***
Двенадцатый отряд всегда, с момента своего переименования в Бюро Технологических Исследований, отличался от остальных. Он не был больше или меньше, не был слабее или сильнее. Он просто был другим. Здесь не было казарм, были жилые корпуса, не было додзё и тренировочных площадок, зато был испытательный полигон. Полигон тоже отличался — на нем шинигами друг с другом не дрались, по крайней мере в адекватном состоянии. Даже кабинет, фактически сердце отряда, хранилище документации и место работы капитана и лейтенанта, был не один. Практически у всего офицерского состава были свои кабинеты, и различались они настолько же, насколько отличались друг от друга сами офицеры… — Нему! Где тебя носит, идиотка, сколько можно копаться?! Подобные вопли в коридорах двенадцатого отряда слышно было чаще всего. Капитан отряда Куроцучи Маюри мог спокойно подолгу обходиться без еды и воды, когда его затягивало очередное исследование, мог не спать неделями, благо всевозможных препаратов для поддержания бодрости тела и ясности ума в лабораториях было как Пустых в Уэко Мундо. Рядовые и младшие офицеры сплетничали, может ли их капитан обходиться без воздуха, и сколько именно (старшие не спорили — они знали, что может, и от того опасались собственного научного руководителя ещё больше). Но вот ждать Маюри не умел от слова «совсем». — Принеси план опытов за этот и прошлый месяцы, и позови ко мне Акона, — Куроцучи внимательно всматривался в экраны компьютеров, быстро пролистывая список каких-то отчётов. — Куда опять все задевали, бездельники, сколько раз говорить можно… Безмолвной тенью скользила по коридорам самый странный лейтенант Готей 13 Куроцучи Нему. Самая послушная и исполнительная шинигами, таких, как она, больше нет и не будет. И дай Ками, чтобы не было… Искусственная душа в искусственном теле, эта стройная брюнетка своим полным спокойствием и неживым голосом наводила оторопь на рядовых обитателей Сейрейтей. Лейтенанты привыкли к её особенностям, хоть и не сразу, ей же самой, казалось, ничего не интересно, кроме работы и ее капитана. Казалось… Никто и заподозрить не мог, что у Куроцучи Нему могут быть друзья. И зря — один друг у неё всё-таки был. С третьим офицером Аконом Нему чувствовала себя… живой. С ним можно было и обсудить результаты его исследования, и поделиться новостями с последнего лейтенантского собрания, Акон с лёгкой улыбкой разъяснял девушке непонятные моменты, коих бывало немало. Кабинет третьего офицера двенадцатого отряда как всегда встретил лейтенанта клубами табачного дыма — вытяжка не справлялась с объёмом работы. Где и как добывались генсейские сигареты, тем более в ТАКОМ количестве, не знал никто, включая Маюри. Капитану было все равно, остальные не рисковали спрашивать. На звук открывшейся двери Акон не среагировал. Узнать реяцу Нему на расстоянии не представляло для него сложности. — Третий офицер Акон, вас вызывает капитан отряда… — голос без единого оттенка эмоций, неподвижно-спокойное лицо. Ничего не выражающее лицо — только для тех, кто не дружит с Нему. — Иду, лейтенант… — учёный развернулся вместе с креслом, поднимаясь на ноги, попутно пробегаясь пальцами по клавиатуре и блокируя компьютер.***
Стройный светлый силуэт незаметно для всех скрылся в одном из боковых коридоров. Шини неслышной тенью скользнул следом, как раз вовремя, чтобы увидеть, куда держит путь ледяная дева. Подземный водопад, ну конечно. Шум воды, заглушающий все звуки. Где же… Соде-но Сираюки сидела на циновке в самом углу, укрытая тенями. Если он ещё не ослеп и не оглох, она плакала… Подойти, специально позволить своей тени упасть перед ней. Испуг, вскрик, всплеск реяцу… Покрасневшие глаза, мокрое лицо, тонкие пальцы, судорожно стиснувшие ткань кимоно. Казешини замер. Ками-сама, что ей сказать?! Как успокоить, утешить?!. Вот