, в сущности, было бы удобнее. Сразу стать адекватным человеком, минуя эту прыщавую стадию выброса никому не нужных гормонов, когда можешь запросто влюбиться в какую-нибудь старую потаску… - В чем дело, мистер Филч? – я резко распахиваю дверь кабинета. Еще немного, и по носу. Жаль, что нет, старый идиот умеет весьма резво отпрыгивать. - Я хотел доложить, директор, что вечерний обход завершен, - он раболепно вытягивается в струну, едва не пристукивая пятками, как старый магловский полковник в отставке. Альбус Дамблдор определенно любил забавы ради держать в школе подобных персонажей. Видимо, на их фоне дед казался себе еще умнее и благообразнее. Возможно, даже красивей. Я ухмыляюсь этой мысли, даже не пытаясь скрыть презрения. Этот идиот все равно не поймет, что оно адресовано именно ему, даже если выплюнуть прямо в лицо. Я подпираю плечом дверной косяк и скрещиваю затекшие от долгого сидения ноги. Вечерний обход, значит. Я снова торчу здесь допоздна. Я снова не хочу идти в холодную постель, но здесь не лучше, в этом кабинете еще холоднее. Но тут я хотя бы могу придумать, что у меня есть дела. Что я занята и кому-то нужна. Оправдать бессмысленность существования. В спальне это раздавит. Она тоже всегда сидит допоздна. Она тоже не спешит возвращаться к своей собственно пустоте. Она… - Продолжайте, Филч, - я едва могу скрыть зевок. – Что-то опять стряслось? – иначе ведь и быть не может. – Вы так усердно стучались, - я сама начинаю нетерпеливо постукивать каблуком. - Нет, мэм, все спокойно и без происшествий, - самозабвенно докладывает он, а я… я просто хочу сказать «авада кедавра». «То есть ты полчаса барабанил мне в дверь, чтобы сказать, что нет никаких происшествий?» - Прекрасно, мистер Филч, очень хорошо, - выдавливаю из себя самую что ни на есть благодушнейшую улыбку. «Я не сомневаюсь, что это исключительно твоя заслуга! Иначе ты не уберешься, правда?» В последнее время все действительно как-то слишком уж тихо. Я невольно хмурюсь, закрывая за ним дверь. После того, как место тайных собраний было обнаружено, а гриффиндорцы подверглись хорошенькой трепке, заняв почетное первое место с конца среди факультетов, диссиденты в них подозрительно попритихли. Если не сказать – притаились. Даже Поттер с его навязчивой идеей о том, что Темный Лорд вернулся, казалось, немного успокоился. «Я не должен лгать», - упрямый выскочка писал это сорок минут, кривясь от боли, пока не закапал мне все салфетки своей кровью. Возможно, наказание оказалось слишком болезненным, и он решил больше на него не напрашиваться, равно как и его друзья. Возможно, Макгонагалл попросила своих обожаемых детишек быть поосторожнее и не нарываться на неприятности. Кто знает. В любом случае, слишком уж звенящая тишина всегда кажется подозрительной и не к добру. Я вдруг задираю рукав и смотрю на свою руку. Почти зажила. Я давно ничего не пишу. Я хочу, чтобы написала она. Мне и для меня. То же, что и Поттер. «Я не должна лгать!» Не должны лгать, профессор. Никогда больше не должны лгать о том, почему вы предпочли мне кого угодно. Почему сейчас предпочитаете… и почему делаете вид, что вам не все равно? Из жалости? Неет. Из страха? Тоже нет. Вы что-то чувствуете и вам горько… «Ну что ты, глупая, не тешь себя надеждой…» Я семеню по кабинету взад и вперед. Туда и обратно. Тесно, как же здесь тесно. Душно. Этот приторный «клубника со сливками» запах… это от меня. Это мои духи. Я хочу содрать их с себя и выбросить. Вместе с кожей, вместе с волосами, которые пропитались ими насквозь. Меня тошнит. Снова. Как в детстве… как у нее в кабинете, как в больничном крыле, куда я ее отправила. Как жалко, что я не отправила туда собственную мамашу. В свое время. Все нужно было исполнить в свое время. Хватаю палочку со стола и направляю на себя. Одно мгновение и я забуду. «Обливиэйт», - и ты больше не вспомнишь, кто такая Минерва Макгонагалл. Ты больше не вспомнишь, кто такая Эллен Кракнелл. Зачерпываю побольше воздуха, но он не входит в легкие. Я просто выкашливаю его обратно. Нужно будет выпить сироп. Ну же, Долорес, давай! Покончи