же… — К-казешини… Что ты тут делаешь? За-зачем ты… — Тише, тише, я… Я не хотел тебя напугать. Прости, Соде-но Сираюки… У… у тебя… с тобой все хорошо? Дурак, дурак, дурак!!! Видно же, что нет! — Все… все нормально. Правда, все хорошо… Иди, Казешини… Я в порядке. Какого гиллиана, где ты в порядке? Я же не слепой. — Соде-но Сираюки… Что все-таки… — Ничего! Оставь меня, пожалуйста… — Я же вижу, что-то случилось! Я могу тебе помочь?.. Ну же, давай, не бойся! — Не стоит беспокойства, Казе… Все. Хватит! Метнуться к ней, успеть поймать за руку, рывком вернуть вскочившую было занпакто на циновку. Успеть подхватить, чтобы не ушиблась… Бережно опустить руку на такую хрупкую спину. Осторожно присесть рядом… — Соде-но Сираюки, позволь тебе не поверить?.. Не бойся, скажи, что с тобой?.. Только бы не испугалась. Пожалуйста, расслабься, я же не желаю вреда… Ками-сама, он что, говорил вслух?! Похоже, что да… — Казешини, я… Ай! Только не это. Его ладонь у неё на спине. Она дрожит. Ей больно, очень больно… и Шини знает, менос подери, отчего! — Ты ранена. Ранена этим ядовитым занпакто. И молчишь! Тихий, устало-обреченный вздох. Обессиленно склоненная голова, поникшие плечи. — Я устала… Царапина совсем маленькая была, я её даже не заметила. А потом она начала болеть… — Почему ты молчала, когда поняла, что болит? Почему не попросила помочь?! — А кого бы я попросила о помощи?! Вот же… Блин. А ведь правда… Она одна, все время. Девчонки вроде Тобиуме или Сузумебачи ее избегают, Хайнеко то и дело пытается казаться лучше неё… Безуспешно, кстати… Не к парням же за такой помощью подходить! Потом прохода не дадут… — Будем считать, что я тебя поймал. Ты позволишь тебе помочь, Соде-но Сираюки? О, оживает. Слава Ками… Подняла голову, улыбается… Какая она… — Поймал, говоришь… — Именно… — Х-хорошо, К-казешини… Ой, ну во имя всего святого… Кстати, есть ещё один щекотливый вопрос. — Где у тебя… Ну…ты поняла… — На плече. Она небольшая… была сначала. И, Казешини, можно тебя попросить… Глядя в льдисто-голубые глаза, Казешини ясно понимал, что ей можно всё… — Слушаю? — Ты можешь… — могу ли я, ну, что я там могу?.. — звать меня как-нибудь… покороче? Занпакто моргнул. Потом ещё раз моргнул, расплываясь в довольной улыбке. Вот оно… — Согласен. Но на взаимных условиях! Идёт? Как же ей идёт улыбка… И где же раньше были его глаза?.. — Идёт! Шини… Так можно? . О, да… — Можно… Юки?.. От её улыбки в пещере становится светло и тепло, хотя она ледяной занпакто, а он сущее воплощение тьмы… Ох-хо-хо… А ведь ещё процедура впереди. Она ещё возненавидит его. И он как никто её поймет! — Покажешь фронт работ? — Да, сейчас… Пусти меня?.. Не хочется отпускать. Вот не хочется, и все! Но надо… Эх. У неё прохладные, очень тонкие пальцы. С трудом верится, что в этих пальчиках может оказаться меч. Обманчивое впечатление, она очень сильна. Хрупкое запястье, белая кожа… Как, как посметь прикоснуться лезвием?! Рукой-то тронуть страшно… Вот оно. Вспухшая, покрасневшая, воспаленная рана чуть выше локтя. Хорошо, действительно небольшая, меньше, чем была у Казешини, по крайней мере вдвое. Хоть бы неглубокая оказалась… — Шини… — как звучит… Как потрясающе звучит его имя её голосом! Слушал бы и слушал… — Шини, а как ты… будешь это лечить? Ками-сама… Ну и что он должен сказать?.. — Пораженный участок придётся срезать, Юки… — ее губы дрожат, только не плачь… хотя о чем это он, у самого слёзы текли. — Юки… — Спасибо… — Ч-что?!!! — Спасибо тебе. За честность. Я вытерплю, давай… Как ты там говорил, Шухей?.. Чтобы всех не перепугать?.. — Ты только сожми что-нибудь в зубах, ладно?.. Так проще, поверь… О боже. Она прячет лицо у него на плече… Банка с мазью наготове, клинок кусаригамы обработан… начали. Это было непросто. Соде-но Сираюки держалась до последнего, отвернувшись и закусив край рукава. Казешини изо всех сил пытался отвлечь сжавшуюся от боли девушку, болтая без умолку. Как же было страшно, во имя ветра, как было непривычно страшно! Чтобы он, ветер, несущий смерть, боялся причинить боль… Но вот рана обработана, и ледяная занпакто одернула рукав. — Спасибо, Казешини… — как же светятся её глаза! Следы недавних слез на удивление ей к лицу… и о, Ками, она улыбается! — Ты молодец. Теперь рана быстро затянется, шрама остаться не должно. — Откуда ты знаешь? И где ее достал, мазь эту? Вот же… Палево. Надо же было так глупо проговориться… Ветер Смерти сконфуженно отвернулся. И вздрогнул от неожиданности, когда ему на плечо легла тонкая прохладная ладошка. — Шини… Ты ведь не все сказал, верно?.. — Что ты хочешь от меня услышать… — Я никому не скажу, правда! Тебе рассказал… — Мой шинигами. Это он дал мне мазь. Как ты догадалась? — У тебя совсем свежий шрам на спине, утром его не было… А выглядит он как почти заживший! Казешини опустил голову. Ну не дурак ли, так по-идиотски проколоться… Рядом прошуршало кимоно: Соде-но Сираюки подсела поближе. — Казешини… — занпакто осторожно покосился на устроившуюся совсем рядом девушку. Какая же она все-таки красивая, дух захватывает… — Я просто хотела спросить, ты же ещё встретишь его? Ну, твоего шинигами? — Ч-что?.. А, Шухея… Не знаю… наверное встречу, я же обещал его убить! — Ками-сама, ну что он несёт… — А… а что?.. — Можно тебя попросить? — Конечно… — Я хочу его поблагодарить, Шини… — щеки Казешини коснулись мягкие губы. Занпакто замер, ошарашенно хлопая глазами, а Соде-но Сираюки положила голову ему на плечо. — Поможешь мне?.. Да все, что хочешь, чуть не заорал Шини, осторожно приобнимая стройную талию ледяной красавицы и бережно привлекая ее к себе поближе.***
Лейтенант девятого отряда возвращался с вечерней тренировки. Сумерки укутывали Белый город сиреневым покрывалом, постепенно затихали звуки на улицах. Сейрейтей засыпал. У Хисаги слипались глаза. Приближался конец месяца, самое неприятное время для лейтенантов и капитанов. Над их головами висела истинная кара богов под названием документация. Кому и зачем в Готей 13 нужно такое количество бумаги, не знал никто, включая первый отряд. Хотя именно перед офицерами этого по сути главного отряда и предстояло отчитываться всем без исключения… Невеселые мысли Хисаги прервал звон воткнувшейся в землю… кусаригамы. Недалеко от него, преграждая путь, поблескивало такое знакомое лезвие. Шухей тяжко вздохнул. — С каких пор ты начал ошибаться, Шини?.. Ты же не мог промазать на несколько метров? Язвительный смех с ближайшей крыши. Порыв ветра донес запах стали и крови. — И у тебя ведь даже мысли не возникло, что я мог это сделать намеренно? — Промахнуться? Намеренно?.. Это что-то новое… — Нахал ты, Шухей… И язва! — Так ведь учился у лучшего… — Хисаги обернулся, глаза его смеялись. Непривычно миролюбивый Казешини смотрел на хозяина с соседней крыши, улыбаясь во все клыки. — Ты не зазнавайся, я всегда могу передумать, да и кусаригам у меня две… — оба уже почти смеялись. В воздухе разливалось тепло. — Как бы то ни было, привет, Шини! — с языка так и рвалось «рад тебя видеть», Шухей едва сдержался. — И тебе не хворать, Шу, — занпакто подошёл ближе, выдернул из земли кусаригаму и принялся заботливо оттирать лезвие кончиком шарфа. Хисаги с интересом рассматривал воплощение собственного меча. Казешини бывал разным. Он мог быть ехидно ухмыляющимся, мог — откровенно ржущим, особенно над оплошностями хозяина. Чаще всего Ветер Смерти был озлоблен на весь мир, опять же начиная с самого Шухея. Изредка, сумев вырваться на волю и устроить-таки кровавую жатву, его хищный клинок бывал доволен собой и жизнью, ухмыляясь во все клыки. Но вот таким… счастливым он выглядел впервые! Серьёзно, просто изнутри светится! — Я