с этим. Ты ничего не теряешь… кроме своей, кхе-кхе, карьеры. Да какого хрена?! Палочка летит в ящик стола. С тобой нельзя так обращаться, подруга, я знаю. Ты такая же обидчивая, как твоя хозяйка. Неуравновешенная, злобная и совершенно неадекватная… Я бегом бросаюсь из кабинета, сжимая в руке «тот самый» пузырек. Хоть где-то он должен был мне пригодиться. Старания великого зельевара просто не могли пропасть даром. Интересно, сколько сейчас времени? Она еще там… Ее просто нужно вызвать к себе и «угостить» чаем, все так просто, что даже смешно. Я быстро оказываюсь возле аудитории. Дверь заперта. Она ушла. Больше не сидит до поздней ночи, подслеповато проверяя самостоятельные. Больше не портит глаза, больше не боится возвращаться в одинокую старушечью спальню. Возможно, и никогда не боялась. Что я вообще о ней знаю? Так катастрофически мало и так катастрофически много. Слишком мало для того, чтобы понимать ее, и слишком много для того, чтобы простить. Я иду в преподавательское крыло. Спокойно иду. Торопиться больше некуда. Без палочки и без лишней адекватной мысли в голове. Хватай за шкирку и выкидывай с любого балкона. Превращай в волосатую розовую гусеницу – да на здоровье. «Мистер Поттер, почему вы не в постельке? И что забыли в такое время в преподавательском крыле?» «Пришел оторвать вам голову, директор Амбридж…» «Ааа, ну что ж, извольте… будьте так любезны…» Чем ближе к ее комнате, тем больше кружится голова. Пьяная эйфория, сменяющаяся острой болью в висках. Она снимет боль… если только захочет. Я стучусь. Ну вот и все. Она открывает не сразу. Спала… Нет. - Долорес. Что-то случилось? – окидывает меня удивленным взглядом. Искренне удивленным. Не ждала. - Бросали бы курить, Минерва, - из приоткрытой двери несет едким табачищем. Как мужик. Запах сводит с ума. - Вы для этого… - Для этого, - перебиваю я, наблюдая, как она туго запахивает темно-зеленый халат. Красивый. Не такой, в котором она лежала в лазарете. – Могу я войти? - Что-то случилось, Долорес? – снова спрашивает она, не торопясь давать добро. – Я собиралась ложиться. - Успеете, - я буквально сую ей в нос снейповский пузырек. - Что это? – она прищурившись вглядывается в кристально чистую жидкость. - Пытаетесь определить состав по цвету? – я снова противно кашляю. То ли это ее табак, то ли я совсем дура со своим извечным «кхе-кхе». Она молча взирает на меня сверху вниз. – Это сыворотка правды. И я хочу подлить ее. - Кому? – спокойно произносит она, даже не шелохнувшись. - Вам, - одними губами произношу я, а затем резко разворачиваюсь на каблуках, собираясь в самом прямом смысле дать деру. Магнитные бури. Артур Уизли утверждал, что они влияют на всех, а не только на маглов. Любопытная теория оправдания идиотизма. Сейчас она мне невероятнейшим образом подходила. Я делаю торопливый шаг, но костлявая рука крепко впивается мне в предплечье. Один уверенный рывок, и я оказываюсь в на удивление хорошо освященной и уютной комнате. Я не была в ней… очень давно не была. Успела забыть. Дверь за мной с хлопком закрывается, и она тут же убирает руку. Плечо неприятно «пустеет», немеет. Я хочу, чтобы она вернула руку, даже если та делает мне больно. Я хочу, чтобы она делала мне больно. Сейчас. Всегда. Как мама, как мамочка. - И что же ты хотела узнать, Долли? – ее голос звучит равнодушно. Без какого-либо участия. Она ли баюкала меня на руках, когда я билась в очередном припадке? Возможно, мне это просто приснилось. Все, что было связано с ней, мне просто приснилось… Ее нет. Она не такая. Она не любит и не жалеет. Ей наплевать. Она стоит прямо, гордо вздернув острый подбородок, поджав тонкие бледные губы, пахнущие табаком, всегда горьковатые на вкус. Я помню, это было однажды. Однажды во сне… или не во сне. С ней всегда было не ясно, сон это или явь. С ней всегда было так сложно, плохо… безумно. - Хочешь, я выпью? – она забирает у меня пузырек, слегка надавливая на мои пальцы своими. Я покорно отдаю, а затем едва заметно мотаю головой. «Нет, не хочу…» «А чего хочешь?» - она улыбается мне одними глазами. «Остаться…» -