это… Поговорить надо, — занпакто усмехнулся. Как многое изменилось за пару дней! Совсем недавно ему бы и в голову не пришло разговаривать со своим шинигами. Да что там — ударить мимо, не задев хозяина, он бы и не подумал! Теперь же… Вон и хозяин в шоке глаза вытаращил. — Э-э-э… Ну пойдём… — лейтенант подобрал челюсть и жестом пригласил занпакто следовать за собой. Как раз неподалёку расположен полигон девятого отряда, есть там один уголок укромный… из которого Хисаги сам лично пару дней назад убрал мозолившее глаза кресло бывшего капитана. Кто бы знал, чего ему это стоило… Под сенью старой вишни шинигами и его занпакто устроились прямо на траве. Прерывать уютное молчание не хотелось. Наконец лейтенант не выдержал. — Как там… дела у вас? Раненых много? Ну… ты понял… — Немного. Я собственно потому и пришёл, — на раскрытой ладони Казешини лежала знакомая баночка. — Ты просил тебя не подставлять, мало ли кому на глаза попадется… Хисаги медленно взял протянутую ему склянку. Мази явно убавилось. Задать вполне закономерный вопрос он не успел. — Спасибо, Шухей. — Вижу, пригодилась?.. — Не без этого… Ещё раз спасибо. Шинигами хлопнул свой занпакто по спине. — Одного «спасибо» вполне достаточно… — Второе от меня, — Казешини непривычно тепло улыбался, глядя куда-то вверх. — В смысле?.. — лейтенант непонимающе приподнял бровь. — Первое моё, — прозвучал звонкий девичий голос совсем рядом. Смутно знакомый голос… Трава покрылась инеем, чуть слышно шелестя на ветру. Улыбка Казешини, казалось, сейчас осветит весь полигон. К замершим в тени парням шла — плыла — девушка в белом кимоно. Светлые пряди волос окутывали стройную фигурку снежным ореолом. Шухей вскочил на ноги, борясь с желанием протереть глаза. Прекрасная незнакомка казалась видением… За спиной шинигами прошуршали шаги — его занпакто возник рядом с девушкой, бережно приобнял за плечи и приблизился к хозяину вместе с ней. Красавица скромно опустила глаза. Казешини сиял улыбкой, осторожно сжимая хрупкие тонкие пальцы, и до Хисаги начало доходить… — Хисаги-сан… Спасибо вам большое. Ваша мазь спасла мне жизнь, — светлые льдисто-голубые глаза девушки-занпакто смотрели, казалось, прямо в душу. — Прошу вас, не стоит, я очень рад, что смог помочь, — мысленно Шухей клял себя последними словами за косноязычие. Но что, Ками-сама, что он мог ещё сказать?! Ухмылка Шини, казалось, стала ещё шире. Вот же зараза язвительная… — Прошу меня простить, я не имею права задерживаться. Ещё раз спасибо, — девушка шагнула вперёд, отпустив руку Шини, осторожно тронула щеку лейтенанта губами, поклонилась и исчезла, рассыпавшись облачком снежинок. Оставшиеся вдвоём Хисаги и Казешини посмотрели друг на друга. Занпакто отмер первым. — Вот за это и спасибо, Шухей. Я бы в жизни не решился к ней подойти. Если бы не эта твоя мазь, так бы и был один, как ветер в поле… Теперь же я самый счастливый занпакто в мире! Хисаги моргнул, приходя в себя. — Кто она, Шини?.. Ками-сама, какая пронзительная красота… — Завидуй молча. Таких, как Юки, больше нет! — Юки?.. — Соде-но Сираюки. Занпакто… — … Кучики Рукии. Точно, и голос похож… — Эй, мы свободные занпакто! Нечего… — Кретин, не вопи, всех перебудишь!.. Переругиваясь, периодически обмениваясь тумаками разной степени тяжести, шинигами и его занпакто шли к выходу с полигона. На прощание стукнувшись кулаками, парни разбежались каждый своей дорогой. Казешини мечтательно улыбался в пустоту — его ждала у подземного водопада самая красивая девушка на свете. На выходе с полигона на плечо Шухею неслышно опустилась Адская бабочка. Характерный рисунок на крыльях — отправитель из двенадцатого отряда. Не менее характерный запах — во всем Готей 13 есть только один шинигами, создающий бабочек-вестниц с запахом табачного дыма. У Акона даже реяцу дымом пропахла, улыбнулся Шухей.